V.

Дѣтство нашего героя.

Мѣстоположеніе маленькаго городка Амальфи очень красиво. Искусство, съ какимъ построены дома въ крутой, отвѣсной долинѣ, сильно удивляетъ всѣхъ и каждаго; во всѣхъ садахъ отягчаютъ вѣтви золотисто-блестящіе апельсины и лимоны -- и на берегу шумнаго озера, подъ защитой живонисно-высящихся горъ виднѣются трудолюбивые рыбаки, занятые сѣтями и лодками. Неподалеку отъ города, возлѣ самаго моря, высѣченная въ скалѣ лѣстница ведетъ къ монастырю св. Антонія, таинственное мѣстоположеніе котораго являетъ, по справедливости, картину совершенно замкнутаго, отрѣшеннаго отъ міра существованія. Монастырь похожъ на четырехстороннюю аллею стройныхъ колоннъ, подпирающихъ граціозныя мавританскія арки и охватывающихъ квадратный кусокъ земли съ пышно ростущами кустами розъ и лимонными деревьями. Изъ монастырскихъ келій открывается видъ на безграничное озеро, кристально-прозрачныя волны котораго катятся до подножія красиваго города.

Неаполитанскій живописецъ Сальваторъ Роза нашелъ въ этомъ монастырѣ гостепріимный пріемъ, и здѣсь его взволнованный духъ до нѣкоторой степени успокоился. Казалось, что цѣлая вѣчность легла между его теперешнимъ пребываніемъ и прежними горькими испытаніями въ родномъ городѣ. Только воспоминаніе о любви растравляло его сердечную рану, только воспоминаніе о горькомъ урокѣ передъ гордымъ дворцомъ испанскаго дворянина все еще возмущало его душу. Когда онъ отдавался этимъ воспоминаніямъ, въ немъ усиливалась страсть къ Корнеліи и разгоралась ненависть къ приближенному къ ней молодому человѣку. Когда ему удастся, какъ живописцу, создать себѣ имя, его сердце въ своей любви и ненависти, пожалуй, нѣсколько успокоится. Но и геній живописи, казалось, измѣнилъ ему, ибо Сальваторъ тщетно старался найти ландшафтные мотивы, ему недостовало творческаго порыва и настоящаго желанія работы.

Однажды, въ своихъ прогулкахъ но окрестностямъ Амальфи, онъ дошелъ до городка Атрани, также расположеннаго у самаго залива. Тамъ можно было наглядѣться на различнаго рода развалины и, между прочимъ, немного поодаль отъ берега, высилось каменное круглое зданіе, которое, вѣроятно, представляло античный амфитеатръ. Живописецъ, осмотрѣвъ все подробно, пошелъ назадъ вдоль по берегу моря, въ которомъ множество дѣтей рѣзвилось въ водѣ, весело разговаривало о находимыхъ раковинахъ и морскихъ животныхъ, порой оглашая воздухъ громкимъ радостнымъ крикомъ. Мальчики по большей части были или совсѣмъ раздѣты, или только въ одномъ короткомъ исподнемъ платьѣ, которое, будучи промочено насквозь, очень быстро высыхало на тѣлѣ.

Казалось, что среди юной публики разыгрывалась какая-то бурная сцена. Мальчикъ лѣтъ десяти оживленно жестикулировалъ и спорилъ съ одной маленькой дѣвочкой, которая въ свою очередь тоже бурлила.

-- Ты хочешь, Бернардина, сказать объ этомъ матери,-- вскричалъ мальчикъ,-- ладно, бѣги же, но пока ты приведешь ее сюда, я буду очень далеко: у меня достаточно времени, чтобы нырнуть и уплыть такъ далеко, какъ мнѣ хочется.

Съ этими словами проворный мальчуганъ вбѣжалъ на обломокъ выдавшейся скалы и бросился головой внизъ въ море, между тѣмъ, какъ маленькая дѣвочка въ великомъ волненіи и съ громкой бранью побѣжала въ Амальфи.

Живописецъ глядѣлъ на море, съ любопытствомъ наблюдая -- скоро ли мальчуганъ вынырнетъ. Но это длилось необычайно долго. Съ свойственной своему возрасту безпечностью дѣти продолжали на морскомъ берегу игры, совсѣмъ не безпокоясь ни о своемъ товарищѣ, ни объ его судьбѣ. Сальваторъ же началъ серьезно опасаться: прошло уже много минутъ, а слѣдовъ мальчугана все не было видно. Но вотъ его вниманіе привлекла возвращавшаяся дѣвочка, державшая за юбку молодую, очень пригожую женщину, которая подъ мышкой несла веретено. Большіе, выразительные глаза жены простого рыбака, на лицѣ и во всей фигурѣ которой отпечатлѣлась красота, присущая всему простому народу въ той мѣстности,-- озабоченно и пытливо смотрѣли на море. Повидимому, она гораздо менѣе тревожилась, чѣмъ дѣвочка, которая безпрерывно болтала, обращая къ ней свое серьезное прехорошенькое дѣтское личико. Женщина почти уже подошла къ Сальватору, какъ вдругъ изъ волнъ показалась курчавая голова смѣлаго мальчугана. Громкій крикъ радостнаго изумленія вылетѣлъ изъ устъ дѣвочки и вмѣстѣ съ тѣмъ Сальватора, и когда всѣ отдѣлались отъ страшнаго ожиданія, мать съ улыбкой взглянула на чужого молодого человѣка, принимавшаго участіе въ ея сынѣ, и при этомъ показала рядъ блестящихъ, бѣлыхъ зубовъ межъ пунцовыми губками.

-- Этотъ Мазо -- настоящій чертенокъ,-- сказала она, едва обращаясь къ живописцу, такъ что послѣдній если хотѣлъ, могъ поддержать разговоръ. Сальваторъ и сдѣлалъ это, проговоривъ:

-- Безразсудно смѣлый мальчуганъ, онъ можетъ нырять какъ утка, если еще не лучше, потому что я никогда не видѣлъ, чтобы человѣкъ могъ такъ долго оставаться подъ водой. Я самъ страшно боялся за него.

-- Да,-- отвѣтила мать, и вмѣсто заботы въ ея взорахъ засвѣтилась гордость,-- никто не сравняется съ нимъ, ни мальчикъ, ни мужчина; при томъ онъ постоянно старается, совершенствоваться и такъ чрезмѣрно старается, что третьяго дня. напримѣръ, цѣлый часъ лежалъ безъ памяти послѣ купанья.

-- Это правда,-- затораторила дѣвочка,-- я сама была при этомъ, также и Нина, и Тоніо, и Эйнто. Онъ цѣлый часъ былъ мертвымъ и, конечно, раньше не уймется, пока на самомъ дѣлѣ не умретъ.

-- Когда отецъ будетъ брать его на рыбную ловлю, онъ запретитъ ему эти дурачества. Этого уже недолго ждать. Тяжелая работа выбьетъ изъ его головы сумасбродныя мысли: вѣдь въ самомъ дѣлѣ только тщеславіе и всякаго рода суевѣрія влекутъ его къ этому плаванью и нырянью...

-- Не общій ли обычай у всѣхъ вашихъ мальчиковъ возможно больше плавать и нырять, или вашъ Мазо составляетъ исключеніе?-- спросилъ Сальваторъ, которому очень нравился разговоръ съ красивой, молодой женщиной.

-- Съ Мазо я не могу никого сравнить,-- замѣтила она, начавъ вертѣть въ рукахъ веретено, которое, какъ всѣ итальянскія женщины, она постоянно носила съ собой,-- этотъ мальчуганъ нѣчто особенное, и если бы вамъ все разсказать про него, у васъ бы не хватило времени слушать.

-- У меня времени хватитъ, а если у васъ есть охота разсказывать про вашего Мазо, мнѣ никогда не наскучитъ васъ слушать,-- замѣтилъ живописецъ.

-- Здѣсь это неудобно сдѣлать,-- отвѣтила на это рыбачка,-- но если вы согласитесь прослѣдовать къ нашему дому, гдѣ люди могутъ видѣть и слышать, зачѣмъ мы собрались, я все разскажу вамъ съ охотой. Мы живемъ вблизи Амальфи. Около нашего дома есть каменная скамейка, на которую я могу присѣсть и крутить веретено, въ то время какъ вы будете слушать. Мазо намъ придется еще долго ждать, а Берардина опять начала играть съ другими дѣтьми. Итакъ, если желаете,-- пойдемте.

Сальваторъ охотно послѣдовалъ. Чтобы о чемъ-нибудь говорить, онъ по дорогѣ спросилъ не братъ ли и сестра Мазо и Берардина, но рыбачка объяснила ему, что нѣтъ; у Мазо есть, положимъ, сестры и братья младше его, но Берардина просто сосѣдка; она постоянно играетъ съ нимъ, хотя онъ съ ней очень дурно обращается, а часто даже и бьетъ.

Не переставая вертѣть веретено, молодая женщина незамѣтно подошла съ спутникомъ къ своему дому, на видъ очень веселенькому. Сосѣдки сначала до крайности удивились; но когда рыбачка сѣла съ своимъ гостемъ на скамейкѣ у дома и громко повела съ нимъ разговоръ, онѣ успокоились и перестали обращать на нихъ вниманіе. Были здѣсь и мужчины, въ числѣ которыхъ отецъ Мазо по близости отъ своего дома приводилъ въ порядокъ весла и тенета, такъ что никто не могъ подумать чего-либо худого. Маленькая Берардина осталась играть на морскомъ берегу.

-- Нашъ Мазо, такъ начала рыбачка, всегда былъ умнымъ ребенкомъ; это происходило отъ того, что онъ съ раннихъ лѣтъ любилъ разсказывать и старался вникать во все, что слышалъ. До сихъ поръ въ нашей странѣ существуютъ различныя саги и легенды, ибо вѣка произвели въ Амальфи удивительные перевороты и кое-что до сихъ поръ живетъ въ памяти здѣшнихъ жителей. Нѣкогда этой страной правили морскіе короли и въ свитѣ одного изъ нихъ былъ нѣкій человѣкъ, который назывался рыбой, потому что по цѣлымъ днямъ и недѣлямъ жилъ въ водѣ, проплывалъ безъ утомленія по нѣсколько миль и могъ оставаться подъ водой столько времени, сколько бы ему не пожелалось. Разсказываютъ, что одинъ изъ морскихъ королей, которыхъ другіе называютъ также норманнами, присватался къ одной принцессѣ изъ далекой земли, и она на великолѣпномъ кораблѣ отправилась въ свое новое отечество. Въ открытомъ морѣ вдругъ замѣтили, что какая-то водяная тварь то плаваетъ вокругъ корабля, то плыветъ слѣдомъ за нимъ; эта тварь имѣла совершенно человѣческую фигуру, но во многихъ мѣстахъ тѣла была покрыта чешуей. Стража корабля окликнула человѣка-рыбу, и такъ какъ онъ отвѣтилъ, то съ нимъ могли вступить въ бесѣду. Когда извѣстили объ этомъ удивительномъ существѣ прекрасную принцессу, она приказала принять человѣка-рыбу на корабль снабдить платьемъ и представить ей. Все это совершилось. Пловецъ былъ столь учтивъ, выглядѣлъ такимъ прекраснымъ юношей, что принцесса приняла его въ число своихъ слугъ и повезла съ собой въ Амальфи. Онъ долго жилъ здѣсь и всѣ удивлялись его рѣдкостной натурѣ. Принцесса оказывала ему особенное расположеніе, и это было неудивительно, такъ какъ онъ первый встрѣтилъ ее въ ея новомъ отечествѣ. Но потомъ онъ вдругъ куда-то пропалъ, когда низкіе люди стали подозрительно нашептывать королю, что онъ некрещенный, не христіанъ, что принадлежитъ къ низшимъ животнымъ и можетъ околдовать. Какъ разсказываютъ, онъ бросился въ море, и никогда больше не возвращался.

-- Значитъ теперь Мазо забралъ себѣ въ голову, что онъ долженъ достичь въ ныряньѣ и плаваньѣ высшаго совершенства и сдѣлаться въ своемъ родѣ человѣкомъ рыбой?-- спросилъ Сальваторъ,-- но вѣдь для этого нужна еще чешуя, а она не легко выростаетъ, или вы уже замѣтили ее?-- шутилъ онъ смѣясь.

Прекрасная рыбачка немножко разсердилась:

-- Вамъ хочется шутить со мной, возразила она,-- а между тѣмъ дѣло очень серьезно, вѣдь я вамъ еще не все разсказала. Къ этому относится еще исторія; но лучше, если мой мужъ, который кстати идетъ сюда, разскажетъ вамъ остальное, потому что онъ лучше понимаетъ это, чѣмъ я. Я должна идти стряпать, и, кромѣ того, если буду продолжать сидѣть съ вами и болтать, то могу навлечь на себя непріятныя подозрѣнія.

Она вскочила и подошедшему въ это время мужу разсказала, смѣясь, какъ она свела знакомство съ молодымъ человѣкомъ и о чемъ съ нимъ разговаривала. Рыбакъ былъ совсѣмъ некрасивъ, но въ его глазахъ было много мощной гибкости южанина; онъ приблизился и, съ поклономъ снявъ фуражку, продолжалъ прерванный его женою разговоръ.

-- Если синьора интересуетъ,-- замѣтилъ онъ,-- мы можемъ пройти къ тому мѣсту, гдѣ случилось происшествіе, о которомъ я хочу разсказать. У насъ будетъ передъ глазами море, мы будемъ обозрѣвать весь заливъ и тотчасъ замѣтимъ, какъ только появится нашъ фокусникъ. Онъ опять очень долго не является, нужно принять мѣры, но бѣда въ томъ, что ничего не помогаетъ, и, кажется, остается единственное средство засадить его за правильную работу. Тогда пропадутъ всѣ его шутки и увертки.

Живописецъ шелъ вмѣстѣ съ рыбакомъ; разъ онъ согласился на предложеніе прелестной женщины слушать разсказъ о забавникѣ-пловцѣ, юномъ рыбакѣ, онъ долженъ былъ принудить себя слушать и продолженіе этого разсказа. Рыбакъ привелъ Сальватора къ какой-то возвышенности на берегу, гдѣ при одномъ поворотѣ они вдругъ очутились передъ развалинами какого-то древняго монастыря. Онъ, должно быть, былъ разрушенъ сарацинами; по одному куску земли, обнесенному стѣнами, можно было распознать тотъ особенный стиль, который былъ употребителенъ во время господства норманновъ: это были большіе дугообразные промежутки съ широкими готическими сводами.

-- Въ этой каменной стѣнѣ,-- началъ рыбакъ,-- живутъ духи или черти, какъ вы хотите. Я самъ этому не вѣрю, но жители Амальфи не рѣшаются ночью бывать около этого мѣста. Недавно случилось, что двоимъ амальфитянцамъ захотѣлось попытаться продѣлать это и они отыскали человѣка, который бы могъ произнести заклинанія. Около Неаполя, въ Байѣ, живетъ нѣкій мужъ, который умѣетъ врачевать и который часто является со всякими микстурами въ нашу мѣстность. Этотъ мужъ, по имени Скаратули, прикидывается знающимъ больше другихъ людей, а наши старухи крѣпко вѣрятъ, что онъ даже колдунъ. Во всякомъ случаѣ, онъ такъ умѣетъ одурачить насъ, темныхъ людей, всякими фокусъ-покусами и столько наговорить странныхъ изреченій, что голова кругомъ пойдетъ. Къ нему-то и братались оба наши амальфитянца; онъ согласился взять на себя заклинаніе, потому что жилъ раньше въ Египтѣ и изучилъ тамъ колдовство. Онъ пришелъ, и какъ-то вечеромъ они втроемъ отправились на эту руину; на томъ мѣстѣ, гдѣ прежде была трапеза, они хотѣли начать свои заклинанія чертей. Колдунъ одѣлся на манеръ египетскихъ волшебниковъ, начертилъ на землѣ кругъ и разныя фигуры, наблюдая при этомъ удивительныя церемоніи. Они захватили съ собой всевозможнаго ладану, какъ дорогого, такъ и рѣзко-пахнущаго и даже скверно-вонючаго.

"Когда все, наконецъ, было приготовлено, колдунъ начертилъ въ кругѣ входъ и обоихъ своихъ спутниковъ, взявъ за руки, ввелъ туда. Они должны были въ срединѣ круга поддерживать огонь, поочередно подавая ему ладанъ, колдунъ же началъ произносить все болѣе и болѣе громкимъ голосомъ свои заклинанія, длившіяся больше часу. Вслѣдъ затѣмъ показалась цѣлая масса духовъ, въ различныхъ смутныхъ очеркахъ, такъ что ими была наполнена вся трапеза. Когда колдунъ замѣтилъ эту массу чертей, онъ захотѣлъ поговорить съ ними и требовалъ, чтобы они назвали себя по имени, но черти не дали никакого отвѣта и такимъ образомъ дѣло не удалось.

"Но наши амальфитянцы не успокоились на этомъ; они хотѣли научиться болѣе страшнымъ и сильнымъ заклинаніямъ и заставить отвѣчать духовъ. Колдунъ завѣрялъ, что они должны какъ-нибудь вечеромъ повторить свои опыты и что духи только тогда имъ отвѣтятъ, когда они приведутъ съ собой невиннаго мальчика, котораго онъ самъ выберетъ. Никто бы въ Амальфи ничего и не зналъ объ этомъ дѣлѣ, если бы спустя нѣсколько дней духоиспытатели не пришли къ намъ искать одного пригоднаго для своихъ цѣлей между нашими ребятами. Едва колдунъ увидѣлъ на морскомъ берегу нашего Томазо-Аніелло, какъ тотчасъ объявилъ, что онъ самый подходящій. Духоиспытатели обратились ко мнѣ, увѣряя, что съ ребенкомъ ничего худого-не случится и посулили мнѣ щедрое вознагражденіе. Я счелъ за лучшее ничего не говорить объ этой исторіи моей женѣ и далъ свое согласіе.

"Колдунъ опять начертилъ кругъ, устроивъ все съ огнемъ и ладаномъ такъ же, какъ и раньте, но еще съ большимъ стараніемъ. Послѣ того какъ оба амальфитянца и нашъ мальчикъ были введены въ кругъ, колдунъ дотронулся своей палочкой до темени Томазо и началъ свои заклинанія. Онъ приказывалъ духамъ во имя и силой Присносущнаго Бога, говоря все это еврейскими или египетскими словами. Тогда опять появился сонмъ духовъ, еще больше, чѣмъ въ первый разъ, и всѣ они, какъ бы угрожая, устремились на стоящихъ въ кругѣ.

"Томазо, стоя подъ волшебной палочкой, началъ рыдать, говоря, что тысячи непріятныхъ фигуръ съ кинжалами и ножами толпится кругомъ, дѣлая ему угрожающіе знаки. Конечно, и оба амальфитянца такъ испугались, что дрожали отъ страха; первый тихимъ и убѣдительнымъ голосомъ произносилъ свои заклинанія, въ то время какъ оба другіе безъ отдыха бросали въ огонь ладанъ. Мальчикъ же опустился на землю, спряталъ голову между колѣнъ и сказалъ: "я хочу такимъ образомъ умереть, вѣдь никто изъ насъ не спасется". Тогда колдунъ сказалъ ему: "эти фигуры существуютъ только въ твоемъ воображеніи, ты видишь только дымъ и тѣни, подними же глаза безъ боязни". Томазо снова было взглянулъ, но опять быстро закрылъ лицо руками, закричавъ, что онъ скорѣй умретъ, а не будетъ смотрѣть. Всѣ духи обратили свои взоры на него и показывали на него пальцами. Одинъ же изъ нихъ, великанъ въ мантіи, подавалъ ему корону, дѣлая знаки, чтобы онъ схватилъ ее. Томазо опять закрылъ лицо и заявилъ, что больше смотрѣть не будетъ. Колдунъ уговаривалъ амальфитянцевъ не мѣшкать и поскорѣй сыпать въ пламя другой ладанъ на который онъ имъ указывалъ. Оба были ни живы, ни мертвы, и дѣйствительно имъ давно было пора выйти изъ заколдованнаго круга, если они хотѣли спасти свою жизнь и здоровье.

"Послѣ того, какъ другой ладанъ подѣйствовалъ на нихъ успокоительно, колдунъ покончилъ съ своими церемоніями и Томазо, опомнившись отъ страха, взглянулъ и сказалъ, что духи постепенно удаляются.

"Я ожидалъ на дворѣ, подъ открытымъ небомъ, ничего не видѣлъ и не слыхалъ; какъ они вернулись, на той сторонѣ въ монастырѣ уже зазвучалъ утренній колоколъ. Колдунъ опять переодѣлся въ свое обыкновенное платье: всѣ выглядѣли блѣдными, какъ сама смерть. Мой мальчикъ тѣснился между ними, крѣпко держась за ихъ платье. Онъ все утверждалъ, что передъ нимъ носится. держа въ рукахъ корону, человѣкъ въ мантіи. Это, будто бы, была корона морскихъ королей и великанъ на нее все указывалъ Томазо. Наконецъ, когда я взялъ на руки дрожащаго мальчика, думая отнести его домой -- духоиспытатели между тѣмъ вручили мнѣ сполна выговоренную сумму -- онъ вдругъ закричалъ, сказавъ, что Ватиканъ въ мантіи сердито посмотрѣлъ на него, затѣмъ помчался къ морской бухтѣ и бросилъ корону въ волны. Послѣ этого Томазо лишился чувствъ и словно мертвый лежалъ на моихъ рукахъ. Я слышалъ, какъ колдунъ сказалъ своимъ спутникамъ, что часто ему приходилось производить такія заклинанія, но никогда не случалось столь страннаго и удивительнаго, какъ съ этимъ мальчикомъ; его духи должны указать ему сокровища, которыми полна земля.

"Послѣ этого они удалились; я понесъ своего мальчика, все еще лежавшаго безъ памяти, домой, гдѣ насъ встрѣтила съ величайшимъ безпокойствомъ мать, всю ночь не смыкавшая глазъ отъ страха и заботы. Мнѣ ничего не оставалось дѣлать, какъ все откровенно разсказать ей. Сначала она ругалась за подобную чертовщину, но когда я сказалъ, что заклинателемъ былъ Скаратули, что онъ совершалъ свои заклинанія, призывая имя Божіе, и когда, наконецъ, вручилъ ей значительную сумму денегъ, она успокоилась. Мы согласились молчать о случившемся, а Томазо сказать, что все это онъ видѣлъ во снѣ. Сказано -- сдѣлано; но Томазо съ тѣхъ поръ еще усерднѣе занимается плаваньемъ и ныряньемъ, забравъ въ голову, что морской король положилъ корону въ заливѣ и что ему предназначено найти ее и поднять".

Сальваторъ съ участіемъ выслушалъ всю эту исторію, потому что она дѣйствительно была необыкновенна. Когда Сальваторъ опять пришелъ съ рыбакомъ къ его дому, они нашли тамъ вернувшагося Мазо, который казалось, нисколько не усталъ отъ своихъ морскихъ похожденій, но только былъ очень голоденъ. Онъ собственно назывался Томазо-Аніелло, мать же звала его Мазо, а отецъ и товарищи соединили эти два имени въ одно и стали называть его Мазаніелло. Маленькая Берардина, проводивъ Мазаніелло до дому, побѣжала къ своимъ родителямъ.

Сальваторъ откланялся и возвратился въ свой монастырь, но исторія маленькаго Мазо не переставала по цѣлымъ часамъ занимать всѣ его помыслы. Въ скоромъ времени онъ имѣлъ случай опятъ увидѣть маленькаго пловца-виртуоза; едва замѣтивъ, что какой-то чужой господинъ наблюдаетъ за нимъ, Мазаніелло началъ показывать всѣ свои фокусы, чтобы вызвать улыбку одобренія. Мазаніелло удалось это, ибо онъ видѣлъ какъ Сальваторъ оживился, глядя на его отважныя выходки. Такъ какъ Сальваторъ всегда съ большимъ удовольствіемъ встрѣчался съ прелестной женой рыбака, но никогда не былъ навязчивъ, то вскорѣ случилось, что онъ сдѣлался въ ихъ домѣ всегда желаннымъ гостемъ. Они были такими же людьми изъ народа, съ какими Сальваторъ въ Неаполѣ имѣлъ случай неоднократно познакомиться. Когда ихъ не гнететъ нужда и когда они здоровы, ихъ жизнь течетъ съ дѣтской беззаботностью. Мазаніелло былъ самимъ старшимъ ихъ сыномъ; младшій его братъ и сестра ничѣмъ не отличались отъ другихъ рыбацкихъ дѣтей, не имѣя ни честолюбія, ни фантастическихъ наклонностей своего брата.

Сальваторъ познакомился также и съ родителями маленькой Берардины. Ея отецъ, трактирщикъ Маттео, былъ очень извѣстнымъ человѣкомъ въ Амальфи, къ которому постоянно захаживали рыбаки: въ трактирѣ Маттео юный живописецъ могъ наблюдать много любопытныхъ сценъ среди веселыхъ бражниковъ. Маттео былъ удивительный непосѣда; онъ уже пожилъ во многихъ окрестныхъ мѣстахъ и, благодаря своей наклонности къ вѣчнымъ странствованіямъ, никакъ не могъ разжиться. Носились слухи, что онъ опять задумывалъ перемѣнить мѣстожительство, и это стоило, какъ было слышно, маленькой Берардинѣ большихъ слезъ.