По дорогѣ.
Средне-Колымскъ, Сѣверная Сибирь, 9-го марта, 1882 года.
Были такія мѣста на моемъ пути, а именно по ту сторону Ванкаремы или Ванкарамена, гдѣ было бы необходимо имѣть проводника; безъ этого послѣдняго намъ поневолѣ приходилось ѣхать только влеченіе немногихъ часовъ дня, когда было достаточно свѣтло, чтобы оріентироваться по береговой линіи, вдоль которой проходила дорога. Что на всемъ пути вплоть до Ванкаремы, при оживленности сношеній между находящимися здѣсь селеніями, у насъ всегда будутъ попутчики -- это я зналъ очень хорошо, но отъ Ванкаремы до перваго селенія у Иркайпійя (такъ называютъ туземцы мысъ Сѣверный) мы должны были ѣхать по мѣстамъ, совершенно не населеннымъ, гдѣ намъ предстояло провести двѣ, а, быть можетъ, и три ночи подъ открытымъ небомъ. Я опасался уже, что мнѣ не удастся вовсе найдти проводника для этого переѣзда, и потому несказанно обрадовался, когда какой-то старикъ изъ Ванкаремы, съ которымъ я встрѣтился въ Пилканѣ, обѣщалъ мнѣ проводить меня до Иркайпійя; я долженъ былъ дать ему за это нѣсколько сухарей, такъ какъ зубы его не годились уже для жеванія мерзлой моржовины.
Поѣздка черезъ устье Колючинской бухты до острова была продолжительна и затруднительна; собаки мои были непривычны къ подобнымъ усиленнымъ и тяжкимъ перегонамъ, а потому, застигнутые уже на половинѣ дороги темнотою, мы должны были остановиться и выстроить себѣ хоть какое нибудь убѣжище изъ снѣгу. Туземцы, тронувшіеся въ путь въ одно время съ нами, достигли селенія еще вечеромъ и немало безпокоились нашимъ замедленіемъ въ пути, въ особенности, когда мы не явились и втеченіе всей ночи; ихъ опасенія еще болѣе усилились, когда на слѣдующій день розъигралась буря съ метелью, которая, по ихъ мнѣнію, судя по тому, что дѣлалось у нихъ на островѣ, должна была лишить насъ всякой возможности разобрать дорогу. Мы покинули свой ночлегъ, едва разсвѣло; я предлагалъ Константину строго придерживаться оставленныхъ на снѣгу нашими предшественниками слѣдовъ, которые, однако, вслѣдствіе выпадавшаго во множествѣ снѣга, съ трудомъ можно было различать; на это онъ отвѣчалъ мнѣ, что его водовая собака провосходна и съумѣетъ сама найдти дорогу. Я, дѣйствительно, впродолженіе нѣкотораго времени полагался на инстинктъ животнаго, а именно до тѣхъ поръ, пока вѣтеръ, дувшій намъ до того навстрѣчу, не подулъ вдругъ въ спину; тогда я нѣсколько усомнился въ непреложности указаній собачьяго инстинкта и спросилъ Константина, въ какой сторонѣ, по его мнѣнію, находится островъ Колючинъ. Какъ я того и ожидалъ, онъ показалъ прямо передъ собою; къ счастью, я еще вечеромъ на ночлегѣ точно опредѣлилъ посредствомъ карманнаго компаса положеніе острова и, когда снова вынулъ теперь компасъ изъ кармана, то оказалось, что мы ѣдемъ почти по противоположному направленію.
Тогда я принялъ уже на себя должность проводника, и не успѣли мы проѣхать полчаса времени, какъ уже послышался вой и лай привязанныхъ собакъ; ничего еще не было видно, но на мой не разъ повторенный зовъ къ намъ подъѣхало скоро двое саней, нарочно посланныхъ съ острова на поиски за нами. Эти люди были сердечно рады, что розъискали насъ, и разсказали, что мысль о возможности для насъ заблудиться на льду пугала ихъ цѣлую ночь и не давала имъ ни минуты покоя; я поскорѣе успокоилъ ихъ, разсказавъ, какое приличное помѣщеніе мы имѣли на ночь, сказалъ имъ, что теперь я знаю навѣрное, гдѣ находится Колючинъ, и указалъ рукою его направленіе; затѣмъ я показалъ имъ еще мой компасъ, и такъ какъ случайно мы находились какъ разъ на югъ отъ этого острова, то указывающая на сѣверъ стрѣлка показалась имъ какимъ-то волшебствомъ; они были вполнѣ убѣждены, что она всегда показываетъ настоящее направленіе, по которому слѣдуетъ идти.
Пока я отдыхалъ въ Колючинѣ, прибылъ, наконецъ, и Банкеръ, какъ разъ черезъ одиннадцать дней послѣ обѣщаннаго срока; такъ какъ его прибытіе отчасти успокоивало меня, то я и принялъ его съ радостью. Теперь мы направились въ Ванкарему и продолжали нашъ путь гораздо скорѣе, нежели прежде; конечно, все еще не такъ скоро, какъ того бы хотѣлось мнѣ, вполнѣ зависящему отъ человѣка, котораго я въ силу глубокаго убѣжденія рчиталъ не только ненадежнымъ, но и дурнымъ. По всему пути туземцы предупреждали меня противъ него и увѣряли, что онъ непремѣнно замышляетъ что нибудь дурное противъ моей личности; они совѣтовали мнѣ лучше вернуться поскорѣе въ Идлидлю и предлагали даже отвезти меня туда. Но единственно, чего я опасался со стороны этого человѣка, это -- чтобы онъ не удралъ отъ меня вмѣстѣ съ санями и упряжкой и не покинулъ меня одного на берегу моря. Мнѣ не оставалось инаго средства, какъ наблюдать за нимъ зорко, не спуская съ него глазъ ни на минуту.
Днемъ, въ случаѣ его попытки бѣжать, я былъ бы непремѣнно предупрежденъ объ этомъ туземцами; ночью же я спалъ всегда въ одномъ съ нимъ домѣ и скоро до такой степени привыкъ быть осторожнымъ, что просыпался даже при малѣйшемъ шорохѣ. Втеченіе всего путешествія я ни разу не отдалялся отъ его саней дальше какъ на пистолетный выстрѣлъ и, повидимому, онъ самъ скоро замѣтилъ, что я его не спускаю съ глазъ ни на минуту. Сначала онъ пользовался моимъ незнаніемъ чукотскаго языка для того, чтобы къ вящшему удовольствію туземцевъ острить на мой счетъ и подсмѣиваться надъ мною и, наконецъ, однажды онъ сталъ даже кричать мнѣ самымъ невѣжливымъ образомъ; тогда я принялся отработывать его на хорошемъ англійскомъ языкѣ. Положимъ, что онъ ровно ничего не понялъ изъ того, что я говорилъ, но онъ зналъ очень хорощо, что я объ немъ думалъ. Совершенно добродушно сталъ онъ меня увѣрять, что онъ хотѣлъ только, чтобы я подвязалъ у себя ремень на ногѣ, но съ этого дня въ обращеніи со мною онъ измѣнился къ лучшему, а главное сталъ поосторожнѣе. По пути отъ Ванкаремы до мыса Сѣвернаго насъ застала презлая холодная погода, и никто изъ нашей компаніи,-- въ нашемъ поѣздѣ находилось нѣсколько туземцевъ съ тремя санями,-- не избѣгъ того, чтобы что нибудь не отморозить; къ счастью, всѣ эти бѣды были не велики и не опасны. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ по берегу видѣли мы большія массы плавучаго лѣса, и тогда здѣсь обыкновенно дѣлался привалъ, чтобы заварить чаю и сварить мяса. Эти случайныя остановки съ ѣдою, казалось, нѣсколько притупляли рѣжущій холодъ и дѣлали какъ путешествіе, такъ и въ особенности ночлеги болѣе удобопереносимыми. На перегонѣ между мысомъ Сѣвернымъ и Угаргиномъ расположены были нѣсколько селеній, но за то отъ Угаргина вплоть до Эрктреэна, туземнаго селенія на мысѣ Шелягскомъ, состоящаго изъ 19 юртъ, мы не встрѣтили ни одного человѣческаго сельбища и должны были провести три ночи на снѣгу и подъ открытымъ небомъ. Недалеко отъ Угаргина, въ селеніи Энмеатыръ встрѣтили мы нѣсколькихъ туземцевъ, отправлявшихся также въ Нижнеколымскъ; 8-го февраля, утромъ мы покинули селеніе въ числѣ 8 саней, везомыхъ, по крайней мѣрѣ, 90 собаками. Зрѣлище было блистательное, или, вѣрнѣе, могло бы быть таковымъ, если бы можно было что нибудь видѣть; но мы пустились въ путь въ 4 часа утра, часа за три съ половиною до разсвѣта; надъ нѣкоторыми изъ саней протянуты были покрышки отъ дождя изъ яркопестраго коленкора, а у многихъ сбруя была убрана красными лентами; одинъ франтъ нацѣпилъ даже на свою сбрую массу колокольчиковъ, и притомъ, видимо, только ради украшенія, такъ какъ ни одинъ изъ нихъ не издавалъ ни одного звука и всѣ были лишены язычковъ.
Погода въ этотъ день была сначала особенно хороша, но послѣ полудня поднялась метель, несшаяся намъ какъ разъ навстрѣчу и розъигравшаяся вечеромъ, когда мы остановились на ночлегъ, въ настоящую пургу, продолжавшуюся всю ночь и весь слѣдующій день. Когда мы укладывались спать, я выискалъ себѣ ложе за санями, но скоро принужденъ былъ покинуть это защищенное отъ вѣтра мѣстечко, такъ какъ едва не задохнулся отъ той массы снѣга, которая завалила меня. Тутъ только замѣтилъ я, что туземцы улеглись умнѣе меня на самомъ гребнѣ холма, гдѣ снѣгъ постоянно сдувало вѣтромъ. На слѣдующій день, ѣзда наша представляла собою одни лишь безпрестанныя мученія, но такъ какъ лежать на мѣстѣ въ такую погоду было еще хуже, то мы и подвигались храбро впередъ. Къ ночи буря нѣсколько спала, такъ что мы могли, по крайней мѣрѣ, выспаться послѣ труднаго дня. Слѣдующая остановка была сдѣлана на утесистомъ берегу, невдалекѣ отъ мыса Шелягскаго, гдѣ мы нашли естественную пещеру въ скалѣ, представлявшую очень живописный видъ, но очень мало защищавшую насъ отъ рѣзкаго вѣтра и непогоды. Только на слѣдующій день, часовъ около двухъ послѣ полудня, прибыли мы въ Эрктреэнъ и душевно порадовались, что можемъ, наконецъ, защититься отъ снѣга и бури, которая снова успѣла уже розъиграться въ сильную пургу,-- тѣмъ болѣе, что собаки рѣшительно отказывались бороться съ нею. Въ селеніи было много юртъ, но, къ сожалѣнію, мы попали сюда среди полнаго отсутствія у жителей съѣстныхъ припасовъ, такъ что намъ пришлось кормить семью нашего хозяина тѣмъ немногимъ, что было нами захвачено съ собою; на бѣду переѣздъ до слѣдующаго селенія былъ очень длиненъ, и намъ пришлось цѣлыхъ четыре ночи провести подъ открытымъ небомъ. Такъ какъ наше предположеніе запастись провіантомъ въ Эрктреэнѣ, по случаю тамошняго голода, не осуществилось, то намъ оставалось теперь довольствоваться крайне ограниченными порціями; само собою, что такая ѣда впроголодь только усиливала нашу чувствительность къ холоду, который прежде переносился нами довольно сносно; давно уже замѣчено, что ничто не способствуетъ такъ къ борьбѣ съ ледянымъ сѣвернымъ вѣтромъ, какъ сытый желудокъ. Къ счастью, рѣшительно всѣ туземцы относились ко мнѣ до чрезвычайности дружественно; они очень хорошо видѣли и сознавали, что со стороны Банкера помощи мнѣ не было почти никакой, а потому и старались всѣ наперерывъ сдѣлать что нибудь угодное или помочь чѣмъ нибудь "Келлею", какъ они меня почему-то называли; благодаря такому отношенію, я полагаю, что втеченіе этихъ немногихъ, къ счастью, дней, я ѣлъ лучше всѣхъ остальныхъ моихъ спутниковъ. На третій день пути мы достигли, наконецъ, чукотскаго селенія Раучуанъ, которое русскіе называютъ "Базарихой".
Недалеко отъ этой послѣдней мѣстности привелось намъ проѣзжать мимо какой-то покинутой деревни, состоящей изъ пяти избъ; прежде здѣсь обитали русскіе пушные промышленники; въ одной изъ этихъ избъ, или, вѣрнѣе, срубовъ, мы нашли большой запасъ медвѣжьяго мяса и сушеной рыбы для собакъ; оказалось, что все это было спрятано здѣсь моими спутниками, когда они пускались въ свой далекій путь. Конечно, мы захватили приличную порцію всего этого въ наши сани и вечеромъ справили такой пиръ, что совершенно уподобились дикарямъ, ухищряющимся до верху наколачивать свой желудокъ мясомъ; сытые и согрѣтые, мы проспали превосходно всю ночь. Поздно вечеромъ, на слѣдующій день, мы были уже вблизи чукотскаго селенія "Длардловранъ", которое у русскихъ извѣстно подъ именемъ "Баранова". Часть нашихъ спутниковъ предложила сдѣлать привалъ при наступленіи темноты и троимъ санямъ провести ночь на берегу, а мнѣ на моихъ саняхъ и другимъ двумъ санямъ продолжать путь, чтобы ѣхать прямикомъ, а не по берегу въ селеніе; одинъ изъ туземцевъ въ нашей компаніи былъ самъ родомъ изъ Длардловрана и потому, послѣ полуторамѣсячнаго отсутствія изъ дому, ощущалъ теперь весьма понятное желаніе ^видать скорѣе семью и жилище свое. Но, хотя мы и находились всего лишь въ какихъ нибудь пяти верстахъ отъ его родины, все же оказалось, что онъ скоро заблудился въ этой снѣжной пустынѣ, гдѣ не было ни малѣйшаго признака для оріентировки и гдѣ все было ровно и однообразно; поневолѣ пришлось бросить ни къ чему не ведущія поиски дороги и, подчиняясь грустной необходимости, улечься на снѣгу въ ожиданіи разсвѣта. Гораздо раньше того времени, нежели мрачное небо засѣрѣло первыми проблесками свѣта, поднялась такая чудовищная пурга, какой мнѣ еще никогда не приводилось испытывать, и, когда мы утромъ тронулись, наконецъ, въ путь, то оказалось, что теперь въ вихрящемся снѣгу видимъ еще менѣе, нежели вчера въ темнотѣ ночи. Съ трудомъ протащились мы не болѣе какъ съ версту противъ свирѣпствующей стихіи; вѣтеръ дулъ намъ прямо въ лицо и гналъ на насъ твердый, мерзлый снѣгъ съ такою силою, что мы лишь по временамъ отваживались открывать глаза, а большую часть времени держали ихъ закрытыми, чтобы не ослѣпнуть. Собаки въ концѣ концовъ отказались идти впередъ и, не смотря на усиленное побужденіе со стороны возницъ, упали на снѣгѣ; намъ не оставалось ничего инаго, какъ самимъ идти впередъ и тащить собакъ за собою, ступая выше колѣнъ въ снѣгу. Скоро мы принуждены были оставить на волю Божью однѣ сани, такъ что только Уэйлдоте, туземецъ изъ ближайшаго селенія, Банкеръ да я продолжали путь.
Наконецъ, мы добрались до вершины какого-то холма, съ котораго вѣтеръ сдулъ снѣгъ; тутъ мы нашли слѣды саней, признанные Уэйлдоте за направляющіеся въ селеніе. Намъ показалось уже, что мы выиграли, отправившись въ путь, и потому мы весело двинулись впередъ, пока вѣтеръ не подхватилъ вдругъ нашихъ саней и не сбросилъ ихъ съ кручи; я видѣлъ, какъ Уэйлдоте соскользнулъ со своею упряжью съ вершины холма и затѣмъ моментально скрылся въ облакѣ бушующаго снѣга; я знаю очень хорошо, что сейчасъ придетъ и нашъ чередъ. Мнѣ оставалось только закрыть глаза, да стиснуть поплотнѣе зубы, такъ какъ я тотчасъ же почувствовалъ, что лечу по воздуху и куда-то падаю, но куда?-- неизвѣстно. Къ счастью, мы свалились лишь съ высоты 20 футовъ и притомъ въ глубокій снѣжный сугробъ, откуда уже собаки, сани и я очень осторожно и тихо скатились снова внизъ, тогда какъ Банкеръ, ѣхавшій на задкѣ саней, повернувшись спиною къ бурѣ, а слѣдовательно и къ пропасти, пролетѣлъ надъ моею головою и прибылъ внизъ раньше меня. Я былъ совершенно увѣренъ въ томъ, что никто не пострадалъ серьёзно, такъ какъ снѣгъ былъ мягокъ и пушистъ и человѣкъ проваливался въ него такъ глубоко, что потомъ съ трудомъ можно было встать на ноги; какъ же мнѣ было не посмѣяться отъ души надъ фигурой Банкера, когда онъ, весь свернувшись въ комочекъ и крѣпко ухватившись за свою палку, перелеталъ черезъ мою голову, точно какая нибудь вѣдьма, спѣшащая на своемъ помелѣ на шабашъ! Сани Уэйлдоте были сломаны и упали ему на ногу, не причинивъ бѣдному малому никакого особеннаго вреда, кромѣ ушиба. Едва успѣвъ встать на ноги, мы принялись отъискивать выходъ изъ той пропасти, въ которую попали такъ неожиданно и которая со всѣхъ сторонъ была окружена скалами и цѣлыми стѣнами снѣга; только въ одномъ мѣсть свѣтился узкій проходъ, который велъ опять-таки на вершину холма. Конечно, мы стали взбираться кое-какъ на верхъ, но такъ какъ намъ приходилось насильно тащить за собою собакъ, то дѣло неособенно спорилось. То и дѣло приходилось намъ ложиться на снѣгъ, чтобы послѣ 10--15 минутнаго отдыха набрать новыхъ силъ для тяжкой, едва выносимой работы. Черезъ нѣсколько часовъ насъ снова смело вѣтромъ съ холма, но на этотъ разъ въ какую-то долину, признанную оживившимся надеждою Уэйлдоте за дорогу въ селеніе, отъ котораго, по его словамъ, мы находились теперь не болѣе какъ въ 3/4 версты.
Теперь дѣло шло гораздо скорѣе; скоро мы достигли берега и, повернувъ направо, черезъ нѣсколько минутъ наткнулись на юрты, которыхъ не замѣчали до тѣхъ поръ, пока не подошли къ нимъ вплотную. Мой лобъ, носъ, подбородокъ и щеки -- все было страшно отморожено, да и сотоварищи мои пострадали отнюдь не меньше моего; удивляться было нечему, такъ какъ лица наши втеченіе всего утра постоянно покрывались ледяною корою, которую мы снимали съ себя по временамъ подобно маскамъ. Три собаки Уэйлдоте погибли отъ непогоды. Когда я, войдя въ юрту, вынулъ свои часы, то къ великому моему узумленію я увидѣлъ, что мы провели въ пути цѣлыхъ семь часовъ. Вторыя сани прибыли только подъ вечеръ, тогда какъ остальныя, покинутыя нами на берегу, догнали насъ только на другой день, послѣ нашего отъѣзда изъ Длардловрана. Въ этомъ селеніи мы застали четырехъ русскихъ изъ Нижнеколымска, которые съ большимъ интересомъ прослушали разсказъ о нашихъ похожденіяхъ во время послѣдней пурги. Трое изъ нихъ на другое же утро отправились вмѣстѣ съ нами въ путь и Банкеръ съумѣлъ такъ устроить, что одинъ изъ нихъ захватилъ меня въ свои сани. Собственно говоря, я былъ очень доволенъ этою перемѣною, такъ какъ теперь уже могъ быть вполнѣ увѣреннымъ, что несомнѣнно достигну мѣста своего назначенія. Человѣкъ этотъ казался честнымъ и развитымъ, хотя и не умѣлъ вовсе читать, въ чемъ и сознался тотчасъ же совершенно откровенно. Вечеромъ мы остановились въ покинутой избѣ, занесенной и переполненной на половину снѣгомъ, но все же представлявшей прекрасную защиту противъ пурги, которая снова розъигралась съ тою же силою; дѣйствительно здѣсь спалось не только гораздо лучше, нежели подъ открытымъ небомъ, но въ маленькой горницѣ было даже какъ-то уютно и хорошо; добрый огонь горѣлъ посрединѣ избы; надъ нимъ висѣлъ чайникъ, а подлѣ чайника въ большомъ котлѣ варился кусокъ оленины, мы же въ ожиданіи прекраснаго ужина закусывали пока мороженою рыбою, которую мой проводникъ ухитрился раздобыть откуда-то изъ-подъ крыши; ради сокращенія времени мои новые русскіе друзья спѣли веселую русскую пѣсню, вызвавшую во мнѣ невѣдомое для меня чувство и скоро повергшую меня въ сладкій сонъ съ дорогими сновидѣніями объ отчизнѣ.
Итакъ, я достигъ, наконецъ, границъ цивилизаціи и мнѣ не нужно было болѣе влѣзать въ юрты дикарей!
На слѣдующій день, мы достигли довольно большаго покинутаго селенія, гдѣ Банкеръ объявилъ мнѣ, что имѣетъ намѣреніе сдѣлать продолжительную остановку въ своемъ домѣ, въ который мы должны прибыть на слѣдующій день; онъ желалъ дождаться тамъ Константина, отставшаго отъ насъ на цѣлыхъ четыре дня пути. Во время пурги, застигшей насъ скоро по выѣздѣ изъ Эртреэна, сани Константина и еще одного изъ провожавшихъ насъ туземцевъ отстали и остались далеко позади насъ; мнѣ, собственно говоря, нечего было о немъ безпокоиться, такъ какъ я зналъ, что онъ находится въ обществѣ одного чукчи и одного русскаго, которые съумѣютъ и захотятъ позаботиться о немъ, и что они въ избыткѣ снабжены съѣстными припасами, которые и помѣшали имъ слѣдовать за нами съ одинаковою съ нами быстротою. Было бы совершенно излишне дожидаться его прибытія, а потому я и объявилъ Банкеру, что мнѣ хочется скорѣе ѣхать въ Нижнеколымскъ для того, чтобы, до пріѣзда Константина, успѣть обдѣлать тамъ кое-какія изъ моихъ дѣлъ. Банкеръ остался, однако, при своемъ прежнемъ мнѣніи и убѣждалъ меня погостить нѣсколько дней въ его домѣ. Я былъ противъ него совершенно безсиленъ и жаловался въ пути на свою долю моему русскому другу, который, хотя и ровно ничего не понялъ изъ того, что я говорилъ ему, все же съумѣлъ понять основной смыслъ моихъ словъ, т. е. что я вовсе не желаю оставаться у Банкера и гораздо охотнѣе отправился бы прямо въ Нижнеколымскъ. Онъ сказалъ: "да, да" -- и разговоръ нашъ на этомъ покончился. Въ тотъ же вечеръ доставилъ онъ меня въ домъ Банкера, а самъ рано утромъ отправился далѣе. Цѣлый день старался я, но тщетно, отклонить Банкера отъ его рѣшенія и далъ себѣ слово остаться у него развѣ еще одинъ день, хотя онъ и утверждалъ, что единственные люди, умѣющіе читать въ Нижнеколымскѣ, теперь въ отъѣздѣ и возвратятся туда только недѣли черезъ двѣ. Все это могло быть и правдою и, быть можетъ, въ концѣ концовъ я и повѣрилъ бы ему, если бы на слѣдующее утро мой добрый спутникъ не вернулся въ сопровожденіи какого-то незнакомца, при первомъ взглядѣ на котораго мнѣ показалось, что часъ моего освобожденія близокъ. И дѣйствительно, незнакомецъ прочелъ письмо консула и объявилъ мнѣ, что я тотчасъ же долженъ отправиться вмѣстѣ съ нимъ. Ванкеръ отъ злобы и неудачи сдѣлался пунцовымъ и съ видимымъ неудовольствіемъ согласился на то, что, какъ мнѣ было очень хорошо извѣстно, ему вовсе не нравилось; но я успѣлъ замѣтить, что незнакомецъ съ его непоколебимымъ спокойствіемъ обладалъ здѣсь нѣкоторою властью и что противиться ему было трудно. Если я былъ сердечно радъ убраться отсюда, да еще подъ охраною такого дружественно расположеннаго и уважаемаго всѣми проводника, то каково же были мои изумленіе и восторгъ, когда я увидалъ передъ дверями нашего дома крытыя сани, стоящія здѣсь для того, чтобы доставить меня, какъ какого нибудь принца крови, къ мѣсту моего назначенія. День былъ страшно холодный, такъ что я счелъ за великую милость со стороны моего спутника, когда мы остановились въ одномъ селеніи на полупути къ городу, чтобы погрѣться горячимъ чаемъ, къ которому, какъ и всегда, подана была замороженная рыба.
Всѣ жители деревни вышли намъ навстрѣчу; мужчины стояли съ обнаженными головами, выстроившись въ одинъ длинный рядъ, и кланялись мнѣ, когда я проходилъ мимо нихъ по направленію къ дому. Такимъ образомъ, какъ и въ чукотскихъ деревняхъ, я былъ окруженъ здѣсь дружелюбно настроеннымъ по отношенію ко мнѣ народомъ; хотя эти люди и принадлежали къ одному со мною племени, все же я могъ говорить съ ними лишь на языкѣ дикарей, а при моихъ ограниченныхъ познаніяхъ въ чукотскомъ языкѣ мы недалеко заходили въ разговорѣ; сами они, казалось, всѣ прекрасно знали почукотски и говорили на немъ едва ли менѣе бѣгло, нежели на своемъ родномъ языкѣ. Мой новый пріятель взялъ меня въ свой домъ и старался принять какъ можно любезнѣе и радушнѣе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и быть мнѣ какъ можно полезнѣе въ моихъ дѣлахъ. Тутъ я узналъ въ скоромъ времени, что онъ казакъ и исправляетъ въ данное время обязанности начальника, который находится въ Среднеколымскѣ. Намъ удалось кое-какъ понять другъ друга и онъ сообщилъ мнѣ, что дастъ мнѣ для путешествія въ Среднеколымскъ казака въ проводники и что, благодаря этому обстоятельству, я совершу путь, требующій для простаго смертнаго 8--10 дней, всего лишь въ три или четыре дня; по его словамъ, я долженъ непремѣнно найдти въ этомъ городѣ человѣка, умѣющаго говорить пофранцузски. Едва только явился Константинъ и я успѣлъ покончить всѣ свои дѣла въ Нижнеколымскѣ, какъ я пустился въ сопровожденіи моего казака въ путь, простясь сердечнымъ образомъ съ нѣкоторыми изъ моихъ новыхъ знакомыхъ, добрѣйшими изъ людей, съ которыми сталкивала меня когда нибудь судьба. Всѣ только и старались, какъ бы еще что нибудь для меня сдѣлать, а моему славному хозяину, спасшему меня изъ вавилонскаго плѣненія, такъ и вовсе трудно было, повидимому, прощаться со мною. Я прожилъ у него въ домѣ четыре дня и втеченіе всего этого времени онъ рѣшительно отдалъ всего себя въ мое распоряженіе, вѣроятно, для того, чтобы по возможности изгладить изъ моей памяти воспоминанія о своемъ соотечественникѣ, Банкерѣ. Теперь только узналъ я, что этотъ хитрый малый увѣрилъ русскихъ, съ которыми мы встрѣтились въ Длардловранѣ, что онъ привезъ меня на Колыму только потому, что я великъ ростомъ и силенъ, что онъ продержитъ меня зиму у себя въ домѣ, а за то весною я ему буду прекраснымъ помощникомъ при рыбной ловлѣ. Право планъ былъ вовсе не дуренъ! Къ сожалѣнію, однако, другія мои обязанности не дозволяли мнѣ ожидать наступленія сезона рыбной ловли.
Здѣсь я впервые услышалъ кое-что о погибели "Жаннетты" и о спасеніи нѣсколькихъ человѣкъ изъ ея экипажа. Но хотя мое незнакомство съ русскимъ языкомъ и не представляло мнѣ болѣе особенныхъ затрудненій для веденія обыденныхъ сношеній, все-таки, подробности и частности, касающіяся участи "Жаннетты" остались для меня совершенно непонятными; и въ этомъ случаѣ бѣда была не въ томъ, собственно говоря, что я не могъ слѣдить слово за словомъ за разсказчикомъ, а главнымъ образомъ -- въ томъ, что и разсказывавшіе получили лишь самыя неточныя и смутныя свѣдѣнія о несчастномъ суднѣ и его печальной участи.