Вотъ что разсказали Ниндерманнъ и Норосъ, матросы съ "Жаннетты", о своемъ ужасномъ переходѣ на югъ, къ обитаемымъ мѣстамъ:
Не обращая вниманія на бурю и снѣжную выогу, холодъ и голодъ, мы цѣлый день шли впередъ. Не найдя себѣ пріюта на ночь, мы вырыли пещеру въ снѣжномъ сугробѣ и такъ какъ располагали только собственными руками да перочинными ножами, то употребили на эту работу три-четыре часа. Наконецъ, дыра была настолько велика, что мы оба могли въ нее влѣзть, и едва мы въ ней укрылись, какъ вѣтеръ нанесъ сугробъ снѣга, засыпавшій входъ въ нашъ снѣжный погребъ. На слѣдующее утро намъ пришлось долго работать, чтобы освободиться изъ этой своеобразной тюрьмы.
Проглотивъ нѣсколько капель спирту, мы немедленно отправились дальше. Внизу у рѣки намъ пришлось бороться съ такимъ яростнымъ южнымъ вѣтромъ, что мы едва могли продвигаться впередъ. Черезъ каждые нѣсколько шаговъ мы останавливались, задыхаясь, не будучи въ силахъ пошевельнуть ни однимъ членомъ. Такое безсиліе было неудивительно: наше питаніе давно уже состояло исключительно изъ ивоваго чая и нѣсколькихъ кусочковъ моржевой кожи, которые мы отрѣзали отъ нашихъ панталонъ.
Несмотря на холодный, рѣжущій вѣтеръ, мы заставляли себя двигаться дальше. Каждыя пять минутъ намъ приходилось ложиться на ледъ, чтобы передохнуть. Ноги отказывались повиноваться, но мы не поддавались: мы хотѣли во что бы то ни стало сдержать свое обѣщаніе и если бы не смогли больше итти, пробирались-бы дальше ползкомъ. Только смерть остановила-бы насъ.
Къ счастью, помощь была ближе, чѣмъ мы думали.
Вечеромъ 19 октября, обогнувъ выступающій мысъ, мы вдругъ увидѣли маленькую избушку. Она стояла въ узкомъ ущельи, между двумя высокими горами, на западномъ берегу рѣки. Вскорѣ мы замѣтили еще двѣ другія хижины -- маленькіе деревянные сараи, похожіе на палатки, обмазанныя глиной. Мы дошли до поселенія Булкуръ!
Кто можетъ себѣ представить нашу радость! Мы нашли кровъ и даже больше того: избушка оказалась чѣмъ-то въ родѣ склада припасовъ, и мы нашли въ ней около 6 кило сушеной рыбы. Насъ нисколько не смутило то обстоятельство, что рыба вся была покрыта плѣсенью: вѣдь она все-таки могла утолить нашъ мучительный голодъ!.
Только что мы принялись за варку нашей ѣды, какъ услыхали шумъ снаружи -- олени! Схвативъ ружья, мы тихонько подкрались къ двери, но она вдругъ распахнулась и на порогѣ показался тунгузъ. При видѣ ружья, онъ испуганно упалъ на колѣни, поднялъ руки вверхъ и, повидимому, умолялъ о пощадѣ. Мы постарались успокоить его знаками, но онъ долго не могъ превозмочь своего страха. Наконецъ, онъ все же рѣшился привязать своихъ оленей возлѣ избы и войти.
Едва онъ подсѣлъ къ намъ, какъ мы стали объяснять ему, что хотимъ пройти въ Булунъ, и что у насъ есть еще товарищи, оставшіеся на сѣверѣ. Но онъ не понялъ ни одного слова.
Вскорѣ къ избѣ подъѣхалъ цѣлый караванъ: семь мужчинъ, три женщины и 30 саней съ 75 оленями.
Понятно, что и имъ мы пытались дать понять, что гдѣ-то тамъ, далеко на сѣверѣ, нашъ корабль былъ разбитъ льдомъ и затонулъ. Съ помощью нѣсколькихъ, наскоро вырѣзанныхъ лодочекъ, мы старались наглядно показать нашимъ слушателямъ, какъ мы спасались съ тонущаго корабля; какъ мы съ санями, собаками и лодками пробирались по нагроможденнымъ льдинамъ черезъ трещины во льду, черезъ воду; какъ, наконецъ, добрались до этого берега и какъ къ нему пристали.
Чтобы объяснить имъ сколько дней мы находились въ пути, мы закрывали глаза и опускали голову, какъ-бы засыпая, и при этомъ отсчитывали на пальцахъ количество ночей. Всѣми силами пытались мы втолковать имъ, что капитанъ погибшаго судна послалъ насъ, чтобы добыть пищу, одежду и оленей; что мы должны вернуться за оставшимися и привезти ихъ въ какое-нибудь поселеніе, но что мы совершенно обезсилѣли отъ голода и усталости и не можемъ итти дальше; что уже шестнадцать дней прошло съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались съ товарищами, а между тѣмъ уже за два дня до того намъ нечего было ѣсть. Но увы, всѣ наши старанія не привели ни къ чему. Добродушные дикари ничего не поняли. Если минутами намъ и казалось, что имъ все стало ясно, то на слѣдующемъ словѣ приходилось убѣждаться, что изъ всего разсказаннаго они не поняли ни слова.
Тѣмъ не менѣе, мы не отступали и весь день старались знаками, жестами и новыми рисунками и моделями объяснить печальное положеніе нашихъ несчастныхъ товарищей.-- Все, все-было напрасно! Въ отвѣтъ на наши мольбы послать немедленно помощь погибающимъ, слушатели смотрѣли на насъ съ выраженіемъ полнаго непониманія.
Можно представить себѣ наше отчаяніе! Мысль о товарищахъ, можетъ быть уже погибшихъ или, во всякомъ случаѣ, близкихъ къ смерти, съ тоской ожидающихъ нашего возвращенія, неотступно преслѣдовала насъ. Въ концѣ концовъ, измученные физическимъ напряженіемъ и душевными муками, мы окончательно обезсилѣли.
И вотъ мы, безъ страха и колебанія смотрѣвшіе въ лицо смерти, перенесшіе неслыханныя страданія и муки -- забились въ уголъ избы и плакали, какъ дѣти.