Вертепъ бандитовъ.
Долгое время горная страна Абруццовъ была во всякомъ случаѣ замѣчательной мѣстностью, не только по своей дикой дѣвственной красотѣ, но особливо еще потому, что черезъ нее пролегала дорога, соединявшая между собой сѣверную и южную Италію. Очень естественно, что поэтому въ Абруццахъ бандиты и разбойники свили себѣ притонъ, получивъ здѣсь правильную организацію, хотя это можетъ показаться страннымъ. Хотя смѣшно говорить, что бандиты и мошенники предъ своими разбойничьими набѣгами молятся о помощи святымъ и носятъ на груди освященныя медали, или что великіе поэты и художники, чье имя или произведенія извѣстны имъ, безпрепятственно или даже подъ ихъ охраной совершаютъ свой путь,-- но все это, однако, совершенная правда; ибо разбойники считали, что они также въ правѣ совершать свои грабительскіе набѣги, какъ въ средніе вѣка нѣмецкіе рыцари-разбойники при своихъ грабежахъ бывали иногда честными и богобоязненными людьми, но увѣренными въ своемъ правѣ насильно получать пошлину съ купцовъ, проѣзжавшихъ мимо ихъ замковъ. Если члены этой нѣмецкой рыцарской разбойничьей корпораціи считали для себя позорнымъ заниматься какимъ-нибудь ремесломъ, а охотнѣе предавались грабежу и разбою, то также поступали и бриганты итальянскіе, не желавшіе жертвовать своей личной свободой и охотнѣе предпочитавшіе обыкновенному, мирному труду -- кинжалъ и ножъ. Разумѣется, при такихъ воззрѣніяхъ въ человѣческомъ обществѣ никогда не можетъ быть порядка, ибо кто предъявляетъ права, долженъ исполнять и обязанности, и поэтому блюстители закона строго преслѣдовали разбойниковъ этой категоріи, стараясь силою положить конецъ ихъ продѣлкамъ. Какъ средневѣковой рыцарь-разбойникъ прославился воровствомъ и убійствомъ, такъ и въ болѣе близкое къ намъ время прославился итальянскій бандитъ, ибо какъ тамъ, такъ и здѣсь существовало мнимое право брать силой все, что только можно. Только такъ называемые Брови (или бандиты), которые нанимались для убійства, были презираемы народомъ. Въ основѣ бандитства лежалъ своего рода соціалъ-демократическій принципъ, ибо люди брали, по ихъ мнѣнію, то, что имъ слѣдовало и то, что было отъ нихъ несправедливо отнято.
Само собой разумѣется, въ такихъ взглядахъ лежали зародыши общественной порчи и разрушенія, ибо человѣческая натура склонна къ лѣни и охотно пользуется всякимъ предлогомъ отлынять отъ работы. И особенно это прививается въ южныхъ странахъ, гдѣ и такъ горячій темпераментъ при всякой ссорѣ пускаетъ въ ходъ ножъ.
Въ Абруццахъ ютились разбойники, нападавшіе на фуры и караваны съ товарами,-- на остальныхъ же дорогахъ въ Италіи, именно вблизи большихъ городовъ, проживало множество бандитовъ, которые занимались своимъ ужаснымъ ремесломъ не только съ величайшей дерзостью, но и съ излишней жестокостью. Здѣсь собрались всякіе подонки, всякій сбродъ и сволочь, и всѣ работали очень дружно и согласно.
И въ этомъ направленіи испанское господство принесло печальные плоды, ибо многіе молодые люди, убѣгая отъ ненавистной военной службы или вслѣдствіе какихъ-нибудь другихъ причинъ, поступали въ шайки бандитовъ, такъ что вскорѣ за воротами Неаполя стало опасно просто прогуливаться. Сдѣлалось, такъ сказать, формальной обязанностью ловить людей, подкарауливать ихъ въ потаенныхъ мѣстахъ, угрожать смертью или увѣчьями и принуждать родственниковъ къ огромнымъ выкупамъ.
Всякое путешествіе, такимъ образомъ, дѣлалось вопросомъ жизни и смерти, и даже въ ближайшія окрестности не ѣздили иначе какъ подъ сильной военной охраной. Когда предписали юной графинѣ Корнеліи Мендоца для возстановленія ея расшатаннаго здоровья переселиться весной на нѣсколько недѣль въ горы, то не только ея отецъ, Тебальдо и вся сопровождавшая ихъ мужская прислуга должны были сильно вооружиться, но, кромѣ того, къ путешественникамъ была назначена для охраны многочисленная военная стража. Подруга Корнеліи, донна Инесса Аркосъ, сама видѣла, что перемѣна воздуха была необходима для молодой дѣвушки, и, такимъ образомъ, все было устроено, какъ будто отправлялись близкіе родственники вице-королевской семьи. Безопаснымъ мѣстопребываніемъ въ горахъ могъ быть или сильно-укрѣпленный замокъ, или даже крѣпость; съ этой цѣлью и былъ выбранъ горный городъ Аквила, гдѣ можно было найти всѣ удобства и, вмѣстѣ съ тѣмъ, полнѣйшую безопасность. Здѣсь было одно правительственное зданіе, очень просторное, а при возвышенномъ мѣстоположеніи города воздухъ былъ гораздо чище и свѣжѣе, чѣмъ въ прелестномъ, но густо-населенномъ Неаполѣ; кромѣ того, съ нѣкоторыми предосторожностями, можно было совершать великолѣпныя прогулки по лѣсамъ и ущельямъ Абруццовъ.
Эти ущелья и лѣса придавали горному хребту необыкновенно романтическій, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и опасный характеръ. Въ мѣстности повсюду встрѣчались скрытые притоны и удобныя пещеры, изъ которыхъ совершенно неожиданно могли нападать на неподготовленныхъ путешественниковъ. Вблизи отъ Аквилы находилось множество потухшихъ вулкановъ, крутыхъ скалъ съ неприступными безднами; повсюду, однако, была роскошная растительность: на возвышенностяхъ красовались мощные дубы и вязы, по склонамъ горъ тянулись каштановые лѣса, а въ долинахъ цвѣли цѣлыя рощи маслинъ. Въ глубинѣ горнаго хребта попадались очаровательные водопады, группы круто-нависшихъ скалъ и тому подобные прелестные лѣсные пейзажи. Рѣдко наслаждался этими дикими красотами человѣческій глазъ, ибо путешественники боязливо прогуливались только по большой дорогѣ и были счастливы, невредимо возвращаясь въ густо-населенныя части этой мѣстности.
Въ силу изложенныхъ обстоятельствъ и произошло, что такія удивительныя и величественныя красоты природы были открыты сравнительно недавно. Вновь обрѣсти этотъ могущественно чарующій міръ могъ только человѣкъ, чей духъ страдалъ раздоромъ съ самимъ собой и со всѣми людьми, въ дико-истерзанномъ сердцѣ котораго потухли вѣра и надежды и которому поэтому было все равно -- подставлять ли шею подъ неминуемую опасность или умирать отъ жажды въ пустынѣ; здѣсь отвергнутый геній находилъ себѣ родину и изъ заколдованнаго круга безплодныхъ сомнѣній переходилъ къ чистому, ясному творчеству. Уже нѣсколько мѣсяцевъ бродилъ Сальваторъ Роза по Абруццамъ. Наскучивъ борьбою различныхъ партій въ Неаполѣ, не поладивъ ни съ собой, ни съ людьми, неудовлетворенный своимъ творчествомъ и сомнѣвающійся въ своихъ силахъ, онъ ушелъ въ ту ночь подышать ласкающимъ воздухомъ чарующаго залива и, дѣйствительно, долгое время наслаждался несравненными красотами амальфитянской бухты, но потомъ ему наскучили эти благородные греческіе храмы; словно преслѣдуемый фуріями, онъ дѣлался все недовольнѣе, пока, наконецъ, не отправился въ горную страну и не достигъ богатыхъ ущельями лѣсовъ Абруццовъ. Словно по Божескому откровенію онъ понялъ, чего недоставало его страдальческой душѣ. Его своенравная художественная натура нашла здѣсь достойный матеріалъ для геніальныхъ созданій. Съ какой-то невѣдомой силой его охватило стремленіе къ творческой дѣятельности, и сначала онъ началъ заниматься разными эскизами и очерками, чтобы въ деталяхъ изучить окружающую его природу. Его впечатлительная душа вся погрузилась въ этотъ ландшафтъ, сначала исковерканный чудовищными силами природы, а затѣмъ вновь столь характерно возсозданный; его жизнь вдругъ исполнилась огромнаго значенія и содержанія. Всѣ его мысли и желанія умолкали, когда онъ сталъ бродить между этими мощными лѣсными великанами, между ужасными крутыми скалами, могъ все это срисовывать, по своему дѣлая добавленія. Часто случалось ему сбиваться съ дороги, но это ему нравилось, ибо чѣмъ дальше заходилъ онъ въ эти лѣса, тѣмъ больше открывалось ему невѣдомыхъ красотъ этой неисчерпаемо-роскошной страны. Часто онъ принужденъ былъ просить милостыни у вратъ уединенныхъ монастырей и нѣсколько разъ ночевать подъ открытымъ небомъ. Такъ какъ съ нимъ ничего не было, кромѣ одной пары насильнаго платья, папки съ рисунками и лютни, висѣвшей на перевязи черезъ плечо, то онъ не боялся бродившихъ окрестъ разбойниковъ, и со временемъ еще многому отъ нихъ научился. Часто по вечерамъ, когда они сидѣли вокругъ огней, его игра на лютнѣ развлекала дикихъ товарищей, за что они пріютили и охраняли его, служа вмѣстѣ съ тѣмъ натурщиками для оживленія ландшафта. Такимъ образомъ онъ знакомился съ ними все ближе и ближе, и порой его отравленная душа забывалась въ ихъ дикомъ кругу, враждовавшемъ съ цивилизованнымъ обществомъ. Изрѣдка онъ замѣчалъ группы испанскихъ солдатъ, аванпосты которыхъ расположились неподалеку отъ большой дороги.
Привыкнувъ къ скитальческой жизни, онъ жаждалъ все новыхъ и новыхъ впечатлѣній,-- и вотъ его таланту открылся цѣлый своеобразный міръ. Сальваторъ такъ уже успѣлъ сблизиться съ горными обитателями, что зналъ въ подробностяхъ всѣ ихъ планы и тайныя намѣренія. Разбойничья жизнь была на столько не прихотлива, что они могли безбѣдно существовать: лѣса изобиловали дичью, а роскошная природа услужливо и щедро разсыпала свои дары въ видѣ каштановъ, маслинъ и другихъ фруктовъ. Отъ времени до времени счастливый набѣгъ доставлялъ разбойникамъ деньги или товары, которыми покрывались другія вопіющія нужды; послѣ удачныхъ грабежей устраивались пиры на весь міръ, на которыхъ всѣми любимый живописецъ услаждалъ общество игрой на лютнѣ.
Въ новолуніе развѣдчики принесли вѣсть о прибытіи одного знатнаго и богатаго испанскаго дворянина съ семействомъ и многочисленной свитой, который хотя и остановился въ укрѣпленномъ замкѣ, но, по всѣмъ вѣроятіямъ, часто будетъ совершать въ окрестностяхъ прогулки. Постепенно эта вѣсть распространялась все шире и шире. Въ городѣ имѣли связи и разузнали все, что хотѣли узнать. Сначала говорили, что это пріѣхалъ и остановился въ Аквилѣ самъ вицекороль съ своей больной дочерью, для которой необходимъ горный воздухъ; но вскорѣ выяснилась ошибочность такого предположенія. Такимъ образомъ опасность при могущемъ случиться нападеніи казалась не столь великой. Между бандитами достаточно было какъ людей осторожныхъ, такъ и безразсудно смѣлыхъ, легкомысленныхъ. Много и часто толковалось насчетъ обстановки и богатства знатнаго испанца, но вскорѣ эти толки оказались безплодными, ибо прогулки, предпринимаемыя избраннымъ обществомъ въ окрестностяхъ, совершались постоянно подъ охраной военной стражи, во главѣ съ офицерами, и, такимъ образомъ, не могло быть и, рѣчи объ открытомъ нападеніи на нихъ.
Поэтому, спустя нѣкоторое время, интересъ бандитовъ къ испанцамъ значительно поостылъ. Бандиты, ничего такъ не боясь, какъ вооруженной военной силы, близко не подходили къ городу и вообще не показывали виду, что они знаютъ о прибытіи гостей. Таксе поведеніе успокоительно подѣйствовало на испанцевъ, которые были склонны считать опасность отъ бандитовъ сильно преувеличенной.
Больше всего было подстрекаемо любопытство двухъ молодыхъ людей. Дѣло дошло до того, что Корнелія, наслушавшись разсказовъ о разбойникахъ, въ шутку объявила Тебальдо о своемъ желаніи взглянуть на этихъ страшныхъ людей и даже совершить съ этою цѣлью прогулку въ горы. Напрасно Тебальдо предостерегалъ отъ такихъ желаній, исполненіе которыхъ могло бы повести къ несказаннымъ бѣдствіямъ: Корнелія, здоровье которой отъ цѣлительнаго горнаго воздуха значительно окрѣпло, такъ что къ ней опять вернулись ея прежніе капризы, подтрунивала надъ товарищемъ дѣтства и говорила, что онъ боится даже встрѣчи съ бандитами. Она и не скажетъ ему, если ей какъ-нибудь вздумается совершить прогулку въ горы одной. Это была, конечно, шутка, но и на самомъ дѣлѣ она охотно бы взглянула на живописную группу разбойниковъ, если бы только можно было наблюдать этихъ ужасныхъ, дикихъ животныхъ со всѣми ихъ странностями изъ какого-нибудь безопаснаго мѣста.
Мало-по-малу молодые люди накали рисковать прогуливаться въ окрестностяхъ города подъ совсѣмъ ничтожной охраной. Тебальдо въ такихъ случаяхъ бралъ съ собой лютню, они останавливались на какомъ-нибудь особенно красивомъ мѣстѣ и наслаждались то музыкой, то созерцаніемъ дивнаго пейзажа. Графъ, правда, неохотно соглашался на эти прогулки, но Корнелія желала хоть разъ поставить на своемъ, и заботливый отецъ долженъ былъ согласиться, принявъ, однако, тайно мѣры, чтобы на случай опасности помощь всегда была подъ рукой.
Эти экскурсіи были замѣчены поселянами, а чрезъ нлхъ сдѣлались извѣстны и другимъ людямъ. Вообще не было большой разницы между мирными поселянами и воинственными бандитами. Встрѣчались люди, раньше, въ теченіе долгаго времени, знакомые съ ружьемъ и кинжаломъ, рѣзавшіе проѣзжихъ и прохожихъ, а теперь, живучи семействомъ мирно, обработывавшіе землю. Разбойничья жизнь не считалась ни преступленіемъ, ни позоромъ; каждый горный житель считалъ низостью доносить властямъ на друга или земляка, занимавшихся разбоемъ; напротивъ того, существовалъ даже прочный уговоръ, въ силу котораго подобный предатель непремѣнно долженъ былъ быть убитъ самими разсерженными товарищами.
Желая повидать какъ-нибудь разбойниковъ, Корнелія не находила ничего удивительнаго, когда неподалеку отъ нихъ собиралась толпа праздныхъ поселянъ, мужчинъ и женщинъ,-- разглядывала ихъ и прислушивалась къ игрѣ на лютнѣ. Эти мужчины, въ ихъ допотопныхъ одѣяніяхъ, въ курткахъ изъ бараньяго мѣха и въ остроконечныхъ, сшитыхъ изъ лентъ шляпахъ, въ примитивной обуви,-- эти женщины, въ пестрыхъ юбкахъ и странныхъ головныхъ платкахъ -- были совсѣмъ почти неизвѣстны населенію Неаполя. Эти горные жители въ праздничное время, именно наканунѣ Рождества, приходили по нѣсколико человѣкъ вмѣстѣ въ городъ, наигрывая разнообразные мотивы на своихъ свирѣляхъ и волынкахъ. Корнелія наблюдала, какъ они пашутъ свои поля, пасутъ въ горахъ овецъ и козъ, какъ вообще ведутъ скромную жизнь въ своихъ простыхъ хижинахъ. Бандиты, думала Корнелія, должны выглядѣть иначе, и хотя Тебальдо, послѣ всего перенесеннаго въ дѣтствѣ, меньше былъ склоненъ вѣрить въ добрые нравы обитателей Абруццъ, все-таки не могъ поколебать довѣрчивости Корнеліи и ему даже не хотѣлось разочаровывать ее въ якобы простодушіи и безпечной веселости этихъ въ сущности дикарей.
Эти невинныя наслажденія природой и наблюденія надъ нравами жителей должны были кончиться весьма печально. Безпечно предавались молодые люди своимъ развлеченіямъ, не замѣчая, какъ ихъ все крѣпче опутываютъ сѣти; дѣло велось очень тонко и осторожно, такъ что нельзя было и предупредить неожиданнаго удара. Въ то время, какъ въ одинъ прекрасный день вокругъ молодыхъ людей собралась небольшая группа женщинъ и дѣтей съ намѣреніемъ, повидимому, послушать игру на лютнѣ и пѣніе Тебальдо, въ то время, какъ нѣсколько мальчишекъ, повидимому, совершенно случайно отошли поболтать со слугами и охранниками графини, расположившимися на почтительной дистанціи,-- вдругъ нѣсколько здоровыхъ дѣтинъ набросились изъ засады на Корнелію и Тебальдо, накинули имъ на головы толстые платки, такъ что всякій крикъ былъ подавленъ, обхватили ихъ сильными руками и поспѣшно потащили въ ближайшее ущелье. Корнелія тотчасъ же лишилась чувствъ; когда же Тебальдо попытался отчаянно защищаться, разбойники такъ крѣпко обмотали платокъ вокругъ его шеи, что онъ болѣе былъ не въ состояніи сопротивляться и поневолѣ покорился печальной участи.
Между тѣмъ поселяне, сообщники разбойниковъ, замѣтивъ, что охранники несчастныхъ молодыхъ людей ищутъ послѣднихъ, притворились крайне озабоченными, смущенными и какъ будто помогали въ ихъ поискахъ. Но черезъ нѣсколько минутъ одинъ за другимъ благодушные поселяне начали незамѣтно исчезать, а за ними улизнули женщины и дѣти, такъ что вскорѣ вся мѣстность совсѣмъ опустѣла. Нѣсколько человѣкъ слугъ и солдатъ не отваживались пускаться на поиски въ ужасныя горныя ущелья; тѣмъ менѣе рѣшались они розыскивать пропавшихъ по окрестнымъ густонаселеннымъ деревнямъ, ибо всѣ жители ихъ были хорошо вооружены. Напрасно слуги въ полномъ отчаяніи принялись окликать пропавшихъ; съ ужасомъ они помышляли о томъ впечатлѣніи, которое произведетъ эта вѣсть на графа.
Одни изъ слугъ остались производить тщательные поиски въ ближайшихъ окрестностяхъ, а другіе поспѣшили въ городъ, дабы извѣстить о всемъ случившемся графа и получить отъ него распоряженіе, какъ поступать въ такомъ ужасномъ положеніи. Дѣйствовать нужно было какъ можно скорѣй, нужно было придумать -- какимъ образомъ освободить плѣнниковъ въ цѣлости и сохранности изъ рукъ разбойниковъ.
Нельзя найти словъ для описанія отчаянія, охватившаго графа; онъ прекрасно понималъ, что нужно дѣйствовать съ крайней осторожностью, чтобы не принести свою дочь въ жертву жестокой мести дикой банды. Разбойники находили оправданіе своего гнуснаго ремесла въ томъ, что они хорошо обращаются съ своими плѣнниками, пока идутъ переговоры о выкупѣ, и пускаютъ въ ходъ утонченныя жестокости только тогда, когда имъ угрожаютъ вооруженной силой или стараются ихъ перехитрить.
Въ то время какъ въ городѣ дѣлались спѣшныя распоряженія о выкупѣ, обоихъ плѣнниковъ крѣпко-нй-крѣпко туго связанныхъ, такъ что они не могли ни крикнуть, ни пошевелиться, притащили по глухой, трудно-проходимой тропинкѣ, извѣстной только горнымъ жителямъ, къ развалинамъ стараго покинутаго сарацинскаго замка полуразрушенныя стѣны котораго по необходимости служили разбойникамъ жилищемъ. Эти замки встрѣчались въ горахъ такъ же, какъ и на берегу. Во время оно въ нихъ обитали сарацины, эти ужасныя бичи Средиземнаго моря; съ неприступныхъ высотъ они, какъ коршуны, налетали на морѣ -- на корабли, на сушѣ -- на прибрежные города, принося съ собой жителямъ смерть или рабство. Теперь здѣсь владычествовалъ, нѣкоторымъ образомъ какъ хозяинъ и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ предводитель, такъ называемый Черный Беппо, Браво (бандитъ), который былъ у нихъ первымъ совѣтникомъ и которому во всѣхъ важныхъ дѣлахъ принадлежалъ рѣшающій голосъ. Беппо не было еще и сорока лѣтъ. Хотя всѣ обитатели Абруццъ имѣли темный цвѣтъ лица и черные какъ смоль волосы, все-таки Беппо назывался "чернымъ", ибо его густыя сросшіяся брови и окладистая борода съ большими усами придавали его наружности видъ особенно бросающійся въ глаза. Это былъ всѣмъ извѣстный и самый отчаянный бандитъ: однажды онъ былъ уже приговоренъ къ висилицѣ; но избавился отъ смерти только побѣгомъ изъ тюрьмы, послѣднее обстоятельство придавало ему особенный авторитетъ въ глазахъ остальныхъ бандитовъ. Въ силу его отношеній къ другимъ Брави, которые сами называли себя бандитами, Беппо безпрестанно со всѣхъ сторонъ тревожили, и такъ какъ, сверхъ того, въ сарацинскомъ вертепѣ ютилось множество женщинъ и дѣтей, то поводы къ различнымъ столкновеніямъ были безпрестанны. Развалины, окруженныя со всѣхъ сторонъ страшными пропастями, были совершенно неприступны; къ нимъ вели только нѣсколько опасныхъ пѣшеходныхъ тропинокъ, замыкавшихся узкимъ цѣпнымъ мостомъ.
Кромѣ самыхъ, завзятыхъ разбойниковъ и ихъ родственниковъ, никто безъ сомнѣнія не заглядывалъ въ теченіе ста лѣтъ добровольно въ этотъ вертепъ, пока не отважился на это живописецъ Сальваторъ Роза, открывшій у бандитовъ нѣчто въ родѣ мастерской. Постепенно онъ сжился со всѣми обычаями разбойниковъ и очень понятно, что сдѣлался необходимымъ при ихъ торжествахъ. За нѣсколько миль въ окружности его знали женщины и дѣти, обращаясь съ нимъ какъ съ старымъ знакомымъ. Да развѣ и могъ онъ повредить имъ чѣмъ-нибудь? Онъ еще не зналъ самыхъ потаенныхъ мѣстъ; шпіонить при посредствѣ солдатъ онъ не могъ и разбойники ни разу не подумали о томъ, что изъ простого нравственнаго чувства можно возмущаться ихъ занятіями. Поэтому они обращались съ безпечнымъ живописцемъ какъ съ пріятелемъ, съ которымъ не можетъ быть никакихъ тайнъ; они не находили также ничего подозрительнаго въ томъ, что онъ былъ свидѣтелемъ плѣненія двухъ молодыхъ людей, взятыхъ только съ тою цѣлью, чтобы сдѣлать хорошій гешефтъ, принудивъ заплатить за ихъ выкупъ возможно-большую сумму.
Сальваторъ былъ занятъ срисовываньемъ группъ разбойниковъ съ ихъ женами. Черный Беппо сидѣлъ неподалеку отъ него и обратилъ его вниманіе, когда показалась группа бандитовъ съ обоими плѣнниками. Живописца эта сцена крайне непріятно поразила. Пришедшіе своими безпорядочными возгласами давали знать, что удалось поймать очень цѣнную добычу. Одинъ изъ бандитовъ, человѣкъ атлетическаго сложенія, несъ на рукахъ какъ ребенка все еще безъ чувствъ лежавшую дѣвушку, въ то время какъ двое другихъ тащили молодого человѣка, который сначала неистово бушевалъ, но потомъ примирился съ своей судьбой. Съ любопытствомъ тѣснились вокругъ ихъ женщины и дѣти; послѣ того какъ съ головъ плѣнниковъ были сняты покрывала, со всѣхъ сторонъ посыпались на счетъ ихъ внѣшности громкія замѣчанія.
Блѣдное, нѣжное личико Корнеліи, ея изящная стройная фигура не понравилась горнымъ дикарямъ, привыкшимъ къ грубымъ формамъ, и хорошо, что бѣдная дѣвушка не слышала всѣхъ толковъ и пересудовъ. Бандиты отвели Тебальдо въ одну изъ потаенныхъ замковыхъ комнатъ, гдѣ, по ихъ мнѣнію, плѣннику предоставлялись всѣ удобства; между тѣмъ женщины обратились къ пришедшей въ чувство Корнеліи, и такъ какъ черный Беппо хотѣлъ сначала выслушать разсказъ товарищей объ ихъ набѣгѣ, то горная площадка, на которой вокругъ Корнеліи толпились женщины, на долгое время опустѣла отъ разбойниковъ. Остался здѣсь только одинъ Сальваторъ Роза.
Сначала онъ не вѣрилъ своимъ глазамъ, узнавъ черты лицъ обоихъ плѣнниковъ, и счастье его, что въ это мгновеніе общее вниманіе было обращено на молодыхъ людей, ибо онъ съ величайшимъ трудомъ удерживался, чтобы не крикнуть и не броситься имъ на встрѣчу. То волшебно-очаровательное впечатлѣніе, которое произвела Корнелія на Сальватора, когда онъ увидѣлъ ее въ первый разъ на погребеніи ея матери, его безуспѣшная борьба съ возраставшей страстью, всѣ муки сердца и ревности -- все это мгновенно проснулось въ немъ и къ этому присоединились злоба и страхъ за судьбу Корнеліи и заботы о могущемъ случиться въ будущемъ. Онъ былъ хорошаго мнѣнія о бандитахъ и зналъ, что они будутъ беречь плѣнниковъ, какъ драгоцѣнный залогъ,-- но кто поручится, что отецъ Корнеліи не вздумаетъ освобождать дочь свою силой? Въ такомъ случаѣ дѣло можетъ кончиться весьма печально; одна мысль о возможности подобнаго исхода леденила кровь въ жилахъ Сальватора.
Въ то время какъ жены разбойниковъ, по чувству врожденной женщинамъ сострадательности, хлопотали вокругъ Корнеліи, какъ около больного ребенка, тысячи мыслей безпорядочно пронеслись въ головѣ живописца, и онъ уже сталъ обдумывать планъ -- какимъ бы образомъ поскорѣй освободить Корнелію изъ этого разбойничьяго вертепа; спутникъ же молодой дѣвушки, совсѣмъ не интересовалъ Сальватора, ибо онъ даже ни разу не задумался надъ тѣмъ, что какая судьба ожидаетъ этого юношу въ рукахъ бандитовъ.
Между тѣмъ Корнелія пришла въ полное сознаніе. Она удивленно и смущенно озиралась кругомъ. Понявъ, наконецъ, все случившееся, она, закрывъ лицо руками, горько зарыдала. Женщины старались ее успокоить, ободряли ее, увѣряя, что ничего дурного съ ней не сдѣлаютъ и высказывали твердую надежду на то, что ея родственники навѣрно вскорѣ внесутъ выкупъ за ея освобожденіе. Черезъ нѣкоторое время Корнелія отняла, смѣясь, руки отъ лица и взглянула кругомъ спокойнѣе. Она увидѣла дружескія, участливыя лица чужихъ женщинъ, она замѣтила пугливые и любопытные взоры дѣтей, а также и вдали стоящаго, одѣтаго по городскому молодого человѣка, въ чертахъ котораго прочитала столько невыразимаго участія, что вчужѣ можно было подивиться. Словомъ, ея глазамъ не встрѣтилось ничего, отчего бы можно было ужаснуться. Корнелія притомъ была не изъ робкаго десятка; осмотрѣвшись и замѣтивъ въ развалинахъ странныя жилища, содержимыя въ порядкѣ, она воспрянула духомъ и по своей дѣтской неопытности дѣйствительно повѣрила, что не встрѣтитъ здѣсь ничего дурного и что въ крайнемъ случаѣ она можетъ лишь пробыть въ плѣну болѣе долгій срокъ.
При живости своего темперамента Сальваторъ Роза дѣйствительно уже создалъ планъ спасенія любимаго существа. Видя, какъ хлопотали женщины около Корнеліи и какое сильное впечатлѣніе она произвела на ихъ грубыя сердца, онъ рѣшился достигнуть своей цѣли тонко обдуманной хитростью.
-- Неправда ли она похожа на Мадонну?-- обратился онъ къ самой старой и вліятельной изъ женщинъ, и такъ какъ въ подобныхъ вопросахъ вошло уже въ обыкновеніе безусловно соглашаться съ его мнѣніемъ, то вскорѣ всѣ женщины и дѣти были убѣждены, что Мадонна не можетъ выглядѣть иначе. Въ это мгновеніе подошелъ черный Беппо. Онъ желалъ лишь убѣдиться -- пришла ли плѣнница въ сознаніе и, удостовѣрившись въ этомъ, опять отправился на совѣщаніе съ бандитами. При его появленіи сердце юной дѣвушки сильно забилось и она съ ужасомъ и страхомъ смотрѣла ему вслѣдъ; и къ Беппо женщины пристали, требуя согласиться съ тѣмъ, что молодая дѣвушка похожа на Мадонну. Бандитъ разсмѣялся надъ такими требованіями и сказалъ что мастеру -- подъ мастеромъ онъ подразумѣвалъ Сальватора Розу -- лучше это знать и если ему хочется, то пусть онъ пожалуй напишетъ съ донны картину, которую они потомъ, по полученіи слѣдуемаго выкупа, могутъ почитать за изображеніе препрославленной св. Дѣвы.
Пошутивъ такимъ грубымъ образомъ, онъ снова удалился внутрь горъ. Теперь женщины пристали въ свою очередь къ Сальватору, требуя, чтобы онъ нарисовалъ имъ обѣщанную Мадонну. Какъ всѣ необразованные люди, они ничего не понимали въ ландшафтной живописи, но группы и фигуры имъ нравились, и мысль имѣть прекрасное изображеніе Мадонны, предъ которымъ всѣ они будутъ молиться, привела всѣхъ ихъ въ крайнее возбужденіе. Сальваторъ внутренно торжествовалъ, что его хитрость удалась; теперь ему нужно было только заручиться согласіемъ юной синьоры; но прежде же всего слѣдовало дать Корнеліи успокоиться и отдохнуть, а затѣмъ переговорить съ ней лично. Въ виду намѣреній Сальватора писать картину женщины съ удвоеннымъ стараніемъ ухаживали за молодой дѣвушкой.
Наконецъ возвратился и Беппо съ бандитами; послѣ долгихъ преній порѣшили отвести плѣнницѣ самое лучшее и насколько возможно удобное помѣщеніе. Само собой разумѣется, что какъ у ея камеры, такъ и у камеры Тебальдо была поставлена стража.
Нѣсколько часовъ спустя одинъ изъ разбойниковъ облачился въ монашескую рясу съ капюшономъ, послѣ чего другой, знавшій грамоту, написалъ графу Мендоца письмо, въ которомъ сообщалось, что онъ можетъ за очень высокій выкупъ получить обратно своего сына и дочь (бандиты считали Тебальдо и Корнелію братомъ и сестрой), но чтобы вмѣстѣ съ тѣмъ онъ поостерегся освобождать плѣнниковъ силой, если желаетъ добиться благопріятныхъ результатовъ. Затѣмъ было точно обозначено въ какой день и часъ графъ можетъ прислать на опредѣленное мѣсто безоружнаго повѣреннаго съ деньгами, чтобы послѣ этого получить плѣнниковъ.
Хотя это письмо было передано по своему назначенію тайкомъ черезъ вторыя и третія руки, тѣмъ не менѣе все было такъ разсчитано и предусмотрѣно, что нельзя было ни на минуту сомнѣваться въ полнѣйшемъ успѣхѣ. Кромѣ того, бандиты сознавали, что они сила, съ которой никто не захочетъ вступать въ открытый бой.
Сальваторъ Роза зналъ, что въ самомъ счастливомъ случаѣ пребываніе плѣнниковъ въ этомъ вертепѣ продлится нѣсколько дней, и согласно съ этимъ онъ устроилъ свои планы. Все бандитское общество въ тотъ вечеръ было особенно весело настроено по случаю счастливой добычи, и живописецъ не преминулъ придать себѣ возможно безпечный видъ и содѣйствовать общему веселью игрой на лютнѣ и пѣніемъ веселыхъ пѣсней. Затѣмъ онъ такъ съумѣлъ устроить, что опять вернулся къ своему обѣщанію нарисовать изображеніе Мадонны и при этомъ настоялъ на томъ, чтобы завтра же утромъ повидать съ этой цѣлью молодую дѣвушку. Онъ долженъ былъ выбрать мѣсто, гдѣ было больше свѣту и гдѣ можно было работать совершенно спокойно. При общемъ веселомъ настроеніи никто не замѣтилъ въ этомъ чего-либо подозрительнаго и, вдоволь навеселившись, всѣ спокойно полегли на покой.
Не спали въ эту ночь Тебальдо и Корнелія въ своихъ запертыхъ камерахъ. Тебальдо думалъ объ ужасной опасности, угрожавшей молодой дѣвушкѣ, не находя мѣста отъ терзавшаго отчаянія. Корнелія по цѣлымъ часамъ плакала, тревожась и скучая по отцѣ, который, вѣроятно, тоже страшно безпокоился объ участи своей дочери.
Не сомкнулъ ни на минуту глазъ и живописецъ, мозгъ котораго неустанно работалъ надъ планомъ освобожденія Корнеліи, обдумывая мельчайшія подробности. Хотя онъ зналъ, что для молодой дѣвушки не существуетъ никакой прямой опасности, тѣмъ не менѣе онъ съ ужасомъ думалъ о томъ, что можетъ случиться, если по недоразумѣнію или по случайному нерадѣнію не удадутся переговоры съ ея отцомъ, или если разбойники вслѣдствіе какихъ-либо обстоятельствъ вздумаютъ мстить. Сальваторъ охотно бы рѣшился устроить попытку спасенія въ эту же ночь, такія ужасныя картины рисовала ему фантазія, но это было невозможно и всѣ сообщники побѣга очутились бы въ сквернѣйшемъ положеніи.
На другое утро Сальваторъ приказалъ чрезъ одну женщину спросить Корнелію, можетъ ли она съ нимъ переговорить.
Онъ съ намѣреніемъ не обращался предварительно ни къ Беппо, ни къ другимъ бандитамъ, ибо это дѣло онъ считалъ уже рѣшеннымъ и обсуженнымъ. Корнелія согласилась на переговоры, и онъ съумѣлъ устроить, чтобы остаться съ ней наединѣ.
Онъ нашелъ молодую дѣвушку спокойной, хотя и печальной, но не предчувствовавшей ужасной опасности, которая висѣла надъ ея головой. Она очень хорошо слышала, что безпечные путешественники попадали въ такія же обстоятельства, какъ и она, но ей не приходилось слышать о тѣхъ гнусностяхъ и мерзостяхъ, которыя отъ времени до времени учинялись бандитами.
Теперь же, когда Сальваторъ Роза попросилъ ее собрать все свое самообладаніе, чтобы не выдать ничего и никому, о чемъ они будутъ бесѣдовать, она поблѣднѣла какъ смерть и устремила на него взоры, полные ужаса. Она не припоминала, что уже раньше гдѣ-то его видѣла; Сальваторъ, чтобы поскорѣй пріобрѣсти ея довѣріе, поспѣшилъ разсказать ей, какъ онъ впервые замѣтилъ ее на погребеніи ея матери и гдѣ нѣсколько разъ видѣлъ потомъ; онъ едва преодолѣлъ себя, чтобы не сознаться, что ея образъ заполонилъ его сердце и что изъ Неаполя его прогнали ревность и отчаяніе; онъ нѣсколько пояснилъ ей обычаи бандитовъ и ту опасность, которой подвергалась она въ подобныхъ обстоятельствахъ. Увидя, что страхъ началъ терзать ея душу, Сальваторъ еще разъ попросилъ ее успокоиться и увѣрилъ, что приметъ всѣ мѣры для ея возможно скораго освобожденія и для возвращенія въ отеческій домъ. Корнелія сложила руки и смотрѣла на него съ такой благодарностью, что онъ въ этотъ моментъ охотно бы пожертвовалъ для нея своей жизнью. Она спросила его, можетъ ли онъ спасти также и ея спутника, и эти слова снова пробудили въ немъ всѣхъ демоновъ ревности, но достаточно было нѣсколькихъ его вопросовъ и нѣсколькихъ отвѣтовъ съ ея стороны, чтобы убѣдиться въ лживости своихъ предположеній и въ отсутствіи какого бы то ни было повода для ревности. Однако онъ заявилъ, что можетъ спасти только одну ее и, кромѣ того, прибавилъ, что ея спутникъ -- мужчина и въ крайнемъ случаѣ самъ можетъ подумать о своемъ спасеніи. Онъ просилъ ее скорѣй рѣшиться и объяснилъ ей созданный имъ планъ побѣга. Сегодня же Корнелія должна была заявить, что позволяетъ ему писать съ себя картину, а затѣмъ онъ хотѣлъ устроить и побѣгъ изъ замка по одной потаенной, извѣстной лишь ему тропинкѣ. Путь ихъ долженъ лежать на Террацину, но никакъ не на Аквилу; въ Террацинѣ они безопасно остановятся у храбрыхъ поселянъ и" затѣмъ отсюда дадутъ знать ея отцу. Хотя этотъ путь былъ очень далекъ и тяжелъ, но никакого другого выбора не оставалось.
Хотя всѣ эти распоряженія были сдѣланы наскоро, но, судя по искреннему тону живописца, нельзя было сомнѣваться въ истинѣ его словъ. Корнелія всей душой отдалась этимъ утѣшительнымъ словамъ и чувствовала себя уже спасенной, глядя на самоувѣренное лицо Сальватора. Ея дѣтское сердце вѣрило ему безусловно, и она ни разу даже не подумала о томъ, что и здѣсь можетъ быть обманута, что и здѣсь ей могутъ угрожать новыя опасности.
Занятый всецѣло мыслью о побѣгѣ, Сальваторъ Роза дѣлалъ притворно всѣ приготовленія якобы для рисованія картины Мадонны; на дѣлѣ же онъ выбралъ самое удобное мѣстечко для побѣга и къ одной этой цѣли приноравливалъ всѣ дальнѣйшія распоряженія. Онъ натянулъ на рамку холстъ, приготовилъ краски, какъ будто единственной его мыслью было, чтобы удалась картина. Затѣмъ онъ попросилъ, чтобы ему позволили удалиться въ укромное, спокойное мѣсто для болѣе успѣшнаго и скораго окончанія работы.
Сальваторъ зналъ, что разбойники при крайней живости своей натуры не потерпятъ никакого промедленія и отпускаютъ его не надолго, хотя бы они дѣлали видъ, что не хотятъ ему мѣшать; но онъ такъ хорошо зналъ всѣ ущелья и проходы изъ стараго сарацинскаго вертепа бандитовъ, что могъ отважиться на побѣгъ.
Взявъ съ собой папку съ многочисленными эскизами и лютню, ободривъ Корнелію, онъ горячо помолился за себя и за дѣвушку и осторожно украдкою началъ пробираться черезъ рѣдко или даже никогда непроходимую часть развалинъ.
Живописецъ отлично понималъ, что поплатился бы жизнью, еслибы его поймали, но вѣдь и Корнелія оставалась здѣсь на произволъ случайностей и содержалась бы подъ еще болѣе строгимъ надзоромъ, пока разбойники не увѣрились бы въ полученіи выкупа. Посланецъ вернется еще не скоро, а въ это время можно отлично удрать.
Все совершилось сверхъ всякаго ожиданія очень хорошо. Съ трепетомъ слѣдовала Корнелія за своимъ вожатымъ; они вырвались на свободу и ползкомъ, безшумно пробирались черезъ кусты.
Прошло уже нѣсколько часовъ, пока разбойники успѣли замѣтить все прошедшее. Разумѣется, въ замкѣ поднялась страшная суматоха. Прежде всего Беппо постарался убѣдиться, что Тебальдо еще въ плѣну, затѣмъ начались разговоры о цѣли побѣга, причемъ, конечно, одержало верхъ мнѣніе, что бѣглецы направились къ Аквилѣ. Но можетъ быть они спрятались въ самомъ замкѣ или гдѣ-нибудь поблизости? Поэтому обыскали каждый укромный уголокъ, но не найдя никого, такъ разсвирѣпѣли и вознегодовали, что нѣкоторые разбойники предложили выместить свою злобу на оставшемся Тебальдо и приготовить ему утонченно жестокую смерть. Но такъ какъ они все-таки считали молодого человѣка братомъ Корнеліи, то умѣрили порывы своей злобы и порѣшили только еще повысить сумму выкупа за его освобожденіе. Именно это обстоятельство подѣйствовало умиротворяющимъ образомъ на алчные души разбойниковъ, и въ то время какъ часть мужчинъ отправилась преслѣдовать бѣглецовъ, другая осталась для строжайшаго надзора за Тебальдо.
Между тѣмъ Сальваторъ все продолжалъ вести молодую дѣвушку по самой глухой и только ему одному извѣстной дорогѣ по направленію къ Террацинѣ. Ему принесло огромную пользу то обстоятельство, что онъ въ разныя времена года, во всѣ часы дня и ночи, бродилъ въ чащахъ этого лѣса. Бандиты, имѣя всегда въ виду при своихъ прогулкахъ опредѣленную цѣль, избирали постоянно одну и ту же дорогу, между тѣмъ какъ Сальваторъ изучалъ по днямъ и недѣлямъ таинственныя красоты лѣса, единственно имѣя въ виду -- открывать новыя пейзажныя прелести и все болѣе углубляться въ отыскиванье ихъ.
Живописецъ былъ не совсѣмъ безоружнымъ: онъ носилъ при себѣ хорошій кинжалъ, и въ густомъ лѣсу они не особенно боялись пуль преслѣдователей. Для Сальватора настало время такой невыразимой грусти и вмѣстѣ съ тѣмъ блаженства, котораго онъ и не предчувствовалъ. Рядомъ съ нимъ, подъ его защитой, всецѣло положившись на его помощь, шло любимое существо, съ перваго взгляда котораго онъ узналъ всѣ восторги и муки любви во всемъ ея могуществѣ; онъ едва надѣялся когда-либо вновь увидитъ Корнелію, и самымъ смѣлымъ его желаніемъ было прикоснуться хотя до ея руки; и вдругъ теперь ея рука опиралась на его плечо, онъ чувствовалъ сладкую тяжесть ея тѣла, ея дыханіе горячило его щеку. Въ эти минуты онъ шелъ словно во снѣ и все позабылъ, кромѣ близости Корнеліи.
По временамъ онъ вдругъ приходилъ въ себя изъ этого блаженнаго самозабвенія и размышлялъ объ ужасной угрожающей имъ опасности. Тогда его обуревали отчаянныя мысли, его рука хваталась за кинжалъ, ибо онъ чувствовалъ въ себѣ достаточно мужества, чтобы защитить любимую дѣвушку отъ цѣлой толпы враговъ.
Они поспѣшно шли все впередъ и впередъ, долгое время не говоря ни слова. Наконецъ, живописецъ замѣтилъ, что силы Корнеліи ослабѣваютъ, что ея шаги дѣлаются неувѣренными и медленными, ея дыханіе становится прерывистымъ. Сердце самого Сальватора билось такъ сильно, что, кажется, готово было разорваться отъ наплыва противоположныхъ ощущеній. Онъ остановился и взглянулъ въ лицо своей спутницѣ. Нѣсколько словъ участія съ его стороны, едва слышная жалоба изъ ея устъ, и онъ снова воспрянулъ духомъ. Имъ рано еще было отдыхать, ибо пока солнце на небосклонѣ, они не были безопасны отъ шпіонскихъ глазъ своихъ преслѣдователей. Сальваторъ взялъ на руки. нѣжную спутницу, дабы такимъ образомъ продолжать путь. Обезсиленная усталостью Корнелія, какъ усталое дитя, обвила его шею руками и склонила голову къ нему на плечо. Ноша казалась Сальватору легкой и, не смотря на сознаніе угрожавшей опасности, нервы его крѣпчали отъ непосредственной близости любимаго существа, и блаженное чувство, что онъ ея единственный покровитель, заставляло его забывать всѣ трудности путешествія.
Черезъ нѣкоторое время Корнелія, уже успѣвшая отдохнуть, шопотомъ попросила его, чтобы онъ позволилъ идти ей. Теперь онъ почувствовалъ, что дѣйствительно ужасно усталъ, но, повинуясь ея желанію, онъ продолжалъ путь въ чащѣ лѣса. Чѣмъ дальше они углублялись, тѣмъ все съ большей увѣренностью надѣялся Сальваторъ на спасеніе. Путешествіе должно было продолжаться до опушки лѣса, кончающагося у склоновъ горнаго хребта, тамъ они хотѣли ночью отдохнуть нѣсколько часовъ и затѣмъ при первыхъ лучахъ солнца продолжать путь по направленію къ морю. Оттуда уже виднѣлась бухта, на берегу которой лежала Террацина. Конечно, хорошо бы добраться до деревни и тамъ переночевать, но было большимъ рискомъ, ибо разбойники повсюду имѣли своихъ приспѣшниковъ и помощниковъ. Только въ Террацинѣ было вполнѣ безопасно, ибо Сальваторъ зналъ, что трактирщикъ Маттео, на котораго можно было положиться, переѣхалъ уже туда.
На югѣ ночь наступаетъ очень быстро, безъ сумерокъ, такъ что въ чащѣ лѣса стемнѣло почти мгновенно. Сальваторъ долженъ былъ приготовиться для ночлега. Онъ наломалъ груду вѣтвей и приготовилъ изъ нихъ постель для Корнеліи. Больше онъ ничего не могъ сдѣлать для ея удобства; онъ утѣшалъ ее, что на утро достанетъ воды и чего-нибудь съѣстнаго для утоленія жажды и голода. Самъ онъ отошелъ отъ нея на нѣкоторое разстояніе и улегся подъ сѣнь одного развѣсистаго дерева якобы для сна, а на дѣлѣ для того, чтобы, побѣдивъ свою усталость, въ тишинѣ ночи оберегать любимую дѣвушку. Но усталость взяла наконецъ верхъ, и оба заснули недолгимъ, но глубокимъ сномъ.
На слѣдующее утро они опять пустились въ путь. Сальваторъ понималъ, что они еще далеки отъ цѣли. Только исключительныя обстоятельства вдохнули въ Корнелію такую силу и твердость, какихъ она въ себѣ и не подозрѣвала. Неподалеку отъ одной деревни Сальваторъ велѣлъ ей зайти въ маленькую часовню, стоявшую по дорогѣ, и подождать, пока онъ сходитъ за ѣдой и питьемъ. Чувство невыразимаго счастья охватило живописца, когда онъ послѣ краткой, боязливой отлучки вернулся и смотрѣлъ, съ какимъ аппетитомъ она ѣла и какъ возстановлялись ея силы. Длинное путешествіе чрезъ чащу лѣса и ночь проведенная подъ открытымъ небомъ, оставили слѣды на ея платьѣ и волосахъ; но сознаніе, что общая опасность исторгла ихъ изъ обычной житейской колеи и привела къ неожиданной откровенности, увеличивала въ груди молодого человѣка чувство чисто-рыцарской любви. Невинное существо довѣрилось его защитѣ -- и это сознаніе просвѣтляло его страсть, очищая ее отъ всякихъ земныхъ вожделѣній.
Если человѣческой натурѣ присуще заблуждаться относительно достиженія вожделѣнной цѣли, то въ огромномъ большинствѣ случаевъ это бываетъ съ нетерпѣливой юностью, которая, надѣясь избѣжать опасности, напротивъ слѣпо идетъ къ ней на встрѣчу. И Корнелія также обманывалась относительно цѣли своего путешествія, какъ и относительно своей выносливости. Террацина была еще очень далеко. Сальваторъ замѣтилъ усталость Корнеліи, и несмотря на то, что ея шатающаяся походка не оставляла ни малѣйшаго сомнѣнія въ полнѣйшемъ истощеніи силъ, онъ долженъ былъ предложить двинуться дальше! Но Корнелія отговорилась подъ предлогомъ, что ему самому нужно собраться съ силами, чтобы обоимъ окончательно не свалиться отъ усталости. Но все-таки они прошли нѣкоторое разстояніе, пока наконецъ полнѣйшее обезсиленіе дѣвушки не остановили ихъ; она вторично согласилась на его предложеніе, позволивъ нести себя на рукахъ. Блаженное чувство -- снова держать на своихъ рукахъ сладкую ношу -- придало живописцу новыя силы и ему казалось, что словно какая-то невѣдомая рука поддерживала и защищала его. Но была это только простая усталость или сказывалось какое-нибудь новое, незнакомое чувство въ томъ, что Корнелія въ сладкой истомѣ лежала у него на рукахъ. Она опять обвила его шею руками и склонила голову къ нему на грудь. Глаза ея были закрыты и прерывистое дыханіе сильно волновало ея нѣжную, упругую грудь. Насколько позволяла трудная дорога, Сальваторъ не сводилъ глазъ съ прелестнаго лица. Онъ всѣмъ своимъ существомъ чувствовалъ, что эти мгновенія, не смотря на сильнѣйшую духовную и тѣлесную усталость и угрожавшую опасность, останутся навсегда счастливѣйшими въ его жизни и что ни въ прошломъ его, ни въ будущемъ ничто не сравнится съ воспоминаніемъ объ этихъ минутахъ чистаго блаженства. Сознаніе этого дѣйствовало на него опьяняющимъ образомъ, и взглянувъ опять на прелестное личико съ цвѣтущимъ полуоткрытымъ ротикомъ, онъ очарованный, не могъ побѣдить искушенія -- не могъ не поцѣловать Корнеліи въ ея нѣжныя губки.
Въ ужасѣ удивленно открыла она глаза и, сильно взволнованная, она старалась сойти съ его рукъ. Это былъ первый поцѣлуй посторонняго мужчины. Безсознательно повинуясь какому-то инстинктивному чувству, все болѣе и болѣе краснѣя, она начала увѣрять, что ея усталость прошла и что она можетъ твердо стоять на ногахъ, продолжая дальнѣйшій путь пѣшкомъ.
Сальваторъ былъ крайне смущенъ, думая, что его смѣлость должно быть оскорбила ее. Но страсть его разгорѣлась сильнымъ пламенемъ. Корнелія настояла на томъ, чтобы идти пѣшкомъ. Его бурное сердце побудило его признаться ей, что онъ пламенно полюбилъ ее съ первой встрѣчи и уже давно терзается ревностью. Затѣмъ онъ разсказалъ ей, какъ изъ-за ревности ушелъ онъ изъ Неаполя и какъ ревновалъ онъ ее до сихъ поръ, влача дни свои здѣсь въ дикомъ лѣсу и видя, что молодой человѣкъ, взятый бандитами въ плѣнъ, вмѣстѣ съ нею, можетъ жить вблизи ея, ежедневно любоваться ея чертами, слышать ея голосъ, наслаждаться граціозной миловидностью ея существа.
Корнелія внимала этимъ словамъ съ большимъ волненіемъ. И въ ея сердцѣ поднялась буря отъ этого неожиданнаго поцѣлуя, въ то время какъ она безмятежно склонилась къ нему на грудь. Ея цѣломудренная осторожность искала спасительнаго якоря, чтобы противостоять въ этомъ пустынномъ мѣстѣ человѣку, пламенная страсть котораго разрушительнымъ образомъ дѣйствовала и на нее. Чтобы измѣнить разговоръ, она ухватилась за послѣднія сказанныя имъ слова и такъ какъ ея дѣтская душа никогда не задумывалась на тѣмъ, что между ней и Тебальдо могли бы существовать иныя отношенія, кромѣ братски-дружескихъ, то она и спросила съ дѣтскимъ удивленіемъ:
-- Ревновать къ Тебальдо? Да развѣ это возможно?
При этомъ она въ первый разъ произнесла имя молодого человѣка, и это имя не только поразило ухо Сальватора, но и отозвалось въ его душѣ на подобіе того, какъ далекіе раскаты грома при ясномъ небѣ предвѣщаютъ приближеніе бури. Все еще догруженный въ блаженныя чувства, въ которыхъ признался своей спутницѣ, Сальваторъ вдругъ изъ сладкаго забытья перешелъ къ тревожнымъ предчувствіямъ, быстро спросивъ:
-- Его зовутъ Тебальдо? Откуда онъ родомъ? Какъ онъ попалъ въ домъ вашего отца? Онъ испанецъ?
Корнелія вздохнула свободнѣе, ибо видѣла, что ей удалось утишить поднявшуюся бурю однимъ вскользь брошеннымъ замѣчаніемъ. Погруженная въ свои думы, она и не замѣтила какъ сильно потрясъ Сальватора ея дѣтскій вопросъ. Корнелія очень просто объяснила ему, что Тебальдо -- неаполитанецъ, что онъ былъ взятъ изъ жалости ея отцомъ въ ихъ домъ бѣднымъ брошеннымъ ребенкомъ неизвѣстныхъ родителей прямо съ улицы, что мать Корнеліи очень полюбила Тебальдо и послѣдній былъ для нея утѣшеніемъ вмѣсто умершаго брата Родриго. Дальше она разсказала объ его музыкальномъ талантѣ, объ ихъ общихъ занятіяхъ, не замѣчая, что Сальваторъ внимаетъ только ея голосу, мыслью же не слѣдитъ за ея словами, ибо мысли его были гдѣ-то далеко. Имя Тебальдо въ связи съ его судьбой совершенно ясно и убѣдительно доказывало ему, что этотъ юноша, котораго онъ съ перваго взгляда началъ ненавидѣть и котораго теперь, спасая отъ опасности любимую дѣвушку, безпомощнаго покинулъ на произволъ бандитовъ, никто иной, какъ его братъ, считавшійся погибшимъ, долго и напрасно разыскиваемый и при такихъ удивительныхъ обстоятельствахъ имъ найденный. Къ счастью, Корнелія изъ потребности еще беззаботно поболтать продолжала разсказъ и не обращала вниманія на задумчивость Сальватора, который между тѣмъ успѣлъ собраться съ мыслями и подавить въ себѣ сильное впечатлѣніе отъ потрясающей новости. Онъ постарался успокоить себя въ своемъ послѣднемъ поступкѣ, убѣждая себя, что разбойники не сдѣлаютъ ничего дурного молодому человѣку и что во всякомъ случаѣ можно надѣяться за хорошій выкупъ на его освобожденіе. Онъ приводилъ на память всѣ случаи, когда разбойники хорошо обращались съ плѣнниками до ихъ освобожденія, и далъ себѣ слово, разъ только Корнелія будетъ въ безопасности, употребить всѣ мѣры для спасенія Тебальдо.
Постепенно ему удалось опять настроиться на веселый ладъ, ибо, въ сущности, послѣднимъ извѣстіемъ о своемъ братѣ онъ былъ обязанъ всей этой цѣпи приключеній. Сальваторъ сильнѣе началъ вѣрить въ благополучное возвращеніе Тебальдо изъ плѣна.
Въ спокойно блаженномъ настроеніи онъ продолжалъ разговоръ съ Корнеліей, и чѣмъ ближе подходили къ цѣли, тѣмъ бодрѣе смотрѣлъ онъ въ будущность.
До смерти изморенные, но успокоенные и счастливые, они наконецъ пришли въ Террацину, гдѣ Сальваторъ въ домѣ Маттео былъ принятъ съ прежнимъ большимъ радушіемъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и съ неменьшимъ удивленіемъ. Онъ поручилъ Корнелію попеченіямъ жены хозяина, а самъ отправился въ одну изъ комнатъ, для того чтобы съ дороги привести себя въ порядокъ.
Теперь, въ отсутствіи Корнеліи, онъ могъ поразмыслить надъ случаемъ, который такъ неожиданно вмѣшался въ его жизнь и съ которымъ, повидимому, всѣ счеты были покончены. Со вчерашняго дня онъ былъ въ крайне напряженномъ настроеніи духа и почти не могъ обдумать всего случившагося со всѣми его послѣдствіями. Теперь тысячи разнообразныхъ мыслей обуревали его душу. Онъ давалъ клятву въ смертельной ненависти къ испанцамъ и, покинувъ Неаполь, думалъ, что его любовь къ Корнеліи погребена на вѣки. И вдругъ теперь она опять проснулась съ новою силою, завладѣвъ всѣмъ его существомъ. Избавиться отъ нея казалось ему немыслимымъ, и онъ рѣшился, разбираясь въ хаосѣ ощущеній, подумать о бракѣ. Онъ былъ убѣжденъ, что пробьетъ себѣ дорогу и создастъ положеніе своимъ талантамъ; но если онъ захочетъ породниться съ графомъ Мендоца, жизнь его запутается и онъ непремѣнно умретъ отъ мстительнаго кинжала своихъ товарищей по лигѣ мертвыхъ. Вдругъ ему пришла въ голову сумасбродная мысль бѣисать съ Корнеліей и, такимъ образомъ, связать ея судьбу со своею. Развѣ она не слѣдовала за нимъ до сихъ поръ? Развѣ она не доказала ему своего безграничнаго довѣрія, выбравъ его своимъ проводникомъ и защитникомъ въ дикомъ лѣсу и вручивъ ему свою честь. Конечно, ей некогда было все это обдумывать и она ухватилась въ порывѣ отчаянія за единственное спасительное средство, не думая, по своей дѣтской неопытности, о послѣдствіяхъ. Она довѣряла ему, что не подлежитъ сомнѣнію, но любила ли она его тою любовью, которая влечетъ соединиться съ предметомъ своей склонности, это не было еще выяснено. Сальваторъ хотѣлъ выяснить это при первомъ же свиданіи.
Но когда она встрѣтила его во всей чистотѣ и прелести своей юности, всѣ его планы разстроились. Она освѣжилась и привела въ порядокъ платье. Хотя на личикѣ виднѣлись слѣды усталости, но глаза смотрѣли съ такой непритворной благодарностью и на губахъ ея играла такая задушевная улыбка, когда она протянула ему свою маленькую ручку, что онъ едва не упалъ передъ ней на колѣни и едва не началъ молиться какъ на святую.
Неужели онъ могъ помышлять, что такое чистое, святое существо забудетъ ради слѣпой страсти долгъ дѣтской любви? Послѣднія сомнѣнія разсѣялись, когда она попросила его поскорѣе извѣстить ея отца, для того чтобы онъ не заботился о ней и не страшился за ея судьбу. Она довѣряла своему спасителю безусловно и безгранично, но видѣла въ немъ благороднаго человѣка, сжалившагося надъ ней по примѣру святыхъ, помогающихъ страждущимъ, а добрые люди должны подражать святымъ. Конечно, она могла бы полюбить его, объ этомъ говорилъ ея румянецъ при взглядѣ Сальватора, но съ согласія ея отца и не возбуждая семейныхъ раздоровъ, которые не нравились ея кроткому характеру. Все это онъ понялъ, встрѣтивъ ея взоры и услышавъ благодарность и просьбу; отъ такого сознанія терзалось его сердце и еще больше разгоралась его страсть.
Потому-то онъ едва не пропустилъ дорогого времени для приготовленій къ поѣздкѣ въ Аквилу. Мысль о Тебальдо заставила его поторопиться, еслибы онъ и захотѣлъ медлить. Онъ нанялъ лошадь и вторично долженъ былъ подвергаться опасности нападенія разбойниковъ.
.Воспоминаніе о послѣднихъ часахъ, какъ коршунъ, терзали его сердце: онъ то упивался мучительно сладкими часами ихъ бѣгства, то испытывалъ муки раскаянія. Онъ упрекалъ, что не воспользовался счастливымъ случаямъ, силой не похитилъ Корнелію и не заставилъ ее полюбить себя. Такія противорѣчивыя ощущенія вихремъ кружились въ его душѣ, въ то время какъ онъ безъ отдыха и срока скакалъ въ Аквилу, чтобы только исполнить желаніе Корнеліи и возможно скорѣй доставить ее въ отеческій домъ.
Сальваторъ засталъ графа Мендоца въ совершенномъ отчаяніи. Побѣгъ Корнеліи разрушилъ всѣ планы разбойниковъ и они приняли другія мѣры.
Предполагая, что измѣнникъ-живописецъ самъ доставитъ отцу ихъ плѣнницу, они измѣнили свою тактику, требуя непомѣрно большого выкупа только за его мнимаго сына, а несчастный отецъ, не предчувствуя, что случилось съ Корнеліей, терялся въ мучительныхъ догадкахъ.
Появленіе Сальватора Розы, принесшаго утѣшительное извѣстіе, сильно обрадовало его, и очень естественно, что надежда вскорѣ опять прижать къ своему сердцу свое единственное, любимое дитя заставила забыть всѣ остальные мысли и предположенія. Сначала все-таки у графа было легкое предубѣжденіе противъ Сальватора, который былъ защитникомъ и покровителемъ Корнеліи при ея побѣгѣ черезъ лѣсъ.
Тѣмъ не менѣе графъ тотчасъ поручилъ коменданту крѣпости Аквила, которому его отрекомендовалъ вице-король, взять на себя дѣло объ освобожденіи Тебальдо, и при этомъ позаботился, чтобы въ возможно скоромъ времени была доставлена требуемая разбойниками значительная сумма. Кто станетъ обвинять отца за то, что онъ устроилъ все это наскоро, торопясь къ своей дочери, къ которой такъ влекло его сердце?
Въ сопровожденіи Сальватора Розы графъ отправился въ путь, а за ними слѣдовали не только слуги, но и военное прикрытіе, имѣвшее порученіе проводить графа сначала въ Террацину, а потомъ и въ Неаполь, куда графъ намѣревался возвратиться съ своей дочерью.
Кто опишетъ радость родительскаго сердца, когда графу удалось наконецъ послѣ столькихъ страховъ и такого отчаянія заключить дорогую дочь въ свои объятія. Со смерти его супруги это дитя было единственнымъ утѣшеніемъ, сокровищемъ его, которое скрашивало и услаждало его одинокую жизнь. Корнелія плакала слезами радости на его шеѣ, и только теперь скатилось съ нея то тяжелое бремя, которое въ продолженіе этого времени такъ мучительно давило ея грудь. И Корнелія, и ея отецъ поняли, что ея освобожденіе безъ помощи Сальватора навѣрно не совершилось бы такъ благополучно; она видѣла въ немъ только спасителя отъ вражеской силы, избавителя отъ невыносимаго плѣна и самое важное, внушавшее чувство глубокой признательности, было то, что Х)въ спасъ Корнелію, рискуя своей собственной жизнью.
Но чѣмъ больше оба они благодарили Сальватора, тѣмъ мрачнѣе, непривѣтливѣе становилось у него на душѣ. Это была уже не Корнелія, дочь неаполитанки изъ фамиліи Кортези, безпомощная, окруженная опасностью дѣвушка, довѣрившая ему въ пустынномъ лѣсу не только свою жизнь, но и честь и безмятежно покоившаяся у него на рукахъ, это была Корнелія Мендоца, дочь испанскаго дворянина, его смертельнаго врага, благодарившая своего спасителя подъ защитой своего отца и вонзавшая этими словами въ сердце Сальватору острый кинжалъ. Поглядѣвъ на свиданіе отца съ дочерью, Сальваторъ долженъ былъ оставить всякія сомнѣнія относительно ихъ полнѣйшей, задушевной симпатіи.
Напрасно графъ приглашалъ Сальватора сопровождать ихъ въ поѣздкѣ до Неаполя и тамъ погостить у нихъ, если ему понравится, онъ отговорился тѣмъ, что хочетъ разыскать Тебальдо, а потомъ подумать и объ окончаніи одной работы для того, чтобы на нѣкоторое время отправиться въ свой родной городъ. Что его сердце при этихъ словахъ обливалось кровью, графъ Мендоца, конечно, не чувствовалъ. Графъ взялъ съ живописца торжественное обѣщаніе побывать у нихъ во дворцѣ, но ни Корнелія, ни ея отецъ не подумали о томъ, какое безутѣшное горе охватило Сальватора, когда онъ смотрѣлъ вслѣдъ ихъ повозки. Вторично онъ долженъ былъ побороть свою тупую боль. Какъ помѣшанный блуждалъ онъ по берегу моря и въ окрестностяхъ Террацины, борясь съ своей отчаянной страстью, готовой растерзать его душу.
Мало-по-малу онъ утѣшился въ обществѣ простыхъ добрыхъ людей, а волшебная власть природы, къ красотамъ которой его сердце всегда было такъ воспріимчиво, опять почти возстановила его истощенныя силы, но не совсѣмъ залечила душевныя раны, ибо на будущее онъ уже смотрѣлъ безнадежно равнодушнымъ взоромъ.
Между тѣмъ графъ Мендоца съ Корнеліей прибыли въ Неаполь и въ скоромъ времени на молодой дѣвушкѣ такъ печально и серьезно отразились перенесенныя невзгоды, что отецъ не зналъ отъ заботъ покою. Поэтому отъ нея скрыли, что извѣстія изъ Аквилы относительно Тебальдо обѣщаютъ очень мало радостнаго.
Комендантъ нашелъ слишкомъ унизительнымъ для свой военной власти вступать въ мирные переговоры съ разбойниками, зная тѣмъ болѣе, что съ одной стороны дѣло идетъ вовсе не о сынѣ графа, а съ другой требуется колоссальная сумма. Сверхъ того, чрезъ Сальватора Розу узнали, гдѣ находится черный Веппо съ плѣнникомъ. Поэтому комендантъ приказалъ отряду солдатъ, захвативъ съ собой разбойничьяго посла, отправиться въ старый сарацинскій замокъ.
Бандиты не соглашались отступить отъ своихъ требованій и упорно засѣли въ своемъ притонѣ.
Комендантъ напротивъ, зная дружескія отношенія между графомъ и вице-королемъ, думалъ въ этомъ случаѣ особенно отличиться. Не смотря на потерю нѣсколькихъ человѣкъ солдатъ, онъ приказалъ днемъ и ночью осаждать замокъ и отъ времени до времени устраивать вылазки. Послѣ нѣсколькихъ дней осады, солдаты однажды замѣтили, что никто больше не сопротивляется; взобравшись на вершину горы и войдя въ развалины, они нашли тамъ только старый хламъ и тряпье, но ни одной.живой человѣческой души. Была найдена лишь записка, въ которой стояло слѣдующее:
"Такъ какъ графъ Мендоца не желаетъ заплатить за своего сына требуемой суммы, то послѣдній никогда больше не увидитъ своего отца. Мы не лишимъ его жизни, но отомстимъ ему".
Ясно было, что имъ удалось очистить крѣпость, но не захватить съ собой всего, и нужно было думать, что они вернутся сюда черезъ нѣкоторое время, ибо имъ не легко было найти такое удобное ущелье, изъ котораго они безслѣдно улизнули незамѣченные даже стражею.
Графъ Мендоца обѣщалъ, кромѣ выкупа, еще значительную сумму тому, кто укажетъ хотя на слѣдъ пропавшаго Тебальдо, но о несчастномъ молодомъ человѣкѣ не было ни слуху, ни духу, и мало-по-малу улетучивалась всякая надежда когда-нибудь снова увидѣть его.