На слѣдующее утро миссисъ Пекковеръ вернулась домой. Высокая, съ широкими костями, немолодая (ей было уже за пятьдесятъ), съ грубымъ лицомъ, на которомъ только и было красиваго, что густые усы; отъ ея темныхъ волосъ несло жирной помадой. Такова была эта особа, полагавшая, что честь ея семейства требовала, чтобы на похоронахъ присутствовало какъ можно большее число родственниковъ и родственницъ. Съ этой цѣлью она сама съѣздила за м-съ Гелли,-- толстой женщиной, съ краснымъ носикомъ и слезящимися глазками,-- м-съ Пекковеръ знала, что иначе послѣдняя не будетъ въ состояніи явиться на погребеніе въ трезвомъ видѣ. Впрочемъ, м-съ Гелли было разрѣшено слегка прибѣгнуть въ рюмочкѣ, но лишь въ такомъ размѣрѣ, который только развилъ бы въ ней пріятную словоохотливость. Она же сама дала слово воздержаться отъ какого бы то ни было излишка въ питіи до окончанія погребальной церемоніи.

Новости, которыя м-съ Пекковеръ узнала по прибытіи домой, не могли быть ей особенно пріятны. Особенно же ее поразило рѣшеніе Клары требовать судебнаго слѣдствія, если съ Дженни приключится что-нибудь дурное. Поглядѣвъ на больную дѣвочку, безъ которой ей теперь трудно было обойтись, она сошла внизъ и, заперевъ за собою дверь, какъ буря, какъ вихрь, налетѣла на дочь:

-- А, такъ вы, кажется, изволили вообразить, что теперь будетъ на вашей улицѣ праздникъ?-- говорила разгнѣванная мать.-- Вамъ все равно; вамъ лишь бы себя тѣшить! Я вамъ, сударыня, этого не спущу!

Тррахъ!-- тотчасъ же вслѣдъ за ея словами раздался звукъ пощечины, да такой увѣсистой, что даже дородная Клемъ пошатнулась.

-- Отстань отъ меня!-- заревѣла она.-- Попробуй, сунься въ другой разъ, и я тебѣ тоже задамъ жару! Вотъ увидишь!

Поднялся страшный шумъ и гамъ, который, впрочемъ, кончился довольно мирно тѣмъ, что Клемъ пошла за докторомъ, пользовавшимся полнымъ довѣріемъ м-съ Пекковеръ. Онъ собственно былъ не только не докторъ, но даже не лекарь, и лечилъ (въ качествѣ свѣдущаго аптекаря) только въ тѣхъ случаяхъ, когда настоящій докторъ, заваленный приглашеніями, не наѣлъ возможности лично явиться къ больному. Впрочемъ, ему болѣзнь Дженни показалась пустячкомъ:

-- Маленькая лихорадочка,-- замѣтилъ онъ и глубокомысленно прибавилъ: -- Мы ее живо поставимъ на ноги. Пораненій нѣтъ, никакихъ? А? О, мы ее живо поставимъ на ноги!.. Пошлите-ка скорѣе за лекарствомъ!

-- Какъ только окончится погребеніе, мы ее перенесемъ обратно въ каморку за кухней,-- говорила м-съ Пекковеръ своей жилицѣ. Не безпокойтесь только, не разстраивайте себя, моя душечка! И безъ того уже большое одолженіе съ вашей стороны, что вы взяли на себя эту обузу на цѣлую ночь!

Родные и знакомые, явившіеся на погребеніе, начали съѣзжаться. Прежде всего ихъ ввели въ роскошно убранную гостиную Пекковеровъ.

Посреди нея красовался большой круглый столъ, весь уставленный яствами и прохладительными напитками; на полированномъ открытомъ буфетѣ стояли ребромъ ряды дессертныхъ тарелокъ и множество стеклянныхъ сосудовъ, цѣль которыхъ была, по всей вѣроятности, служить только украшеніемъ, такъ какъ никакого иного употребленія для нихъ нельзя было бы прибрать. Въ углубленіи стѣны, на низенькомъ шкафчикѣ стояли чайный приборъ, овальный подносикъ съ цвѣтами, а на самой верхушкѣ, подъ стекломъ, виднѣлась картонная модель собора св. Павла. Надъ каминомъ -- зеркало, обтянутое желтой кисеей, а по обѣ его стороны -- силуэты предковъ и множество другихъ картинъ, изъ которыхъ самая внушительная изображала не то корабль, не то (съ тѣмъ же вѣроятіемъ) какіе-то виды Альпійскихъ горъ. Были тутъ нѣмецкія иллюстраціи момента казни англійскихъ преступниковъ; портреты королевской фамиліи, "Разрушеніе Ниневіи". На подоконникахъ были разставлены горшки искусственныхъ цвѣтовъ, и ихъ безпрестанно сваливали и ломали то ставнями, то занавѣсками.

Послѣ того, какъ гости поочередно отвѣдали элю или водки, ихъ ввели въ каморку полюбоваться на гробъ и на покойницу. (Ставлю на первомъ планѣ гробъ, потому что онъ возбуждалъ въ зрителяхъ больше любопытства, чѣмъ сама усопшая). Еслибы можно было похоронить старуху поскромнѣе, м-съ Пекковеръ сама была бы этому рада, но ей надо было отличиться. И въ самомъ дѣлѣ, долго еще послѣ похоронъ люди добрые поминали роскошь обстановки и щедрость м-съ Пекковеръ. Гробъ осмотрѣли снаружи и внутри, похвалили и его, и даже самую покойницу.

-- Красивая, несмотря на свои годы,-- было общее мнѣніе. Потомъ всѣ пошли назадъ, въ гостиную, и опять "подкрѣпились". Въ комнатѣ запахло виномъ, какъ въ пивной.

-- Все какъ нельзя болѣе прилично, право!-- говорили другъ другу кумушки, столпившись въ гостиной.

-- Да такъ оно собственно и подобаетъ!-- воскликнула одна изъ нихъ въ благородномъ негодованіи:-- еслибы м-съ Пекковеръ не съумѣла сдѣлать все такъ отлично,-- кто бы тогда съумѣлъ на ея мѣстѣ?-- И говорившая вызывающимъ взоромъ окинула окружающихъ, какъ бы готовясь возражать другимъ; но эти другіе только одобрительно зашумѣли въ подтвержденіе ея словъ. М-съ Пекковеръ вообще слыла женщиной богатой и еще при жизни мужа, гранильщика, съ успѣхомъ открыла пивную, которая оказалась маленькой, но отличной. По смерти его вдова реализировала свою пивную и выручила кругленькій капиталецъ. Чувствуя влеченіе въ частной жизни, посвященной воспитанію своего единственнаго дѣтища -- Клементины, она удалилась отъ дѣлъ и занялась своимъ домомъ и жильцами.

По возвращеніи съ похоронъ, вся компанія приглашенныхъ "на домъ" до того перепилась, что даже м-съ Гелли уже было разрѣшено дать себѣ волю. Но въ ту самую минуту, когда шумъ и разгулье дошли до апогея, м-съ Пекковеръ показалось, что кто-то постучался. Она послала Клемъ отворить, и та быстро вернулась:

-- Тамъ какой-то старикъ спрашиваетъ, нѣтъ ли здѣсь у насъ кого изъ Снаудоновъ?

-- А что же ты ему сказала?

-- Я сказала, что пойду спрошу.

-- Останься тутъ. Молчи, и никому ни гу-гу!

М-съ Пекковеръ вышла и увидала на порогѣ сѣдовласаго; старика, на которомъ было какое-то странное длинное пальто и такая же странная шляпа. Онъ молча посмотрѣлъ на хозяйку дома:

-- Что вамъ угодно, мистеръ?-- спросила она.

-- Мнѣ сказали, что у васъ въ домѣ живетъ ребенокъ, фамилія котораго Снаудонъ,-- ясно и серьезно проговорилъ гость.

Закраснѣвшіеся отъ вина глазки м-съ Пекковеръ пытливо; уставились на говорившаго:

-- Я, что-жъ, пожалуй, могу вамъ сказать, что въ этомъ домѣ дѣйствительно есть ребенокъ по фамиліи Снаудонъ, то есть, по крайней мѣрѣ, есть дѣвочка, приблизительно лѣтъ четырнадцати или пятнадцати.

Старикъ какъ бы собрался съ мыслями и замѣтилъ:

-- Нѣтъ, если это та, про которую я думаю, ей еще далеко до четырнадцати лѣтъ.

М-съ Пекковеръ измѣнилась въ лицѣ и на минуту отвела глаза въ сторону.

-- Ну, я вѣдь такъ и говорю, что она приблизительно такихъ лѣтъ. Я въ нѣкоторомъ смыслѣ замѣняла ей мать и даже хорошую мать, могу сказать по совѣсти!.. вотъ уже седьмой годъ. Конечно, я могла бы отдать ее въ воспитательный,-- продолжала она, шевеля въ каминѣ,-- какъ только мнѣ перестали за нее платить тѣ, которые отдали ее на мое попеченіе. Нѣтъ, я не такая! Я все дѣйствую себѣ въ убытокъ.

-- Ея родители поручили вамъ эту дѣвочку?

-- Отецъ ея; мать умерла давно, и, надо ему отдать честь, онъ похоронилъ ее (изъ нашего же дома) вполнѣ прилично: да я и не допустила бы ни за что, чтобы изъ моего дома вынесли покойника кое-какъ; я бы скорѣе согласилась доплатить изъ своего кармана. Вотъ и мой гробовщикъ самъ вамъ это скажетъ. Онъ распоряжался похоронами моего мужа; сегодня онъ былъ тоже здѣсь: мы только-что похоронили мою свекровь. Потому-то я немножко... не въ себѣ какъ видите!-- болтала обыкновенно неразговорчивая м-съ Пекковеръ.

Впрочемъ, ей нужно было къ тому же выиграть время, чтобы подыскать подходящія выраженія для свѣдѣній, которыя онъ могъ отъ нея потребовать. Это волненіе, однако, вызывала въ ней не встревоженная совѣсть, а просто ей было жутко передъ его прямымъ взглядомъ.

-- Вы еще не сказали мнѣ, дѣйствительно ли отца дѣвочки звали Джозефомъ Снаудономъ?-- спросилъ онъ.

-- Мнѣ нечего скрываться; да, онъ дѣйствительно былъ Джозефъ Снаудонъ. Это вашъ сынъ?

-- Да! Имѣете вы основаніе думать, что онъ умеръ?

-- Умеръ? Нѣтъ, я что-то не слыхала. А только, какъ умерла его жена, онъ мнѣ и говоритъ: "м-съ Пекковеръ, говоритъ, я знаю, что у васъ материнское сердце (а это вѣдь сущая правда!)... материнское сердце, и мнѣ бы, говоритъ, хотѣлось оставить на вашемъ попеченіи ною Дженни. (Она тогда ходила въ ту же школу, что и моя Клемъ, т.-е. Клементина). Я уѣзжаю на работу въ Бирмингамъ, такъ вы ужъ, говоритъ, пожалуйста, за нею присмотрите,-- ну, годикъ, другой, а то и третій, смотря по обстоятельствамъ".

-- О!.. говорю я, не увѣренная, что мнѣ собственно надо сказать: О!..-- "Да!" -- проговорилъ онъ и, никого не предупредивъ, взялъ да и уѣхалъ. А послѣ него мой сынъ соблазнился, да махнулъ въ Австралію.

Ея проницательный взглядъ подмѣтилъ въ старикѣ что-то такое, что показалось ей подозрительнымъ, и она поспѣшила спросить:

-- Пожалуй вы и сами, мистеръ, успѣли въ Австраліи побывать?

-- Да, успѣлъ... Но вы мнѣ не сказали, что же было дальше съ ребенкомъ.

-- Про нее я могу только сказать, что такая дѣвочка всякаго способна вознаградить за возню съ нею. Она таки довольно старательный ребенокъ, но еще не очень аккуратна, слишкомъ молода! Я все старалась, какъ бы ей было полезнѣе и лучше, но теперь, когда она больна...

-- Больна?! Чего же вы давно не сказали? Гдѣ же она теперь?

-- У нашихъ сосѣдей и жильцовъ -- Юэттовъ. (Могла ли я отдать ее чужимъ?) Ей вѣдь теперь всего нужнѣе покой и удобства...

-- Ведите меня къ ней!-- перебилъ старикъ, но м-съ Пекковеръ напомнила ему, что у него нѣтъ другихъ доказательствъ своего родства, кромѣ его словъ, что будто Дженни -- его внучка.

-- Да, я могу только на словахъ сказать вамъ, что ея отецъ Джозефъ -- мой самый младшій сынъ. Я вернулся въ Англію доживать свой вѣкъ, и надѣюсь, что мнѣ удастся разыскать его, а пока, живъ онъ или нѣтъ, я все равно увѣренъ, что онъ ничего не скажетъ противъ, если я позабочусь о его дочкѣ, какъ о родной дочери. Вы потратились на нее...-- началъ онъ, но умолкъ, и напрасно ждала м-съ Пекковеръ, что онъ договоритъ такъ интересно начатое. Мысли его повидимому приняли иное направленіе.

-- А вы могли бы показать мнѣ эти письма, которыя вы говорите, что мой сынъ вамъ писалъ?

-- Понятно, могла бы!-- отвѣчала она грубо, какъ человѣкъ, котораго поймали на мѣстѣ преступленія, и которому это досадно.

-- Ну, послѣ, послѣ! Пойдемте поскорѣе къ ней!-- и мягкій голосъ старика твердо и повелительно отозвался въ ушахъ у м-съ Пекковеръ, которая поспѣшила встать и уйти въ квартиру Юэттовъ. Минутъ десять спустя послѣ ея ухода появилась Эми и повела старика въ его больной внучкѣ.

Тѣмъ временемъ Дженни, которая бредила, мигомъ перенесли съ тюфяка на настоящую кровать, и комнату, также насколько возможно, привели въ порядокъ. М-съ Пекковеръ было довольно шепнуть на ухо м-съ Юэттъ, что ей простится плата за цѣлыя полъ-недѣли, чтобы это магическое средство по прежнему дало ей полную свободу дѣйствій въ чужой квартирѣ.

Наконецъ, нежданнаго посѣтителя позвали въ больной, и онъ долго сочувственно смотрѣлъ на воспаленное лицо бѣдной дѣвочки. Дженни привставала и садилась на кровати и жалобно крикнула:-- М-ръ Керквудъ!.. м-ръ Керквудъ!..-- протягивая руки въ воздухѣ, чтобы за него ухватиться.

-- Кто это м-ръ Керквудъ?

-- Просто нашъ знакомый,-- сама встревоженная, отвѣчала м-съ Пекковеръ и поспѣшила увести прочь Снаудона, подъ предлогомъ, что волненіе можетъ быть вредно для больной.