3-1-<19>23
Париж
Пришла в отчаяние и ужас, получив ваше письмо, Павел Николаевич. От себя, натурально. Каково же мое умение выражать свои мысли, рассказывать о фактах после этого! (Виноват всегда тот, кого не понимают.)
Затем я несколько смирилась. Наивно было бы ожидать от себя способности, в случайном письме, дать информацию о таком сложном течении, притом человеку, им попутно не интересовавшемуся. Кроме того, я пыталась взять его именно исторически, вполне объективно, оставляя себя в стороне. Это особенно трудно при объяснении. Вы, слава Богу, все время возвращаетесь ко мне, -- слава Богу потому, что я на этом возвращении наглядно могу убедиться в бездарности моих объяснений. Хорошо, сойдем на конкретности (на меня, что ли, как пример или символ).
Так вот, значит, в том движении, -- или "умонастроении", все равно, -- центральным был вопрос о церкви как идее. Т.е. о реальном религиозном коллективе. Т.е. о возможности (или невозможности) существования коллектива, включающего в себя все области жизни -- и стоящего на религиозных предпосылках. Имеющего, что ли, религиозный пункт в программе максимум. Попутно, конечно, делалась критическая работа относительно церквей "исторических". (Я повторяюсь, но это необходимо).
Теперь: наши "левые"... извиняюсь, буду говорить символически "я", или иногда "мы" в кавычках, -- я утверждала, принципиально, что такой коллектив может быть, во-первых; что исторические церкви (и меньше других -- православие) ему не отвечают, во-вторых; (очевидно, я не могу вам здесь это доказывать и обосновывать.) Что христианство само в себе, "христианство -- только христианство", как "мы" говорили, в аспекте, взятом ист<орическими> церквами, вообще не "церковно" (т.е. неспособно создать тот "коллектив", о кот<ором> речь шла выше, и вообще христианство есть совершенное... я бы сказала "исполнение" личности, но вы это не так поймете, и я скажу, "учение" о личности, но слово не точно.) О "нецерковности" христианства я довольно много писала, полемизируя с "москвичами", которые составляли свою группу (Булгаков, Соловьев, впоследствии Бердяев и очень многие другие.) Затем я признавала, что историч<еские> церкви по времени не могли быть иными, чем были, и утверждала их великое значение -- ибо они пронесли сквозь века и сохранили ценности, еще не вполне раскрытые, но потенциально раскрываемые, и гибель которых была бы гибельной для эволюции человечества. (Пожалуйста не поймите, что я говорю о "церковных ценностях", как это теперь понимают большевики, их "изымая"; я говорю в смысле философском; в смысле, напр. Вейнингеровском "О последних вещах"28 -- построение морали на понятии "ценности"). Оговариваюсь еще, что я держусь отчасти философии Бергсона и признаю, что "1а durée" не есть "Temps"; и что истинно-новое, во времени, не есть все сплошь новое, но... как это понятнее сказать? Из соединения "вчера" с "сегодня" рождается новое "завтра", в котором есть те элементы из "вчера" и "сегодня", которые долженствуют остаться. Словом, есть нечто, что, изменяясь, пребывает.
Из вышесказанного, если вы сделаете опять вывод, что "я ограничиваю себя православием", то я уж решительно отказываюсь от пера, от чернил, и от всяких рассуждений насчет этих материй. Тогда уж очевидно будет, что меня Бог обидел, и я вообще никому самой простой вещи объяснить не могу.
Наши "правые" (Карловацких соборян у нас не было: этим с нами вообще было не по пути, они всех нас, огулом, считали тогда еретиками), так вот наши правые утверждали, -- беру в грубой схеме один главный пункт, -- что возможна, в известном направлении, эволюция именно исторических церквей, и что мы вносим в понятие "церковь" (рел<игиозный> коллектив) момент революционный, который, мол, и вообще-то никуда не должен быть вносим. По этому поводу Евг. Трубецкой29 напечатал немало статей, и я, отвечая ему, сумела пронести контрабанду этих вопросов в подвал газеты Богучарского. Итак -- для церковников и прав<ославной> церкви (да и католической), и притом не для мракобесной вовсе части ее, -- "мы" были признанными еретиками, "отпавшими"... и куда? Отнюдь не в "духовное" христианство, духоборство, толстовство и т.д. Тут вы правы, но с моей позиции утверждения реального рел<игиозного> коллектива -- "духовное" христианство совсем и не кажется эволюцией, а просто сдачей всех "церковных" позиций, религиозным ущерблением. "Отпавшие" от церкви правос<лавной> в глазах церкви правосл<авной>, -- мы, однако, в собственных глазах, для себя, не считали себя от нее отпавшими... впрочем, это сложно, я хочу только перейти к сектантству, к распутинству, к тем "рамкам", религ<иозной> черте, которую вы приняли за черту "православия".
Вы, конечно, знаете, что в религии есть область мистики. Мистика, взятая единолично, не имеющая корректива, ничем не ограничивающая себя, имеет роковую тенденцию переходить в безумие. Таков объективный факт. Мистические секты (о рациональных я не говорю) фатально кончали тем, чем они и кончали, -- даже "Чемряки", с современными адептами которой так трогательно соединялись в 1909-12 году эс-деки, а с "батюшкой Щетининым"30 (абсолютный Распутин, только без царей, без удачи) и с его помощником (как его?) я имела удовольствие видеться, слышать ахинею и даже писать, в связи с эс-деками, в "Русск<ой> Мысли". Этого рода "выпадающие из церкви" уже несутся по мистическому морю без руля и без ветрил и обыкновенно в нем тонут. Чаще всего их глава "старец", пройдоха и плут, а тонут вовлеченные им в это опасное море "верующие". Для таких внешние рамки хотя бы прав<ославной> церкви есть благодеянье и правда, ибо церковь ограничивает их, оберегает их от срыва, оставляет их при тех ценностях, о кот<орых> я говорила и которые в существе своем истинны. Церковь (историческая) со всеми ее богатствами, с ее преданиями и т.д.) это параличный старик. Он без ног; но он прав, если удерживает ребенка, мешая ему броситься в огонь. А мы правы, если, не заставляя его насильно подняться и идти, сядем рядом, послушаем его, возьмем от него все, что ему уже не нужно, а нам очень нужно для нашего дальнейшего пути. Без компаса на этом пути ждет верная потеря. Но нужно уметь взять и нужно уметь держать. Распутин -- тип чрезвычайно обыкновенный, обыденный. Фатальным его сделали время и место, только. Он, конечно, был не с пр<авославной> церковью, т.е. внутренно отпал от ее "ценностей", а внешне он лишь "казался" неотпавшим, благодаря внешнему состоянию, ужасному, в котором тогда была эта церковь. Священник Введенский, как в зеркальном, обратном, отражении, похожий на Распутина, снедаемый безнадежным честолюбием, для которого все средства хороши, поплыл по Маркизовой луже без всякого руля. Болыдевицкие уста дуют в его ветрила. Нужны "новшества". Нужны с амвона, вместо "аще и обряще" -- стихи Игоря Северянина. Пожалуйте. Не все ли равно? Какие тут "ценности", можно ни с чем не считаться. И -- нужна истерика. Истерика всегда нужна (это "мистическое уловление"). Если бы вы полюбопытствовали послушать его проповедь на потоках кликушества или взглянуть на него в кругу "братчиц", где он внушал им "смех и веселие, радость жизни" (это в 18-то году, как весело!) то вы бы, конечно, поняли, что это за птичка; и не в личности его дело,-- он "тип",-- а в чем-то другом.
Однако, довольно об этом, да, пожалуй, и обо всем. Нужны не только религиозные, но и письменные границы. Иначе и там, и здесь только растечешься по древу. Я, во всяком случае, постаралась показать вам, что я понимаю под "распутинством" и почему оно фатально совпадает с большевизмом. И почему так легко сгибаются концы этой хворостины. Один из моих единомышленников (наш бывший "левый") на границе "живой церкви", но еще не сорвался. Другой, священник, бывший сподвижник Введенского, напротив, его, кажется, оставил уже. Очень трудно судить издали, но что знаю -- оправдывает мои оценки. Кстати, один из наших "правых" -- был П.Б.Струве31. Отказавшись в свое время от "приват захе", он стал, как он говорил, "за седовласую церковь". Пока до Карл<овацкого> Собора не дошел, но...
В моем письме есть X., который я не назвала. Это -- "ценности", хранимые и сохраненные историческими церквами. Я не назвала их оттого, что имя их одиозно и может совершенно, и сызнова, исказить для вас то, что я говорю, в лучшем случае затемнить. Я, однако, попробую сказать вам, став предварительно под твердую защиту Леруа32, что одними из главных ценностей ист<орической> церкви -- я считаю христианскую догматику. Со взглядами Леруа мои абсолютно совпадают; разница между нами та, что он их, как католик, покорно взял назад (для видимости); я, как более свободный человек, назад ничего, ни ради чего, не беру. Одиозность слова "догмат" вообще происходит от неумения думать и от непонимания существа "свободы". А также законов творчества и божественного закона "меры".
Еще раз довольно. Простите за этот трактат.
Ваша З.Гиппиус.
P.S. Почему это вы никак не можете выйти из "цезаропапизма" или "папоцезаризма"? Значит ли это, что без папы и цезаря вам не мыслится ни церковь, ни государство? Вот в этом и все дело.