Свадьба Лодовико Моро.
Почти одновременно съ Лоренцо Медичи умеръ папа Иннокентій VIII, смерть котораго послужила поводомъ къ недостойнымъ интригамъ во время избранія преемника святаго престола. Рѣшеніе зависѣло отъ средствъ, какими могли располагать претенденты для подкупа кардиналовъ; переговоры велись открыто и съ замѣчательнымъ безстыдствомъ. Само собой разумѣется, что всѣ фамиліи, имѣвшія какое либо отношеніе къ Риму, находились въ лихорадочномъ волненіи и ожидали съ безпокойствомъ и страхомъ избранія новаго шиты. Не удивительно, что и семья Медичи отчасти забыла свое горе о смерти Лоренцо и слѣдила съ напряженнымъ вниманіемъ за собраніемъ конклава въ Римѣ, отъ котораго зависѣло рѣшеніе занимавшаго всѣхъ вопроса. Помимо того, что мужъ Маддалены могъ имѣть нѣкоторыя опасенія относительно неправильно пріобрѣтеннаго имущества, которымъ онъ былъ обязанъ покойному папѣ, вопросъ объ избраніи новаго близко касался будущности молодаго кардинала Джьованни Медичи.
Побѣда осталась за испанскимъ кардиналомъ Родриго Борджіа, который по колоссальному богатству превосходилъ всѣхъ своихъ противниковъ. Онъ вступилъ на престолъ св. Петра подъ именемъ папы Александра VI.
Этотъ выборъ вполнѣ удовлетворилъ Клару Медичи, потому что возвышеніе Родриго Борджіа имѣло особенно важное значеніе для фамиліи Орсини и открывало новые пути для ея честолюбія. Самый фактъ, что такая знатная фамилія, какъ Орсини, съ такимъ вели- кимъ прошлымъ, основывала свои надежды на преступной связи женщины изъ ихъ дома съ кардиналомъ, вступившимъ на папскій престолъ, служитъ очевиднымъ доказательствомъ безграничной власти тогдашняго папства.
Фамилія Борджіевъ, кромѣ богатства, славилась своей знатностью. Къ ихъ роду принадлежалъ папа Каликстъ III, при которомъ эта испанская фамилія водворилась въ Римѣ къ неудовольствію древнихъ римскихъ домовъ Колонна и Орсини. Родриго на двадцать пятомъ году своей жизни былъ возведенъ въ санъ кардинала, и когда, вслѣдъ за тѣмъ, умеръ его братъ, также занимавшій видную должность и обладавшій огромными богатствами, то онъ наслѣдовалъ все его имущество и сдѣлался черезъ это однимъ изъ самыхъ вліятельныхъ кардиналовъ.
Всѣмъ было извѣстно въ Римѣ, что новый папа ведетъ веселый образъ жизни въ дурномъ значеніи этого слова, такъ какъ уже много лѣтъ, забывая свой высокій духовный санъ, онъ проводилъ время среди роскошныхъ пировъ и давалъ богатую пищу скандальной хроникѣ. Равнымъ образомъ ни для кого не было тайной, что у него было нѣсколько дѣтей отъ красивой римлянки по имени Ваноцца де-Катанеи, изъ которыхъ старшій сынъ Чезаре и дочь Лукреція были почти взрослые. Родриго, еще до своего избранія въ папы, съ помощью богатаго приданаго выдалъ замужъ Ваноццу за одного уроженца Мантуи, получившаго при этомъ должность камерарія при папскомъ дворѣ. Вслѣдъ за тѣмъ, Родриго Борджіа вступилъ въ дружескія сношенія съ синьорой Адріаной изъ фамиліи Борджіа, вдовой одного изъ представителей дома Орсини, и поручилъ ей воспитаніе своей дочери Лукреціи. Синьора Адріана была умная женщина и не сомнѣвалась, что кардиналъ Борджіа хотя и можетъ находить удовольствіе въ ея обществѣ, но по своему ненасытному сластолюбію не удовлетворится этимъ и будетъ искать другихъ связей; поэтому она сама свела его съ женой своего роднаго сына, прекрасной и молодой Джуліей Орсини, изъ дома Фарневе. Кардиналъ встрѣтилъ Джулію незадолго до ея свадьбы въ домѣ синьоры Адріаны. Джулія, благодаря своей необыкновенной красотѣ, была извѣстна въ Римѣ подъ названіемъ "la Bella". У ней были золотистые бѣлокурые волосы, большіе темноголубые глаза и прекрасныя правильныя черты лица; при этомъ, по отзывамъ ея современниковъ, она была такъ хорошо сложена, что и въ этомъ отношеніи никто не могъ найти въ ней ни малѣйшаго недостатка. Неизвѣстно, когда собственно это юное прелестное существо попало въ руки развратнаго Родриго Борджіа: случилось ли это до ея брака вслѣдствіе сводничества Адріаны, или она возбудила чувственность пятидесяти восьмилѣтняго кардинала въ тотъ день, когда стояла передъ нимъ въ его дворцѣ невѣстой Орсини, во всемъ блескѣ красоты и молодости? Но одно несомнѣнно, что Джулія послѣ немногихъ лѣтъ супружества сдѣлалась открыто любовницей Родриго Борджіа. Синьора Адріана покровительствовала этимъ постыднымъ отношеніямъ, потому что это давало ей возможность быть самой могущественной и вліятельной особой въ домѣ кардинала, а затѣмъ при папскомъ дворѣ.
Если достиженіе высшаго духовнаго званія въ христіанскомъ мірѣ зависѣло отъ суммы, какую могли дать соискатели папскаго, престола, то мудрено ли, что всѣ другія церковныя должности выставлялись на продажу. Понятіе о женской чести и добродѣтели не играло никакой роли, когда дѣло шло о блестящей будущности, власти или пріобрѣтеніи богатствъ.
Кардиналъ Борджіа выдалъ замужъ свою прежнюю любовницу, Баноццу, чтобы отстранить препятствіе къ достиженію папскаго престола, такъ какъ она была матерью его дѣтей, которыя съ этого времени должны были считаться его племянниками и племянницами. Разсчетъ умной Адріаны былъ вполнѣ вѣренъ, когда она, вслѣдъ за тѣмъ, обратила взоры будущаго папы на прекрасную Джулію Фарнезе; а кто умѣлъ хорошо разсчитывать, тотъ могъ всегда занять видное мѣсто при папскомъ дворѣ, гдѣ это качество цѣнилось выше другихъ добродѣтелей.
Въ день папскаго избранія, три женщины: Ваноцца, прежняя возлюбленная кардинала, Джулія Орсини, его новая возлюбленная, и синьора Адріана, воспитательница Лукреціи, возсылали пламенныя молитвы къ небу и давали всевозможные обѣты Мадоннѣ въ томъ случаѣ, если выборъ падетъ на Родриго Борджіа. Подобный фактъ достаточно краснорѣчивъ самъ по себѣ. Если мы взвѣсимъ отношенія кардинала Борджіа къ этимъ тремъ женщинамъ и мотивы, какіе могли, руководить ими въ данномъ случаѣ, то получимъ наглядное представленіе о печальномъ состояніи церкви и той путаницѣ, какая господствовала тогда въ религіозныхъ воззрѣніяхъ.
Родриго Борджіа дѣйствительно одержалъ верхъ надъ другими соискателями папскаго престола. Большинство голосовъ было на его сторонѣ, но, чтобы обезпечить за собой побѣду, ему необходимо было заручиться голосомъ кардинала Ровере, племянника Сикста IV, впослѣдствіи вступившаго на папскій престолъ подъ именемъ Юлія II. Наконецъ и это препятствіе было устранено, благодаря находчивости Родриго Боржіа, который обезоружилъ своего противника обѣщаніемъ отдать въ его распоряженіе важнѣйшія крѣпости страны. Эта уступка составляла завѣтную мечту Воинственнаго кардинала Ровере, и онъ, какъ показало будущее, съумѣлъ при случаѣ воспользоваться предоставленными ему преимуществами.
Новый папа Александръ IV, по случаю своего вступленія на престолъ св. Петра, получилъ самыя восторженныя поздравленія отъ всѣхъ итальянскихъ государствъ; хотя со стороны многихъ эти внѣшнія заявленія преданности далеко не соотвѣтствовали дѣйствительному настроенію. Венеція была особенно недовольна избраніемъ кардинала Борджіа, между тѣмъ какъ фамилія Медичи связывала съ этимъ большія ожиданія. Неаполь относился недовѣрчиво къ новому папѣ; одинъ герцогъ миланскій, Лодовико Сфорцо, искренно радовался перемѣнѣ правительства въ Римѣ, потому что его братъ Асканіо занялъ должность вице-канцлера у новаго папы; и можно было заранѣе предвидѣть, что онъ будетъ имѣть большое вліяніе на дѣла государства.
Лодовико Сфорца, названный "il Moro" по смуглому цвѣту лица, незадолго передъ тѣмъ, достигъ господства въ Миланѣ, откуда родъ его былъ изгнанъ фамиліей Висконти, которая, въ свою очередь, была вытѣснена Симонетти. Теперь послѣдніе должны были уступить власть фамиліи Сфорца, которая, такимъ образомъ, снова водворилась въ Миланѣ.
Въ виду этихъ условій, Лодовико Моро употребилъ всѣ усилія, чтобы утвердить свое господство въ Миланѣ и пріобрѣсти надежныхъ союзниковъ, которые могли бы оградить его отъ притязаній другихъ знатныхъ фамилій. Такими союзниками могли быть Медичисы и новый папа.
Лодовико представлялъ собой рѣдкій типъ мужской красоты. Смуглый цвѣтъ его лица прекрасно гармонировалъ съ черными волосами и блескомъ глазъ. Онъ былъ высокаго роста; сила соединялась въ немъ съ необыкновенной гибкостью мышцъ; всѣ его движенія были благородны и соразмѣрны. Но въ нравственномъ отношеніи это былъ образецъ человѣка тѣхъ временъ, не особенно совѣстливаго въ дѣлахъ, гдѣ были замѣшаны его собственные интересы, хотя не способнаго къ безцѣльной жестокости. Онъ любилъ шумныя удовольствія, роскошные праздники, охоту, турниры и другія рыцарскія забавы. При этомъ онъ былъ одаренъ изящнымъ вкусомъ, который проявлялся въ его изысканной и богатой одеждѣ, чуждой какого либо излишества. Онъ цѣнилъ искусство, хотя въ этомъ отношеніи далеко уступалъ фамиліи Медичи.
Положеніе дѣлъ въ Италіи было хорошо извѣстно Лодовико Моро. Онъ задался мыслью доставить своему дому прочное господство надъ Миланомъ и сдѣлать послѣдній однимъ изъ красивѣйшихъ городовъ Италіи. Цѣль эта могла быть скорѣе достигнута, еслибы ему удалось посредствомъ брака породниться съ домомъ Медичи. Клара, узнавъ о намѣреніи миланскаго герцога, рѣшилась отказать ему возможное содѣйствіе. До этого, въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, она относилась совершенно безучастно къ судьбѣ единственной сестры Лоренцо; но теперь она вспомнила, что Марія Пацци родная племянница ея покойнаго мужа. Гуильельмо Пацци сильно разбогатѣлъ послѣ заговора, такъ какъ наслѣдовалъ значительную часть имущества своихъ родственниковъ. Но какъ жилось правнукамъ Косьмы Медичи въ старомъ уединенномъ замкѣ Буэнфидардо? Клара не могла составить себѣ даже приблизительнаго понятія о подобной жизни.
Молодой живописецъ Леонардо да Винчи прожилъ довольно долго въ замкѣ Буэнфидардо, и еслибы онъ могъ руководствоваться, въ данномъ случаѣ только своимъ личнымъ желаніемъ, то остался бы здѣсь еще долѣе, такъ какъ нигдѣ не проводилъ болѣе счастливыхъ дней. Цѣлыми часами онъ бродилъ по окрестностямъ съ Пьетро и его отцомъ, занимался охотой и рыбной ловлей, но при этомъ посвящалъ много времени живописи. Онъ не только тщательно отдѣлалъ набросанный имъ эскизъ Медонны, для котораго Марія служила моделью, но и началъ нѣсколько новыхъ работъ.
Леонардо былъ давно извѣстенъ между художниками не только по своей оригинальности, но и какъ замѣчательный живописецъ, подающій большія надежды. Онъ въ состояніи былъ нѣсколько дней сряду преслѣдовать незнакомаго человѣка, поразившаго его своею наружностью, чтобы подробно изучить его лицо и перенести на бумагу. Между прочимъ, онъ пригласилъ къ себѣ однажды на обѣдъ группу крестьянъ, занималъ ихъ разговорами, безпрестанно смѣшилъ и съ помощью своихъ пріятелей поддерживалъ ихъ веселое настроеніе духа до тѣхъ поръ, пока ихъ смѣющіяся лица не запечатлѣлись въ его памяти. Тогда онъ выбѣжалъ изъ комнаты и набросалъ нѣсколько эскизовъ, которыхъ никто не могъ видѣть безъ смѣха. Въ подобныхъ случаяхъ у него какъ будто являлась потребность въ рѣзкомъ контрастѣ съ тѣми идеальными небесными изображеніями, которыя удавались ему болѣе, чѣмъ кому либо изъ его современниковъ. Его домашняя обстановка поражала своей фантастичностью. Съ необыкновенно красивой наружностью и физической силой въ немъ соединялись недюжинный умъ и образованіе. Въ своемъ обращеніи онъ былъ одинаково привѣтливъ съ высшими и низшими и поражалъ всѣхъ знавшихъ его разнообразіемъ своихъ талантовъ. Онъ нетолько былъ первокласснымъ живописцемъ, но и даровитымъ музыкантомъ, поэтомъ, скульпторомъ, архитекторомъ и механикомъ. Еще въ раннемъ дѣтствѣ въ немъ замѣтна была особенная склонность къ живописи. Отецъ Леонардо показалъ нѣкоторые изъ его рисунковъ Андреа Вероччіо, ученику Донателло, который послѣ смерти послѣдняго сталъ первымъ художникомъ Флоренціи. Вероччіо уговорилъ старшаго да-Винчи сдѣлать сына живописцемъ к принялъ Леонардо въ свою мастерскую, гдѣ кромѣ живописи, производились работы изъ мрамора и бронзы.
Впослѣдствіи, Леонардо-да-Винчи, на ряду съ изученіемъ пластическихъ искусствъ, занялся механикой и архитектурой. Его высокій творческій умъ стремился внести нѣчто новое и въ эту область человѣческаго знанія; онъ занялся изобрѣтеніемъ искусственныхъ мельницъ, мечталъ о проведенія тоннелей въ горахъ и перевозкѣ большихъ тяжестей, придумывалъ способы осушки болотъ.
Однако, не смотря на такое серіозное направленіе ума, Леонардо вполнѣ наслаждался жизнью и молодостью. Онъ любилъ красивыхъ лошадей и другихъ животныхъ, и чувствовалъ особенную склонность къ естественнымъ наукамъ; но такъ какъ при этомъ онъ посвящалъ много времени астрологіи, то его обвинили въ ереси и языческихъ воззрѣніяхъ.
Вскорѣ онъ превзошелъ въ живописи самого Верроччіо. На одной картинѣ, которую послѣдній писалъ для монаховъ Бадломброза, совмѣстно съ своимъ ученикомъ, ангелъ, нарисованный рукой Леонардо, настолько выдѣлялся изъ остальныхъ фигуръ своей неподражаемой красотой, что съ тѣхъ поръ Верроччіо окончательно бросилъ живопись. Слѣдующей работой Леонардо былъ рисунокъ ковра, который былъ заказанъ во Фландріи для португальскаго короля Въ то время, между Флоренціей, Лиссабономъ и Нидерландами существовали самыя дѣятельныя сношенія, и рисунокъ ковра долго служилъ предметомъ общаго восхищенія На картонѣ было изображено грѣхопаденіе; при этомъ, весь ландшафтъ, съ растеніями и животными, а равно и древо познанія добра и зла, съ вѣтвями и листьями, были такъ тонко выполнены и съ такимъ совершенствомъ, что можно было одинаково удивляться, какъ искусству художника, такъ и его необыкновенному терпѣнію. Еще тогда было всѣми признано, что тщательность отдѣлки у Леонардо могла только сравниться съ той добросовѣстностью, съ какой онъ самъ изготовлялъ масляныя краски для своихъ картинъ.
Живость фантазіи при подвижномъ и впечатлительномъ характерѣ побуждала молодаго художника въ частой перемѣнѣ мѣста и была одной изъ главныхъ причинъ, заставившихъ его покинуть Флоренцію. Онъ менѣе всего могъ предвидѣть то значеніе, какое будетъ имѣть эта случайная поѣздка для его дальнѣйшей жизни.
Леонардо чувствовалъ себя какъ бы околдованнымъ Въ уединенномъ замкѣ Буэнфидардо. Онъ сознавалъ, что Марія произвела на него глубокое впечатлѣніе и плѣнила его сердце; но не въ нравахъ того времени было задумываться надъ подобными явленіями или изъ-за нихъ считать себя несчастнымъ. Для молодаго художника было ясно съ перваго момента, что ему нечего мечтать о бракѣ съ богатой и красивой племянницей Лоренцо Медичи.
Между Маріей Пацци и ея матерью было такое поразительное сходство, что минутами Леонардо не могъ вполнѣ отдать себѣ отчета, которая изъ двухъ женщинъ сильнѣе дѣйствовала на его художественную фантазію. Выдающійся умъ Біанки, ея кротость, сознаніе собственнаго достоинства, неотразимая прелесть всей ея личности возбуждали въ немъ родъ нѣжной почтительной дружбы, и онъ искренно восхищался ея характерной и все еще прекрасной наружностью. Совсѣмъ иное чувство пробуждала въ немъ дѣвическая красота Маріи; но и это чувство скорѣе походило на поклоненіе, какое нерѣдко встрѣчалось между тогдашними художниками относительно женщинъ знатныхъ домовъ. Это поклоненіе могло легко перейти у Леонардо въ пламенную любовь, если бы онъ могъ допустить мысль о бракѣ съ робкой и очаровательной дѣвушкой
Наконецъ, Леонардо принужденъ былъ вернуться во Флоренцію, но здѣсь онъ вскорѣ началъ испытывать мучительное раздвоеніе въ своемъ сердцѣ. Цѣлыми часами онъ ходилъ въ какомъ-то полуснѣ, и нерѣдко, за мольбертомъ, черты лица Маріи живо рисовались въ его воображеніи. Но это не мѣшало дальнѣйшему развитію его таланта, и, напротивъ, давало ему новыя силы неуклонно идти по избранному пути, потому что всякій разъ, когда онъ начиналъ какую либо работу, у него, прежде всего, являлся вопросъ: заслужитъ ли онъ ею одобреніе Маріи и ея матери. Хотя и теперь онъ, въ прежнему, даже мысленно не допускалъ возможности болѣе тѣсной связи съ семьей Пацци, но въ тѣ минуты, когда воображеніе рисовало ему картины заманчивой будущности, онъ не могъ себѣ представить большаго счастья, какъ предаваться творчеству и работать на глазахъ Маріи, слышать ея сужденіе, сообщать ей свои планы и говорить съ ней обо всемъ; что наполняло его душу и составляло цѣль жизни.
Продолжительное пребываніе молодаго живописца въ замкѣ Буэнфидардо такъ сблизило его съ Пьетро, братомъ Маріи, что вскорѣ между обоими юношами завязалась самая тѣсная дружба, основанная на общихъ свойствахъ ихъ характеровъ. Оба чувствовали одинаковую потребность въ движеніи и упражненіи своей силы и находили удовольствіе въ фехтованіи, прогулкахъ по лѣсу и полямъ, въ охотѣ и рыбной ловлѣ. Но все это имѣло для нихъ только второстепенное Значеніе; болѣе серьезныя задачи занимали ихъ умъ, такъ какъ въ натурѣ обоихъ, при свойственной имъ беззаботности, таились задатки глубокой нравственной силы.
Пьетро давно чувствовалъ потребность въ иной жизни, хотя онъ по прежнему, изо дня въ день, совершалъ далекія прогулки съ отцомъ и добросовѣстно помогалъ ему въ управленіи обширными помѣстьями. Онъ не могъ, подобно Гуильельмо Пацци, довольствоваться заботой о себѣ и своихъ близкихъ въ ограниченной сферѣ семейныхъ интересовъ и различными хозяйственными улучшеніями. Душа его стремилась къ болѣе широкой, преимущественно общественной дѣятельности, такъ, что даже въ ранней молодости, онъ не могъ помириться съ узкимъ міровоззрѣніемъ своего отца, и чѣмъ дальше, тѣмъ рельефнѣе становилась эта разница въ ихъ взглядахъ.
Житейскій опытъ, пріобрѣтенный Пьетро, въ значительной степени способствовалъ преждевременной зрѣлости его ума. Онъ пережилъ тяжелыя минуты въ то время, когда его безобидная склонность къ двоюродной сестрѣ встрѣтила неожиданныя препятствія и отразилась на судьбѣ его семьи; послѣ этого событія, родительскій домъ долго казался ему слишкомъ тѣснымъ. Однако, мало-помалу, внутреннее недовольство улеглось въ его душѣ; безмятежное счастье дружной семейной жизни временно усыпило его, тѣмъ болѣе, что онъ чувствовалъ нѣжную привязанность къ родителямъ и сестрѣ. Но это пріятное самозабвеніе было настолько чуждо подвижному и энергичному характеру юноши, что желаніе иной жизни и дѣятельности начало неотступно преслѣдовать его; теперь всѣ его помыслы были направлены въ достиженію одной завѣтной цѣли.
Прибытіе Леонардо-да-Винчи въ замокъ Буэнфидардо пролило лучъ свѣта въ его душу, охваченную мучительными сомнѣніями. Пьетро невольно завидовалъ молодому художнику, который могъ слѣдовать своему призванію и примѣнить присущія ему силы на поприщѣ, гдѣ его ожидало столько нравственныхъ наслажденій и прочное вліяніе на умы людей. Когда они оставались вдвоемъ или гуляли по окрестностямъ, то главной темой ихъ разговора служила та польза, которую каждый изъ нихъ можетъ принести человѣчеству, сообразно своимъ личнымъ способностямъ и стремленіямъ. Выборъ былъ рѣшенъ для Леонардо и онъ съ радостной увѣренностью говорилъ о предстоящемъ ему художественномъ поприщѣ, такъ что вопросъ, главнымъ образомъ, заключался въ томъ, какой путь изберетъ для себя Пьетро, чтобы дѣйствовать съ успѣхомъ въ возможно обширной сферѣ. Принимая во вниманіе знатное происхожденіе Пьетро и условія его воспитанія, оба друга все чаще и чаще возвращались въ той мысли, что духовное званіе всего скорѣе можетъ дать наиболѣе значительную и плодотворную дѣятельность человѣку, для котораго закрыто художественное поприще и военная профессія. Обоимъ было извѣстно, что высшій санъ въ церковной іерархіи можетъ быть достигнутъ только съ помощью самыхъ постыдныхъ средствъ, но что, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ непосредственной близости святаго престола, можно было сдѣлать весьма многое, чтобы улучшить существующія условія.
Леонардо разсказалъ своему другу о Саванаролѣ, и отсюда разговоръ ихъ естественно перешелъ на положеніе дѣлъ въ Римѣ.
Можно было съ увѣренностью сказать, что тогдашній глаза церкви самый безнравственный человѣкъ въ христіанскомъ мірѣ, потому что онъ не пренебрегалъ никакими средствами для достиженія цѣли и никогда не держалъ даннаго слова, если этого требовала выгода. Въ своей политикѣ онъ менѣе всего руководствовался чувствомъ справедливости, и въ мести доходилъ до безчеловѣчной жестокости. Хотя онъ, въ качествѣ духовнаго лица, называлъ себя защитникомъ вѣры и врагомъ еретиковъ и считался главой церкви, но въ дѣйствительности не чувствовалъ ни малѣйшаго уваженія къ религіи. Онъ возбудилъ общее негодованіе не только своими постановленіями, которыя противорѣчили церковнымъ законамъ, но и своимъ поведеніемъ въ частной жизни. Для него не было ничего святаго. Онъ жертвовалъ всѣмъ ради выгоды, честолюбія или удовлетворенія чувственности.
По мнѣнію Леонардо, единственнымъ оправданіемъ поведенія папы, и то до извѣстной степени, могло служить полнѣйшее разстройство и деморализація подвластной ему страны. Ни одно государство въ мірѣ не управлялось хуже церковной области, обманъ и жестокости составляли обыденное явленіе. Всѣ до такой степени привыкли къ подобному порядку вещей, что самые ужасающіе и возмутительные факты почти не производили никакого впечатлѣнія.
Та часть церковной области, которая была всего ближе къ Риму, находилась почти исключительно подъ властью двухъ могущественныхъ фамилій: Орсини и Колонна. Первая распространила свое господство надъ мѣстностью, по ту сторону Тибра, между тѣмъ какъ въ рукахъ Колонна была римская Камланья и Сабинскія горы, по эту сторону Тибра. Названіе гвельфовъ и гибеллиновъ, примѣненное къ этимъ двумъ фамиліямъ, означало уже не различіе политическихъ взглядовъ, а глубокую взаимную ненависть, которая придавала ихъ распрямъ дикій и неумолимый характеръ. Все дворянство сгруппировалось около двухъ главныхъ представителей этихъ фамилій. Савелли и Конти пристали въ партіи гибеллиновъ, Вителли взяли сторону гвельфовъ.
Могущество знатныхъ фамилій поддерживалось ихъ умѣніемъ владѣть оружіемъ и преданностью набранныхъ ими отрядовъ, между тѣмъ какъ папское правительство предоставило защиту государства наемникамъ. Всѣ Орсини, Колонна, Савелли и Конти, однимъ словомъ, все римское дворянство состояло изъ кондоттьери; каждый изъ нихъ имѣлъ въ своемъ распоряженіи отрядъ вооруженныхъ людей, безусловно преданныхъ ему; и каждый поступая на службу того или другого короля, республики или папы, велъ переговоры и заключалъ условія, отъ своего имени. Въ короткіе промежутки отдыха отъ чужихъ войнъ, кондоттьери возвращался въ свой укрѣпленный замокъ и группировалъ вокругъ себя новыя силы. Чѣмъ больше было такихъ предводителей въ той или другой фамиліи, тѣмъ она была могущественнѣе.
Продолжительныя войны между Колонна и Орсини заставили сельскихъ жителей окончательно удалиться изъ Камланьи, гдѣ они не находили больше безопасности ни для себя лично, ни для своихъ стадъ и жатвы. Одни только обитатели укрѣпленныхъ замковъ были защищены отъ грабежа солдатъ. Среди постоянныхъ опустошительныхъ войнъ уничтожены были всѣ виноградники и оливковыя деревья, такъ что, мало по малу, римская Камланья обратилась въ безлюдную пустыню безъ жилищъ и деревьевъ. Только кое-гдѣ можно было встрѣтить отдѣльныя полосы засѣянной земли, обработанныя наскоро, съ слабой надеждой на жатву. На покинутыхъ поляхъ распространился заразительный воздухъ мареммъ; всякій разъ, когда прежніе жители, пользуясь спокойнымъ временемъ, дѣлали попытки вернуться на старыя мѣста, то погибали отъ злокачественной лихорадки. Также безуспѣшны были старанія мѣстнаго дворянства загладить опустошенія, произведенныя войной, потому что вслѣдъ затѣмъ начинались новыя распри и битвы, которыя уничтожали плоды ихъ труда.
Рѣзкую противоположность съ этой печальной картиной предъявляли многочисленные дворы мелкихъ правителей, придававшіе Романьи внѣшній видъ щеголеватости и богатства. Во всѣхъ (виденціяхъ были прекрасные церкви и дворцы, и при этомъ рачительныя библіотеки. Въ числѣ приближенныхъ каждаго владѣтельнаго князя было всегда нѣсколько поэтовъ, художниковъ и ученыхъ. Такая умственная роскошь вела еще къ большей демонизаціи; придворные льстецы наперерывъ восхваляли щедрость своего покровителя, между тѣмъ какъ надъ подданными тяготѣлъ безпощадный гнетъ.
Возможность получить болѣе или менѣе богатое наслѣдство составляла важный вопросъ для князей при ихъ незначительныхъ средствахъ; въ этихъ случаяхъ они не останавливались ни передъ какими злодѣяніями для достиженія цѣли. Когда дѣло шло объ устраненіи ближайшихъ родственниковъ, то происходили возмутительныя семейныя трагедіи; корыстолюбіе уступало мѣсто жестокости, непризнающей никакихъ человѣческихъ чувствъ.
Леонардо сообщилъ своему другу, что Саванарола много разъ говорилъ противъ этихъ злоупотребленій въ своихъ проповѣдяхъ.
Но еще сильнѣе ратовалъ смѣлый монахъ противъ положенія дѣлъ при папскомъ дворѣ
"Возможно-ли, что ты, Римъ, еще стоишь на землѣ? воскликнулъ онъ "однажды во время проповѣди. Въ одномъ Римѣ одинадцать тысячъ распутныхъ женщинъ; и это только приблизительная цифра. Священники проводятъ ночи съ этими женщинами, а утромъ служатъ обѣдню и раздаютъ святые дары! Все продажно въ Римѣ; всѣ духовныя должности и даже кровь Христову можно получить за деньги! Но скоро настанетъ судъ Божій! Римъ и Италія будутъ уничтожены до-тла. Страшныя полчища мстителей вторгнутся въ страну и покараютъ высокомѣріе князей! Церкви обращенныя священниками въ публичныя дома позора, будутъ служить стойлами для лошадей и нечистаго скота".
При тогдашнихъ условіяхъ, на каждомъ поприщѣ дѣятельности можно было найти цѣль, гдѣ человѣкъ съ благороднымъ образомъ мыслей и высокими стремленіями могъ достойно примѣнить свои умственныя силы. Вездѣ проявлялись задатки могучаго прогрессивнаго движенія, которое уже не ограничивалось одной областью, искусства. Наукой ревностно занимались выдающіеся люди, отъ которымъ можно было заранѣе ожидать, что они вскорѣ достигнутъ въ ней блистательныхъ результатовъ; удивительныя открытія предвѣщали совершенно новую эпоху культуры. Кто въ это время чувствовалъ потребность плыть за потокомъ великихъ событій, для того возможность стоять у центра христіанскаго міра должна была казаться особенно заманчивой.
Пьетро Пацци не могъ сомнѣваться, что его стремленія въ этомъ направленіи увѣнчаются полнымъ успѣхомъ, потому что послѣ смерти Лоренцо, не только Клара, но сынъ и наслѣдникъ Лоренцо, Пьетро Медичи, возобновилъ прежнія отношенія съ своими родственниками. При этомъ условіи естественно было ожидать, что молодой Медичи приметъ живое участіе въ судьбѣ своего двоюроднаго брата Пацци.
Пьетро Медичи не отличался энергичнымъ характеровъ. Сначала онъ совсѣмъ подчинился матери и своей супругѣ Альфонсинѣ, но теперь онъ искалъ противовѣса этому вліянію въ дружескихъ сношеніяхъ съ семьей Пацци, съ которой былъ связанъ воспоминаніями дѣтства. Пьетро Медичи былъ воспитанъ какъ сынъ владѣтельнаго королевскаго дома; привитое ему высокомѣріе, мало по малу, сдѣлалось какъ бы его природнымъ свойствомъ. Флонентинцы вѣроятно примирились бы съ его недостатками изъ уваженія къ памяти Лоренцо и признали бы его власть надъ Флоренціей, но оскорбительное обращеніе двухъ гордыхъ римлянокъ постоянно возбуждало неудовольствіе знатныхъ домовъ города. Было нѣсколько случаевъ, когда Клара требовала себѣ услугъ отъ женщинъ древнѣйшихъ фамилій и ставила ихъ этимъ въ положеніе статсъ-дамъ; не разъ также она сидя принимала женъ уважаемыхъ патриціевъ, которыя являлись къ ней съ визитомъ, и, не приглашая ихъ сѣсть, считала въ порядкѣ вещей, чтобъ онѣ стояли передъ ней.
Такія же выходки, время отъ времени, позволяла себѣ Альфонснна и вызвала ими пассивный протестъ со стороны Пьетро, который все болѣе и болѣе началъ тяготиться окружавшей его атмосферой безумнаго высокомѣрія и тупаго поклоненія неподвижной формѣ. Въ душѣ его невольно воскресало воспоминаніе о счастливыхъ годахъ дѣтства, когда онъ игралъ въ саду виллы Пацци съ своимъ двоюроднымъ братомъ Пьетро и его сестрой, и слышалъ похвалы простому и привѣтливому обращенію своего прадѣда, великаго Косьмы Медичи. Хотя его симпатія къ обитателямъ замка Буэнфидардо выражалась въ видѣ весьма незначительныхъ и какъ бы случайныхъ знаковъ вниманія, но семья Пацци не могла сомнѣваться, что Пьетро Медичи лично расположенъ къ ней. Тѣмъ не менѣе, это не имѣло никакого дѣйствительнаго значенія, пока мать и жена Пьетро Медичи не рѣшились отступить отъ своей неприступной гордости, которая служила главнымъ препятствіемъ къ возобновленію прежнихъ дружественныхъ отношеній. Теперь Клара сама сдѣлала первый шагъ въ примиренію съ семьей Пацци; поводомъ къ этому послужило желаніе Лодовико Моро породниться съ домомъ Медичи.
Леонардо да-Винчи, во время своего пребыванія въ замкѣ Буэнфидардо, такъ привязался къ его обитателямъ, что долгая разлука съ ними была немыслима для него. Тѣсная дружба съ Пьетро Пицци вполнѣ объясняла его частыя посѣщенія, между тѣмъ какъ, съ другой стороны, искренное и привѣтливое обращеніе съ нимъ хозяина дома, въ связи съ тѣмъ восторженнымъ поклоненіемъ, съ какимъ онъ относился къ Біанкѣ и Маріи, настолько сблизили молодаго художника со всѣми членами семьи, что они съ нетерпѣніемъ ждали его пріѣзда и всегда встрѣчали съ радостью, какъ любимаго родственника.
Не разъ случалось, что Леонардо проводилъ въ Буэнфидардо нѣсколько недѣль сряду. Онъ давно кончилъ первую начатую имъ картину и пожертвовалъ ее въ капеллу замка; затѣмъ слѣдовали другія работы, за выполненіемъ которыхъ обѣ женщины слѣдили съ живымъ участіемъ. Кромѣ того, Леонардо былъ занятъ различными архитектурными проэктами и обсуждалъ ихъ вмѣстѣ съ Пьетро Пацци, такъ что великое возрожденіе искусствъ чаще прежняго служило предметомъ ихъ разговора.
Такъ называемый готическій стиль, впервые принятый во Франціи, проникъ въ Италію не ранѣе ХІІІ-го вѣка. Причина, почему этотъ стиль былъ перенесенъ сюда не французами, а нѣмцами, могла быть та, что во Франціи, при постройкѣ многихъ соборовъ, ни одинъ сколько нибудь искусный ремесленникъ не имѣлъ надобности искать работы на сторонѣ. Новое направленіе зодчества могло проявиться въ Италіи въ широкихъ размѣрахъ, такъ какъ оно перешло сюда въ то время, когда здѣсь особенно господствовало стремленіе къ сооруженію монументальныхъ церковныхъ зданій. При этихъ условіяхъ античныя формы слились съ готическими, и сдѣлана была попытка постройки куполовъ въ гигантскихъ размѣрахъ; фасадъ нерѣдко принималъ характеръ великолѣпной декораціи; башня оставалась отдѣленной или ее только прислоняли къ церкви. Еще XII-мъ и XIII-мъ столѣтіяхъ, флорентинцы освоились съ древнеримскими формами, какъ это достаточно показываетъ баптистерій, который вслѣдствіе этого долго считался античнымъ храмомъ. Флорентинскій соборъ былъ первоначально сооруженъ по модели Арнольфо, а затѣмъ Брунелески. Николай V-й былъ первый изъ папъ, который чувствовалъ положительную страсть въ постройкамъ. Онъ намѣревался возстановить римскія городскія стѣны, перестроить Борго для помѣщенія курій и соорудить заново Ватиканъ и соборъ св. Петра.
Онъ говорилъ, что началъ эти грандіозныя предпріятія не изъ тщеславія, любви въ роскоши или желанія прославить себя, а съ единственной цѣлью возвысить значеніе апостольскаго престола въ глазахъ всего христіанскаго міра, чтобы впредь немыслимо было изгнать папу изъ Рима, взять его въ плѣнъ или притѣснять какимъ либо способомъ.
Послѣдующіе папы: Каликстъ III, Пій II, Павелъ II, Сикстъ IV, Иннокентій VIII и Александръ IV не выказывали большаго усердія въ данномъ направленіи. Хотя Сикстъ IV велѣлъ построить Понте Систо (средній мостъ на Тибрѣ) и возстановить фонтанъ Треви, но только могущественный папа Юлій II предпринялъ, въ грандіозныхъ размѣрахъ, сооруженіе собора св. Петра и Ватикана. Для исполненія своей задачи онъ могъ пользоваться услугами такихъ людей, какъ Браманте, Рафаэль, Бадьтассаре Перуцци, Антоніо да-Сангалло и Микедь Анджело.
Леонардо да-Винчи, пользуясь уединенной жизнью въ замкѣ Буэнфидардо, помимо живописи, усердно занимался механикой и производилъ свои научные опыты. Подчасъ онъ настолько увлекался ими, что синьора Біанка не разъ говорила шутя, что еще вопросъ: составляетъ ли живопись призваніе Леонардо, и не лучше ли ему сдѣлаться механикомъ или архитекторомъ?
Хотя сердце молодаго художника не всегда оставалось спокойнымъ въ присутствіи Маріи, но если это и было проявленіемъ болѣе страстнаго чувства, нежели обыкновенная дружба, то онъ могъ еще настолько владѣть собой, что не терялъ разсудка и не предавался безумнымъ надеждамъ.
Тѣмъ не менѣе, его поѣздки въ замокъ Буэнфидардо становились все чаще; разставаясь въ послѣдній разъ съ своими друзьями, онъ уѣхалъ съ твердымъ намѣреніемъ вернуться къ нимъ въ самомъ непродолжительномъ времени. Но едва успѣлъ онъ расположиться въ своей городской квартирѣ и приняться за начатую картину, какъ неожиданно явился къ нему Пьетро Пацци и сообщилъ, что вся его семья переѣхала во Флоренцію, въ свою подгородную виллу, и что возобновились прежнія родственныя отношенія съ Медичисами. Поводомъ къ этому переѣзду послужило настоятельное приглашеніе со стороны Пьетро Медичи, въ виду ожидаемаго прибытія миланскаго герцога.
Леонардо былъ не только удивленъ, но и глубоко огорченъ этимъ извѣстіемъ, потому что ему не трудно было догадаться о настоящей причинѣ примиренія между обѣими родственными фамиліями.
Въ городѣ упорно ходили слухи, что начаты переговоры о бракѣ Лодовико Моро съ Маріей Пацци; и молодой живописецъ не сомнѣвался, что только ждутъ пріѣзда миланскаго герцога, чтобы съ общаго согласія приступить къ оффиціальному обрученію.
Теперь для Леонардо должна была превратиться идилія дружескихъ отношеній съ обитателями замка Буэнфидардо, которая дала ему столько свѣтлыхъ, счастливыхъ минутъ. Пьетро видѣлъ, что сообщенное имъ извѣстіе глубоко взволновало его друга, и съ искреннимъ участіемъ пожалъ ему руку.
-- Съ практической точки зрѣнія, сказалъ Пьетро, блистательная судьба ожидаетъ мою сестру. Лодовико Сфорца, герцогъ миланскій, черезъ своихъ посланниковъ предложилъ тѣсный оборонительный союзъ Пьетро Медичи; при этомъ поднятъ былъ вопросъ о бракѣ герцога съ моей сестрой. Начались переговоры, и герцогъ выразилъ желаніе видѣть портретъ Маріи. Но такъ какъ врядъ ли возможно передать болѣе осязательно черты лица Марія и общее впечатлѣніе, производимое ея личностью, какъ ты это сдѣлалъ, Леонардо, на картинѣ, написанной тобою для нашей капеллы, то рѣшено было послать въ Миланъ со всевозможными предосторожностями это образцовое произведеніе твоей кисти.
Леонардо закрылъ лицо обоими руками; его другу показалось, что изъ груди молодаго художника вырвался глубокій вздохъ.
Но Леонардо овладѣлъ собой и послѣ минутнаго молчанія спросилъ:
-- А твоя сестра?
-- Марія готова исполнить волю родителей. Если бракъ состоятся и она будетъ несчастна, то покорится судьбѣ съ терпѣніемъ и кротостью. Она надѣется на милость провидѣнія.
-- Значитъ, этотъ бракъ уже дѣло рѣшенное со стороны герцога?
-- Когда была послана картина, возразилъ Пьетро, то вмѣстѣ съ нею отправился повѣренный по дѣламъ дома Медичи, который въ точности уговорился съ герцогомъ относительно условій брачнаго контракта. Лодовико Моро женится не на дочери Гуильелыю Пацци, а на племянницѣ Лоренцо Медичи, такъ что взаимный оборонительный союзъ домовъ Сфорца и Медичи составляетъ настоящую цѣль предстоящаго брака.
Леонардо при этихъ словахъ еще больше упалъ духомъ, но это продолжалось не долго. Развѣ онъ не зналъ, что Марія недосягаема для него, и не лучшимъ ли доказательствомъ этого служитъ тотъ фактъ, что она скоро сдѣлается владѣтельной особой, герцогиней миланской? Во время разговора онъ все болѣе и болѣе приходилъ въ себя, такъ что ему наконецъ стало казаться, что рѣчь идетъ о бракѣ любимой сестры. Съ напряженнымъ вниманіемъ онъ разспрашивалъ о малѣйшихъ подробностяхъ; и такъ какъ извѣстно было, что Лодовико Сфорца дѣятельный и энергичный человѣкъ и съ возвышенными стремленіями, то онъ подавилъ въ своемъ сердцѣ всякую искру ревности и отъ души пожелалъ, чтобы Марія была счастлива съ своимъ будущимъ мужемъ.
Въ тотъ-же день Леонардо отправился на виллу Пацци, чтобы привѣтствовать своихъ друзей. Грустное чувство слова овладѣло имъ, когда онъ увидѣлъ Марію.
Леонардо не могъ заговорить съ нею о, предстоящемъ супружествѣ, которое еще нельзя было считать совершившимся фактомъ; но въ той застѣнчивости, съ какой молодая дѣвушка поздоровалась съ нимъ, заключалось своего рода признаніе.
Леонардо мысленно хвалилъ себя, что никогда не переступалъ границы, отдѣлявшей бѣднаго художника отъ дочери "ватнаго дона. Между ними могли продолжаться прежнія дружескія отношенія; хотя сердце юноши всякій разъ болѣзненно сжималось, когда онъ думалъ о томъ, что, быть можетъ, съ его глазъ скоро исчезнетъ прелестное существо, составлявшее предметъ его восторженнаго поклоненія:
Родители Маріи были въ наилучшемъ расположеніи духа; помимо того, что личныя качества миланскаго герцога казались имъ Достаточнымъ ручательствомъ счастья ихъ единственной дочери,-- ожидавшая ее блистательная участь превосходила ихъ самыя смѣлыя ожиданія.
Фамилія Медичи была не менѣе довольна предстоящимъ бравомъ; но Клара съ безпокойствомъ думала о встрѣчѣ своей замужней дочери, Маддалевы Чибо, съ Пьетро Пацци.
Маддалена, мало по малу, примирилась съ своей участью и не обращала никакого вниманія на мужа, всѣ помыслы котораго были устремлены на увеличеніе доходовъ и удовлетвореніе своихъ порочныхъ наклонностей. Она сама наслѣдовала отъ отца любовь къ роскоши; невидимому ей доставляло двойное удовольствіе тратить на блескъ домашней обстановки, великолѣпные наряды, блистательныя празднества и покупку драгоцѣнныхъ вещей огромныя суммы денегъ, которыя мужъ ея охотнѣе употребилъ бы на карточную игру. Вслѣдствіе этого, въ кругу знакомыхъ она заслужила репутацію крайне расточительной женщины, между тѣмъ какъ ея уборы и дорогія ткани, купленные на вѣсъ золота, возбуждали вависть дамъ высшаго круга.
Но въ легкомысленной Маддаленѣ, которая до этого интересовалась одними нарядами и удовольствіями, произошла неожиданная перемѣна, послѣ встрѣчи съ предметомъ ея первой любви. Характеръ ея сдѣлался тихимъ и сосредоточеннымъ; она перестала обращать вниманіе на туалетъ и, противъ своего обыкновенія, равнодушно отсылала отъ себя купцовъ, которые ежедневно, являлись въ ея палаццо съ различными драгоцѣнностями и образчиками новыхъ матерій.
Франческетто Чибо скоро догадался о причинѣ такой перемѣны въ настроеніи духа своей жены и пришелъ въ ярость, тѣмъ болѣе, что сознавалъ свое полное безсиліе. Онъ плохо владѣлъ оружіемъ; и при своей непопулярности имѣлъ мало приверженцевъ, такъ что для удовлетворенія мести у него не было другого исхода, какъ пріискать наемныхъ убійцъ, которые избавили бы его отъ ненавистнаго соперника.
Клара видѣла все и знала характеръ своего зятя; она рѣшилась употребить всѣ средства, чтобы отклонить семейную трагедію, которая давалась ей особенно неумѣстною при настоящемъ положеніи дѣлъ. Поэтому она искренно обрадовалась, когда ея старшій сынъ, Пьетро Медичи, передалъ ей разговоръ съ своимъ двоюроднымъ братомъ Пацци, который откровенно сознался ему, что тяготится тихой сельской жизнью и охотно посвятилъ бы себя дипломатическому поприщу при папскомъ дворѣ.
Клара увидѣла въ этомъ желанный исходъ изъ затруднительныхъ обстоятельствъ и съ свойственной ей энергіей взялась хлопотать за молодого Пацци, чтобы удалить его изъ Флоренціи.
Еще до начала празднествъ, устроенныхъ въ честь герцога миланскаго, она вступила въ переписку со своими родными въ Римѣ и, сообщивъ имъ о предполагаемомъ бракѣ Маріи Пацци съ герцогомъ миланскомъ, выразила настоятельное желаніе пристроить при римскомъ дворѣ своего племянника Пьетро Пацци. Отвѣтъ былъ благопріятный: она получила торжественное обѣщаніе, что при первой ваканціи молодой Пацци будетъ возведенъ въ санъ кардинала.
Бракъ племянницы Лоренцо Медичи съ герцогомъ Лодовико Моро былъ важнымъ событіемъ для всей Италіи, потому что фамилія Сфорца, хотя и находилась долгое время въ изгнаніи и едва была возстановлена въ своихъ правахъ, но принадлежала къ самымъ значительнымъ родамъ Италіи. Сестра Лодовико была замужемъ за императоромъ Максимиліаномъ, который женился на ней вскорѣ послѣ своего неудачнаго сватовства къ Аннѣ Бретанской.
Лодовико Моро, вступивъ на герцогскій престолъ, сознавалъ всю непрочность своего положенія и, не находя поддержки въ правителяхъ сосѣднихъ итальянскихъ государствъ, искалъ на сторонѣ надежныхъ союзниковъ. Онъ прежде всего обратилъ вниманіе на фамилію Медичи, представители которой, въ теченіи многихъ лѣтъ, были самовластными правителями Флоренціи. Любовь, какой пользовался Лоренцо среди своихъ соотечественниковъ, давала поводъ надѣяться, что Пьетро будетъ возстановленъ въ правахъ своего отца. Для Медичисовъ родственный союзъ съ герцогомъ миланскимъ былъ тѣмъ болѣе Желателенъ, что вполнѣ удовлетворялъ ихъ честолюбивымъ стремленіямъ; и еслибы у Пьетро Медичи была незамужняя сестра, то она сдѣлалась бы супругой Лодовико Моро, вмѣсто Маріи. Въ тѣ времена, дочери знатныхъ домовъ знали съ дѣтства, что ихъ судьба будетъ рѣшена сообразно волѣ ихъ родителей. Онѣ выростали въ такомъ нравственномъ подчиненіи, что въ большинствѣ случаевъ имъ даже не приходила въ голову мысль о возможности собственнаго выбора.
Такъ было и съ Маріей Пацци. Хотя она никогда не рѣшилась бы противиться желанію родителей и родственниковъ, но днемъ и ночью она не разъ обращалась съ сердечной молитвой въ пресвятой Дѣвѣ по поводу предстоящаго брака. Она молилась, чтобы ея будущій мужъ не былъ безобразнымъ, грубымъ и кровожаднымъ тираномъ, а красивымъ и привѣтливымъ въ обращеніи; и по этому поводу давала различные обѣты, съ полной увѣренностью, что будетъ вѣрной и любящей женой.
Наконецъ, наступилъ день, когда Лодовико Моро въѣхалъ во Флоренцію и остановился передъ палаццо Медичи съ своей многочисленной свитой. Хотя многіе съ волненіемъ ждали его прибытія, но ничье сердце не билось сильнѣе, какъ у Маріи Пацци, въ тѣ безконечныя минуты, когда она въ ожиданіи жениха сидѣла въ большой залѣ нижняго этажа, между матерью и Кларой Медичи, окруженная родными и женами знатнѣйшихъ горожанъ Флоренціи Когда герцогъ показался на порогѣ въ сопровожденіи Пьетро Медичи, обоихъ Пацци и части своей свиты, то Марія едва не вскрикнула отъ радостнаго изумленія; хотя въ послѣднее время она слышала нѣкоторыя подробности о фигурѣ и чертахъ лица миланскаго герцога, но она далеко не представляла его себѣ такимъ мужественнымъ и красивымъ. Сообразно принятому этикету, Марія, вмѣстѣ съ матерью и теткой, должна была сдѣлать нѣсколько шаговъ на встрѣчу гостю; но ей стоило большаго труда исполнить эту формальность, потому что она едва держалась на ногахъ отъ волненія; яркій румянецъ покрылъ ея щеки
Герцогъ былъ не менѣе пріятно пораженъ очаровательной наружностью молодой дѣвушки, которая скоро должна была сдѣлаться его женой. Онъ едва нашелся, чтобы сказать ей нѣсколько словъ въ видѣ привѣтствія. Марія полусознательно отвѣтила ему. Ея застѣнчивость возвратила герцогу его обычное самообладаніе; онъ послѣдовалъ влеченію сердца и вопреки всѣмъ существующимъ обычаямъ, обнялъ свою невѣсту и поцѣловалъ въ губы.
Этимъ нарушены были всѣ предписанія этикета и исчезло стѣсненіе, неизбѣжное въ подобныхъ случаяхъ. Сердце Маріи усиленно билось отъ новыхъ, никогда не испытанныхъ ощущеній полнаго внутренняго счастья; до сихъ поръ никто еще не производилъ на нее такого впечатлѣнія, какъ молодой герцогъ.
Лодовико Сфорца въ свою очередь былъ настолько очарованъ красотой своей невѣсты, что всѣ его честолюбью планы и мысли о великой будущности отступили на задній планъ. Онъ воспользовался первымъ случаемъ, когда остался наединѣ съ Маріей, чтобы сказать ей:
-- Я чувствую себя глубоко виноватымъ передъ вами, синьорина, съ самой минуты нашей встрѣчи. Но будьте милостивы ко мнѣ и простите то преступленіе, которое я позволилъ себѣ относительно васъ.
-- Но въ чемъ-же заключается ваше преступленіе, синьоръ герцогъ?
-- Въ томъ, что я считалъ свой бракъ рѣшеннымъ, прежде чѣмъ познакомился съ вами. Только теперь, когда я увидѣлъ ваши кроткіе, прекрасные глаза, у меня явилось сознаніе, какъ горячо нужно любить васъ.
Марія улыбнулась.-- Такое преступленіе, сказала она, можетъ быть искуплено неизмѣнной вѣрностью; я поэтому я заранѣе готова простить васъ...
Этотъ отвѣть привелъ въ восторгъ герцога. Взглядъ его огненныхъ главъ смягчался и становился кроткимъ всякій разъ, когда онъ встрѣчался съ глазами очаровательной дѣвушки. Онъ былъ въ наилучшемъ расположеніи духа и велъ себя, какъ домашній человѣкъ, въ семьѣ своихъ будущихъ родныхъ, которые, благодаря этому, отнеслись къ нему съ полной сердечностью.
Хотя Гуильельмо Пацци долженъ былъ изъявить согласіе, чтобы свадьба была отпразднована въ палаццо Пьетро Медичи, какъ глады семьи, но при своемъ богатствѣ не имѣлъ надобности прибѣгать въ чемъ либо въ помощи племянника. Онъ назначилъ такое огромное приданое своей единственной дочери, что превзошелъ всѣ ожиданія самого Лодовико Сфорца. Поэтому переговоры продолжались недолго и кончились благополучно; вскорѣ послѣ первой встрѣчи, совершилось обрученіе и назначенъ былъ день свадьбы. Приготовленія заняли нѣсколько недѣль, потому что Пьетро Медичи зналъ, что предстоящая свадьба интересуетъ всѣ европейскіе дворы, которые потребуютъ о ней подробныхъ донесеній отъ своихъ посланниковъ, и не хотѣлъ упустить случая блеснуть пышностью дома Медичи, вошедшей въ поговорку.
Брачныя празднества продолжались нѣсколько дней, а свадьба была такъ великолѣпно обставлена, что самая гордая владѣтельная принцесса была бы удовлетворена оказаннымъ ей почетомъ.
Невѣстѣ были поднесены на память подарки отъ всѣхъ классовъ населенія, такъ что давнишняя непріязнь флорентинцевъ къ дому Пацци, казалось, перешла въ обратное чувство. Взглядъ Маріи всего дольше остановился на дорогомъ молитвенникѣ съ заглавными буквами и прелестными арабесками, нарисованными рукой художника Леонардо да-Винчи. Она держала въ рукахъ этотъ прекрасный подарокъ во время всей свадебной церемоніи, и не разъ на ея глазахъ навертывались слезы при воспоминаніи о счастливыхъ и беззаботныхъ дняхъ,# проведенныхъ ею въ замкѣ Буэнфидардо.
Городъ устроилъ въ честь молодой четы большой турниръ, за которымъ слѣдовало грандіозное пиршество. Во Флоренціи привыкли къ роскошнымъ празднествамъ и ко всякому великолѣпію, но богатство, выказанное въ этотъ день домомъ Медичи, поразило даже самихъ жителей пышнаго города. Среди художественно свитыхъ цвѣточныхъ гирляндъ, развѣшены были вдоль улицъ нарисованные и тканые ковры, которые, по живости и разнообразію красокъ, не уступали окружавшей природѣ Вечеромъ мѣстность вокругъ палаццо Медичи освѣщена была факелами; народъ толпился здѣсь въ безчисленномъ множествѣ, не столько ради шумной музыки и изъ желанія видѣть гостей, какъ потому, что время отъ времени щедрая рука бросала изъ оконъ деньги, которыя люди, стоявшіе на улицѣ, съ громкимъ ликованіемъ оспаривали другъ у друга.
Еще вечеромъ, наканунѣ свадьбы, на виллѣ Пацци, знатнѣйшіе кавалеры и дамы города исполнили "морески" -- театральное представленіе, сопровождаемое мимическими танцами, въ которомъ участвовалъ герцогъ съ своей невѣстой. Всѣ видѣвшіе ихъ обоихъ въ этотъ вечеръ вынесли впечатлѣніе, что врядъ ли имъ придется когда нибудь встрѣтить болѣе красивую и подходящую чету.