XII.

Любовь стоитъ выше партій.

Краткое пребываніе юной графини Мендоца въ домѣ добраго трактирщика Маттео произвело большое впечатлѣніе. Очаровательная любезность Корнеліи не только плѣнила Маттео и его жену, но и какъ-то особенно преобразила Берардину. Корнелія пришла въ Террацину чрезвычайно усталая, запыленная, въ изорванномъ платьѣ -- и Берардина во всемъ прислуживала и помогала ей. Дружеское, довѣрчивое обращеніе дочери знатнаго испанца съ простой дѣвушкой изъ народа окончательно побѣдило сердце юной Берардины: она съ величайшей радостью приняла предложеніе доѣхать съ графской дочерью до Неаполя. Здѣсь было обоюдное удовольствіе: какъ Берардина была увлечена благородствомъ, мягкой граціей и безсознательнымъ аристократизмомъ Корнеліи, такъ послѣдняя была восхищена наивной непосредственностью и открытой задушевностью Берардины. Поэтому Корнелія совершенно серьезно предложила ей поступить къ ней служанкой и вмѣстѣ отправиться въ Неаполь. Но въ виду того, что родители не особенно охотно соглашались на такую неожиданную разлуку, Корнелія, по желанію Маттео, дала его дочкѣ время на обдумываніе и предложила позднѣе явиться къ ней въ услуженіе.

Предложеніе Корнеліи представлялось несомнѣнно выгоднымъ. Маттео неоднократно уже высказывалъ, что хорошо бы, еслибы Берардина до своего замужества ушла изъ трактира: отцу было непріятно, когда трактирные посѣтители приставали къ молодой дѣвушкѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, подростали и другія дѣти, и не сидѣть же имъ всю жизнь на шеѣ родителей. До сихъ поръ это было только разговоромъ, но вотъ выпалъ случай и лукавая дочка поймала отца на словѣ; мать же не умѣла ничего возразить противъ этого. Сальваторъ Роза, пользовавшійся на правахъ стараго друга большимъ довѣріемъ, тоже ничего не могъ сказать противъ: онъ утверждалъ лишь, что юная графиня -- образецъ всѣхъ женскихъ добродѣтелей и что всякая молодая дѣвушка, удостоенная быть приближенной графини, должна гордиться этимъ и радоваться такому знакомству, стремясь брать съ графини примѣры.

Такимъ образомъ, все складывалось по желанію Корнеліи, пока въ одинъ прекрасный день не пріѣхалъ изъ Амальфи въ Террацину Мазаніелло, чтобы навѣстить свою невѣсту и ея родителей. Какъ это часто случается, отношенія между молодыми людьми совершенно измѣнились. Въ дѣтствѣ маленькая Берардина постоянно находилась въ свитѣ дикаго мальчика; она переносила не только его дѣтскія грубости, но часто и побои; порой бывало, что она надутая и сердитая убѣгала отъ него, но это длилось не долго: черезъ нѣкоторое время она опять уже вертѣлась около своего тирана. Мало-по-малу, совершенно незамѣтно, отношенія ихъ измѣнились. Казалось, что съ тѣхъ поръ какъ все семейство Маттео переѣхало изъ Амальфи въ Террацину, юный рыбакъ особенно сталъ неравнодушнымъ къ красивой дочкѣ трактирщика: онъ не могъ дождаться времени, когда опять увидитъ ее, онъ надоѣлъ своими разговорами, что когда сдѣлается самостоятельнымъ -- женится на Берардинѣ.

Но эта пѣсня была еще долга, ибо онъ былъ еще очень молодъ, и пока жилъ съ родителями, нельзя было и думать о женитьбѣ. Уже нѣсколько лѣтъ планы Мазаніелло висѣли на воздухѣ.

Никто не зналъ, что Берардина въ опредѣленные дни довольно часто смотрѣла на море -- не покажется ли на южномъ горизонтѣ знакомая лодка,-- и сама она рѣшительнымъ образомъ отрицала бы это. Она постоянно говорила, что не знаетъ, какъ образумить Мазаніелло, когда онъ ревновалъ ее къ тому или другому изъ гостей; не смотря на это она бранила его за дурной вкусъ, повстрѣчавъ его однажды съ хорошенькой дѣвушкой, которая, впрочемъ, была ничуть не хуже ея, съ чѣмъ Берардина внутренно соглашалась; однимъ словомъ, наша влюбленная парочка ничѣмъ не отличалась отъ другихъ; нѣсколько разъ они даже расходились и главной причиной этихъ размолвокъ была, конечно, вспыльчивость Мазаніелло. Разница противъ прежняго была очевидна, ибо во время примиренія, благодаря уступчивости Мазаніелло, онъ обнималъ и цѣловалъ свою маленькую Берардину, пока не утишалъ ея ревности.

Берардина предвидѣла, что ея женихъ согласится, коль скоро дѣло пойдетъ о переселеніи въ Неаполь; но она не могла рѣшить, въ какомъ смыслѣ онъ пойметъ это дѣло. Можетъ быть, онъ понималъ его какъ испытаніе въ Неаполѣ своего счастья; подобные планы онъ строилъ довольно часто.

Мазаніелло долженъ былъ сильно удивиться радостной встрѣчѣ Берардины: если онъ не могъ предчувствовать, что она уже нѣсколько дней подъ рядъ страстно поджидала его лодки, то все-таки видѣлъ, что она какъ-то необыкновенно возбуждена. Едва онъ обмѣнялся привѣтствіями съ родителями, какъ ему уже разсказали новости послѣднихъ дней и особенно намѣреніе Берардины отправиться въ Неаполь со всѣми посторонними обстоятельствами. Исторія юной графини, съ нападенія разбойниковъ до побѣга съ синьоромъ Розой и, наконецъ, ея предложеніе взять Берардину къ себѣ въ услуженіе,-- все это до того ошеломило юнаго рыбака, что онъ буквально съ открытымъ ртомъ и съ вытаращенными глазами взглядывалъ то на Маттео, то на Берардину, говорившихъ по очереди. По временамъ онъ обращался къ матери, которая молчала и взглядъ которой сильно интриговалъ его. Наконецъ, онъ не выдержалъ и вспыльчиво вскричалъ:

-- Да вѣдь все это нелѣпости! Какъ это синьоръ Сальваторъ могъ согласиться, чтобы Берардина пошла въ домъ испанскаго дворянина, въ услужаніе къ его дочери?

-- Мы можемъ позвать его,-- сказалъ Маттео,-- онъ въ нашемъ домѣ и подтвердитъ тебѣ все, что ты услышалъ отъ насъ.

На самомъ дѣлѣ Сальваторъ Роза на верандѣ, которая выходила въ садъ, былъ занятъ живописью. Онъ началъ уже наносить на полотно нѣкоторыя изъ абруццскихъ эскизовъ и всѣ дни былъ погруженъ въ эту работу, которая поглощала все его существо, давала забвеніе его сердцу и, вмѣстѣ съ тѣмъ, утомляла его, такъ что по ночамъ онъ хотя немного спалъ. Услышавъ, что пріѣхалъ Мазаніелло, Сальваторъ съ радостью и охотой вышелъ повидаться съ нимъ; живописецъ былъ искренно расположенъ къ юному рыбаку, ибо послѣдній былъ человѣкомъ сильнаго характера, обладая вмѣстѣ съ тѣмъ необыкновенно живой, почти поэтической фантазіей. Мазаніелло напротивъ уважалъ въ Сальваторѣ не только художническій, творческій духъ, но преимущественно страстный патріотизмъ. Никто на его родинѣ не любилъ испанцевъ, но глубокой ненавистью противъ притѣснителей отечества Мазаніелло впервые проникся чрезъ Сальватора Розу; поэтому-то онъ и отказывался понять, какъ могъ живописецъ согласиться на поступленіе Берардины въ домъ графа Мендоца.

Румянецъ смущенія выступилъ на блѣдныхъ щекахъ живописца, когда ему пришлось подтвердить свое согласіе. Казалось, что ему не выпутаться изъ непримиримаго противорѣчія, но взглядъ Мазаніелло пробудилъ во всей силѣ его патріотическое чувство, и онъ отвѣтилъ такимъ образомъ:

-- То, что я говорилъ, дѣйствительно мое убѣжденіе. Донна Корнелія -- образецъ благородной женственности, и кто поживетъ съ ней, тотъ самъ убѣдится въ этомъ; но она, конечно, дочь испанскаго дворянина, и хотя ея превосходныя качества напоминаютъ о томъ, что мать ея, Кортези, была чистокровной неаполитанкой, все-таки она остается испанкой и ея отецъ принадлежитъ къ притѣснителямъ нашего любимаго, несчастнаго отечества. Со стороны Мазаніелло очень благородно, что онъ вспомнилъ объ этомъ обстоятельствѣ и я не могу порицать его.

Маттео и его дочь были крайне удивлены. На лицѣ матери Берардины можно было прочитать полнѣйшее согласіе съ Мазаніелло и Сальваторомъ. Мазаніелло, воодушевленный словами живописца, съ своей стороны сказалъ слѣдующее:

-- Всѣ благомыслящіе друзья отечества согласятся съ тѣмъ, что между нами и испанцами могутъ существовать только самыя необходимыя сношенія; но развѣ въ данномъ случаѣ имѣется необходимость? Даже еслибы Берардина была сиротой, я никогда бы не согласился, чтобы она искала защиты въ испанскомъ домѣ; но вѣдь у нея есть родители; если для молодой дѣвушки дѣйствительно нехорошо жить въ трактирѣ, гдѣ даже родители ея не всегда могутъ избѣжать безпокойствъ и оскорбленій,-- прекрасно, мы разомъ покончимъ это и поженимся! Сейчасъ мнѣ пришла въ голову блестящая мысль. Берардина охотно могла бы жить въ Неаполѣ; я вижу, что и мнѣ не устроиться въ Амальфи какъ слѣдуетъ и что нужно же наконецъ рѣшиться поискать счастья въ другомъ мѣстѣ. Что еслибы мы въ самомъ дѣлѣ поскорѣй съиграли свадьбу и затѣмъ вмѣстѣ отправились въ Неаполь?

Мазаніелло съ ранней юности обнаруживалъ въ своемъ характерѣ столько рѣшимости и мужественной энергіи, что въ его устахъ даже подобный странный планъ не вызывалъ смѣха. Подвижной народъ той благословенной страны привыкъ къ быстрымъ рѣшеніямъ. Однако Маттео дерзнулъ спросить:

-- Какъ же ты хочешь это устроить?

-- Какъ онъ хочетъ это устроить?-- вмѣшался Сальваторъ Роза въ семейный вопросъ,-- очень просто, онъ присоединится къ неаполитанскимъ рыбакамъ и будетъ тамъ заниматься своимъ промысломъ такъ же, какъ и въ другомъ мѣстѣ. Чтобы ему разрѣшили это, Берардина можетъ попросить молодую графиню Мендоца и вмѣстѣ съ тѣмъ ея знакомство съ молодой донной можетъ сдѣлаться дорогой къ счастью Берардины.

Слова живописца разсѣяли всякія сомнѣнія, и такъ какъ Берардина могла надѣяться такимъ образомъ поддерживать отношенія съ донной Корнеліей, то и она согласилась съ подобнымъ планомъ.

Все дѣло наладилось такъ быстро, какъ юный рыбакъ едва ли и мечталъ осуществить свои сердечныя желанія. Еще до свадьбы Маттео опять положительно убѣдился, что въ Террацинѣ онъ не на своемъ мѣстѣ. Здѣсь онъ не могъ поправить своего состоянія, ибо старыя гостинницы, конкурируя съ нимъ, перехватывали у него всѣхъ пріѣзжающихъ иностранцевъ. Онъ думалъ, что, можетъ быть, по близости Неаполя торговля его пойдетъ бойчѣе, или Сальваторовское описаніе Пуччіоли натолкнуло его на рѣшеніе перебраться туда? Онъ убѣдился, что Сольфатара и храмъ Сераписа, также какъ и видъ на море съ группой прелестныхъ острововъ, привлекаютъ съ недавняго времени всѣхъ иностранцевъ и тамъ онъ сдѣлается однимъ изъ самыхъ ловкихъ трактирщиковъ. Сказано, сдѣлано! Вскорѣ долженъ былъ состояться переѣздъ, и если Мазаніелло хотѣлъ переѣхать съ своей Берардиной въ Неаполь и тамъ зажить домкомъ, то это ему легче сдѣлать теперь, чѣмъ раньше, ибо Пуччіоли лежалъ совсѣмъ рядомъ съ главнымъ городомъ, ближе чѣмъ Амальфи и Террацина, и съ неаполитанскими жителями ежедневно можно было вести торговыя сношенія.

На долю Сальватора Розы, покинувшаго Абруццы и возвратившагося въ Неаполь, пришлось услышать въ послѣднемъ при его прибытіи не мало новостей, и этимъ хотя немного отвлеклись его мысли отъ пережитаго за послѣднее время. Уже нѣсколько лѣтъ онъ ничего не зналъ о своихъ близкихъ родственникахъ: онъ не рѣшался повидаться съ своимъ отцомъ, а изъ родныхъ никто не подавалъ ему никакой вѣсти. Это не было даже рѣдкостью въ такой странѣ и въ такое время, когда каждаго человѣка преслѣдовала и угнетала тяжелая нужда. Когда Сальваторъ разыскалъ теперь своего дядю, онъ узналъ отъ него, что его зять Фраканцони дошелъ до того, что не можетъ даже прокормить своей семьи, вслѣдствіе чего несчастную старую мать Сальватора ожидаетъ самая печальная участь, если никто не подастъ ей руку помощи. Теперь Фраканцони до того обнищалъ, что рѣшительно ничего не могъ сдѣлать для своей тещи; Сальваторъ слѣдовательно пришелъ какъ разъ во время, чтобы спасти свою мать отъ голодной смерти. Богатый запасъ эскизовъ сослужилъ ему огромную службу и онъ тотчасъ засѣлъ за работу -- нарисовать нѣсколько пейзажей, которые онъ украсилъ сценами изъ дикой разбойничьей жизни Абруццъ. Сальваторъ отнесъ эти картины къ своему прежнему покровителю Ланфранко, который пришелъ въ восторгъ отъ превосходныхъ успѣховъ молодого живописца и предсказалъ ему блестящую будущность. Сальваторъ опять сошелся съ неаполитанскими -живописцами, особенно же тѣсно сблизился съ баталистомъ Аніелло Фальконе, при помощи котораго онъ принятъ былъ въ "лигу мертвыхъ". Отрасль искусства, которая культивировалась Аніелло Фальконе, отвѣчала его страстному темпераменту и въ особенности его теперешнему настроенію духа.

Съ остальными членами "лиги мертвыхъ" Сальваторъ также завязалъ живыя сношенія и теперь, какъ и прежде, любилъ онъ бродить по тѣмъ мѣстамъ, гдѣ живописное неаполитанское простонародье являлось во всемъ своемъ пестромъ разнообразіи. Это особенно наблюдалось на берегу, вблизи замка del'Ovo, около церкви Santa Lucia. Тамъ глазъ наблюдательнаго живописца могъ вдоволь насмотрѣться на самыя разнообразныя группы. Играющія дѣти преимущественно въ томъ, въ чемъ создала ихъ мать-природа, мальчики и мужчины, занятые на лодкахъ разгрузкой и нагрузкой съѣстныхъ припасовъ, горячо разговаривающія женщины; здѣсь расположились потребители макаронъ, отправляющіе въ ротъ любимое кушанье пальцами, тамъ пара молодыхъ людей, танцующихъ подъ звуки тамбурина тарантеллу; а вотъ и нищенствующій монахъ, безпрестанно шмыгающій взадъ и впередъ и носящій на рукѣ порядочную корзинку, подходящій то къ одной лавкѣ, то къ другой, изъ которыхъ ему перепадаетъ то кусокъ хлѣба, то кусокъ сыру, то рыба, то Горсть плодовъ, такъ что корзина мигомъ наполняется. При этомъ монахъ преподаетъ разные полезные совѣты или благословляетъ дѣтей или болтаетъ о совершенно свѣтскихъ вещахъ; его корзина вскорѣ до того переполняется, что онъ поспѣшно несетъ ее въ свой монастырь, гдѣ въ назначенные часы будетъ произведена раздача припасовъ бѣднымъ. Сальваторъ здѣсь же встрѣтилъ одного изъ своихъ прежнихъ знакомыхъ, рыбака Дженаро Аннезе. Послѣдніе годы сдѣлали и этотъ простодушный народъ зрѣлѣе, и онъ (Дженаро) игралъ среди рыбаковъ роль главнаго воротилы на ихъ сходкахъ. Сальваторъ едва узналъ его, но Дженаро припомнилъ его при первой же встрѣчѣ и опять растравилъ сердечныя раны живописца.

-- Какъ часто я думаю о васъ и о вашей пѣснѣ,-- сказалъ Дженнаро Сальватору,-- этой простой мелодіи я никогда не забуду; я могу даже пропѣть вамъ эту маленькую пѣсенку, какъ будто я слышалъ ее только вчера. Онъ промурлыкалъ вполголоса стихи:

"Я бѣденъ былъ, но не ропталъ

"И рукъ не запятналъ я кровью;

"Я о богатствѣ не мечталъ:

"Я счастливъ былъ друзей любовью".

Добродушный малый не могъ понять, что этими воспоминаніями онъ бередилъ самое наболѣвшее мѣсто души Сальватора. До сихъ поръ тщетны были всѣ попытки напасть на слѣдъ Тебальдо; вдвойнѣ мучила его неизвѣстность -- получилъ или нѣтъ графъ Мендоца какія-нибудь свѣдѣнія о пропавшемъ юношѣ.

Сальваторъ вскорѣ такъ разбогатѣлъ, что могъ и позаботиться о своей матери, и придти на помощь къ своей сестрѣ. Чѣмъ больше гремѣла его слава и чѣмъ больше получалъ онъ денегъ, тѣмъ больше обливалось кровью его сердце, когда онъ задумывался о своемъ безъ вѣсти пропавшемъ братѣ. Такъ какъ въ Неаполѣ всѣми было принято называть другъ друга только по именамъ, то легко понять,-- почему тысячи людей не знали ни своего отчества, ни дня своего рожденія и почему фамильныя прозвища употреблялись только въ исключительныхъ случаяхъ; оба мальчика, бродя по городу, не могли поэтому никому объяснить своего происхожденія. Такимъ образомъ, мать и сестра давно уже потеряли всякую надежду отыскать ихъ.

Между тѣмъ состоялась свадьба Мазаніелло, которую, по желанію Маттео, отпировали очень пышно. Молодая графиня Мендоца щедро одарила невѣсту и сердечно радовалась ея счастью. Сальваторъ принималъ живѣйшее участіе въ устройствѣ домашняго очага Мазаніелло. Юный рыбакъ очень быстро оріентировался среди своихъ новыхъ знакомыхъ. Его сильный духъ еще болѣе окрѣпъ въ счастливомъ сосѣдствѣ съ своей юной супругой, и такъ какъ онъ на рыбной ловлѣ работалъ больше другихъ и при продажѣ въ городѣ своей привѣтливостью, своимъ сильнымъ, симпатичнымъ голосомъ -- ибо очень много значило умѣнье выкрикивать на улицахъ -- онъ привлекалъ многочисленныхъ покупателей, то вскорѣ выдѣлился изъ среды рыбаковъ и сдѣлался общимъ любимцемъ. Сальваторъ Роза встрѣчалъ его порой на улицѣ, но заходилъ также и въ его хижину, гдѣ молодая жена, сіявшая счастьемъ и самодовольствомъ, нѣсколько разъ угощала живописца рыбой, поджаренной въ маслѣ, которую онъ запивалъ стаканомъ вкуснаго вина.

Сальваторъ умышленно не появлялся во дворецъ графа Мендоца, хотя это стоило ему не малаго труда. Его останавливала присяга, какъ члена "лиги мертвыхъ", и если онъ не боялся смерти, то его удерживала отъ безумнаго риска жизнью мысль о своей безпомощной матери. Но онъ не подумалъ, что женское сердце управляется совсѣмъ иными началами, чѣмъ сердце мужчины. Корнелія никогда не позабывала тѣхъ, кому она обязана была благодарностью; молодую жену Мазаніелло тоже не могли удержать никакія соображенія отъ того, чтобы не навѣстить молодую графиню. Можно ли удивляться, что судьба Сальватора служила темой оживленныхъ бесѣдъ между обѣими молодыми женщинами? и такъ какъ Берардина замѣтила, какое живое участіе въ живописцѣ принимала его знаменитая покровительница, та для нея сдѣлалось просто задачей свести вмѣстѣ Корнелію и Сальватора.

Берардина приступила прямо къ своей цѣли, обратившись съ вопросомъ къ Сальватору, когда онъ однажды заглянулъ въ ихъ бѣдное, но нарядно убранное жилище,-- почему онъ до сихъ поръ не собрался заглянуть въ графскій дворецъ.

-- Я не пользуюсь фаворомъ испанцевъ,-- объяснилъ ей Сальваторъ,-- ибо хотя вице-король и его приближенные расходуютъ большія суммы на художественныя произведенія, до сихъ поръ изъ моихъ картинъ пріобрѣтено испанскими дворянами или очень мало, или совсѣмъ ничего. Великій Рибера, равно какъ его товарищи и ученики вдоволь снабжаютъ своими произведеніями церкви и дворцы нашихъ навязанныхъ властителей; поэтому-то они и могутъ жить какъ сильные міра сего, на равной съ ними ногѣ.

Молодая женщина не смутилась отъ такихъ рѣчей. Ей ничего не значило устроить, чтобы картины Сальватора покупались, но, думала она, поведетъ ли это къ ея цѣли.

-- Если вы ничего не предпринимаете для того, чтобы свести побольше Знакомствъ съ испанцами, то, разумѣется, не получите никакой выгоды отъ своего искусства,-- сказала она,-- графъ Мендоца и его дочь сердечно расположены къ вамъ и сверхъ того вѣчно вамъ благодарны. Отчего же вы пренебрегаете знакомствомъ съ ними, отчего при помощи графа не представите своихъ работъ вице-королю? Молодая графиня въ близкихъ, дружескихъ отношеніяхъ съ дочерью вице-короля и была бы очень счастлива быть вамъ полезной.

-- Какъ это вы могли подумать, чтобы истый неаполитанецъ сталъ просить милостыни у испанскихъ аристократовъ?-- возразилъ съ укоризной Сальваторъ.

-- Какъ вы любите все преувеличивать,-- невозмутимо отвѣтила Берардина,-- неужто вы называете "просить милостыни", если послѣдуете приглашенію графа и, исполнивъ желаніе Корнеліи, хоть разъ навѣстите ихъ? Все остальное придетъ само собою, и я убѣждена, что разъ вы тамъ побываете, вамъ будетъ открыта Дорога во дворецъ Мендоца.

-- Это именно и есть то самое, чего я желаю избѣжать,-- замѣтилъ Сальваторъ съ глубокимъ вздохомъ, и, насколько возможно сдерживая себя, онъ все-таки съ горячностью возразилъ: вы, вѣроятно, совсѣмъ забыли, Берардина, о чемъ такъ часто говорилось въ вашемъ присутствіи и Мазаніелло, и мной? Никакихъ сношеній между неаполитанцами и испанцами! Легче, кажется, примирить между собой огонь и воду, чѣмъ насъ съ ними. Мы можемъ вести съ ними торговлю и получать отъ нихъ за свою работу деньги; но заводить съ ними дружескія отношенія, заискивать въ нихъ, было бы просто измѣной нашему общему святому дѣлу.

-- Все это хорошо между мужчинами,-- возразила попрежнему невозмутимая Берардина,-- но что же общаго у Корнеліи Мендоца съ вашей ненавистью къ испанцамъ?

Мгновенно проснулись въ живописцѣ воспоминанія объ этой прелестной дѣвушкѣ.

-- Корнелія!-- вздохнулъ онъ, закрывъ глаза рукой. Но быстро ободрившись, онъ съ сухимъ поклономъ покинулъ убогую хижину семейнаго счастья.

Берардина увидѣла успѣхъ своей аттаки и съ настойчивостью, отличающую женщинъ въ сердечныхъ дѣлахъ, пошла дальше по протоптанной дорожкѣ, ни слова не говоря объ этомъ даже своему мужу. При слѣдующемъ свиданіи съ Корнеліей, она разсказала ей, что Сальваторъ Роза считаетъ себя въ пренебреженіи у испанцевъ, оскорбляющихъ его талантъ, такъ какъ его картины не замѣчаются и такъ какъ вице-король слушается совѣтовъ только испанскаго живописца Рибера. Корнелія не оставила этого намека безъ вниманія и вскорѣ послѣ этого графъ Мендоца въ сопровожденіи своей дочери появился въ скромной квартиркѣ живописца Сальватора Розы, чтобы посмотрѣть выставленныя въ мастерской картины и многія изъ нихъ купить. Онъ увѣрялъ при этомъ, что покажетъ эти картины самому вице-королю и обратитъ вниманіе послѣдняго на большой талантъ Сальватора Розы.-- Сердце Сальватора наполнилось одновременно восторгомъ и отчаяніемъ, когда Корнелія вышла изъ мастерской. Эта комната съ ея посѣщеніемъ сдѣлалась словно священной, фантазія Сальватора неоднократно возвращалась къ этому посѣщенію. Онъ несказанно страдалъ подъ давленіемъ этихъ пережитыхъ впечатлѣній, и добрая Берардина не предчувствовала, какое пожирающее пламя раздула она опять въ душѣ своего друга.

Само собой разумѣется Сальваторъ долженъ былъ присутствовать во дворцѣ Мендоца при доставкѣ картинъ. Въ большомъ возбужденіи отправился онъ во дворецъ и это настроеніе достигло своего апогея, когда онъ узналъ отъ слугъ, что графъ въ вицекоролевскомъ замкѣ и что его можетъ принять только графиня. Онъ боялся этой встрѣчи, а ретироваться теперь было невозможно.

Сальваторъ былъ проведенъ въ залъ, гдѣ велѣлъ какъ можно выгоднѣе поставить свои картины и затѣмъ раскланялся съ своимъ провожатымъ. Вскорѣ затѣмъ появилась молодая графиня. Сердца обоихъ сильно бились, когда Корнелія, покраснѣвъ, подошла къ нему и привѣтливо протянула руку. Она должна была употребить всю силу духа, чтобы не выдать своего замѣшательства и волненія. Долго и внимательно разсматривала она картины и до того была восхищена высокимъ мастерствомъ, что не находила словъ для похвалы. Она достаточно понимала искусство, для того чтобы сдѣлать нѣсколько мѣткихъ замѣчаній; которыя очень обрадовали живописца и совершенно измѣнили настроеніе его духа. А это, въ свою очередь, и ей развязало руки, сдѣлавъ веселѣе и увѣреннѣе; такимъ образомъ завязался разговоръ, вращавшійся на вопросахъ искусства и на нѣкоторое время выведшій ихъ изъ ложнаго положенія. Вскорѣ, однако, Корнелія совершенно неожиданно перемѣнила тему разговора.

-- Какъ жаль,-- сказала она,-- что здѣсь нѣтъ нашего милаго Тебальдо: онъ такъ бы подивился этимъ мастерскимъ созданіямъ. Его живѣйшее отношеніе къ искусству всегда доставляло отцу и мнѣ большее удовольствіе. Конечно, болѣе всего онъ любилъ музыку, и его прекрасный голосъ доставлялъ намъ особенное наслажденіе. При всякомъ художественномъ впечатлѣніи я съ глубокой скорбью вспоминаю о немъ. Что-то съ нимъ сталось? Я каждый день молюсь Мадоннѣ, чтобы она сохранила его и помогла вернуться къ намъ: вѣдь онъ мнѣ близокъ какъ братъ.

-- Напали ли вы хотя на слѣдъ?-- спросилъ Сальваторъ.-- Я бы охотно предложилъ свое посредничество, на бандиты безъ всякаго разговора замучать меня на смерть, попадись я имъ только въ руки.

-- Всѣ розыски остались тщетны,-- замѣтила Корнелія,-- ибо бандиты покинули тотъ ужасный замокъ и захватили съ собой своего плѣнника. Для насъ Тебальдо погибъ окончательно, а какой онъ былъ вѣрный другъ. Можетъ быть онъ умеръ. Ахъ!-- воскликнула она,-- друзья необходимы намъ въ Неаполѣ, особенно мнѣ, унаслѣдовавшей отъ матери столько симпатій къ неаполитанцамъ. И вы, синьоръ Сальваторъ, отлично доказали мнѣ свою дружбу, да,-- сказала она краснѣя,-- вы позволяете мнѣ вѣрить, что ваше сердце искренно расположено ко мнѣ, и все-таки вы избѣгаете нашъ домъ и, повидимому, забыли, что благодарность заставляетъ меня желать поддержанія вашихъ благосклонныхъ отношеній ко мнѣ.

Дальше Сальваторъ не могъ сдерживаться. Онъ бросился предъ Корнеліей на колѣни и, страстно прижимая ея руку съ своимъ губамъ, задыхаясь, проговорилъ:

-- Вы не знаете, какъ жестоко терзаютъ ваши слова мое сердце. Вы околдовали мою душу, она только и живетъ вами, но могу ли я, смѣю ли я надѣяться, что вы полюбите врага Вашего отца,-- полюбите человѣка, который клялся быть врагомъ испанцевъ, жизнь котораго погибла, если онъ когда-либо измѣнитъ этой присягѣ.

Корнелія въ ужасѣ отскочила. Смертная блѣдность разливалась по ея лицу, когда она говорила:

-- Значитъ и вы принадлежите къ тому ужасному союзу, о которомъ я впервые узнала, когда мой двоюродный братъ Людовикъ палъ жертвой его? О, если это правда, то поспѣшите уйти, чтобы васъ не накрыли здѣсь и не умертвили при выходѣ изъ нашего дома. Съ содраганіемъ вспоминаю я тотъ ужасный вечеръ, когда долженъ былъ умереть мой двоюродный братъ, бывшій все время въ нашемъ обществѣ. Идите, идите и забудьте меня, ибо если вы поклялись ненавидѣть всѣхъ испанцевъ, то вѣдь и мой отецъ между тѣми, которыхъ ваша ненависть преслѣдуетъ до гроба. Въ такомъ случаѣ, конечно, между нами не можетъ быть ничего общаго, и самое лучшее, если мы никогда не увидимся.

Сальваторъ хотѣлъ уже удалиться изъ залы, какъ вдругъ ему пришла въ голову одна мысль и онъ опять обратился къ Корнеліи, бывшей въ полуобморокѣ:

-- Вы сказали мнѣ тогда въ лѣсу, что молодой человѣкъ, котораго вы называли Тебальдо, ни вашъ женихъ, ни вашъ братъ. Вѣдь и онъ не былъ испанецъ и все-таки вашъ отецъ пріютилъ его въ своемъ домѣ?

-- Да, это правда,-- отвѣтила Корнелія,-- не мы ненавидимъ жителей Неаполя, а они ненавидятъ и гнушаются нами! Мы никогда не знали хорошенько изъ какой фамиліи Тебальдо, и такъ какъ онъ зналъ только свое имя, то всѣ поиски остались тщетны. Вы принимаете такое живое участіе въ безъ вѣсти пропавшемъ, что я должна заключить о вашемъ близкомъ знакомствѣ съ нимъ,-- сказала она, испытующе посмотрѣвъ на него. Этотъ новый оборотъ разговора былъ достаточно важенъ, для того чтобы заинтересовать Корнелію, но Сальваторъ положительно не зналъ, что отвѣтить: его съ головой захлестнулъ такой потокъ ощущеній, что онъ не находилъ словъ. Поэтому онъ быстро удалился, оставивъ Корнелію въ крайнемъ замѣшательствѣ. Кровь бросилась ему въ голову и къ сердцу; ни въ какихъ другихъ свидѣтельствахъ не было надобности, что Тебальдо, котораго графъ Мендоца взялъ съ улицы, вырвавъ изъ нищеты не только для того, чтобы спасти его отъ голодной смерти, но изъ участливаго человѣколюбія дать хорошее воспитаніе,-- былъ его родной братъ, котораго онъ напрасно вездѣ разъискивалъ и который теперь по его собственной винѣ, можетъ быть, долженъ умереть мучительной смертью. Какой закрутилъ его вихрь хитро-сплетенныхъ обстоятельствъ! Онъ ненавидѣлъ притѣснителей своего отечества и поступилъ членомъ въ лигу, которая его обязывала каждаго испанца считать своимъ личнымъ смертельнымъ врагомъ, и вдругъ онъ не только полюбилъ пламенной страстью дочь одного изъ главныхъ представителей этой ненавистной націи, но, кромѣ того, онъ долженъ былъ признавать въ графѣ спасителя и благодѣтеля своего собственнаго брата, котораго аристократическое семейство вырвало изъ когтей нищеты и котораго онъ самъ изъ любви къ испанкѣ, по невѣдѣнію, бросилъ на произволъ судьбы. Сальваторъ не рѣшался и подумать о несчастномъ Тебальдо. Удивительно ли что голова живописца горѣла какъ въ огнѣ и онъ долгое время опасался какъ бы не сойти съ ума.

Вскорѣ Сальваторъ твердо рѣшилъ не оставаться больше въ Неаполѣ хотя его талантъ пріобрѣлъ здѣсь извѣстность и при посредствѣ графа Мендоца ему, можетъ быть, открывалась блестящая будущность. Эти соображенія, однако, не могли его остановить, ибо здѣсь повсюду его преслѣдовалъ грозный призракъ, и единственное спасеніе Сальваторъ усматривалъ въ возможно быстромъ отъѣздѣ. Только мысль покинуть какъ можно скорѣй Неаполь -- ободряла его и спасала отъ погибели.

Немногіе дни, которые онъ долженъ былъ провести въ заботахъ о своей матери, были для неаполитанцевъ шумными праздничными днями, и Сальватору очень хотѣлось въ этой шумной безконечной суетѣ, сопровождавшей праздникъ,-- отвлечься отъ своихъ гнетущихъ мыслей.

Кромѣ главнаго покровителя Неаполя, святаго Яннуарія, мощи котораго почитались народомъ за величайшую святыню, была еще совершенно особенно почитаема Мадонна, хотя преимущественно какъ покровительница кармелитскаго ордена, владѣвшаго въ Неаполѣ и его окрестностяхъ обширными и многочисленными имѣніями. Большая базарная площадь, или Mercato, центръ народной жизни, съ одной стороны была ограничена церковью Мадонны del Carmine; эту церковь и находившуюся въ ней Мадонну народъ привыкъ особенно почитать; въ этой части города жили рыбаки и торговцы. День Мадонны del Carmine для простого класса былъ величайшимъ праздникомъ; на базарной площади устраивались народныя увеселенія, пережившія уже цѣлые вѣка, въ память изгнанія сарацинъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ честь побѣды христіанъ надъ турками.

Въ подобные праздничные дни хотя усиливалась стража, но солдатамъ строго было приказано не вмѣшиваться въ толпы.

Много часовъ сподрядъ народъ валилъ валомъ изъ разныхъ частей города на площадь, нетерпѣливо ожидая представленія борьбы между невѣрными и христіанами. Это былъ своего рода національный турниръ, совершенно особенное зрѣлище для неаполитанскихъ рыбаковъ.

Посреди площади возвышалась крѣпость, сдѣланная изъ простыхъ досокъ и украшенная разными эмблемами въ турецкомъ вкусѣ. Эту крѣпость окружали молодые неаполитанцы, которые по распоряженію выборныхъ раздѣлились на двѣ партіи. Изображавшихъ невѣрныхъ можно было узнать по пестрымъ платкамъ, которыми были повязаны на турецкій ладъ ихъ головы; христіане носили большой крестъ на груди. Первые должны были занять крѣпость и защищаться; вторые должны были взять ее штурмомъ и водрузить на ней знамя съ изображеніемъ Мадонны. Часто при этомъ происходили оживленныя схватки, и если битва долгое время оставалась нерѣшительной, весь народъ принималъ сторону христіанъ, чтобы помочь одержать побѣду Мадоннѣ. Обѣ партіи выбирали кого-нибудь предводителемъ, который былъ любимъ народомъ и съ которымъ они надѣялись не посрамить своей чести.

Турки уже выбрали на этотъ день себѣ предводителя: это былъ человѣкъ геркулескаго сложенія, нацѣпившій уже въ знакъ своего командованія себѣ на чалму серебряный полумѣсяцъ. Знакомъ отличія его противника былъ изящной работы большой золотой крестъ, называемый "Кармель", который для этой цѣли сохранялся въ церкви. Военные судьи показывали крестъ съ любопытствомъ кругомъ тѣснившимся молодымъ людямъ, просматривая въ то же время списокъ лицъ, которымъ собирались предложить командованіе.

Въ это самое время подошелъ Сальваторъ Роза. Члены "лиги мертвыхъ" при такихъ обстоятельствахъ весьма охотно бродили среди народной массы. Хотя всѣ знали живописца, уважая въ немъ не только художника, но и друга народа, однако, въ этотъ моментъ никто не обратилъ на него вниманія.

Когда вдругъ раздался громкій возгласъ: "выберете Мазаніелло изъ Амальфи!" головы всѣхъ повернулись къ кричавшему, и едва замѣтили, что это предложеніе сдѣлано всѣми любимымъ живописцемъ, какъ вся партія въ одинъ голосъ закричала:

-- Да, Мазаніелло! Мазаніелло!

Словно электрическая искра пробѣжала по всей массѣ и "Мазаніелло! Мазаніелло!" торжествующе раздавалось по всей площади.

-- Гдѣ онъ? Гдѣ онъ?-- кричали всѣ голоса и высоко держа крестъ, главный судья отыскивалъ его глазами въ толпѣ.

Мазаніелло думалъ было не показываться, но вскорѣ его разыскали и при громкихъ радостныхъ возгласахъ поставили его на видное мѣсто, гдѣ нацѣпили ему крестъ. Онъ хотѣлъ было возражать, ибо скромность до сихъ поръ удерживала его отъ такой публичной роли, но Сальваторъ Роза, склонившій массу выбрать его и самъ проникнутый общимъ возбужденіемъ, обратившись къ нему, громкимъ голосомъ проговорилъ, что онъ долженъ слушаться окружающихъ:

-- Не забудь, что твое имя даетъ тебѣ право на такое избраніе. Сто лѣтъ назадъ, во время регентства дона Педро-ди-Толедо, когда неаполитанцы возстали противъ введенія испанской инквизиціи, во главѣ народа сталъ Томазо Аніелло и принудилъ испанскую власть къ уступкамъ. Если поэтому твои друзья считаютъ достойнымъ носитъ кармелитскій крестъ и сражаться съ нашими врагами, то ты не можешь медлить, а долженъ, памятуя свое имя, стать во главѣ своихъ братьевъ и мужественно начать битву.

Невозможно представить себѣ одушевленія, охватившаго народъ послѣ этихъ словъ. Кто стоялъ вдали, чтобы понимать все, узнавалъ содержаніе рѣчи отъ своихъ сосѣдей, и не могло не случиться, что смыслъ пострадалъ отъ нѣкоторыхъ измѣненій и, наконецъ, дѣлалась масса намековъ на существующія обстоятельства и особенно на недовольство народа отяготительными налогами. Буйная радость и клики были поэтому нескончаемы и такъ какъ Мазаніелло объявилъ уже, что готовъ взять на себя командованіе, послѣ чего военные судьи надѣли на него кармелитскій крестъ, глаза всѣхъ устремились на него съ выраженіемъ восхищенія и довѣрія, какъ будто затѣвалась настоящая битва за народныя права. Кто наблюдалъ ликованіе и ревъ толпы, тотъ легко можетъ понять, какъ изъ безвредныхъ игръ подъ вліяніемъ обстоятельствъ разыгрываются кровавыя схватки. Тамъ и сямъ уже послышались подозрительные возгласы противъ испанцевъ и только начало штурма отвлекло вниманіе толпы къ предстоящему празднику.

Часомъ позднѣе турецкая крѣпость была аттакована христіанами, которые подъ предводительствомъ Мазаніелло сражались съ такимъ воодушевленіемъ, что не могло быть и рѣчи о продолжительномъ сопротивленіи. Предводитель турокъ долженъ былъ отступить съ высоты своей дощатой крѣпости, и за нимъ показалась на высотѣ побѣдоносная армія Мазаніелло, который, сказавъ народу нѣсколько словъ, водрузилъ хоругвь Мадонны при восторженныхъ кликахъ толпы.

Съ этого момента Мазаніелло сдѣлался прославленнымъ героемъ неаполитанскаго народа, такъ какъ его открытый, честный характеръ уже раньше привлекалъ къ нему сердца всѣхъ, то между своихъ товарищей онъ не имѣлъ враговъ. Дженнаро Аннезе, протискавшись къ Сальватору Розѣ, прошепталъ ему: "Вспомните, что я говорилъ при нашей первой встрѣчѣ о могуществѣ человѣческаго голоса? Мазаніелло призванъ свершить великія дѣла, ибо онъ надѣленъ этой волшебной силой. Посмотрите, какъ онъ, возвышая голосъ, увлекаетъ толпу".

Живописецъ въ знакъ согласія молча кивалъ головой.

Теперь Сальваторъ Роза вдвойнѣ укрѣпился въ мысли удалиться изъ Неаполя, ибо хотя онъ и не боялся смерти, однако же и не имѣлъ ни малѣйшей охоты рисковать своей жизнью, равно и подвергаться продолжительному, мучительному сидѣнью въ испанской тюрьмѣ. Онъ отправился въ Римъ и надѣялся тамъ, имѣя при себѣ абруццскіе эскизы, силою таланта создать себѣ будущность, не тратя напрасно времени на борьбу съ интригами Рибера.