В отряде графа Келлера
Великолепное впечатление выносится из поездок на передовые позиции в наступившие после нескольких дней ливня ясные дни.
Днём очень жарко, но вечера прохладны и положительно великолепны.
Но и ляоянская невыносимая жара умеряется, когда вы выедете за город и углубитесь в "сопки".
Так называются по-маньчжурски горы, хотя они далеко не представляют из себя действительных сопок, т. е. потухших вулканов.
Их вершины теперь действительно часто дымятся, но это, как я уже писал, дым сигналов, подаваемых японцам услужливыми китайцами.
Среди гор прелестные долины, то и дело пересекаемые светлыми как кристалл речками, видимо ручейками и лишь от дождей сделавшимися полноводными.
Воздух чистый и свежий.
Едешь лёгкой рысцой и, увлекаясь окружающими тебя картинами природы, положительно забываешь, что на сопке или при повороте может пред тобой вырасти хунхуз или японец и пустить в тебя пулю.
Но, заподозрит читатель в преувеличении, разве японцы так близко от Ляояна?
На это я могу ответить категорически:
Да, близко, их разъезды встречаются верстах в двадцати от города.
Но не об этом речь.
Я только хотел этим сказать, что для штатских путников такой сюрприз, как встреча с японцем или хунхузом, в этих местах возможна.
Отряд генерала графа Келлера расположен в 50--60 верстах от Ляояна на восток.
Далее идут передовые позиции, находящиеся всего в двух верстах от позиций японских.
В бинокль ясно видно, как движутся их маленькие и тоненькие фигурки, иные, придерживая свои шашки или сабли, видимо офицеры -- перебегают из фанзы в фанзу.
Японцы расположились в китайской деревне и растянулись по сопкам.
Наши тоже имеют позицию на горах.
Спустился мрак -- здесь темнеет быстро, довольно рано и как-то сразу.
Зажглись на биваках костры.
И вдруг послышалось стройное пение.
Огромный колоссальный хор пел сперва "Святый Боже", затем: "Спаси Господи, люди Твоя" и потом "Отче наш".
Это солдаты пели молитвы перед сном.
Соседние горы гулким эхом повторяли это пение, и оно как бы широкой волной охватывало неизмеримое пространство, достигая, конечно, до ушей японцев.
-- Какое, -- думаю я, -- впечатление производит оно на них?..
-- Никакого! -- быть может, скажут мне.
Я не поверю этому.
Слишком сильно, слишком торжественно это пение сотен грудей, чтобы не подчинить себе всякого, кто имеет уши, чтобы слышать.
Я был буквально растроган, и слёзы как-то сами собою брызнули из моих глаз.
Кульминационный пункт нервного раздражения.
Но была картина ранним утром, которая уже окончательно потрясла меня.
Два полка шли на передовые позиции.
Перед отходом служили молебен и кропили святою водою.
И вот во время этого-то молебна вдруг из тысячей грудей понеслось пение: "Спаси, Господи, люди Твоя!", и все головы обнажились, точно фуражки с двух полков были сорваны ветром.
Держа ружья наклонёнными к левой руке, солдаты молились.
А эхо гор вторило этой молитве, и она, казалось, неслась в вышину, к небу.
И несомненно донеслась, и солдаты с ружьями на плечах стройными рядами двинулись в поход, освещённые лучами яркого солнца, игравшими на остриях штыков.
-- С Богом, братцы! -- невольно вырвалось у каждого, наблюдавшего эту поразительную по своему величию картину.
В отряде генерала графа Келлера ещё свежо впечатление дела 21 мая под Хаяном.
Это было молодецкое дело.
Тёмною ночью отряд в четыре тысячи человек под начальством подполковников Лечицкого и Горского тихо пошёл на передовой отряд противника.
Его заметили и открыли по нем огонь, но наши солдатики продолжали идти под выстрелами и наконец молча без криков "ура" -- так было приказано -- бросились в штыки.
Две роты японцев были уничтожены, до двухсот японцев взяты в плен, лишь незначительная часть, считаемая единицами, спаслась бегством под покровом ночи.
Но в увлечении боя наши двигались всё вперёд и вперёд, и к рассвету очутились перед целой дивизией неприятеля.
Пришлось отходить, но отходить лощиной, под убийственным огнём с гор.
Несмотря на такое, более чем критическое положение, наши батальоны отошли в порядке, имея, сравнительно с их положением, незначительные потери.
Многие довольно серьёзно раненые остались в строю.
Так один офицер, получивший две пулевых раны в левую кисть руки, навылет, сам перевязал себе рану и не только остался при своей части, но и после окончания дела не пожелал идти на перевязку, что обыкновенно сопряжено всё же с некоторым служебным отличием.
-- Стоит ли из-за царапины! -- говорил он и говорил без всякого признака рисовки.
Его скромность, скромность героя, не позволяет мне назвать его фамилию.
Я дал ему в этом слово.
По мнению графа Келлера, бой под Хаяном имел огромное значение для выяснения способа борьбы с противников.
По предположению генерала в первых числах июля должно произойти решительное сражение.
Высказывается мнение, которое имеет не мало сторонников, что наши передовые, как южные, так и восточные отряды, имеют дело не с армией Куроки и Оку, которые сосредоточены у Фынхуанчена и Порт-Артура, а с территориальной армией -- армии же генерала Нотсу вовсе не существует, и он сам утонул.
Последнее известие здесь циркулирует уж давно.
Как подтверждение этого мнения указывается на то, что японская армия, особенно состоящая против восточного отряда, вооружена совершенно иначе, чем главные армии японцев; вынимаемые у наших раненых пули оказываются не в никелевой, а медной оправе и большего калибра, нежели пули винтовок.
Раны от них очень болезненны и больших размеров.
Кроме того, как говорят, констатировано несколько случаев стрельбы пулями с обрезанными конусами.
Такие пули, как известно, разрываются, и раны от них в большинстве случаем смертельны.
У убитых и раненых в карманах находят пилюли красного цвета.
Иные уверяют, что это средство от дизентерии, свирепствующей в японских войсках, а иные, что это род "допинга".
Интересно бы было произвести анализ этих пилюль.
В Лаояне в бараках "Красного креста" лежит раненый пленный японский офицер.
Я пробовал его интервьюировать с помощью переводчика, но он упорно ничего не отвечал на мои вопросы и только любезно улыбался.
По сообщению его соседей, он вообще говорит мало и лишь раз высказал своё желание побывать в Москве и в Петербурге.
В отряде генерала Мищенко захвачена японская повозка с тюками прокламаций, напечатанных по-русски в Токио и обращённых к нашим солдатам.
В них японцы убеждают солдат сдаваться в плен и даже переходить на их сторону, обещая за это великие и богатые милости.
Как наивность!
Жаль даже, что эти вздорные бумажонки не попали в руки нашим солдатикам -- они сумели бы употребить их на "цигарки" и на... другие надобности.