Замок Сендомирского воеводы, Юрия Мнишек, в Самборе. Ряд освещенных зал. Бальная музыка. Полонез. Пары танцующих кавалеров и дам. В первой паре Димитрий с Мариной.
Полонез кончается. Музыка играет мазурку. Среди танцующих на первом плане Димитрий и Марина. Трое панов, глядя на танцующих, беседуют.
Пан Станислав (указывая на Марину с Димитрием); Нашей-то панночке вон как не терпится: крунку алмазную да Горностаеву мантийку вздела, поскорее бы в царицы московские.
Пан Иордан: А молодец-то пляшет недурно. Где научился так скоро?
Ян Замойский: Пять лет не скоро, а где -- то у наших же святых отцов: доки на все, Богу молиться и чорту плясать.
Пан Станислав: Воля ваша, паны, а я все гляжу на него, да в толк не возьму, кто он такой. Шутка сказать, сам папа признал. Может, и вправду царевич. Вон все говорят, вместо него другого младенца зарезали...
Ян Замойский: Кто говорит? Москали набрехали, а мы и уши развесили. Что за Плавтова комедия, помилуйте, велено было царевича убить, а убили куренка.
Пан Станислав: Да этот-то, этот-то кто же? Оборотень, что ли?
Ян Замойский: А чорт его знает. Беглый монах, хлоп Вишневецких, аль сам бес во плоти. Лучше знают про то отцы иезуиты, -- их стряпня, их и спрашивай.
Пан Иордан: А я, Панове, так полагаю, не в обиду будь сказано вашей милости. Кто он такой, нам горя мало. Сколько было примеров, что Бог возвышал из подлого звания людей: царь Саул и царь Давид тоже не белая кость. Так и этот, кто бы ни был, есть Божье орудье. Будет нам польза и слава немалая, как посадим его на московский престол: тут-то и запляшут москали под нашу дудку.
Ян Замойский: Кто под чью дудку запляшет, пану Богу известно, а войну затевать из-за вора, лить за плута польскую кровь, чорта делать орудием Божьим -- всему честному шляхетству позор. Появляется о<тец> Мисаил.
Пан Станислав (указывая на него): А вон и Силен краснорожий, Дон Кихота московского Санчо Панса верный.
О<тец> Мисаил, с подстриженными волосами и бородой, в слишком для него узком опарантового бархата польском жупане, в желто-шафрановых атласных штанах в обтяжку, с необыкновенно важным видом проходит мимо, останавливается в стороне и смотрит, как Димитрий, после мазурки, усаживает Марину.
Марина (обмахиваясь веером): Уф, закружили, с вами беда. А кто пана мазурке учил?
Димитрий: О<тец> Алоизий.
Марина: А фехтовать?
Димитрий: Он же.
Марина: А вирши писать?
Димитрий: О<тец> Игнатий.
Марина: Видно, святые отцы не забыли шляхетского звания. Ну да и пан, должно быть, ученик прилежный.
Димитрий: Панни Марина, я давно хотел вам сказать...
Марина (перебивая): Завтра в поход?
Димитрий: Да, завтра... Но я не могу расстаться с вами, быть
может, навеки, не сказав вам всего, что...
К Марине подходит кавалер и приглашает ее на танец.
Марина (тихо Димитрию): Хорошо, сегодня, после бала, в липовой аллее у фонтана.
Быстро встает и уходит с кавалером. Димитрий остается сидеть.
О<тец> Игнатий (подойдя к нему сзади на цыпочках и наклоняясь к уху его): Как наши дела, мой сын? (Присаживаясь): Ждем короля с минуты на минуту. Помнишь ли все, что я тебе говорил: вольный пропуск ксендзов на Москву, строение костелов, права Иисусова братства, и корень, корень всего, не забудь, воссоединение церквей под верховным главенством Рима... А вот и монсиньор.
Папский нунций Рангони, в кардинальской фиолетовой шапке и мантии, появляется в дверях.
О<тец> Игнатий: Ну, помоги тебе Господь. Ступай, сын мой, ступай с Богом.
Димитрий подходит к нунцию и преклоняет колени. Тот благословляет его. Слышатся трубы, сначала далеко, потом все ближе и ближе. Бальная музыка стихает. Пары перестают кружиться. Движение в зале.
Все: Король, король.
Двери на парадную лестницу открываются настежь. Хозяин дома, князь Мнишек, с ближними панами и шляхтою, идет навстречу королю. Слуги стелют к дверям дорожку алого бархата, дамы усыпают ее зелеными лаврами и белыми розами.
Польские гусары, гайдуки, алебардщики строятся в два ряда по лестнице. Трубы трубят, музыка играет триумфальный марш.
Входит король Сигизмунд. Нунций, взяв Димитрия за руку, подводит его к королю. Димитрий преклоняет колено.
Нунций: Ваше Величество, я счастлив представить вам, с благословения Святейшего отца, законного Московских государей наследника, чудом от руки злодеев спасенного, царевича Димитрия, сына Иоаннова.
Сигизмунд (подняв Димитрия, обнимая его и целуя): Счастливы и мы, брат наш возлюбленный, принять тебя под сень державы нашей. Бог да поможет тебе вступить на прародительский престол.
Марина (подавая королю на золотом подносе кубок): Меду нашего Самборского отведай, пан круль.
Сигизмунд (поцеловав Марину в голову, взяв кубок и поднимая его): Здравие великого государя Московского Димитрия, сына Иоаннова.
(Выпив кубок до половины, передает его Димитрию): Пей и ты, брат наш. Вместе да будут наши сердца, как вместе мы пьем этот кубок.
Димитрий (подымая кубок): Здравье короля Сигизмунда. Братских народов, Литвы и Руси, вечный союз.
Все (махая платками): Виват. Виват. Виват.
Мисаил (пробиваясь ближе к Димитрию, громче всех, таким оглушительным ревом, каким в Московских церквах ревут протодиаконы): Благоверному великому государю нашему Димитрию Ивановичу -- многия лета. (Ян Замойский обрывает его, закрывая ему рот ладонью).
Все (подымая руки): Виват, виват, виват.