Саванарола поступаетъ въ монастырь.
Перемѣна правителя въ наслѣдственныхъ монархіяхъ далеко не имѣетъ такого значенія, какъ въ государствахъ, гдѣ господствуетъ выборное начало. Такимъ образомъ въ средніе вѣка избраніе на папскій пре -- столъ того или другого лица въ большинствѣ случаевъ вело къ полнѣйшему перевороту всѣхъ внутреннихъ и внѣшнихъ отношеній. Папская власть достигла тогда наибольшаго развитія своего могущества, и всякій, кто занималъ, хотя бы на самый короткій срокъ, престолъ св. Петра, могъ многое сдѣлать для своей партіи. Это было также время, когда пилигримовъ привлекали въ Римъ всевозможными способами, и торговля индульгенціями достигла значительныхъ размѣровъ. Благодаря наплыву денегъ все болѣе и болѣе усиливалась потребность въ роскоши, какъ въ матеріальномъ, такъ и въ умственномъ отношеніи, и Римъ вторично сдѣлался средоточіемъ высшихъ интересовъ для цѣлаго міра. Тѣмъ не менѣе въ областц искусства Флоренція оспаривала пальму первенства у е вѣчнаго" города; но уже при Сикстѣ IV Римъ получилъ особенную притягательную силу для выдающихся талантовъ. Во время его владычества извѣстный зодчій Баччіо не только построилъ мостъ, но и капеллу въ Ватиканѣ, которая навсегда получила названіе Сикстинской и служитъ для папъ домашней капеллой. Многія другія церкви увѣковѣчили на будущія времена память маэстро Баччіо.
Франческо Альбескола делла Ровере, сынъ бѣднаго генуэзскаго рыбака, поступивъ въ орденъ францисканцевъ въ Падуѣ, поднимался все выше и выше по ступенямъ церковной іерархіей, наконецъ, благодаря вліянію могущественнаго кардинала Ворджіа, былъ выбранъ на папскій престолъ подъ именемъ Сикста IV.
Римъ былъ тогда опустошаемъ продолжительными междоусобными войнами между Орсини и Колонна, и въ то же время щедрость папъ, раздававшихъ титулы и должности своимъ сыновьямъ и родственникамъ, вредила церкви и истощала сокровища апостольскаго престола. Сикстъ IV, желая скрыть отъ народа свое незнатное происхожденіе, возвелъ въ санъ кардиналовъ своихъ двухъ племянниковъ: Пьетро Ріаріо и Джульяно де Ровере и наградилъ ихъ большими помѣстьями и доходами. Это были люди совершенно различныхъ характеровъ: Ріаріо любилъ роскошь и проводилъ время въ празднествахъ и пирушкахъ, между тѣмъ какъ де Ровере посвятилъ все свое вниманіе искусству, особенно архитектурѣ. Пластика приближалась къ періоду своего высшаuj процвѣтанія; изъ художниковъ, украшавшихъ Римъ произведеніями искусства при Сикстѣ IV, особенно важное значеніе имѣли Лука Синьорелли и Сандро Боттичеди.
Подобно тому, какъ нѣкогда папа Николай V шелъ рука объ руку съ флорентинцемъ Косьмой Медичи относительно возрожденія классической литературы, такъ и папа Сикстъ IV не уступалъ Лоренцо Медичи въ своихъ художественно-литературныхъ стремленіяхъ.
Въ то время, какъ Косьма Медичи устраивалъ библіотеку Санъ-Марко, папа Николай V положилъ начало ватиканской библіотеки; онъ не только поручилъ греческимъ ученымъ отыскивать старыя рукописи, но по его иниціативѣ сдѣлана была попытка переводить Гомера, Аристофана и греческихъ трагиковъ. Такимъ образомъ римскій дворъ, наравнѣ съ флорентинскимъ, служилъ убѣжищемъ музъ, для которыхъ открылось новое обширное поприще съ введеніемъ книгопечатанія. Послѣ смерти Николая V наступила пора затишья въ виду другихъ интересовъ, поглотившихъ общее вниманіе, такъ что его преемникъ Каликстъ III изъ дома Борджіа, войдя въ книгохранилище Ватикана воскликнулъ: "Вотъ на что потрачены напрасно сокровища церкви божіей!" Послѣ Каликста III избранъ былъ кардиналъ Энео Сильвіо Пикколомини, который вступилъ на папскій престолъ подъ именемъ Пія II. Это былъ любитель просвѣщенія и одинъ изъ самыхъ плодовитыхъ писателей своего времени; онъ оказывалъ особенное покровительство греческому ученому Іоанну Агрипулу, воспитателю Лоренцо и Джульяно Медичи, который впослѣдствіи переселился въ Миланъ и жилъ при дворѣ Людовика Сфорцо (il Moro). При слѣдующемъ папѣ, занявшемъ престолъ св. Петра подъ именемъ Павла II, развитію умственной жизни грозила серіозная опасность, потому что изученіе древнихъ поэтическихъ произведеній, а равно изслѣдованіе катакомбъ съ цѣлью открытія надписей и предметовъ, относящихся къ жизни стараго Рима, принималось за доказательство склонности къ язычеству. Въ Римѣ образовалась тогда своего рода академія, которая преслѣдовала тѣ же самыя цѣли, какъ и флорентинское ученое общество, основанное подъ руководствомъ Лоренцо Медичи, члены котораго изучали греческую философію Платона и пробовали свои силы въ самостоятельныхъ поэтическихъ произведеніяхъ. Подобныя стремленія считались подозрительными въ Римѣ. Члены литературнаго общества приняли за правило называть себя въ своихъ собраніяхъ греческими и латинскими именами; но и эта невинная выдумка послужила поводомъ къ обвиненію въ язычествѣ, послѣ чего папа воздвигъ противъ нихъ упорное гоненіе.
При Сикстѣ IV изученіе древняго міра получило болѣе широкое развитіе нежели когда либо, хотя и въ его время не разъ поднимался вопросъ о томъ, что увлеченіе классицизмомъ представляетъ опасность для церкви.
Долгое время катакомбы, бывшія нѣкогда каменоломнями, а затѣмъ древнехристіанскими кладбищами, оставались нетронутыми и ихъ существованіе предано было полнѣйшему забвенію. Первые послѣдователи евангелія воспользовались ходами прежнихъ каменоломенъ и начали ставить гробы въ глубокія стѣнныя ниши, такъ какъ не хотѣли сжигать своихъ покойниковъ и въ то же время не смѣли хоронить ихъ въ землѣ. Изслѣдованіе началось съ древне-христіанскихъ усыпальницъ, а именно съ катакомбъ С. Себастіано и Каликста. Вскорѣ послѣ того начались раскопки языческихъ могилъ на Via Арріа, отчасти по иниціативѣ папы и частью благодаря двумъ флорентинскимъ путешественникамъ, которые случайно открыли древнюю могилу и нашли въ ней разрушенный саркофагъ съ прекрасно сохранившимся трупомъ молодой дѣвушки. На ея головѣ была ворона изъ множества драгоцѣнныхъ камней; золотистые волосы были связаны зеленой шелковой лентой. Трупъ не подвергся ни малѣйшему разложенію, такъ что казалось будто смерть наступила за день передъ тѣмъ. Суди по надписи, это была дочь римскаго императора. Весь Римъ пришелъ въ волненіе отъ этой находки, потому что до сихъ поръ католическое духовенство доказывало, что только тѣла святыхъ нетлѣнны. Папа изъ боязни распространенія языческихъ идей въ народѣ, долженъ былъ наложить запрещеніе на всякія раскопки и изученіе древностей. Между тѣмъ любовь въ классической древности изъ Италіи перешла въ другія страны Европы. Весьма знаменательнымъ фактомъ можно считать пребываніе знаменитаго Рейхлина въ Римѣ, который даже говорилъ латинскую рѣчь передъ Сикстомъ IV.
Громадное зданіе базилики св. Петра, начатое въ первыя времена христіанства и строившееся въ продолженіи столѣтій, представляло въ тѣ времена родъ крѣпости съ своими многочисленными пристройками, монастырями, капеллами, жилищами духовенства и Ватиканскимъ дворцомъ. Здѣсь короновались императоры; папа изрекалъ церковныя проклятія и вновь отмѣнялъ ихъ. Два длинныхъ ряда древнихъ колоннъ подпирали сводъ крыши. На дворѣ, окруженномъ колоннадами, стоялъ массивный бронзовый шлицъ снятый съ мавзолея Адріана. Фасадъ церкви былъ украшенъ фресками.
Папа Николай V впервые задумалъ передѣлать заново Ватиканъ и церковь; но едва начатыя работы прекратились послѣ его смерти.
Если Сиксту IV можно было поставить въ упрекъ, что онъ раздавалъ огромныя суммы и земли своимъ родственникамъ, то на его преемника Иннокентія VIII пало еще болѣе серіозное обвиненіе. Говорили, что онъ обязанъ папской тіарой цѣлому ряду подкуповъ, съ помощью которыхъ онъ обезпечилъ за собой большинство избирательныхъ голосовъ; при этомъ весьма знаменателенъ былъ тотъ фактъ, что воинственный кардиналъ делла Ровере (впослѣдствіи занявшій папскій престолъ подъ именемъ Юлія II) потребовалъ въ видѣ награды за свой голосъ нѣсколько крѣпостей и цолучилъ ихъ. Иннокентій VIII не имѣлъ ничего общаго съ своимъ предшественникомъ и держался совсѣмъ другой политики. Онъ былъ родомъ изъ Генуи, что само по себѣ ставило его во враждебныя отношенія къ венеціанцамъ и побудило его съ самаго начала искать сближенія съ Лоренцо Медичи и неаполитанскимъ королемъ. Члены фамиліи Орсини, принадлежавшіе къ противникамъ прежняго папы, пользовались особенной милостью новаго церковнаго владыки, который вездѣ выдвигалъ ихъ на первый планъ, преслѣдуя при этомъ свои личныя цѣли.
Если тщеславіе Лоренцо Медичи играло не послѣднюю роль въ выборѣ жены изъ знатнѣйшей и наиболѣе уважаемой римской фамиліи, то непомѣрная гордость Клары Орсини въ свою очередь повліяла на него, и въ большинствѣ случаевъ была одной изъ главныхъ побудительныхъ причинъ его многихъ безтактныхъ поступковъ. Деньги служили ему только средствомъ для достиженія политическихъ и художественныхъ цѣлей. Честолюбіе никогда не развилось бы у него въ такой степени безъ вліянія Клары, тѣмъ болѣе, что онъ всегда чувствовалъ особенную склонность къ поэзіи и искусству. Съ самаго ранняго дѣтства онъ былъ окруженъ талантливыми людьми; его покойная мать Лукреція, изъ фамиліи Торнабуони, славилась своимъ поэтическимъ талантомъ. Любою къ искусству, отличавшая Лоренцо Медичи, подобно многимъ изъ его современниковъ, въ значительной мѣрѣ поддерживалась открытіемъ многочисленныхъ древнихъ изваяній, которыя казались неистощимыми. Его поиски въ этомъ направленіи увѣнчались блестящимъ успѣхомъ, такъ что Флоренція главнымъ образомъ обязана ему своимъ художественнымъ значеніемъ, и онъ несомнѣнно положилъ первое основаніе позднѣйшему процвѣтанію искусства у флорентинцевъ.
Между тѣмъ Клара не переставала думать о возвышеніи фамиліи Медичи. Но къ несчастію этого рода сильныя энергическія натуры, прямо идущія къ цѣли, рѣдко бываютъ способны составить счастье окружающихъ. Потомство восхищается грандіозными произведеніями зодчества и безсмертными сокровищами искусства; но ему рѣдко приходится узнать о томъ, какой цѣной творцы ихъ достигли цѣли своихъ честолюбивыхъ стремленій и сколько вблизи ихъ пролито было горькихъ слезъ.
Сестра Лоренцо Медичи, Біанка, но прежнему жила съ мужемъ въ своей прекрасной виллѣ близъ Флоренціи. Прошло нѣсколько лѣтъ со времени неудавшагося заговора Пацци и кромѣ смерти второй дочери, Ренаты, ничто не нарушало счастья этого примѣрнаго супружества. Само собою разумѣется, что матеріальное положеніе Гуильельмо Пацци, женатаго на Медичи, было вполнѣ обезпечено. Обстановка его дома не уступала въ роскоши жилищамъ владѣтельныхъ особъ, и хотя онъ не могъ располагать такими огромными суммами, какъ Лорендо Медичи для украшенія комнатъ, но въ нихъ было много цѣнныхъ произведеній искусства. Равнымъ образомъ воспитаніе обоихъ дѣтей старшаго Пьетро и сестры его Маріи, которая была нѣсколькими годами моложе его, было направлено къ тому, чтобы дать имъ лучшее образованіе, какое было возможно по тому времени.
Хотя Лоренцо Медичи рѣдко видѣлся съ зятемъ и сестрой, но между ихъ дѣтьми существовали самыя дружескія отношенія, чему способствовало и то обстоятельство, что между ними не было большаго различія въ возрастѣ. У Лоренцо было трое дѣтей: старшій сынъ Пьетро живой и веселый, второй -- Джьованни молчаливый и задумчивый, и, наконецъ, дочь Маддалена, которая по своему самостоятельному и рѣшительному характеру живо напоминала свою мать, Клару Орсини. Молодой Пацци былъ на три года старше своего двоюроднаго брата Пьетро, между тѣмъ какъ его сестра Марія Пацци была моложе всѣхъ Медичисовъ.
Маддалена Медичи пользовалась особеннымъ расположеніемъ матери; но несмотря на свой самостоятельный характеръ должна была подчиниться волѣ родителей. Въ Италіи было принято держать молодыхъ дѣвушекъ въ полномъ отчужденіи отъ молодежи другаго пола; этотъ обычай соблюдался съ двойной строгостью относительно Маддалены, такъ какъ ея родители были убѣждены, что вправѣ располагать ея рукой и что она будетъ безпрекословно повиноваться имъ. Само собой разумѣется, что Маддалена была болѣе свободна въ своихъ сношеніяхъ съ ближайшими родственниками, нежели съ остальными молодыми людьми, которыхъ она встрѣчала только на большихъ празднествахъ, гдѣ строгій этикетъ и тяжелая одежда стѣсняли всякое свободное движеніе. Во время танцевъ кавалеръ едва смѣлъ прикоснуться кончиками пальцевъ до руки дамы; церемоніалъ предписывалъ почти каждое слово, которое произносилось въ подобныхъ случаяхъ.
Но въ саду виллы Пацци молодежь обоихъ родственныхъ домовъ пользовалась полной свободой. Здѣсь прекращался строгій надзоръ, не было дорогихъ стѣснительныхъ платьевъ; никто не смущался, если волосы приходили въ безпорядокъ, и это доставляло даже особенное удовольствіе. Естественно, что при частыхъ свиданіяхъ преждевременно развившаяся Маддалена почувствовала родъ сердечной склонности къ своему двоюродному брату Пьетро Пацци, которая отчасти выражалась въ шаловливомъ поддразниваніи и частью въ томъ напряженномъ вниманіи, съ какимъ она слушала его во время серіознаго разговора. Пьетро съ своей стороны никогда не оскорблялся шутками своей молодой родственницы, тѣмъ болѣе, что онъ былъ сильный, ловкій юноша, искусный во всѣхъ рыцарскихъ упражненіяхъ и сознававшій вполнѣ свое умственное превосходство. Но влюбленный юноша никогда не выдавалъ себѣ вопроса относительно послѣдствій этой взаимной привязанности, равно и сама Маддалена, пока разговоръ съ матерью не убѣдилъ eй, что она не можетъ располагать своимъ сердцемъ. Извѣстіе сообщенное ей матерью было коротко и ясно и почти имѣло видъ приказанія:
-- Отецъ нашелъ тебѣ жениха, сказала Клара Орсини,-- онъ обѣщалъ папѣ, что ты выйдешь замужъ за принца Чибо.
-- Принца Франческетто? спросила съ непритворнымъ ужасомъ Мадделена.
-- Принца Франческо Чибо, племянника папы, который недавно сдѣлалъ его горцогомъ Массы и Каррары, возразила синьора Клара, бросивъ на дочь уничтожающій взглядъ, не допускавшій дальнѣйшихъ возраженій. Но Маддалена привыкла къ подобнымъ взглядамъ, и, какъ извѣстно, этого рода средства теряютъ всякое значеніе, когда слишкомъ часто прибѣгаютъ къ нимъ.
-- Франческетто! повторила еще разъ непокорная дочь, въ ея голосѣ слышенъ былъ гнѣвъ и презрѣніе,-- всѣ смѣются надъ нимъ, онъ такъ малъ ростомъ, что едва доходитъ до моего плеча, и вдобавокъ сынъ папы!
-- Маддалена! воскликнула синьора Клара строгимъ тономъ; губы ея дрожали отъ негодованія.
Но молодая дѣвушка не обратила на это никакого вниманія.-- Всѣмъ извѣстно, сказала она, что онъ сынъ папы и даже открыто признанъ имъ. Еслибы дѣло не получило такой огласки, то мнѣ не могло прійти въ голову, что глаза католической церкви имѣетъ собственную семью! Прежде никто не зналъ объ этомъ, но папа Иннокентій позаботился, чтобы даже дѣти на улицѣ толковали объ его сынѣ. Вы хотите, чтобы я породнилась съ папой; дѣйствительно, это совершенно новое и почетное званіе! Но я никогда не соглашусь на это и вообще не желаю выходить замужъ... Впрочемъ, добавила она съ глубокимъ вздохомъ,-- я хотѣла бы сдѣлаться женой Пьетро Пацци и не выйду ни за кого другого! Что же касается этого карлика Чибо, то о немъ и говорить не стоитъ!..
Нужно было имѣть извѣстнаго рода мужество, чтобы сопротивляться такимъ образомъ волѣ матери, потому что въ тѣ времена, даже въ знатныхъ семьяхъ принуждали взрослыхъ дѣтей къ послушанію строгими мѣрами. Но Маддалена знала свою мать, и при этомъ она была такъ возмущена предполагаемымъ бравомъ, что въ данную минуту никакая сила на свѣтѣ не могла бы вынудить у ней согласіе.
Но кромѣ насилія были другія, болѣе дѣйствительныя средства. Разгнѣванная мать вышла изъ комнаты и заперла за собою дверь на ключъ. Она поспѣшила къ мужу, чтобы посовѣтоваться съ нимъ относительно дальнѣйшаго способа дѣйствій. Полчаса спустя она вернулась назадъ и объявила, что Маддалена за свое непослушаніе будетъ отправлена на неопредѣленное время въ женскій монастырь св. Аннунціаты. Веселая дѣвушка внутренно содрогнулась при этомъ извѣстіи; но изъ упрямства ничего не отвѣтила. Приготовленія были вскорѣ окончены, и молодую дѣвушку отнесли въ закрытыхъ носилкахъ въ монастырь, гдѣ настоятельница уже была предупреждена.относительно цѣли этой мѣры.
Большая часть флорентинскихъ монастырей пользовалась милостью фамиліи Медичи; такіе же правильные и щедрые вклады вносимы были и въ монастырь св. Аннунціаты. Кромѣ того, Лоренцо Медичи недавно пожертвовалъ въ монастырскую церковь образцовое художественное произведеніе Перуджино. Поэтому настоятельница считала своей прямой обязанностью исполнить желаніе своего благодѣтеля, тѣмъ болѣе, что ей не разъ случалось приводить къ смиренію закоснѣлыя души грѣшницъ, и она была довольно опытна въ подобныхъ дѣлахъ.
Первая принятая ею мѣра заключалась въ томъ, что Маддалена должна была подчиниться во всей строгости порядку монастырской жизни.
Ночью едва молодая дѣвушка заснула первымъ крѣпкимъ сномъ, какъ ее разбудилъ рѣзкій эвонъ церковнаго колокола, призывающій къ ранней обѣдни. Нѣсколько дней спустя, когда утомленные нервы утратили свою воспріимчивость, и колоколъ уже не въ состояніи былъ разбудить ее, примѣнены были другія средства, чтобы принудить гостью къ исполненію обязанностей, предписанныхъ монастырскимъ уставомъ. Монахини выполняли въ точности и съ невозмутимымъ хладнокровіемъ всѣ приказанія настоятельницы, которая позаботилась о томъ, чтобы слезы и просьбы Маддалены не возбуждали состраданія въ ея окружающихъ. Между прочимъ запрещено было строжайшимъ образомъ говорить съ нею, кромѣ необходимыхъ отвѣтовъ. Черезъ каждые два часа ее водили въ церковь и заставляли слушать безконечныя молитвы, не представлявшія для нея ни малѣйшаго умственнаго интереса. Окружавшія ее монахини, пріученныя къ слѣпому повиновенію, дошли до полнаго отупѣнія или были воодушевлены религіознымъ фанатизмомъ; кромѣ того у нихъ были различныя занятія въ монастырѣ и внѣ его; но несчастная Маддалена не въ состояніи была выносить томительное однообразіе этой жизни.
Сначала она рѣшила не покоряться ни въ какомъ случаѣ, хотя бы ей пришлось провести всю жизнь въ монастырѣ; но такъ какъ это не соотвѣтствовало желаніямъ ея родителей, то настоятельница еще болѣе усилила ея религіозныя обязанности. Кромѣ того, запрещены были какія либо облегченія и даже всякія дружескія изъявленія со стороны монахинь, такъ что Маддалена цѣлыми днями не говорила ни единаго слова.
Это была медленная пытка, которая черезъ нѣсколько дней вѣрнѣе привела къ цѣли, нежели минутныя физическія мученія. Маддалена дошла до такого угнетеннаго душевнаго и умственнаго состоянія, что настоятельница сочла возможнымъ написать родителямъ, что дочь ихъ смирилась и готова исполнить все, что они потребуютъ отъ нея.
Затѣмъ слѣдовала торжественная сцена: Доренцо и Клара явились въ монастырь за своей дочерью. Монахини собрались въ монастырской столовой; настоятельница привела Маддалену къ нетерпѣливо ожидавшимъ ее родителямъ. Лоренцо спросилъ дочь: намѣрена ли она покориться ихъ воли и выйти замужъ за Франческо Чибо? Наступило довольно продолжительное молчаніе. Сердце несчастной дѣвушки еще разъ возмутилось противъ ненавистнаго брака; отчаяніе и чувство полной безпомощности овладѣло ею. Глаза ея наполненные слезами на минуту остановились на безучастныхъ физіономіяхъ монахинь и на неподвижномъ лицѣ настоятельницы; затѣмъ она снова взглянула на своихъ родителей. Ихъ лица выражали томительное ожиданіе, мольбу и вмѣстѣ съ тѣмъ какую-то неумолимую безжалостную жестокость. Маддалена не отличалась сентиментальностью, которая была почти немыслима у дѣвушки такой знатной фамиліи въ тѣ суровыя времена; но до сихъ поръ она была увѣрена, что родители любятъ ее и желаютъ ей счастья. Теперь ей пришлось убѣдиться, какъ безумны были ея надежды, что ей позволятъ устроить жизнь по ея собственному желанію и влеченію сердца. Въ эту минуту единственная дочь Лоренцо Медичи, которой всѣ завидовали, охотно промѣняла бы свою участь на участь бѣднѣйшей дѣвушки Флоренціи.
Мысль о бѣгствѣ на минуту промелькнула въ ея головѣ; но гдѣ можетъ она найти сколько нибудь надежное убѣжище? Изъ ея глазъ полились горькія слезы; она бросилась съ судорожнымъ рыданіемъ на грудь матери. Безвыходность положенія, заставила ее рѣшиться на ненавистное замужество; но въ эту минуту навсегда поблекли розовыя надежды ея молодаго сердца, какъ цвѣты побитыя ледянымъ сѣвернымъ вѣтромъ. Одному небу было извѣстно къ чему приведетъ ее этотъ бракъ: будетъ ли она искать забвенія на сторонѣ въ непозволительныхъ сношеніяхъ, или дойдетъ до ожесточенія и станетъ мстить нелюбимому мужу за испорченную жизнь злыми выходками и капризами?
Такимъ образомъ нельзя было ожидать дальнѣйшаго сопротивленія со стороны молодой дѣвушки; но тѣмъ не менѣе встрѣтились непредвидѣнныя препятствія къ предполагаемому браку. Хотя сношенія между домами Медичи и Падди были окончательно порваны и Маддалена должна была отказаться отъ своей романической привязанности къ Пьетро Падди, но она искренно радовалась при мысли, что будетъ избавлена отъ брака съ Франческо Чибо.
Дружба Лоренцо Медичи съ неаполитанскимъ королевскимъ домомъ получила еще большую прочность въ продолженіи года. Самолюбіе Доренцо было въ высшей степени польщено тѣмъ уваженіемъ, какое выказывалъ ему неаполитанскій король не только, какъ представителю республики, но и по отношенію къ его собственной личности. Но само собою разумѣется, что король Фердинандъ въ данномъ случаѣ руководился своекорыстными цѣлями, потому что союзъ съ Лоренцо Медичи имѣлъ для него большую цѣну.
Онъ властвовалъ въ своемъ государствѣ, какъ неограниченный тиранъ и настолько возстановилъ противъ себя высшее неаполитанское дворянство, что оно возмутилось противъ него. Рѣшено было провозгласить королемъ его втораго сына Федериго, потому что наслѣдный принцъ Альфонсъ заслужилъ общую ненависть. Между тѣмъ принцъ Федериго, хотя и осуждалъ жестокость своего отца, но никогда не согласился бы встать во главѣ бунтовщиковъ, которые нашли поддержку не только въ Венеціи, но и въ папѣ.
Лоренцо Медичи напротивъ того открыто принялъ сторону неаполитанскаго короля, равно и могущественные предводители партіи Орсини, такъ что почти дошло до открытаго разрыва между домомъ Медичи и папскимъ престоломъ. При этихъ условіяхъ конечно не могло быть рѣчи о брачномъ союзѣ между Маддаленой и Франческо Чибо. Но дѣло внезапно приняло неожиданный оборотъ: король Фердинандъ не только далъ торжественное обѣщаніе исполнить всѣ требованія дворянъ, но даже простилъ всѣхъ виновныхъ. Такимъ образомъ снова былъ возстановленъ миръ.
Но вслѣдъ затѣмъ король коварно захватилъ главныхъ бунтовщиковъ, осудилъ ихъ на жестокую казнь и присвоилъ себѣ ихъ помѣстья. Теперь онъ могъ безъ всякаго преувеличенія написать папѣ, что въ его государствѣ не осталось ни одного недовольнаго магната.
Около этого времени въ Римѣ былъ заключенъ бракъ Франческо Чибо съ Маддаленой Медичи. Клара встрѣтила самый почетный пріемъ въ родномъ городѣ; тогда же возвратился изъ ссылки ея отецъ и другіе члены фамиліи Орсини, изгнанные во время ссоры папы съ Неаполемъ. Вскорѣ они снова пріобрѣли прежнее могущество; папа обѣщалъ кардинальскую шляпу второму сыну Лоренцо Медичи, по достиженіи имъ восемнадцатилѣтняго возраста, хотя до сихъ поръ ни одинъ юноша этихъ лѣтъ не былъ удостоенъ подобной чести.
Чтобы составить себѣ нѣкоторое понятіе о невѣроятной роскоши пиршествъ, устроенныхъ по поводу брака дочери Лоренцо Медичи съ принцемъ Чибо, необходимо принять во вниманіе, что въ тѣ времена совмѣщались величайшія противоположности. На ряду съ грубыми чувственными наслажденіями и безпощадной жестокостью можно было встрѣтить глубокое пониманіе художественныхъ произведеній и любовь къ роскоши, которая проявлялась въ блистательныхъ рыцарскихъ турнирахъ и живописныхъ одеждахъ. Богатство дома Медичи почти вошло въ пословицу, и такъ какъ, съ другой стороны, власть папскаго престола была безгранична, то естественно, что эта свадьба обратила на себя вниманіе всего цивилизованнаго міра. Но и въ то время многіе патріоты и благомыслящіе люди Италіи не ожидали добра отъ родственной связи между могущественнымъ римскимъ дворомъ и фамиліей богатаго флорентинскаго купца.
Въ это время Джироламо Саванарола, противъ воля своихъ родителей и втайнѣ отъ нихъ, поступилъ въ доминиканскій монастырь въ Болоньи. Хотя при своемъ серіозномъ умѣ и любви къ наукѣ, онъ давно чувствовалъ склонность къ созерцательной жизни, но едва ли ему пришло бы въ голову добровольно отречься отъ міра, еслибы непозволительное кокетство Ореолы Кантарелля не подвергло его тяжелымъ испытаніямъ и не дало внезапно другое направленіе его дальнѣйшей будущности. Этотъ внѣшній толчокъ невидимому былъ необходимъ для него, какъ и для многихъ другихъ выдающихся личностей, чтобы окончательно посвятить себя своему призванію. Онъ не чувствовалъ прежде никакого влеченія къ монашеству, хотя условія общественной жизни возмущали его съ ранней юности Онъ видѣлъ съ глубокимъ огорченіемъ, какъ высокія идеи христіанства все болѣе и болѣе заглушались грубымъ эгоизмомъ и господствомъ необузданныхъ страстей. Не разъ приходило ему въ голову заступиться словомъ и дѣломъ за страждущее человѣчество и открыто обличатъ великихъ міра, не признававшихъ другихъ законовъ, кромѣ своей собственной похоти. Но до сихъ поръ ему недоставало самаго главнаго, а именно личнаго импульса; онъ чувствовалъ себя связаннымъ отношеніями къ родителямъ и братьямъ. Между тѣмъ, чтобы нераздѣльно слѣдовать своей судьбѣ и идти къ извѣстной цѣли необходимо было отречься отъ личныхъ привязанностей, желаній и надеждъ и отказаться отъ всѣхъ суетныхъ земныхъ помысловъ.
Джироламо Саванарола суждено было сдѣлаться великимъ проповѣдникомъ, чтобы призвать людей къ покаянію и возстановленію истиннаго христіанскаго ученія; но нуженъ былъ внѣшній поводъ, чтобы вывести его на этотъ путь. Такимъ поводомъ былъ капризъ тщеславной дѣвушки. Легкомысленное пари, предложенное Орсолой Кантарелли, могло имѣть печальныя послѣдствія для обманутаго юноши и довести его до полнаго отчаянія и даже самоубійства. Но вмѣсто этого оно только послужило средствомъ, чтобы закалить его характеръ и окончательно убѣдить въ суетности всѣхъ земныхъ благъ.
Ореола ловко начала игру и выдержала свою роль съ искусствомъ, которое трудно было ожидать отъ неопытной молодой дѣвушки. Еслибы у ней было сердце, то она могла бы навсегда привязать къ себѣ Саванаролу, между тѣмъ она сдѣлалась злымъ демономъ его жизни, потому что ея необыкновенная красота преждевременное развитіе и гибкость ума послужили только къ тому, чтобы обратить его въ жертву ея безпощаднаго кокетства. Для молодой дѣвушки, обладающей такими преимуществами, не трудно одурачить самого умнаго человѣка, потому что онъ видитъ ее въ моменты, когда она слѣдитъ за собой и является передъ нимъ въ наиболѣе выгодномъ свѣтѣ.
Джироламо не отдавалъ себѣ отчета, какъ это случилось, что онъ почти ежедневно сталъ видѣться съ Орсолой, то на улицѣ, то въ церкви; вскорѣ послѣ того они встрѣтились въ домѣ однихъ общихъ знакомыхъ. Сначала сама молодая дѣвушка устраивала эти повидимому случайныя встрѣчи; но вслѣдъ затѣмъ очарованіе ея красоты начало такъ сильно дѣйствовать на Джироламо, что онъ бросалъ самыя серіозныя занятія, если надѣялся гдѣ либо встрѣтить прекрасную Ореолу. Но такъ какъ она всегда ласково отвѣчала на его поклоны и пользовалась всякимъ случаемъ, чтобы вступить съ нимъ въ болѣе или менѣе продолжительный разговоръ, то между ними скоро установились дружескія непринужденныя отношенія, которыя все болѣе и болѣе опутывали довѣрчивую душу юноши. Достаточно было веселой улыбки Ореолы, мимолетнаго взгляда, чтобы лишить его всякой силы воли, пока въ одинъ прекрасный день для него самого стало ясно, что имъ овладѣла страсть, охватившая все его существо. Онъ ощутилъ такое невыразимое чувство блаженства, что ему не приходило въ голову, что онъ долженъ бороться съ этимъ чувствомъ. Вслѣдъ затѣмъ у него явилось непреодолимое желаніе сообщить Ореолѣ о сдѣланномъ открытіи, чтобы узнать: раздѣляетъ ли она его чувства и на что онъ можетъ разсчитывать въ будущемъ.
Хотя у него были всевозможныя доказательства, что красавица отвѣчаетъ на его любовь; но колебаніе между сомнѣніями и блаженной увѣренностью доставляло ему такое безконечное наслажденіе, что ему хотѣлось какъ можно долѣе продлить его. Онъ не замѣчалъ, что Ореола также охотно встрѣчается съ другими молодыми людьми и что ея отношенія къ Ипполиту Бентиволіо принимаютъ довольно сомнительный характеръ.
Согласно строгимъ нравамъ того времени Ореола могла только украдкой обмѣниваться взглядами съ Ипполитомъ въ церкви или на прогулкахъ.
Но такъ какъ влюбленный юноша давно уже не довольствовался этимъ и Ореола вполнѣ сочувствовала его желанію поговорить съ нею наединѣ, то они условились между собой относительно правильныхъ свиданій въ опредѣленныхъ мѣстахъ.. Въ этихъ случаяхъ веселая и рѣзвая дѣвушка часто смѣялась надъ любовью Джироламо Саванаролы; нотамъ какъ его привязанность была вполнѣ серіозная и искренняя, то молодая дѣвушка невольно чувствовала по временамъ нѣчто похожее на раскаяніе. Она хотѣла только довести его до признанія, а затѣмъ ласково и рѣшительно удалить его отъ себя въ убѣжденіи, что это не причинить ему особеннаго горя и что онъ скоро утѣшится среди своихъ ученыхъ занятій.
Въ это время неожиданно вернулся въ Болонью Оньибене Саванарола, потому что распря между Венеціей и Падуей кончилась благополучно и вспомогательное войско оказалось лишнимъ. Оньибене прожилъ нѣсколько дней въ Болоньи и ни раэу не вспомнилъ о пари между Орсолой и Ипполитомъ Бентиволіо, пока его не поразило странное настроеніе его брата. Никогда не видалъ онъ серіознаго Джироламо такимъ веселымъ и счастливымъ, и поэтому тотчасъ же догадался о причинѣ такой перемѣны. Онъ чувствовалъ глубокое сожалѣніе къ обманутому юношѣ, но не рѣшался сразу сказать ему правду. Когда Джироламо открылъ ему тайну своего сердца, то онъ ограничился тѣмъ, что выразилъ нѣкоторыя сомѣнія и многозначительно покачалъ головой. Но тутъ онъ еще больше убѣдился, какъ сильна и непоколебима любовь Джироламо, который не только равнодушно отнесся къ его намекамъ, но послѣ ихъ разговора невидимому еще больше укрѣпился въ своемъ намѣреніи сдѣлать признаніе Ореолѣ.
-- Мнѣ кажется, сказалъ Оньибене, что ты придаешь слишкомъ большое значеніе ея ласковому обращенію съ тобою. Насколько мнѣ извѣстно, она смѣется и шутитъ со всякимъ молодымъ человѣкомъ, который до извѣстной степени нравится ей, хотя ея серце не принимаетъ въ этомъ ни малѣйшаго участія.
-- Если бы ты не былъ моимъ братомъ, возразилъ Джироламо, то я принялъ бы за личное оскорбленіе твое легкомысленное сужденіе объ Ореолѣ; но теперь она только огорчаетъ меня. Неужели ты думаешь, что я неспособенъ внушить привязанность молодой дѣвушкѣ и даже не могу отличить настоящаго чувства отъ пустаго кокетства.
Оньибене не зналъ что отвѣтить на это: -- Быть можетъ я ошибаюсь, сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, но, насколько я могъ замѣтить, между Орсолой и Ипполитомъ Бентиволіо существуетъ какое-то соглашеніе... Очень жаль, что мнѣ приходится нарушить твое веселое настроеніе духа! Во всякомъ случаѣ переговори самъ съ Орсолой и постарайся выяснить свои отношенія къ ней... Если мои опасенія окажутся напрасными, то повѣрь, что я буду искренно радоваться этому!
Джироламо, въ первый разъ въ жизни, разсердился на своего брата; но у него не было ни малѣйшаго опасенія относительно того, что быть можетъ въ его словахъ есть извѣстная доля правды.
Въ этотъ день онъ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ искалъ случая переговорить съ Орсолой, и поэтому выбралъ какъ разъ самую неудобную минуту для объясненія. Онъ зналъ, что молодая дѣвушка будетъ у обѣдни въ соборѣ; большей частью она приходила вмѣстѣ съ матерью, и тогда Джироламо могъ только издали любоваться ею. Но сегодня,-- что было принято имъ за особенно счастливую случайность,-- она пришла одна и заняла мѣсто на скамьѣ около колонны, къ которой онъ могъ прислониться. Въ соборѣ было мало публики, такъ что Джироламо осмѣлился при выходѣ изъ церкви шепнуть ей нѣсколько словъ, хотя при этомъ голосъ его сильно дрожалъ отъ волненія.
Подавая ей воду изъ кропильницы, онъ выразилъ сожалѣніе что такъ долго не видѣлся съ нею и въ первый разъ заговорилъ о своей любви. Онъ сказалъ, что ея образъ преслѣдуетъ его днемъ и ночью, во снѣ и на яву, и что онъ не можетъ найти себѣ покоя до тѣхъ поръ, пока не услышитъ отъ нея самой, насколько она расположена къ нему.
Ореола торжествовала въ душѣ; ея тщеславіе было вполнѣ удовлетворено одержанной побѣдой. Она не чувствовала никакого сожалѣнія къ несчастной жертвѣ и поспѣшила воспользоваться преимуществами своего положенія:
-- Вы неудачно выбрали мѣсто и время для такого объясненія, синьоръ Джироламо, сказала она; поэтому прошу васъ скорѣе кончить этотъ допросъ. Я пришла сюда для молитвы и считаю не приличнымъ продолжать начатый вами разговоръ.
Слова эти поразили Джироламо какъ ударъ грома.-- Если бы вы имѣли хотя малѣйшее понятіе о томъ чувствѣ, которое я питаю къ вамъ, сказалъ онъ взволнованнымъ голосомъ, то не дали бы мнѣ подобнаго отвѣта. Врядъ ли когда нибудь болѣе чистая и теплая молитва возносилась въ Богу, нежели тѣ слова святой и непорочной любви, которыя я произнесъ у Божьяго алтаря. У меня нѣтъ ни единой нечестивой мысли и я не вижу грѣха въ томъ, что открылъ вамъ завѣтную тайну моего сердца...
-- Никто не можетъ запретить вамъ имѣть свое мнѣніе; но я не раздѣляю его! сухо замѣтила Ореола. Вы можете видѣть изъ различія нашихъ взглядовъ, что наши сердца далеко не такъ симпатизируютъ другъ друга, какъ вы предполагали до сихъ поръ. Теперь прошу васъ не прерывать болѣе моей молитвы; я должна вернуться въ церковь, чтобы очистить мою душу отъ невольнаго грѣха, который я совершила, слушая васъ...
Она вернулась въ церковь и, преклонивъ колѣна передъ ближайшимъ алтаремъ, углубилась въ молитву. Ее не интересовали больше душевныя муки несчастнаго юноши, хотя за минуту передъ тѣмъ она разрушила своимъ рѣзкимъ отвѣтомъ всѣ надежды его молодой жизни.
Трудно передать словами то нравственное состояніе, въ какомъ находился Саванорода. Порывы отчаянія смѣнялись въ его сердцѣ полнымъ упадкомъ духа. Но вскорѣ любовь переселила это тяжелое настроеніе, и онъ почувствовалъ глубокое раскаяніе въ своемъ поступкѣ. Почему онъ не отложилъ это несчастное объясненіе до болѣе удобнаго времени. Ему не слѣдовало упускать изъ виду, что женщины строже относятся къ религіи, нежели мужчины! Но разумѣется ссора будетъ непродолжительна, и вмѣстѣ съ прощеніемъ онъ услышитъ отъ нея признаніе во взаимной любви...
Минуты казались ему вѣчностью. Онъ вернулся въ церковь я, вставъ у колонны на прежнемъ мѣстѣ терпѣливо ожидалъ, когда Ореола кончитъ молитву и выйдетъ на паперть. Онъ намѣревался идти за ней и вымолить у ней прощенье.
Наконецъ молодая дѣвушка встала съ колѣнъ и медленно направилась къ выходу. Пальцы ея механически перебирали четки; но мысли были заняты признаніемъ Джироламо. Она не чувствовала никакого разскаянія, что такъ рѣзко поступила съ своимъ поклонникомъ. Но глаза ея сверкнули гнѣвомъ, когда она снова увидѣла его у колонны. Ей неприлично было идти по улицѣ съ Джироламо, поэтому она остановилась на паперти, чтобы объясниться съ нимъ. Сердце ея усиленно билось, тѣмъ болѣе, что она намѣревалась покончить дѣло однимъ ударомъ. Никто изъ знакомыхъ не сомнѣвался больше въ любви Саванаролы къ ней; Ипполитъ Бентиволіо уже давно сдѣлалъ заявленіе, что убѣдился во всемогуществѣ ея красоты и вполнѣ! признаетъ ея побѣду надъ молодымъ ученымъ.
Когда Саванарола подошелъ къ ней, она первая заговорила съ нимъ, чтобы предупредить новое объясненіе.-- Вы дали мнѣ полезный урокъ синьоръ Джироламо, сказала она, теперь я вижу, что молодая дѣвушка должна быть осторожна въ своемъ обращеніи съ мужчинами и не выказывать имъ особенной благосклонности или участія. Мнѣ не хотѣлось бы огорчать васъ, потому что то чувство, о которомъ вы говорили, требуетъ пощады. Но одно несомнѣнно, что мужчины тщеславнѣе насъ, женщинъ; если бы было иначе, то вамъ никогда бы не пришло въ голову придать такое значеніе невиннымъ проявленіямъ моего расположенія къ вамъ и приписать ихъ любви!
Мертвенная блѣдность покрыла лицо Джироламо; ему стоило большихъ усилій, чтобы не упасть.
-- Значитъ все это былъ только обманъ?... проговорилъ онъ глухимъ прерывающимся голосомъ.
-- Вы сами виноваты, если обманулись относительно моихъ чувствъ, возразила Ореола. Во всякомъ случаѣ, добавила она со смѣхомъ, я отъ души жалѣю васъ и надѣюсь, что вы не примете этого дѣла слишкомъ горячо въ сердцу.
Съ этими словами она сошла съ церковной паперти и, свернувъ въ сосѣднюю улицу, занялась разглядываніемъ прохожихъ съ такимъ веселымъ и беззаботнымъ видомъ, какъ будто бы съ нею не случилось ничего особеннаго.
Саванарола съ трудомъ добрался домой, такъ какъ онъ едва различалъ дорогу подъ вліяніемъ одной давящей мысли, что онъ сдѣлается теперь посмѣшищемъ людей. Онъ чувствовалъ себя такимъ несчастнымъ, отверженнымъ и одинокимъ, что ему даже не приходило въ голову, что во всемъ виновата одна Ореола. Даже теперь онъ готовъ былъ оправдать ее и считать себя тщеславнымъ глупцомъ, такъ какъ его незлобливое сердце не могло допустить мысли объ обманѣ.
Оньибене засталъ его сидящимъ неподвижно, съ глазами устремленными въ одну точку, и тотчасъ же догадался, что у него было непріятное объясненіе съ Орсолой. Поэтому Оньибене былъ въ сильной нерѣшимости: сообщить ли брату свою неожиданную встрѣчу съ Ипполитомъ Бентиводіо, который нѣсколько минутъ тому назадъ разсказалъ ему съ веселымъ смѣхомъ о неудачной любви Джироламо и добавилъ, что получилъ премилую записку отъ обворожительной Ореолы. Молодая дѣвушка извѣщала его, что сегодня она избавлена отъ строгаго надзора матери, и если онъ придетъ послѣ обѣдни въ общественный садъ, то ничто не помѣшаетъ ихъ свиданію.
Сначала Джироламо отвѣчалъ упорнымъ молчаніемъ на всѣ вопросы брата, и только послѣ его настойчивыхъ просьбъ настолько собрался съ силами, что могъ передать ему результатъ своего объясненія съ Орсолой. Онъ приписывалъ себѣ всю вину и старался представить въ возможно лучшемъ свѣтѣ личность молодой дѣвушки. Но это еще больше раздражило Оньибене, такъ что онъ сразу рѣшился разочаровать своего брата, чтобы у него не оставалось никакого сомнѣнія относительно коварства Ореолы.
Онъ пригласилъ, его немедленно слѣдовать за собою, и при этомъ взявъ съ него честное слово, что онъ постарается сохранить хладнокровіе и ни въ какомъ случаѣ не прибѣгнетъ къ насилію относительно себя или кого либо другаго.
Затѣмъ Оньибене повелъ своего брата въ обширный садъ, нѣкогда принадлежавшій дому Бентиволіо, но который уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ-сдѣлался общественнымъ достояніемъ и служилъ мѣстомъ прогулки для публики. Оба брата осторожно прокрадывались вдоль аллей величественныхъ пиній и платановъ, красивыхъ акацій и высокихъ лавровъ; Оньябене постоянно оглядывался по сторонамъ въ надеждѣ увидѣть влюбленную пару, составлявшую цѣль его поисковъ.
Они дошли до отдаленной части сада, гдѣ былъ небольшой прудъ, окаймленный группами деревьевъ я цвѣточными клумбами. Здѣсь въ уединенномъ мѣстѣ за изгородью ровъ и лавровъ Оньнбене увидѣлъ на скамьѣ молодаго Бентиволіо сидящаго рядомъ съ Орсолой Кантарелли.
Влюбленные вели оживленный разговоръ и были настолько поглощены имъ, что оба брата незамѣтно подошли на такое близкое разстояніе, что могли разслышать каждое ихъ слово.
-- Я все-таки чувствую къ нему нѣкоторое сожалѣніе, сказала Ореола.-- Онъ никогда не разгорячился бы до такой степени, еслибы не былъ ослѣпленъ страстью. Но для меня это былъ вопросъ чести. Еслибы мнѣ не удалось довести его до прянаго объясненія, то меня могли бы упрекнуть въ пустомъ хвастовствѣ, а это также невыгодно для насъ женщинъ, какъ для рыцаря, который хвалится заранѣе, что выполнитъ геройскій подвигъ.
-- Не безпокойся объ этомъ моя дорогая, возразилъ Ипполитъ,-- не велика бѣда, если пострадаетъ его самолюбіе и немного поболитъ сердце. Вольно этому безумцу вообразить себѣ, что ты можешь полюбить его, когда у него нѣтъ ни одного качества, которое даетъ молодому человѣку право разсчитывать на любовь молодой дѣвушки. Развѣ у него нѣтъ главъ и ушей, что онъ не замѣчаетъ, кто его соперникъ? Бентиволіо никому не уступитъ своего мѣста, а тѣмъ болѣе школьнику, который возится съ своими книгами и не умѣетъ владѣть оружіемъ.
При этихъ словахъ вблизи послышался дикій крикъ. Влюбленные вскочили въ испугѣ; Орсоло прижалась къ груди Бентиволіо; въ слѣдующую минуту Джироламо, раздвинувъ вѣтви кустовъ, однимъ прыжкомъ очучился передъ ними, съ блѣднымъ искаженнымъ лицомъ. Вмѣстѣ съ нимъ появился его брать, который дѣлалъ напрасныя усилія, чтобы удержать его; Ипполитъ Бентиволіо обнажилъ шпагу и сдѣлалъ шагъ впередъ.
-- Вотъ поведеніе вполнѣ достойное мужчины! воскликнулъ онъ съ презрительной насмѣшкой.-- Что можетъ быть лучше, какъ подкараулить соперника изъ засады и внезапно напасть на него! Такъ всегда поступаютъ рыцари! Не мѣшало бы хорошенько проучить васъ, какъ это дѣлаютъ съ трусами.
Джироламо не помнилъ себя отъ ярости и сжавъ кулаки бросился на своего противника, но Оньибене оттолкнулъ его и сказалъ Ипполиту:
-- Остановитесь синьоръ и не забывайте, что если мой братъ безоруженъ, то моя шпага умѣетъ мстить за оскорбленія не хуже вашей. Я самъ привелъ сюда Джироламо, чтобы убѣдить его, что онъ жертва гнуснаго обмана. Но довольно объ этомъ, всѣмъ извѣстно, что Бентиволіо можетъ многое позволить себѣ въ Болоньи, чего не простили бы ему въ, другомъ мѣстѣ. Наслаждайтесь любовью прекрасной синьорины, и если возможно постарайтесь забыть въ ея объятіяхъ, что вы ради своей забавы разрушили счастье цѣлой жизни честнаго и порядочнаго человѣка. Пойдемъ Джироламо, добавилъ онъ, обращаясь къ своему брату, который стоялъ неподвижно на мѣстѣ и повидимому находился въ состояніи полнаго отупѣнія.
Бентиволіо сдѣлалъ движеніе какъ будто хотѣлъ еще разъ броситься на своего противника, но Ореола, въ порывѣ расканія, встала передъ нимъ, умоляя оставить дѣло безъ дальнѣйшихъ послѣдствій.
Оба брата вышли изъ сада и отправились на квартиру Джироламо, который былъ настолько убитъ нравственно, что лишился способности дѣйствовать самостоятельно. Оньибене не стоило большаго труда уговорить его немедленно уложить свои вещи и ѣхать съ нимъ въ ихъ родной городъ Феррару, куда онъ долженъ былъ отправиться по дѣламъ.
Это предложеніе до нѣкоторой степени вывело несчастнаго юношу изъ его мрачнаго настроенія. Ему казалось, что онъ не можетъ болѣе дышать воздухомъ Болоньи и оставаться въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ испыталъ столько горя и униженій.
Пріѣздъ обоихъ братьевъ въ Феррару искренно обрадовалъ ихъ родителей, которые были убѣждены, что Джироламо рѣшился исполнить ихъ давнишнее желаніе и намѣренъ приняться за какое нибудь опредѣленное занятіе. Тѣмъ не менѣе отъ ихъ вниманія не могло ускользнуть, что мечтательный и серіозный Джироламо сдѣлался еще болѣе соередоточеннымъ и какъ будто умеръ для всего окружающаго. Всѣ попытки младшихъ сестёръ развлечь его оказались безуспѣшными: онъ не обращалъ никакого вниманія на ихъ шутки и поддразниванія. Между тѣмъ Оньибене не считалъ нужнымъ сообщить кому либо о причинѣ мрачнаго настроенія своего брата, въ надеждѣ, что время излечитъ раны его больнаго сердца. Но такъ какъ Джироламо часто проводилъ ночи безъ сна и не только прогуливался по своей комнатѣ, но даже совсѣмъ уходилъ изъ дому, то родные пришли къ убѣжденію, что онъ ясновидящій, и стали еще больше слѣдить за нимъ. Когда они замѣтили, что Джироламо нерѣдко вслухъ разговариваетъ самъ съ собою, и повидимому находится въ внутренней борьбѣ съ непріязненными силами, то у нихъ явилось подозрѣніе, что его мучатъ по ночамъ таинственныя видѣнія и даже, быть можетъ, злые демоны, которые хотятъ совратить его съ истиннаго пути.
Такимъ образомъ даже ближайшіе родственники поняли превратно странное настроеніе юноши, а за ними и посторонніе люди стали говорить, что онъ склоненъ къ сомнамбулизму и ему кажутся видѣнія. Вслѣдствіе этого окружающіе стали чувствовать къ Джироламо неопредѣленный страхъ и набѣгать его; это было тѣмъ пріятнѣе для него, что ему одному не приходилось бѣгать отъ ихъ общества.
Трудно передать на словахъ все то, что происходило въ душѣ несчастнаго юноши. Онъ вынесъ тяжелую борьбу и чѣмъ яснѣе становилось въ немъ сознаніе, что имъ руководило всегда одш" желаніе добра и что ему нѣтъ никакого повода упрекать себя за свое увлеченіе, тѣмъ больше слабѣла его вѣра въ благость провидѣнія. Но вскорѣ лучшія чувства заговорили въ его душѣ и ваяли верхъ надъ эгоистическими помыслами. Постигшее его горе находилось въ тѣсной зависимости отъ печальныхъ общественныхъ условій того времени. Ипполитъ Бентиволіо былъ однимъ изъ первыхъ представителей тѣхъ могущественныхъ домовъ, которые добровольно присвоили себѣ господство надъ своими согражданами и ни въ чемъ не признавали для себя никакого стѣсненія. Точно также относилась къ людямъ и Ореола Кантарелли, эта безсердечная себялюбивая кокетка, которая не имѣла другой цѣля въ жизни, кромѣ удовлетворенія своего тщеславія. Изъ-за высокомѣрія и властолюбія знатныхъ родовъ постоянно приносились жертвы, составлялись заговоры, гибло семейное счастье и благосостояніе многихъ тысячъ людей; мнимыхъ преступниковъ подвергали пыткамъ и казнямъ.
Страданія, вынесенныя Джироламо, были только отраженіемъ зла и бѣдствій, господствовавшихъ въ цѣломъ мірѣ. Мало по малу въ душѣ юноши созрѣло убѣжденіе, что Господь избралъ его своимъ орудіемъ и послалъ ему испытаніе, чтобы указать ему путь, по которому онъ долженъ идти, чтобы принести пользу своимъ современникамъ и всему человѣчеству. Теперь онъ ясно понялъ, противъ чего онъ долженъ бороться я рѣшился всецѣло предаться своему призванію.
Но ему необходимо было сосредоточиться и приготовиться къ великой задачѣ, которой онъ хотѣлъ посвятить свои силы, поэтому съ энергіей фанатика онъ рѣшилъ немедленно поступить въ монастырь. Чтобы убѣдиться самому и убѣдитъ другихъ, что онъ совсѣмъ покончилъ съ прошлымъ, онъ хотѣлъ начать новую жизнь въ томъ самомъ городѣ, гдѣ случилось несчастное событіе, повліявшее на его дальнѣйшую судьбу.
Разъ ночью Джироламо тихо всталъ съ постели, чтобы не разбудить домашнихъ и вышелъ изъ дому, какъ дѣлалъ это часто въ послѣднее время; но теперь онъ навсегда простился съ родительскимъ домомъ. Зная заранѣе, что отецъ будетъ противъ его поступленія въ монастырь, онъ не считалъ нужнымъ спрашивать его согласія, тѣмъ болѣе, что отнынѣ намѣренъ былъ исполнять только то, что ему приказывала принятая имъ на себя обязанность относительно Бога и человѣчества.
Джироламо отправился въ Болонью и шелъ безостановочно до тѣхъ поръ, пока не достигъ доминиканскаго монастыря. Онъ пожелалъ видѣть настоятеля, который съ удивленіемъ выслушалъ просьбу юноши принять его въ число послушниковъ. Но Джироламо такъ ясно сознавалъ свое призваніе и говорилъ такимъ рѣшительнымъ тономъ, что настоятель долженъ былъ уступить его желанію.
Во время своего послушничества Джироламо отличался такимъ точнымъ исполненіемъ обязанностей, самообладаніемъ и безпрекословнымъ послушаніемъ, что по прошествіи положеннаго срока, его приняли въ орденъ и назначили на должность проповѣдника и народнаго учителя.
Обряды, связанные съ поступленіемъ въ орденъ, были настолько торжественны, что могли произвести глубокое впечатлѣніе на религіознаго человѣка. Послушникъ долженъ былъ лечь въ гробъ какъ покойникъ; затѣмъ слѣдовало отпѣваніе, монахи ходили вокругъ него съ пѣшемъ молитвъ, гдѣ его имя упоминалось какъ объ умершемъ; ему кропили лицо святой водой и накрыли саваномъ.
Джироламо Саванарола навсегда умеръ для свѣта. Нервы его, доведенные до болѣзненнаго напряженія долгимъ постомъ, были еще больше возбуждены мрачнымъ церемоніаломъ, который вызвалъ въ его воображеніи рядъ фантастическихъ образовъ и картинъ.
Впослѣдствіи, когда онъ занялся чтеніемъ драгоцѣнныхъ рукописей монастырской библіотеки, его пытливому уму ясно представилась исторія развитія церкви.
Римская церковь, совмѣстившая въ себѣ христіанство съ остатками древней образованности, стремилась съ первыхъ временъ своего существованія соединить отдѣльныя секты и составить единый братскій союзъ всѣхъ націй. Эти стремленія должны были благотворно отразиться на развитіи человѣческаго общества и поколебать суровыя языческія воззрѣнія, съ ихъ основными принципами: наслажденіемъ и насиліемъ. Первое подавляло всѣ нравственные стимулы; второе, подрывая достоинство человѣческой личности, оправдывало рабство.
Молодой монахъ мысленно прослѣдилъ шагъ за шагомъ борьбу христіанства съ языческимъ міромъ, начиная съ того времени, когда неминуемая опасность побудила первыхъ адептовъ новаго ученія искать убѣжища среди могильнаго мрака катакомбъ до того дня, когда императоръ Константинъ, покровительствуя преслѣдуемой церкви, подарилъ папѣ Сильвестру Римъ и его окрестности. Съ этихъ поръ, христіанская церковь, не довольствуясь вліяніемъ, которое она оказывала на нравственность и развитіе человѣчества, стала вмѣшиваться въ область политики и заявлять сластолюбивыя стремленія.
Мечты о могуществѣ и славѣ начали все болѣе и болѣе смущать скромныхъ служителей церкви, которые стали съ презрѣніемъ относиться къ смиренной одеждѣ и суровой жизни кающихся грѣшниковъ. Рабъ рабовъ Божіихъ украсилъ свою главу короной и заставилъ людей преклонять передъ нимъ колѣна. Ѳиміамъ лести настолько отуманилъ его, что вмѣсто кроткихъ словъ увѣщанія, онъ рѣшился, подобно земнымъ королямъ, бороться съ своими противниками силой меча. Его предшественники, были мученики, тогда какъ онъ добровольно принялъ на себя роль палача. Епископы, которые нѣкогда молились на колѣняхъ за свою паству, поверженные въ прахъ, превратились мало по малу въ гордыхъ и недоступныхъ магнатовъ. Римъ утратилъ свою святость и сдѣлался такимъ же языческимъ городомъ, какъ во времена Калигулы и Нерона.)
Глубокая грусть охватила сердце Джироламо, когда онъ дошелъ до этого періода церковной исторіи. Не разъ у него являлось желаніе бросить старые пергаменты; но его останавливала мысль, что если онъ хочетъ вести борьбу противъ зла, то долженъ основательно познакомиться съ нимъ. Поэтому онъ съ двойнымъ рвеніемъ занялся изученіемъ исторіи свѣтскаго владычества папъ. Первые епископы были также независимы въ своихъ дѣйствіяхъ, какъ апостолы; затѣмъ они стали называться митрополитами, патріархами и, наконецъ, папами. Сначала было нѣсколько первыхъ епископовъ, пока Григорій VII на одномъ соборѣ, бывшемъ въ Римѣ, въ 1075 году, не издалъ постановленія, что только онъ и его преемники могутъ именовать себя папами. Цѣлый рядъ событій способствовалъ возвышенію римскаго патріарха надъ всѣми остальными. Такъ, напримѣръ: паденіе римской имперіи, возмущеніе геруловъ и ругіевъ при Одоакрѣ, остготовъ при Теодорикѣ, грековъ при Нарсесѣ, лангобардовъ при Альбоинѣ, а равно и опустошительныя войны,-- которыя повергли Италію въ бѣдственное положеніе,-- способствовали истребленію милліоновъ людей и опустошенію городовъ и земель. Въ то же время вопросъ о первенствѣ въ церкви рѣшился въ пользу римскаго духовнаго владыки, потому что константинопольскій патріархъ, благодаря присутствію императора въ столицѣ, игралъ жалкую роль; а патріархи въ Александріи, Антіохіи и Іерусалимѣ мало по малу окончательно подпали подъ власть персовъ и магометанъ.
Тѣмъ не менѣе глаза римской церкви не былъ пока облеченъ свѣтской властью и только въ восьмомъ столѣтіи совершилось событіе, которое привело къ этому печальному объединенію. Папа Стефанъ II, уступая желанію Питана, помазалъ его на царство, а равно и двухъ его сыновей: Карла (названнаго впослѣдствіи Великимъ) и Карломана, и за эту услугу получилъ отъ Пипина земли, отнятыя имъ у лангобардовъ. Послѣдующіе папы еще больше увеличили могущество св. престола и расширили папскія владѣнія; Григорій VII въ свою очередь оказалъ существенную услугу римской церкви, обогативъ ее наслѣдствомъ дочери тосканскаго герцога.
Джироламо, читая имя папы Григорія VII, невольно вспомнилъ многознаменательный день 23-го января 1077 года. Воображеніе живо нарисовало ему на горѣ Реджіо скалу Канооса, съ мрачными стѣнами уединеннаго замка, окруженнаго глубокимъ снѣгомъ; онъ видѣлъ босаго юношу въ рубищѣ, который съ трудомъ поднимался на холмъ; голова его была открыта; длинные волосы падали на плечи; толстая веревка служила поясомъ. Этотъ юноша былъ германскій императоръ Генрихъ IV, помазанный въ римскіе короли папой Николаемъ II, зять маркграфини сузской Адельгейды и кузенъ графини Матильды, владѣтельницы замка Каносса, гдѣ въ то время находился папа. Генрихъ предпринялъ трудное путешествіе въ Италію черезъ Альпы, чтобы вымолить прощеніе у папы и теперь стоялъ какъ нищій, дрожа отъ холода среди глубокаго безмолвія, изрѣдка прерываемаго ревомъ бури. Хотя блѣдное лицо съ любопытствомъ выглядывало изъ-за гардины окна, но Генрихъ напрасно молилъ о прощеніи; дверь замка долго оставалась закрытой, пока наконецъ папа, уступая просьбамъ графини Матильды, сжалился надъ кающимся грѣшникомъ.
Джироламо Саванарола, взглянувъ на распятіе висѣвшее на стѣнѣ, невольно сравнилъ Спасителя съ его представителями на землѣ. Затѣмъ, перебирая одинъ за другимъ листы рукописи, онъ остановился на исторіи Болоньи и Феррары. Папа Николай III предложилъ себя жителямъ Болоньи въ качествѣ миротворца во время кровавой борьбы между Джеремеи я Ламбертацци; но едва открыты были ворота, какъ онъ поспѣшилъ овладѣть городомъ. Только въ 1401 году Болонья освободилась отъ папскаго деспотизма: народъ поднялъ знамя возстанія и провозгласилъ своими предводителями Бентиволіо. Что касается Феррары, то папа Павелъ И превратилъ въ герцогство эту часть земель, пожертвованныхъ Пипиномъ церкви и продалъ ихъ въ 1471 году Борзо д'Эсте, второму сыну Николая III д'Эсте. Причина подобныхъ событій коренилась въ невѣжествѣ народа, который былъ убѣжденъ, что не только науки, но и грамотность должна быть достояніемъ одного духовенства. Владѣтельные князья были слишкомъ слабы и суевѣрны, чтобы обезпечить себя отъ насилія; они уступали свои земли папѣ, чтобы снова получить ихъ на правахъ леннаго владѣнія, такъ что каноническое право, очутилось въ рукахъ людей, которые не должны были бы знать другихъ уставовъ, кромѣ тѣхъ, какіе заключались въ Библіи.
Джироламо невольно задумался надъ прочитаннымъ. Несмотря на свой монашескій санъ онъ чувствовалъ глубокое отвращеніе къ тѣмъ представителямъ духовенства, которые старались поработить народъ бичомъ покаянія. Онъ мысленно поставилъ задачей своей жизни разорвать сѣти, которыя опутывали націю и, путемъ мученій, пытокъ и жестокихъ приговоровъ, отвлекали вниманіе общества отъ безстыдной торговли церковными должностями и имуществами. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ рѣшилъ освободить своихъ соотечественниковъ отъ интригъ духовенства и безграничной все болѣе и болѣе охватывавшей его страсти ко всякаго рода наслажденіямъ.