Наступилъ тотъ часъ въ который ежедневно рабочіе оставляютъ свое трудовое ярмо, и толпами наводняютъ улицы и переулки, спѣша воспользоваться тѣмъ краткимъ временемъ, когда они вольны жить, какъ имъ угодно. Цѣлые потоки людей -- старыхъ и молодыхъ, женщинъ и мужчинъ -- полились на улицу, несмотря на то, что еще многіе оставались на своихъ фабрикахъ и въ мастерскихъ, чтобы заработать лишнее, но все-таки громадное большинство обыкновенно освобождалось именно въ этотъ самый часъ, и разъѣзжалось по домамъ въ омнибусахъ, плотно нагруженныхъ пассажирами какъ внутри, такъ и снаружи. Въ вечернемъ туманѣ мелькали мимо огни, грохотали еще другіе экипажи и омнибусы, разбрасывая грязь во всѣ стороны и обдавая пѣшеходовъ, которые шлепали по липкой и скользкой мостовой. Трактиры оживлялись, наполняясь народомъ; въ ихъ окнахъ ярче вспыхивали огни. Улицы, съ самаго утра кишѣвшія народомъ, какъ улей пчелами, теперь погрузились въ полнѣйшее безлюдное молчаніе.
На холмахъ Сёррея въ тотъ же самый день свѣтило солнце; поля и долины благоухали первымъ дуновеніемъ весны; подъ гостепріимнымъ кровомъ полураспустившихся кустовъ подснѣжники поднимали уже къ небесамъ свои трепетныя, робкія головки... Но здѣсь, въ Кларкенуэлѣ, дѣла нѣтъ ни до чего подобнаго: здѣсь одинъ день проходитъ неизмѣнно такъ же точно, какъ другой; и каждый состоитъ изъ столькихъ-то рабочихъ часовъ, которые представляютъ собою такую-то, опредѣленную часть общаго заработка за цѣлую недѣлю.
Въ другихъ улицахъ тянутся длинные ряды домовъ, которые служатъ только жилищемъ для богатыхъ, обезпеченныхъ людей; но здѣсь, въ Кларкенуэлѣ, что ни дверь, что ни окно, то новое объявленіе о какомъ-нибудь ремеслѣ, которымъ занимаются ихъ владѣльцы. Нигдѣ такъ ясно не бросается въ глаза, до чего люди способны разнообразить трудъ, пріумножать его, корпѣть надъ нимъ, убивать жизнь свою на то, чтобы словно нарочно придумывать все новые способы уморить себя работой. Просто не надивишься, до чего неизмѣримые запасы силы и изобрѣтательности расходуются безпощадно здѣсь, въ этихъ трущобахъ и подвалахъ. Но еще того удивительнѣе мысль, что никакого просвѣта, никакой надежды въ будущемъ не питаютъ эти вѣчные труженики, за исключеніемъ права ѣсть и спать и производить на свѣтъ себѣ подобныхъ, которые вмѣстѣ съ ними будутъ биться изъ-за куска хлѣба; будутъ сидѣть, не разгибаясь, цѣлый Божій день, во всякое время года, во всю жизнь, пока имъ суждено существовать; будутъ напрягать свое зрѣніе и свои мышцы; будутъ переутомлять себя и вынашивать въ себѣ свои недуги и, наконецъ, рѣшительно отстранять отъ себя самую мысль о томъ, что и ихъ существованіе могло бы быть совсѣмъ иное...
Жестяники и слесаря, стекольщики и эмальировщики, столяры и прочіе ремесленники, выдѣлывающіе всевозможные матеріалы, которыхъ во множествѣ даютъ нѣдра земли,-- всѣ сосредоточены здѣсь, въ Кларкенуэлѣ; всѣ они -- представители тѣхъ ремеслъ, которыя требуютъ скорѣе ловкости въ пальцахъ, нежели грубой силы и мощи. Вывѣски здѣсь могутъ дать вамъ поводъ думать, что вы попали въ царство золота и серебра, алмазовъ и драгоцѣнныхъ камней. Но нѣтъ! Въ глубинѣ темныхъ закоулковъ цѣлыя семьи тѣснятся на чердакахъ и въ подвалахъ, неустанно перебирая въ рукахъ своихъ драгоцѣннѣйшія украшенія, предназначенныя для рукъ и для шеи тѣхъ, которыя родились на свѣтъ, чтобъ только наслаждаться жизнью. Вотъ, въ одномъ домѣ, какъ гласитъ объявленіе, живетъ торговецъ алмазами; а рядомъ, въ какомъ-нибудь сыромъ подпольѣ, кишитъ цѣлое гнѣздо голодныхъ ребятъ, которые ждутъ не дождутся, чтобы вернулась мать со своимъ случайнымъ заработкомъ...
По своему обыкновенію, Дженни Снаудонъ бѣжала сломя голову, пока не запыхалась, пока уже больше не въ состояніи была бѣжать; а затѣмъ начала идти скорымъ шагомъ, усиленно стараясь отдышаться. Она всегда такъ спѣшила; но не изъ любви къ труду, а просто потому, что въ ней живо подымалось сознаніе, что если бы не Пекковеры, мать и дочь, ей бы пришлось жить въ рабочемъ домѣ, гдѣ живется еще того хуже.
Впрочемъ, была и еще другая причина, по которой Дженни такъ спѣшила въ мастерскую, гдѣ работалъ Керквудъ: онъ былъ единственный человѣкъ, который обходился съ нею ласково и котораго она мысленно называла своимъ "другомъ". Встрѣчались они всего какой-нибудь разъ въ мѣсяцъ, да и то не всегда; но за то воспоминаніе объ этой встрѣчѣ оставалось у нея надолго въ видѣ самаго свѣтлаго, но краткаго мгновенія. Какъ-то разъ ей уже приходилось разыскивать Керквуда, и она хорошо запомнила, гдѣ его мастерская. Теперь она прямо пошла на площадь Сентъ-Джона, и остановилась передъ дверью съ вывѣской:-- "Г. Льюисъ, золотыхъ дѣлъ мастеръ".
Дженни стояла, терпѣливо выжидая случая увидѣть подмастерьевъ, и уже начинала думать, что всѣ ушли съ работы, какъ вдругъ дверь отворилась и на улицу вышли цѣлыхъ двое мастеровыхъ.
-- Позвольте спросить, тутъ ли еще м-ръ Керквудъ?-- проговорила она.
-- Да!-- любезно отозвался одинъ изъ уходившихъ и крикнулъ въ комнату:-- Эй, Сидней! Къ тебѣ твоя милая пришла!
Дженни отшатнулась въ сторону; но еще мигъ, и она успокоилась при видѣ ей знакомаго лица, появившагося на порогѣ; она торопливо разсказала, зачѣмъ пришла, и оба двинулись въ путь.
Дождь все еще лилъ; но Сидней не сразу это замѣтилъ и, какъ бы задумавшись, молча шагалъ себѣ впередъ.
-- Ну, однако! Ты простудишься непремѣнно, если будешь бѣгать по такой погодѣ. Ты насквозь промокла! На вотъ, надѣнь хоть на голову,-- и онъ снялъ съ себя свою куртку.
Никогда еще не говорилъ онъ съ нею такъ рѣзко и нетерпѣливо. Они прошли молча еще, нѣсколько шаговъ.
-- Какъ поживаетъ м-ссъ Юэттъ?-- спросилъ Сидней и опять замолкъ, проворными, большими шагами идя впередъ.-- Все еще плохо? А ребенокъ?
Ей мѣшала говорить необходимость поспѣвать за нимъ, но ея растерянная, неуклюжая фигурка только тогда обратила на себя его вниманіе, когда на нее упалъ свѣтъ фонаря. Сидней улыбнулся, но въ его улыбкѣ отразилась жалость.
-- Такъ теперь потеплѣе стало?
-- Да.
-- У тебя нѣтъ кофточки?
-- Есть, да очень старая: ее собираются чинить.
Подъ безличной формой "собираются" Дженни подразумѣвала свою тетку.
-- "Собираются"?-- переспросилъ Сидней: -- не мѣшало бы "имъ" поторопиться!-- И въ тонѣ его голоса послышалась прежняя ласка.
Обрадованная Дженни осмѣлилась взглянуть на него.
-- Я, можетъ быть, иду слишкомъ скоро?-- продолжалъ онъ.
-- О, нѣтъ! Только, мнѣ бы хотѣлось...
Сидней остановился, видя, что она смущается и не находитъ словъ.
-- Ну? Ты хочешь мнѣ что-нибудь сказать?
И ободренная дѣвочка разсказала все происшедшее.
-- И надо же тебѣ было опоздать!-- съ досадою замѣтилъ ея другъ.-- Но не тревожься: будемъ надѣяться, что все обойдется благополучно.
-- Вы думаете?-- горячо спросила Дженни, и Сидней пробурчалъ ей что-то полу-сердитое въ отвѣтъ, на минуту положивъ ей ласково руку на плечо.
Не доходя до дому, Дженни сняла съ головы и съ плечъ его куртку и поблагодарила. Сидней молча взялъ и перекинулъ ее себѣ на руку.
Клемъ, отворившая имъ дверь, приняла не особенно любезно единственнаго изо всѣхъ своихъ знакомыхъ, который никогда не пользовался случаемъ сказать ей грубоватую любезность. Ея кокетливое обращеніе съ нимъ не привело ни къ чему, а потому и Клемъ считала себя вправѣ поступать такъ, какъ еслибы онъ ей нанесъ въ чемъ-нибудь кровную обиду. Сидней тоже угрюмо взглянулъ на нее и не сказалъ ничего.
-- Вы, конечно, сами найдете дорогу наверхъ?-- промолвила Клемъ такимъ тономъ, какимъ говорила съ чужими.
-- Благодарю васъ; конечно!-- отвѣтилъ Сидней и вслѣдъ за Дженни пошелъ вверхъ по лѣстницѣ.
Когда онъ постучался, ему изъ-за двери отвѣтилъ слабый женскій голосъ, очевидно принадлежавшій самой м-съ Юэттъ, которая сидѣла на постели съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ. Ея изнеможенная поза, ея истощенное лицо усиливали впечатлѣніе, которое производила вся ея жалкая фигура.
Она была скорѣе закутана, нежели одѣта; ея жидкіе, безцвѣтные волосы небрежнымъ узломъ свѣсились на затылкѣ. Бѣдной женщинѣ было всего двадцать-семь лѣтъ, но ей можно было дать гораздо больше, судя по ея вялому, подавленному виду, который выдавалъ ея безволіе и слабость характера. Такія женщины, не смотря на всю свою доброту, на всю свою готовность идти на встрѣчу малѣйшей ласкѣ, остаются безвольны; если же обстоятельства сложатся для нихъ неблагополучно, онѣ принесутъ больше вреда, чѣмъ пользы тѣмъ, кто для нихъ дорогъ.
Подлѣ нея, на полу, лежали трое дѣтей, старшему изъ которыхъ было семь лѣтъ; но у мужа ея, Джона Юэтта, уже были сынъ и дочь отъ перваго брака, когда онъ на ней женился. Дѣти были бѣдно, но опрятно одѣты; тѣльце, на которомъ платье свободно болталось, было тщедушнаго, нездороваго вида.
Сидней подошелъ къ кровати и поздоровался за руку.
-- Я рада, что вы пришли раньше Клары,-- начала м-съ Юэттъ: -- я такъ и надѣялась! Но она скоро придетъ, а мнѣ надо успѣть съ вами переговорить. Что погода, очень ужъ дурная? Я это сейчасъ чувствую. Здоровье у меня стало такъ плохо, что я хочу пойти въ больницу.
-- А развѣ докторъ къ вамъ не ходитъ?
-- Это все денегъ стоитъ, а въ больницѣ все-таки мнѣ что-нибудь пропишутъ. Что, очень я на видъ плоха?
-- Во всякомъ случаѣ, вы не изъ такихъ, которымъ разрѣшается вставать съ постели,-- проворчалъ Сидней, придвигая свой стулъ поближе въ кровати.
-- Да не могу же я лежать, поймите! Такъ нечего объ этомъ говорить. Но меня безпокоитъ Клара. Только-что заходила ко мнѣ м-съ Тэбсъ и говорила, говорила безъ умолку. Она даетъ Кларѣ столъ и квартиру и пять шиллинговъ въ недѣлю. Клара настаиваетъ, чтобы уйти изъ дому, а отецъ не хочетъ. Но, можетъ быть, это было бы даже недурно; а, Сидней? Я знаю, вамъ этого бы не хотѣлось, но что же дѣлать?
Голосъ ея зазвучалъ протяжно и плаксиво; ей въ тонъ жалобно запищалъ ея двухнедѣльный крошка, тоже выражая свое неудовольствіе.
-- Неужели все напрасно? Неужели она въ самомъ дѣлѣ хочетъ идти на мѣсто и никогда, никогда мнѣ не дастъ слова?-- воскликнулъ Керквудъ.
Больная поникла головой; глава ея наполнились слезами.
-- Я сдѣлала все, что могла; ну, право же все, Сидней! Она упряма, а вдобавокъ и въ домѣ у насъ ни гроша. Конечно, не Джонъ тому виною: просто, не судьба! Вы знаете, какой онъ у насъ преданный и добрый; онъ на все готовъ для другихъ, а для меня былъ и будетъ всегда лучшимъ изъ мужей,-- умирать буду, а все-таки не могу сказать про него ничего другого!
Нѣсколько минутъ она всхлипывала жалобно. Сидней также не могъ скрыть отъ нея свою тревогу
-- Послушайте, однако!-- началъ онъ, поборовъ свое малодушіе:-- когда все идетъ такъ плохо,-- вѣрно ужъ скоро конецъ всему дурному и близка перемѣна въ лучшему. Такія неудачи долго не могутъ тянуться; Джонъ скоро найдетъ себѣ мѣсто, а пока вы должны и не см ѣ ете мнѣ мѣшать дать вамъ хоть сколько-нибудь взаймы!
-- Не смѣю, Сидней; право же не смѣю! Онъ говоритъ: стоитъ только разъ занять,-- а тамъ ужъ и пойдетъ, и пойдетъ, и будешь себѣ все занимать да занимать, а самъ ничего не заработаешь! Вы знаете, это -- одинъ изъ его излюбленныхъ коньковъ.
-- Пустяки! Я его считаю просто неразсудительнымъ и эгоистичнымъ человѣкомъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ! Джонъ никогда въ жизни не былъ эгоистомъ. И вы мнѣ больше этого не говорите! Такая ужъ у него фантазія.
-- Отъ этого легко его избавить,-- надо только разрѣшить Кларѣ уйти изъ родного дома. А опасаться нечего: если дѣвушка сама себя, въ свои семнадцать лѣтъ, не уважаетъ, такъ никогда больше и не научится себя уважать, и ничего вы съ этимъ не подѣлаете! Скажите, чтобы Джонъ отпустилъ дочь.
Горько звучали его слова; онъ откинулся на спинку стула и такъ его пошатнулъ, что несчастный заскрипѣлъ.
-- А что, если съ нею какая бѣда приключится? Ну что тогда?-- жалобно продолжала м-съ Юэттъ:-- вѣдь намъ хорошо извѣстно, почему м-съ Тэбсъ такъ хочется залучить Клару къ себѣ,-- потому что она красива! А еслибъ съ нею что-нибудь случилось, отецъ не вынесетъ, съума сойдетъ. Счастье, что мой отецъ держалъ насъ строго, а не то я давно бы стала поступать какъ Клара. Хорошо, что онъ умеръ еще прежде, чѣмъ я...
-- Полноте! Нечего объ этомъ поминать,-- перебилъ ее Сидней.-- Что было, то прошло и быльемъ поросло.
-- Нѣтъ, нѣтъ! Этого забыть нельзя, и Клара знаетъ, и потому меня ни въ грошъ не ставитъ, я это понимаю.
-- Не думаю; у нея все-таки доброе сердце...
Тяжелые шаги за дверью перебили его. На порогѣ появился юноша лѣтъ девятнадцати, рослый и красивый, съ нѣжными чертами лица; профиль его указывалъ на острый умъ и живое соображеніе; движенія были быстрыя, но при большемъ запасѣ здоровья онъ могъ бы быть полнѣе. Онъ поклонился Керквуду нѣсколько высокомѣрно.
-- Гдѣ та медалька, которую я рѣзалъ вчера?-- спросилъ онъ, разбрасывая вещи, въ которыхъ рылся.
-- Потише, Бобъ!-- остановила его мать.-- Она лежитъ въ сосѣдней комнатѣ на каминѣ.
Бобъ бросился туда и вернулся съ блестящей свѣтленькой медалькой, сіявшей особенно ярко въ его черной рукѣ, которая лоснилась, какъ будто онъ имѣлъ дѣло съ желѣзными или вообще металлическими вещами. Юноша подошелъ къ Сиднею и показалъ ему свою работу.
-- Ну, какъ вамъ кажется?-- и самъ же пояснилъ, указывая на рисунокъ тончайшей работы -- жокея, привставшаго на стременахъ на лошади, которую онъ бьетъ ожесточенно.
-- Это "Талли-xo!" на весеннихъ скачкахъ. Я на него ставлю.
И, небрежно кивнувъ головою, онъ бросился вонъ изъ комнаты.