Дженни не захотѣла возражать дѣду, и пошла прогуляться. Ей давно уже хотѣлось повидать Пеннилофъ, которой все нездоровилось; вдобавокъ, и время ея разрѣшенія уже приближалось.
Тревожно спѣшила молодая дѣвушка къ знакомому крыльцу, и удивилась, что на порогѣ стоитъ не кто иной, какъ Бобъ; на видъ онъ показался ей еще угрюмѣе, еще противнѣе и еще грязнѣе, чѣмъ обыкновенно.
-- А что жена? Дома?-- спросила его Дженни.
-- Да!.. а съ нею и еще кое-кто другой, кто могъ бы (и съ большимъ успѣхомъ!) избавить насъ отъ своего присутствія!.. Еще явился одинъ -- и притомъ совершенно лишній ротъ!
-- Вотъ и ошиблись: его ужъ нѣтъ!-- горячо воскликнулъ женскій голосъ, и бравая сосѣдка, нѣкая м-съ Гриффинъ, опалила Боба своимъ гнѣвнымъ взглядомъ.
-- Да кого это нѣтъ? Говорите толкомъ!-- нахмурившись, скомандовалъ Бобъ.
-- Ну, да его, ребенка! Кого же больше?
-- Прекрасно! Хоть и то спасеніе...-- заключилъ нѣжный отецъ.
М-съ Гриффинъ объяснила Дженни, что Пеннилофъ разрѣшилась отъ бремени десять часовъ тому назадъ, ребенокъ умеръ, а мать "плоха! охъ, какъ плоха"!
-- Она, бѣдняжечка моя, не говоритъ, какъ онъ: "прекрасно!" -- но чтобы сказать, что она въ большомъ огорченіи,-- этого тоже нѣтъ! И винить ее тоже не могу: вѣдь не заботится же о своемъ ребенкѣ тотъ, кому бы это больше всего подобало!
Помимо неряшливой внѣшности, у Боба былъ теперь еще на придачу такой хмурый и непріязненный взглядъ, что Дженни стало жутко на него смотрѣть,-- она сама не знала почему.
-- Вотъ кто на ея мѣстѣ, навѣрное, ужъ не сталъ бы горевать, такъ это я!-- горячилась добрая женщина.-- Съ такимъ мужемъ, котораго нигдѣ не держатъ, далеко не уѣдешь. Позавчера его прогнали съ мѣста, и, право, подѣломъ; да она-то, бѣдная, чѣмъ виновата? А онъ самъ плохо кончитъ, помяните мое слово! И даже скорѣе, чѣмъ вы можете себѣ представить... Да! Вся ужъ семья у него такая. Вы съ ними не знакомы, миссъ?
-- Прежде была знакома...
-- Вамъ, значитъ, неизвѣстно, что вернулась та, его сестра, актриса? Мнѣ вчера говорила м-съ Баннистеръ; а она слышала отъ миссъ Горроксъ; такъ у этой миссъ Горроксъ есть подруга, въ томъ самомъ домѣ, гдѣ живетъ старикъ Юэттъ. Такъ она говоритъ, что это все такъ подробно и описано въ воскресномъ нумерѣ, въ газетѣ. Какая-то тамъ женщина облила ей лицо синильной кислотою, и теперь она ходитъ подъ густымъ вуалемъ, и никому не кажется на глаза; а тогда она вѣдь убѣжала изъ родительскаго дома со стыдомъ и позоромъ.
Дженни глядѣла на нее, не совсѣмъ понимая, что та хочетъ сказать.
-- Кто это? Миссъ Юэттъ?-- переспросила она.
-- Да; сколько я понимаю...
-- Такъ она вернулась домой? И давно?
-- Не знаю хорошенько; кажется, недѣли три тому назадъ. Говорятъ, въ газетахъ вотъ ужъ два мѣсяца, какъ въ первый разъ писали про ея бѣду.
-- А м-съ Юэттъ знаетъ объ этомъ?
-- Право, не знаю; никогда она со мной не говорить объ этомъ, да я и сама-то только вчера услыхала отъ м-съ Баннистеръ... Вѣдь я эту самую миссъ Юэттъ и въ глаза не знаю,-- какъ бы извиняясь, прибавила она, замѣтивъ смущеніе Дженни, которая больше не стала разспрашивать ее и, по ея совѣту, отложила свое свиданіе съ больною Пенни до утра.
Однако, наутро, въ ту самую минуту, когда она собралась туда идти, Бесси, многозначительно улыбаясь, прибѣжала сообщить ей, что ее хочетъ видѣть "одну " -- и не кто иной, какъ м-ръ Керквудъ.
"Что-то случилось",-- подумала Дженни, и сердце у нея замерло.
Отъ Бесси не укрылось ея волненіе, и улыбка ея пропала.
-- Просить его въ гостиную?-- спросила она, и пошла за гостемъ. Старикъ Снауденъ былъ у себя въ комнатѣ и еще не выходилъ изъ спальни, несмотря на поздній часъ.
Одного взгляда на Сиднея было достаточно, чтобы убѣдиться въ томъ, что онъ заговоритъ о Кларѣ,-- такъ подсказалъ Дженни ея чуткій взглядъ. И она не ошиблась.
-- Я нарочно не пошелъ сегодня на работу,-- началъ онъ:-- мнѣ надо съ вами переговорить наединѣ...
-- Пожалуйста, садитесь!
Сидней видѣлъ по лицу Дженни, что она интересуется чѣмъ-то и даже не старается скрыть свое любопытство.
-- Вы видаетесь, конечно, съ м-съ Юэттъ, и слышали, что Клара вернулась и опять живетъ у отца?
-- Слышала, но не отъ нея. Мнѣ только вчера стали посторонніе.
-- То-есть, вамъ это сообщили въ видѣ сплетни?
-- Да.
-- А вы знаете, что съ нею именно случилось?
-- Да; если то, что мнѣ сказали, правда.
-- Миссъ Снаудонъ...
-- О, пожалуйста, не называйте меня такъ! Вы меня съ дѣтства называли "Дженни", и эта перемѣна... она такъ звучитъ, какъ будто что-то между нами измѣнилось. А вы вѣдь всегда были моимъ другомъ; и развѣ можетъ что-либо помѣшать намъ быть и впередъ друзьями?
Съ удивленіемъ смотрѣлъ на нее Сидней, удрученный предстоящимъ объясненіемъ. Теперь, казалось, она сама шла на встрѣчу его желанію. Онъ не могъ ожидать отъ слабенькой, нервной Дженни такого самообладанія въ дѣлѣ, касавшемся ея сердечнаго счастья. Онъ не могъ угадать того малодушія, той душевной пытки, которую она пережила наканунѣ. Передъ нимъ была молодая дѣвушка -- блѣдная, худенькая, но сильная своимъ женскимъ достоинствомъ, своей благородной рѣшимостью.
Сидней видѣлъ, что она какъ бы указываетъ ему на исходъ изъ ихъ обоюдно-тяжелаго положенія; ему оставалось только скорѣе приступить. къ неизбѣжному признанію.
-- Дженни! Дорогая, милая... добрая моя Дженни! Вы помните, что я тамъ, въ Данбери, вамъ говорилъ, будто забылъ ее? Я ошибался... Но сами знаете, какое бѣдствіе ее, несчастную, теперь постигло, и я не могъ бы назваться человѣкомъ, если бы она была для меня какъ чужая...
-- Вы уже говорили съ нею?
-- Дженни! Я просилъ ее... быть моей женой!.. Скажите: если бы я передъ тѣмъ зашелъ и разсказалъ вамъ откровенно, какъ старое чувство во мнѣ ожило опять и какъ я думаю при этомъ поступить, неужели вы отказались бы пожать мнѣ руку, какъ это водится между друзьями?
-- Я одинаково готова пожать ее сейчасъ! Или вы думаете, что я позабыла, какъ она въ ту ночь меня, забитаго ребенка, спасала отъ побоевъ, какъ она меня приласкала и пригрѣла, какъ ходила за мной, за больною?
Ни тотъ, ни другой, не были многорѣчивы и почти безъ словъ понимали другъ друга; во всякомъ случаѣ, понимали настолько, чтобы чувствовать прочнѣе прежняго узы своей долголѣтней и горячей дружбы. Дженни -- положимъ -- немного ошибалась, предполагая, что только въ этомъ и лежитъ причина отказа Сиднея отъ узъ, которыя еще болѣе приблизили бы къ нему ее, Дженни, но въ томъ, что бѣдствіе, постигшее несчастную Клару, сильно повліяло на его рѣшеніе, она не ошиблась.
Онъ взялъ и удержалъ ее руку въ своей, пока она не отняла ее потихоньку.
-- Вы ужъ сами пойдите и скажите дѣдушкѣ, только...-- перебила она его даже прежде, чѣмъ онъ успѣлъ заговорить,-- только я сначала загляну къ нему на минутку. Подождите, пожалуйста; я сейчасъ!
Разстроенный, печальный, Сидней остался одинъ, а Дженни поднялась наверхъ, къ дѣду, который не сразу замѣтилъ ея появленіе. Онъ сидѣлъ не то въ задумчивости, не то въ полудремотѣ; рядомъ съ нимъ, на столикѣ, стоялъ почти нетронутый завтракъ.
-- Дѣдушка!-- окликнула она его.-- Дѣдушка, тамъ пришелъ м-ръ Керквудъ: ему хотѣлось бы съ тобой поговорить.
-- Со мной поговорить? Это еще о чемъ?-- задумчиво и пытливо глядя на внучку, произнесъ старикъ, видя, что Дженни чрезвычайно взволнована и не особенно радуется этому свиданію:
-- Онъ, вѣроятно, не спроста захотѣлъ раньше тебя видѣть?
-- Да!-- подтвердила Дженни.-- Именно для того, чтобы мнѣ сообщить, что онъ рѣшилъ жениться.
Морщинистое лицо старика выразило удивленіе.
-- Онъ самъ вамъ скажетъ... и на комъ... и какъ все это вышло... Дѣдушка, милый! Не сердись на него, забудь все старое... Пусть онъ поговоритъ съ тобой, и ты увидишь, почему именно я даже довольна, что все такъ сложилось... Ты вѣдь не говорилъ съ нимъ... обо мнѣ?
Старикъ отрицательно качнулъ головою.
-- Ну, и прекрасно! Значитъ, ты примешь его, какъ будто ни въ чемъ не бывало?-- Дженни нагнулась и ласково взяла дѣда за руку.
-- Скажи же ему, пусть войдетъ,-- тихо проговорилъ старикъ, и въ глазахъ у него засвѣтился тотъ огонекъ привѣта, котораго давно не было видно.-- А когда онъ уйдетъ, мы съ тобой можемъ опять поговорить.
Свиданіе его съ Керквудомъ было коротко и тотъ ушелъ, не повидавшись больше съ Дженни.
Она твердо рѣшила не дать никому заподозрить, какъ глубока была ея сердечная мечта, хававшаяся ей теперь несбыточнымъ, прекраснымъ сномъ. Ну, что жъ такое? Вотъ она проснулась; сонъ конченъ, началась дѣйствительность, будничная, сухая. Вѣдь и тогда, ребенкомъ, она видѣла чудные сны, а просыпаясь, подчинялась грубости и терзаніямъ м-съ Пекковеръ.
Насколько же отраднѣе и лучше ея положеніе?! Нѣтъ, просто преступленіемъ было бы роптать на свою долю только потому, что ей не суждено извѣдать одной изъ радостей житейскихъ! Теперь уже ничто ее смущать не будетъ и не отвратитъ отъ долга, который на нее налагаетъ желаніе дѣда... Да, да: все къ лучшему!
-- Ахъ, про Пеннилофъ я и забыла! Надо мнѣ первымъ дѣломъ навѣстить ее, какъ можно раньше утромъ!