Жертва лиги мертвыхъ.
Обладать Неаполемъ -- было завѣтной мечтой французской анжуйской династіи, ибо она имѣла на это равныя права съ испанцами, почти сто лѣтъ твердо владѣвшими этимъ прелестнымъ уголкомъ земли. Правда, французское правительство явно не принимало никакихъ рѣшительныхъ мѣръ для осуществленія своихъ замысловъ, но втайнѣ, совершенно въ характерѣ французскаго народа, велась противъ испанцевъ неустанная интрига и пропаганда и, такимъ образомъ, тщательно подготовлялось открытое возстаніе, готовое вспыхнуть при первомъ удобномъ случаѣ. Тайнымъ притономъ этой пропаганды былъ Римъ, а очагомъ ея -- дворецъ французскаго посланника, который принималъ жалобы недовольныхъ неаполитанцевъ и старался раздувать ихъ ненависть къ испанцамъ. Къ числу недовольныхъ, покинувшихъ родину и искавшихъ спасенія въ Римѣ, принадлежалъ и молодой дворянинъ изъ одной знатной, но обѣднѣвшей неаполитанской фамиліи, по имени Джуліо Мазарини. Онъ поступилъ въ папскую гвардію и вскорѣ проникъ во дворецъ французскаго посланника, гдѣ онъ не только пополнилъ свои филологическія познанія, но и сдѣлался любимцемъ, благодаря своимъ вкрадчивымъ манерамъ и тонкому свѣтскому обращенію. Спустя нѣкоторое время, онъ получилъ назначеніе сопровождать папскаго нунція, посланнаго во Францію съ однимъ дипломатическимъ порученіемъ. Въ Ліонѣ произошло свиданіе нунція съ кардиналомъ Ришелье и великій государственный человѣкъ проницательнымъ взоромъ угадалъ въ Мазарини не только восторженнаго друга Франціи, но и его тонкій дипломатическій талантъ. Съ этихъ поръ Ришелье не терялъ Мазарини изъ виду; благосклонность перваго послужила для послѣдняго путеводной звѣздой къ счастью. По возвращеніи въ Римъ молодой неаполитанецъ удостоился особеннаго вниманія со стороны папы и французскихъ кардиналовъ.
Въ это время ходили слухи объ одномъ до дерзости смѣломъ планѣ. У неаполитанскаго вице-короля, герцога Аркоса, была прелестная дочка, Инесса, красота которой была много разъ прославляема. Донна Инесса воспитывалась въ одномъ испанскомъ монастырѣ и по достиженіи дѣвическихъ лѣтъ должна была покинуть Испанію и переселиться въ Неаполь къ своимъ родителямъ Въ Парижѣ, между тѣмъ, созрѣла мысль просватать ее за одного французскаго принца, герцога изъ анжуйскаго дома, и въ Римѣ были приняты всѣ мѣры для осуществленія этого смѣлаго плана.
Молодой Мазарини долженъ былъ играть въ этомъ дѣлѣ главную роль, будучи тонкимъ дипломатомъ. Онъ былъ еще совершенно неизвѣстенъ въ большомъ свѣтѣ, и это давало ему возможность дѣйствовать гораздо рѣшительнѣе и смѣлѣе. Никто не зналъ, что молодой офицеръ папской гвардіи неоднократно навѣдывался въ Римъ, и ни въ комъ его корреспонденція не возбуждала подозрѣній. Онъ велъ дѣло очень хитро, но весь планъ былъ настолько труденъ и смѣлъ, что нельзя было надѣяться на его выполненіе; и, дѣйствительно, Мазарини потерпѣлъ крушеніе, какъ скоро испанское правительство узнало о продѣлкахъ хитраго дипломата. Отрѣшеніе герцога Аркоса отъ должности имѣло бы, конечно, успѣхъ, но вѣдь испанское правительство не имѣло никакихъ доказательствъ, что всѣ эти планы были извѣстны герцогу, и что онъ покровительствовалъ имъ. Герцогъ, конечно, могъ удостовѣрить, что онъ ничего не зналъ: когда обнаружилось, что аббатисса того монастыря, въ которомъ воспитывалась донна Инесса, подпала французскому вліянію,-- герцогъ взялъ свою дочь къ себѣ, въ Неаполь. Но не смотря на это, Мазарини блестяще съумѣлъ доказать свой талантъ, когда вскорѣ его назначили вице-легатомъ въ Авиньонъ, а затѣмъ и чрезвычайнымъ папскимъ посланникомъ къ французскому двору, гдѣ онъ до такой степени вошелъ въ довѣріе короля Людовика XIII, что вскорѣ окончательно перешелъ на французскую государственную службу.
Неаполитанскій вице-король былъ въ сущности добрякъ. Онъ очень серьезно относился къ своимъ обязанностямъ и прилагалъ величайшія старанія для сближенія съ мѣстнымъ дворянствомъ. Но въ силу странныхъ обстоятельствъ даже въ лучшей части неаполитанскаго общества господствовала величайшая дикость нравовъ. Между обѣими партіями -- мѣстнымъ дворянствомъ и испанскою знатью -- не прекращалась смертельная вражда; не смотря на то Амуръ поражалъ своими стрѣлами сердца тѣхъ и другихъ. Дѣло дошло до того, что возникали даже сомнѣнія -- можетъ ли испанецъ родниться съ итальянкой, или опасались, чтобы какой-нибудь молодой итальянскій дворянинъ не влюбился въ дочь какого-нибудь испанскаго графа. Подозрѣніе и недовѣрчивость обостряли обоюдную ненависть, непрестанно случались кровавыя ссоры, влекшія за собою кровавую месть и въ этихъ распряхъ запутывались зачастую цѣлыя семейства съ своими сообщниками. Поэтому, приходилось крутыми мѣрами и строгими наказаніями обуздывать нарушителей порядка. Супруга вице-короля была женщиной очень флегматичной, осторожной и гордой, какъ всѣ испанки-аристократки, мало склонной, подобно своему супругу, по своей дородности ко всякимъ треволненіямъ. На такую нѣжную и юную душу, какъ донна Инесса, дочь вице-короля, все это производило самое печальное впечатлѣніе: отъ нея невозможно было скрывать всего происходившаго, ибо въ немъ запутывались и самыя приближенные изъ окружавшихъ лицъ. Въ свою очередь очень ясно сказывалось и вліяніе этого нѣжнаго, женскаго существа, ибо ее присутствіе дѣйствовало благодѣтельно на самое избранное общество. Она была такъ обворожительно любезна и притомъ такъ скромна, что всякій боялся оскорбить ее, не понравиться ей, не обуздавши порывовъ грубой страсти.
Разумѣется, это укрощающее вліяніе не могло сгладить грубыхъ противорѣчій неаполитанскаго народнаго быта и потушить ненависть недовольныхъ. Въ высшемъ обществѣ, можетъ быть, рѣже случались кровавыя ссоры, но среди народа число протестантовъ-недовольныхъ увеличивалось съ каждымъ днемъ. Тысячи народа, живущаго трудами рукъ своихъ, снискивающаго себѣ пропитаніе рыболовствомъ или торговлей, замѣтили, что въ верхнихъ слояхъ общества ненависть къ испанцамъ не сказывается уже такъ громко и рѣзко, хотя обстоятельства нисколько не измѣнились и подати взыскивались еще безжалостнѣе, чѣмъ раньше. Сначала тихо, а потомъ все громче и громче заговорили объ измѣнѣ; то здѣсь, то тамъ раздавались въ народѣ голоса, заявлявшіе, что они могутъ справиться съ испанцами безъ богачей и знати, и что если кто не желаетъ совершенно погибнуть и умереть съ голода,-- пусть подумаетъ о томъ, какъ бы народу возстановить собственнымъ кулакомъ своимъ права.
По временамъ въ вице-королевскомъ дворцѣ устраивались великолѣпныя празднества. Испанцы, появляясь повсюду съ величайшимъ великолѣпіемъ, понимали, что они законодатели модъ и свѣтскаго этикета для всего образованнаго міра, а огромныя богатства, притекавшія къ нимъ изъ Вестъ-Индіи, позволяли такъ роскошничать. Гдѣ только испанцы появлялись, тамъ они съ безпощадной жестокостью выжимали изъ страны соки, разсыпая вмѣстѣ съ тѣмъ золото щедрой рукой тамъ, гдѣ замышляли что-нибудь въ свою пользу. Одно необыкновенное обстоятельство надѣлало въ это время большого шума. Для вѣрнаго пониманія этого случая, нужно знать, что морскіе разбойники въ тѣ времена находились подъ покровительствомъ власти. Подъ властью Испаніи находились въ то время богатыя земли въ средней и южной Америкѣ, которыя ежегодно должны были отправлять на родину съ огромнымъ флотомъ драгоцѣнныя вещи изъ благородныхъ металловъ, индиго, кошениль и тому подобное. Голландцы, во время продолжительной войны въ первой половинѣ XVII столѣтія, страстно желали съ помощью своихъ пиратовъ захватить въ плѣнъ испанскіе корабли. Но послѣдніе были хорошо охраняемы и обыкновенно въ цѣлости доставляли грузъ въ Испанію, откуда благородные металлы изъ испанскихъ дырявыхъ кармановъ переходили къ другимъ промышленнымъ націямъ. Однажды голландско-вестъ-индская компанія снарядила значительный флотъ изъ тридцати пяти большихъ и малыхъ военныхъ кораблей, довѣривъ командованіе надъ нимъ адмиралу Петру Гайну, или по просту Питъ Гайну. Если кто имѣлъ основаніе ненавидѣть испанцевъ, то именно этотъ человѣкъ. Его отецъ, простой матросъ, былъ однажды взятъ испанцами въ плѣнъ. Матери Пита не было въ живыхъ, и мальчикъ, живя на кораблѣ вмѣстѣ съ отцомъ, долженъ былъ раздѣлять его участь. Когда отецъ въ оковахъ былъ посаженъ на галеру, маленькій Питъ сидѣлъ у его ногъ и утѣшалъ несчастнаго отца. Мальчикъ не терялъ даромъ времени. Мать, не оставивъ ему ни денегъ, ни имѣній, научила его вязать. Въ то время какъ отецъ гребъ, Питъ прилежно работалъ и заработокъ отдавалъ отцу. Питу приходилось на галерѣ многое увидать, и въ душу ребенка глубоко запала ненависть противъ мучителей его отца. Только послѣ четырехлѣтняго плѣна отецъ съ сыномъ увидали, наконецъ, свободу. Питъ Гайнъ сдѣлался морякомъ и прошелъ всѣ ступени морской службы, пока не былъ пожалованъ въ адмиралы.
Весной вышеупомянутый флотъ вышелъ въ море. Разграбивъ и уничтоживъ нѣсколько испанскихъ кораблей не вдалекѣ отъ порта Корунна, онъ бросилъ якорь у острова св. Антонія въ Вестъ-Индіи. Отъ плѣнныхъ испанцевъ онъ узналъ, что въ Гаваннѣ, на островѣ Кубѣ, въ испанской резиденціи, совсѣмъ не подозрѣвали близости голландскаго флота, а съ часу на часъ, напротивъ, ожидали прибытія испанскаго флота изъ Терра-фирмы или изъ Новой Испаніи. Гайнъ подплылъ къ Кубѣ и остановился почти въ виду города Гаванны. Онъ былъ замѣченъ, и губернаторъ Кабрера тотчасъ послалъ яхту, для того чтобы предостеречь приближавшійся сюда испанскій флотъ съ грузомъ серебра. Эта яхта была взята въ плѣнъ и адмиралъ Гайнъ получилъ отъ нея извѣстіе, что въ Гаванскомъ порту стоитъ лишь одно единственное боевое судно, годное къ употребленію. Слѣдовательно, мѣсто стоянки голландскаго флота было вполнѣ безопасно. Съ крѣпости Морро испанцы могли видѣть, какъ грозный голландскій флотъ изо дня въ день крейсируетъ около береговъ. Они знали и предвидѣли, что ихъ ожидаетъ, и все-таки не заботились ни о собственной безопасности, ни о томъ, чтобы предостеречь своихъ друзей. Въ такомъ бездѣйствіи со стороны испанцевъ прошло нѣсколько недѣль. Наконецъ, адмиралъ приказалъ сдѣлать нѣсколько пушечныхъ выстрѣловъ. Флагъ-капитанъ Корнелій де-Витъ, впослѣдствіи, будучи тоже адмираломъ, прославившійся не менѣе Гайна, взялъ одинъ испанскій корабль, посланный на рекогносцировку изъ ожидаемаго флота. Команда этого корабля разсказала, что всѣ остальные плывутъ слѣдомъ за ними. Восходившее солнце освѣтило на востокѣ десять парусовъ, а черезъ нѣсколько часовъ показались еще девять другихъ, большихъ чѣмъ первые. Между ними были четыре испанскихъ галеоны. Увидѣвъ, что всѣ пути къ бѣгству отрѣзаны, они направились къ берегу. Нидерландцы преслѣдовали ихъ, пока было возможно. Между тѣмъ, наступилъ вечеръ. Многіе испанцы пробрались на сушу, захвативъ съ собою то, что было можно унести.
Рано утромъ на другой день адмиралъ приказалъ спустить на воду шлюпки. Въ одну изъ нихъ онъ сѣлъ самъ и направился къ ближайшей галеонѣ. Испанцы хотѣли, повидимому, обороняться, только послѣ нѣсколькихъ мушкетныхъ выстрѣловъ они смирились. Шлюпки пристали, но борта галеоны были на столько высоки, что не было возможности взобраться на нихъ. Наконецъ, былъ найденъ, спущенный съ галеоны, канатъ. Одинъ матросъ быстро взобрался по этому канату, влѣзъ на испанскую палубу и привязалъ шлюпку. Испанцы спокойно стояли и смотрѣли. Странно, что никто изъ нихъ не рѣшился поджечь корабль. Адмиралъ Гайнъ думалъ, что это еще можетъ случиться, и поэтому предложилъ испанскому адмиралу перевезти весь экипажъ съ его имуществомъ на берегъ, на нидерландскихъ лодкахъ.
Испанецъ согласился на это, и нидерландцы сами смотрѣли сквозь пальцы, узнавши, что золото и серебро тоже нагружалось въ шлюпки. Только три или четыре испанскихъ корабля успѣли спастись.
Въ теченіе пяти дней нидерландцы были заняты перегрузкой добычи съ испанскихъ кораблей на свои собственные. При этомъ оказалось, что испанскіе корабли были еще безоружнѣе, чѣмъ это показалось сначала, ибо всѣ пустыя мѣстечки, даже пушки, были до такой степени переполнены всякими товарами, что артиллерія, разумѣется, не могла дѣйствовать. Когда все было перегружено, всѣ испанскіе корабли подожгли. Затѣмъ, ликующіе голландцы отплыли въ отечество. Съ этимъ извѣстіемъ въ Амстердамъ впередъ была послана яхта, и цѣнность акціи вестъ-индской компаніи быстро поднялась. Наконецъ, благополучно прибылъ и весь флотъ. Когда Питъ Гайнъ и его вице-адмиралъ Лонкъ пріѣхали въ Гаагу, въ честь ихъ было сдѣлано пятьдесятъ пушечныхъ выстрѣловъ. Затѣмъ, ихъ привѣтствовали генеральные штаты и принцъ Оранскій. По всей странѣ пылали радостные огни, гудѣли колокола и въ церквахъ совершались торжественныя благодарственныя молебствія. И на самомъ дѣлѣ они заслуживали этого, ибо въ морской исторіи такое счастье было почти безпримѣрно. Большая вооруженная флотилія, послѣ 8-ми-мѣсячнаго плаванія при губительномъ вестъ-индскомъ климатѣ, потеряла только полтораста человѣкъ команды, изъ которыхъ тридцать три пало при высадкѣ на одинъ вестъ-индскій островъ отъ оружія карибовъ. Съ такими ничтожными потерями, которыя могли быть еще меньше, они захватили неслыханную добычу.
При разгрузкѣ было найдено серебра въ ящикахъ 182 тысячи фунтовъ и въ массивныхъ слиткахъ 3 тысячи фунтовъ. Всѣ товары были оцѣнены въ 11 1/2 милліоновъ гульденовъ; въ эту сумму не входитъ все то, что было унесено съ собой экипажемъ, не взирая на приказанія адмирала. Роттердамское адмиралтейство явило примѣръ рѣдкостной честности. Оно приказало публично нѣсколько разъ объявить, что тотъ, кто имѣетъ притязанія на эти сокровища, пусть явится и докажетъ законность своихъ претензій. Надписи на ящикахъ и слиткахъ: por el Rey, т. е. для короля, и por su Majestad, для ихъ величествъ, для коллегіи іезуитовъ въ Римѣ, для тѣхъ или другихъ частныхъ лицъ, ясно говорили, кто могъ предъявлять свои права. Когда никто не явился, адмиралтейство вручило всю добычу вестъ-индской компаніи. Пока испанцы жили въ добромъ согласіи съ Римомъ и пока іезуиты служили испанскому правительству, огромныя суммы притекали въ папское казначейство и вообще въ руки духовенства.
Про это зналъ неаполитанскій народъ и поэтому съ злобой смотрѣлъ на неслыханное великолѣпіе въ церквахъ и монастыряхъ. Суммы, которыя издерживались на издѣлія изъ мрамора, лаписъ-лазури, малахита и изъ другихъ полублагородныхъ камней, драгоцѣнныя мозаики, рѣзныя вещи и картины и тому подобное, были поистинѣ невѣроятны и все болѣе увеличивали бездну, раздѣлявшую бѣдствующій народъ отъ имущихъ классовъ. Ненависть неаполитанцевъ все увеличивалась еще и отъ того обстоятельства, что не только самыя доходныя административныя мѣста были заняты испанцами или ихъ фаворитами, но и реставрированіе дорогихъ построекъ и ихъ художественное убранство было отдано въ руки или испанцевъ по рожденію, или испанскихъ подданныхъ. Положеніе дѣлъ не измѣнялось, не смотря на многочисленныя жалобы. Можно ли удивляться, что выдающіеся неаполитанскіе живописцы примкнули къ "лигѣ мертвыхъ", если испанецъ всюду притѣснялъ ихъ, умалялъ ихъ заслуги, а самъ жилъ между тѣмъ въ княжеской роскоши. Прославленный живописецъ Джузеппе Рибера былъ приглашаемъ на всѣ великолѣпныя празднества, которыя устраивало испанское дворянство; онъ и его красавица-кокетка жена были избалованными любимцами вицекоролевскаго двора.
Въ концѣ масляницы въ блестящихъ залахъ дворца собралось на маскированный балъ все высшее общество. Подъ масками, конечно, очень легко могли проникнуть и неаполитанцы, ибо хотя съ давнихъ лѣтъ было принято избѣгать мѣстному дворянству всякихъ приглашеній, но тѣмъ не менѣе постоянно дѣлались попытки сломить это упорство и протянуть руку примиренія. Нѣкоторые изъ упорствующихъ неаполитанскихъ дворянъ въ глухихъ домино уходили, не снявъ маски, явившись только ради того, чтобы наблюдать испанское общество, а потомъ зло перемывать. ему бока. На балу, между прочими, замѣтили также группу изъ трехъ или четырехъ замаскированныхъ молодыхъ людей, которые держались постоянно вмѣстѣ, шептались между собой и затѣмъ одновременно исчезли. Разумѣется и тайныя любовныя похожденія бывали молодымъ итальянцамъ поводомъ для посѣщенія баловъ въ вице-королевскомъ дворцѣ, до это дѣло было не безопаснымъ и требовало соблюденія крайней осторожности.
Графъ Діего Мендоца получилъ на этотъ балъ приглашеніе вмѣстѣ со своей дочерью Корнеліей. Графъ былъ человѣкомъ благомыслящимъ, который повсюду старался улаживать несогласія между испанцами и неаполитанцами; вслѣдствіе продолжительной болѣзни своей супруги онъ уже нѣсколько лѣтъ не появлялся на публичныхъ празднествахъ. Но теперь различныя обстоятельства заставили его опять сойтись съ своими соотечественниками.
Истинная причина этого была, между прочимъ, смерть его нѣжнолюбимой супруги. Онъ чувствовалъ себя въ своемъ горѣ невыразимо одиноко, и такъ какъ родственники избѣгали его, какъ врага отечества, то его положеніе было еще горше и онъ тѣснѣе сблизился съ тѣмъ кругомъ, который отъ юности былъ ему симпатиченъ, а теперь старался успокоить его страданія. Семейныя отношенія съ родными покойной его жены были послѣ ея смерти круто порваны и только Людовико Кортези извѣщалъ иногда графа и его дочь, но это совершалось такъ осторожно и такъ рѣдко, что Корнелія не могла догадаться, отчего это ея двоюродный братъ такъ охладѣлъ къ ней.
Такъ какъ герцогъ Аркосъ былъ другомъ юности графа Мендоца, то можно было ожидать, что между ними еще сильнѣе разовьются дружескія отношенія. Донна Инесса, дочь герцога, сильно полюбила и сошлась съ Корнеліей Мендоца. Юная испанская принцесса какъ бы нашла на чужбинѣ родственную душу, въ то время какъ осиротѣвшее сердце Корнеліи страстно просило утѣшенія послѣ потери матери. Первая встрѣтила новую подругу съ сердечнымъ вниманіемъ, а послѣдняя чувствовала, какъ ея юное сердце вновь воскресаетъ въ присутствіи донны Инессы для жизни и радости.
По тогдашнимъ обычаямъ, существовавшимъ при европейскихъ дворахъ, молодые люди и дамы изъ аристократическаго общества, для большей пышности всякихъ празднествъ разучивали какой-нибудь балетъ, и можно себѣ представить, сколько тутъ было изысканнаго вкуса въ туалетахъ, сколько граціи и огня, если вспомнить, что здѣсь сошлись молодые испанцы и испанки, для того чтобы принести, такъ сказать, первую присягу вѣрности юной доннѣ Инессѣ. Разумѣется, Корнелія Мендоца не могла отказаться отъ приглашенія, и въ этотъ вечеръ она справляла свой первый выѣздъ въ большой свѣтъ. Репетиціи балета длились цѣлую недѣлю, и свиданія, устроивавшіяся для этой цѣли поперемѣнно во дворцахъ высшаго дворянства, служили для молодежи источникомъ веселыхъ утѣхъ. Молодой испанецъ, имѣвшій честь быть партнеромъ Корнеліи, былъ графъ Огнаттъ, по происхожденію изъ одной древней королевской фамиліи, только на короткое время пріѣхавшій въ Неаполь. Корнелія была или слишкомъ занята своей ролью въ балетѣ или еще слишкомъ юна, чтобы замѣтить, что красивый графъ, очарованный ею, постоянно ошибался, ибо больше наблюдалъ за своей прелестной партнершей, чѣмъ за указаніями танцмейстера.
Корнелія хотѣла на маскированномъ балу остаться неузнанной своей подругой-принцессой, и поэтому не говорила ей въ. какомъ костюмѣ появится, но Инесса очень скоро узнала ее, и тѣмъ больше обрадовалась. Такъ какъ принцесса все-таки не могла пренебрегать свѣтскимъ этикетомъ, то порой ей приходилось оставлять свою подругу въ одиночествѣ, а этими минутами пользовался стройный молодой человѣкъ въ черномъ домино, державшійся все время въ сторонѣ, подходилъ къ ней и то заводилъ серьезный разговоръ, то отдавался шутливой насмѣшкѣ. Нельзя было не замѣтить, что онъ съ неудовольствіемъ поглядывалъ на нѣжную предупредительность, оказываемую молодой дѣвушкѣ графомъ Огнаттомъ. Корнелію позвала вице-королева и ея дочь, и онъ отошелъ наблюдать и критиковать присутствующихъ къ группѣ глубоко замаскированныхъ людей въ черномъ домино.
Въ такомъ веселомъ духѣ шелъ праздникъ, пока не насталъ моментъ, когда все общество должно было снять маски. Кто не хотѣлъ этого сдѣлать, долженъ былъ удалиться, что очень часто и случалось.
Послѣ этого балъ разгорался еще сильнѣе, дѣлаясь еще оживленнѣе, и присутствующіе испанцы развернулись сверхъ обыкновенія, сбросивъ съ себя обычную сдержанность.
Вскорѣ послѣ того, какъ сняли маски, мажордомъ доложилъ о чемъ-то герцогу, что послѣдняго сильно взволновало и относительно чего онъ незамѣтнымъ образомъ отдалъ приказаніе, въ знакъ согласія на которое мажордомъ отвѣчалъ молчаливымъ поклономъ.
Герцогиня, находившаяся вблизи супруга, озабоченно освѣдомилась у него о причинѣ безпокойства. Сначала онъ отвѣчалъ уклончиво, но потомъ былъ вынужденъ открыть истину. Герцогиня вооружилась присутствіемъ духа, чтобъ не разстроивать бала и, такимъ образомъ, приключеніе было скрыто.
У главнаго входа во дворецъ слуги нашли какого-то человѣка въ черномъ домино; онъ былъ мертвъ, у него сочилась кровь изъ четырехъ ранъ. Изъ гостей, оставившихъ балъ до снятія масокъ, было нѣсколько человѣкъ въ глубокомъ черномъ домино, о чемъ-то таинственно разговаривавшихъ; они были послѣдними, ушедшими въ это время изъ дворца. Они сошли совершенно незамѣтно по широкой главной лѣстницѣ, и здѣсь у главнаго входа было совершено убійство. Слуги не слышали никакого крика и поспѣшили туда, только услышавъ суматоху на улицѣ. Они нашли только трупъ, израненный кинжаломъ, но убійцъ и слѣдъ простылъ. На улицѣ было много крику и шуму, но никто, казалось, не обратилъ вниманія на тотъ моментъ, когда было совершено преступленіе.
Трупъ былъ предварительно перенесенъ въ одну изъ нижнихъ комнатъ, но герцогъ счелъ за лучшее, чтобы никто ничего не зналъ о случившемся, ибо -- кто знаетъ -- можетъ быть это было бы поводомъ еще къ большему несчастію.
Донна Инесса замѣтила, что отецъ взволнованъ, а мать очень разстроена. Она не успокоилась, пока не узнала обо всемъ происшедшемъ. Отецъ и ее просилъ сохранять присутствіе духа, и она, дѣйствительно, старалась казаться покойной, но ужасная суетня въ ихъ домѣ и въ такое время требовала нѣчто большаго, чѣмъ простое спокойствіе; молодая дѣвушка не могла, по крайней мѣрѣ, скрыть отъ своей подруги, Корнеліи Мендоца, ни своей перемѣны въ лицѣ, ни перемѣны въ своемъ поведеніи. Донна Инесса была увѣрена въ сердечной преданности Корнеліи; такъ какъ ей нужно было отдохнуть, а одной оставаться не хотѣлось, то она попросила подругу остаться съ ней на нѣкоторое время. Вскорѣ Инесса наединѣ разсказала Корнеліи ужасную новость, что какой-то господинъ былъ убитъ у главнаго входа во дворецъ. Корнелія содрогнулась отъ ужаса. Она должна будетъ переступить порогъ, обагренный только-что пролитой кровью. Кто бы это могъ быть? Принцесса только и знала, что убитый былъ одѣтъ въ черное домино, и что онъ вышелъ вмѣстѣ съ другими, одѣтыми также, незадолго до снятія масокъ. Корнелія помертвѣла, въ жилахъ у ней застыла кровь.
-- Людовико!-- вскрикнула она и упала безъ чувствъ.
Донна Инесса пришла въ большое замѣшательство. Она позвала своихъ служанокъ, чтобы онѣ потихоньку отыскали графа Мендоца и попросили его придти къ дочери. Корнелію привели въ чувство, но теперь было необходимо посвятить и графа во все происшедшее. Онъ сошелъ внизъ, чтобы убѣдиться -- вѣрны ли догадки Корнеліи. Дѣйствительно, это былъ Людовико Кортези, и хотя не трудно было угадать причину его смерти, однако эта простая догадка сначала никому не приходила въ голову. Очевидно, Людовико былъ убитъ членами лиги мертвыхъ, ибо его продолжительныя сношенія съ домомъ графа Мендоца были для нихъ подозрительны. Съ глубокой задумчивостью важный испанецъ посмотрѣлъ на блѣдное лицо мертваго юноши. Онъ не могъ подумать, чтобы приказать отнести трупъ въ свой дворецъ и велѣлъ поэтому отправить его къ несчастнымъ родителямъ. Онъ съ своей дочерью приготовился покинуть замокъ. Корнелія была глубоко потрясена; герцогиня и Инесса страстно хотѣли удержать ее у себя, но благоразуміе требовало этого не дѣлать; вскорѣ факельщики и конвойные собрались вокругъ носилокъ, на которыхъ отецъ перенесъ свое страждущее дитя домой.
Разумѣется, преждевременное прибытіе въ собственный дворецъ графа съ дочерью надѣлало немалой суматохи, ибо тотчасъ же была позвана женская прислуга, чтобы раздѣть и положить Корнелію въ постель, ибо Корнелія все еще не могла опомниться отъ перенесеннаго ужаса и потрясенія. Хотя молодая дѣвушка не была влюблена въ Людовико, но она питала къ нему горячее родственное чувство; она не отказала бы ему, если бы онъ пожелалъ обручиться съ ней, и ея сердце удовлетворилось бы тихимъ счастьемъ, никогда, можетъ быть, не пробудившись для глубокой страсти. Теперь, поэтому, она чувствовала не глубокую скорбь по невознаградимой утратѣ, но сильное потрясеніе отъ ужаснаго происшествія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, искреннее сожалѣніе о смерти близкаго родственника.
Подобное же впечатлѣніе произвело это извѣстіе и на Тебальдо, который за своими музыкальными занятіями еще не спалъ. Только молодой человѣкъ былъ потрясенъ гораздо сильнѣе, ибо въ этотъ самый день онъ получилъ относительно Людовико печальныя предсказанія.
Тебальдо предвидѣлъ, что въ этотъ вечеръ его никто не будетъ тревожить; ему взбрело на умъ покататься верхомъ на свободѣ и онъ выбралъ именно ту самую дорогу, по которой они какъ-то разъ проѣзжали съ Людовико. Въ этотъ вечеръ онъ чувствовалъ себя особенно сиротливо, ибо, при всей своей скромности, никогда не позволявшей ему забывать огромной разницы между собой и семействомъ графа,-- онъ все-таки былъ непріятно уколотъ приглашеніемъ графа и Корнеліи къ вице-королевскому двору, куда онъ не могъ за ними слѣдовать. Повсюду приглашали талантливаго и скромнаго молодого человѣка, но строгій этикетъ вице-королевскаго двора не позволялъ этого. Образъ блѣдной Серпы, часто вспоминаемый на яву, а еще чаще тревожившій его въ сновидѣніяхъ, въ этотъ вечеръ какъ-то особенно живо и ярко возставалъ предъ нимъ и словно манилъ еще разъ взглянуть на страннаго старика и на его привлекательную дочь.
Былъ одинъ изъ тѣхъ зимнихъ дней, которые знакомы только южной Италіи. Небо было чисто и ясно, воздухъ мягокъ и пріятенъ, какъ въ прекрасный весенній день на сѣверѣ, къ тому же много вѣчно-зеленѣющихъ деревъ и никогда невянущихъ роскошныхъ цвѣтовъ. Молодой человѣкъ быстро ѣхалъ по этой причудливой дорогѣ, охотно на сегодня покидая графскій домъ, подстрекаемый любопытствомъ, а можетъ быть чѣмъ-нибудь и большимъ. Полный нетерпѣливаго ожиданія увидѣть удивленныхъ неожиданнымъ посѣщеніемъ стараго Скаратулиса и его дочь, Тебальдо пріѣхалъ, наконецъ, въ Байю и тотчасъ направилъ путь къ памятному дому. Онъ смутился, думалъ, что сбился съ дороги, не видя никакого дома на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ долженъ былъ жить старый чудакъ. Онъ убѣждается, что вовсе не заблудился, ибо начинаетъ узнавать нѣкоторыя сохранившіяся въ памяти мелочи окружающей обстановки. Вотъ часть стѣны сарая, вотъ запущенный маленькій садикъ, а на мѣстѣ дома лишь груда обломковъ и битыхъ горшковъ, какъ будто здѣсь уже давно устроили сорное мѣсто.
Что сей сонъ значилъ? Неужто старый алхимикъ покинулъ свой укромный домъ и поселился гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ? Трудно было понять, для чего совершенно разрушенъ домъ со всѣми его очагами и приспособленіями для алхимическихъ экспериментовъ. По всѣмъ вѣроятіямъ для того, чтобы не давать пищи праздному любопытству народа, который по глупости склоненъ во всемъ видѣть колдовство и чертовщину. Тѣмъ не менѣе случай былъ очень загадочный, но молодому человѣку удалось подыскать для него объясненіе, когда онъ обратился въ тотъ самый крестьянскій домъ по близости отъ древняго водоема, около котораго мальчикъ, въ первый пріѣздъ къ алхимику, держалъ его лошадь и лошадь Людовико. Мальчикъ былъ занятъ въ конюшнѣ и вышелъ на зовъ Тебальдо. Послѣ недолгихъ объясненій онъ узналъ Тебальдо и сказалъ:
-- Ахъ, это вы, синьоръ, это васъ такъ одурачилъ старый Скаратулисъ, а вашего спутника, въ концѣ концовъ, чуть не отправилъ на тотъ свѣтъ. Кто это могъ ожидать отъ такого старика?
-- Но что же такое случилось?-- спросилъ Тебальдо.-- Куда дѣвался старикъ съ своей дочкой? Почему весь домъ разрушенъ?
-- Какъ я вижу,-- замѣтилъ мальчикъ,-- вы ничего не знаете. Не хотите ли вы сойти съ лошади? Впрочемъ, вы и такъ можете выслушать. Всѣ мы, окрестъ живущіе, считали этого старика за ученаго аптекаря, который съ помощью своихъ познаній силъ природы могъ приготовлять всякія лекарства, покупавшіяся страждущимъ окрестнымъ крестьянскимъ населеніемъ для исцѣленія отъ всякихъ недуговъ. Но всѣ мы были жестоко обмануты. Это былъ заклинатель чертей, колдунъ и отравитель, и никто объ этомъ не догадывался. Если кто изъ насъ заболѣвалъ, то обращался къ нему, потому что онъ часто давалъ бѣднымъ свои микстуры и пилюли безплатно, и если его лекарства не помогали, то думали, что противъ смерти еще не выросло травы; вообще въ эти лекарства вѣрили, пожалуй, больше, чѣмъ въ цѣлительную силу мощей святыхъ. Конечно, было бы неестественно, еслибы всѣ болѣзни исцѣлялись. Такъ слѣпо вѣрили люди, и никому не приходило въ голову, поближе присмотрѣться къ его занятіямъ, пока, наконецъ, его собственная дочь не подала повода къ открытію преступленія.
-- Серпа!-- съ ужасомъ воскликнулъ Тебальдо, и его любопытство возросло до послѣднихъ предѣловъ.
-- Да, Серпа,-- подтвердилъ мальчикъ,-- хотя это можетъ показаться невѣроятнымъ. Дѣвушка выглядѣла очень худой и блѣдной, хотя ея глаза и ея нѣжный голосъ все-таки производили пріятное впечатлѣніе; случилось, что нѣкій юноша изъ города влюбился въ нее по уши, бросивъ свою прежнюю возлюбленную, Терезину. Терезина была здоровая и веселая дѣвушка, и никто понять не могъ, какъ могъ Джіованни ее разлюбить и вздыхать по блѣдной Серпѣ. Терезина и пустила слухъ, что старый аптекарь -- колдунъ, приготовляющій не лекарства, а отраву и зелье. Джіованни покупалъ однажды для своей больной матери порошокъ и при этомъ Скаратулисъ далъ ему выпить изъ рукъ дочери стаканъ вина. Съ тѣхъ поръ онъ и охладѣлъ къ Терезинѣ, влюбившись въ Серпу. Немного погодя, обнаружились и другіе злонамѣренные поступки, которыхъ и не перечтешь,-- между прочимъ, одна корова совсѣмъ перестала давать молоко. Можетъ быть все это не правда, но все-таки осталось подозрѣніе, что старый Скаратулисъ былъ заклинатель чертей и колдунъ. Онъ не могъ болѣе оставаться здѣсь, ибо народъ на улицѣ издѣвался надъ нимъ и грозился даже убить. Не былъ счастливъ въ своей новой любви и Джіованни: родители и родственники Терезины всѣхъ вооружили противъ него. Духовенство и монахи, прослышавши объ этомъ дѣлѣ, пожимали плечами и говорили, что лучше бы вѣрить въ помощь св. Дѣвы и всѣхъ святыхъ, чѣмъ въ микстуры и пилюли какого-то аптекаря. Такъ росло неудовольствіе и раздраженіе, пока, наконецъ, въ одинъ прекрасный вечеръ собравшаяся съ ломами и всякими инструментами толпа не разнесла до основанія домъ стараго колдуна. Они хотѣли было схватить его вмѣстѣ съ дочерью и притянуть къ суду, но я думаю, ихъ не оставили бы въ живыхъ, попадись они въ руки разъяренной толпы.
-- Что же поймали ихъ?-- спросилъ Тебальдо, похолодѣвъ отъ страха.
-- Гнѣздо было пусто,-- возразилъ мальчикъ,-- и теперь вы, конечно, можете себѣ представить, какъ разъярилась толпа бунтовщиковъ. Въ тщетныхъ поискахъ за ненавистными бѣглецами, толпа перевернула все въ домѣ вверхъ дномъ, обшарила всѣ закоулки и, никого не найдя, принялась сокрушать, ломать и бить адскіе инструменты, служившіе колдуну для чертовскихъ заклинаній и всякихъ гнусностей, не оставивъ камня-на-камнѣ. На другой день торчали только остатки стѣнъ, балокъ, да лежали груды черепковъ битой посуды.
-- И что же, даже не могли напасть на слѣдъ старика и его дочери?-- спросилъ со вздохомъ Тебальдо.
-- Чортъ его знаетъ, куда онъ удралъ,-- отвѣтилъ мальчикъ.-- Никто изъ насъ болѣе не сомнѣвался, что выпроводили дьявольскаго колдупа, и наше духовенство было вполнѣ согласно съ этимъ.
-- А что же Джіованни?-- спросилъ Тебальдо.
-- Двѣ недѣли тому назадъ обвѣнчался съ Терезиной,-- отвѣтилъ мальчикъ.-- Ему стоило большого труда помириться съ дѣвушкой и ея родителями, но что же иначе ему было дѣлать, если онъ не хотѣлъ переселяться на чужбину? Онъ переговорилъ о свадьбѣ съ нашимъ уважаемымъ патеромъ Іеронимомъ, который исцѣлилъ его отъ наговора и просилъ за него у Терезины. Наконецъ, добрый патеръ выхлопоталъ Джіованни разрѣшеніе взять для постройки своего дома годныя къ употребленію камни и балки, оставшіеся отъ разрушеннаго дома Скаратулиса, разумѣется, послѣ того какъ эти обломки были окроплены Іеронимомъ святой водой въ присутствіи многихъ крестьянъ.
Тебальдо съ напряженнымъ вниманіемъ слушалъ этотъ разсказъ; немного пожалѣвъ о томъ, что не увидитъ больше ни Серпы, ни ея отца, онъ вскорѣ, однако, пересталъ безпокоиться объ ихъ судьбѣ, ибо человѣкъ, подобный Скаратулису, вездѣ съумѣеть устроиться. Поблагодаривъ мальчика за разсказъ и давъ ему нѣсколько мелкихъ монетъ, Тебальдо въ раздумьѣ отправился домой. Полученныя новости заставляли его глубоко и серьезно задуматься; онъ вернулся въ графскій дворецъ въ мрачномъ настроеніи духа. Здѣсь онъ старался разсѣяться музыкой. Томимый въ эту ночь безсонницей, онъ все еще музицировалъ, когда возвратились графъ и Корнелія и когда съ ихъ появленіемъ поднялась въ домѣ необычная ночью суматоха. Тебальдо вышелъ изъ своей комнаты и къ ужасу узналъ все происшедшее на балу въ вице-королевскомъ замкѣ.