Состязаніе постовъ.
Еще въ царствованіе Людовика XI, отца Карла XIII, начало увеличиваться значеніе и могущество французской націи. Людовикъ, незадолго до своей смерти, наслѣдовалъ владѣнія провансальскаго короля Рене, совмѣстно съ его притязаніями на неаполитанскій престолъ. Имя короля Рене не только прославилось, благодаря его качествамъ, какъ правителя, но и по романической репутаціи, которую онъ пріобрѣлъ своими поэтическими дарованіями и покровительствомъ, какимъ пользовались пѣвцы при его дворѣ. Если въ данный моментъ, подъ вліяніемъ вновь отрытыхъ образцовыхъ произведеній античнаго міра, Италія переживала блестящую эпоху Возрожденія, то поэзія еще раньше достигла апогея своей славы, благодаря "Божественной Комедіи" Данте. Но по странному совпаденію, подобно тому, какъ плодотворные зачатки зодчества, въ формѣ готическихъ соборовъ, перешли въ Италію изъ Франція, такъ и Данте обязанъ былъ своимъ первымъ поэтическимъ вдохновеніемъ этой странѣ. Хотя искусство, вслѣдствіе возврата къ древнему міру, достигло новаго разцвѣта въ Италіи, но Франція могла во всякомъ случаѣ заявить притязаніе, что она въ значительной мѣрѣ способствовала этому возрожденію.
Содержаніе "Божественной Комедіи" Данте преимущественно относится къ эпохѣ борьбы гвельфовъ и гиббелиновъ во Флоренціи. Данте въ молодости принадлежалъ къ гвельфамъ, затѣмъ перешелъ на сторону гибеллиновъ, много писалъ и сочинялъ стихи въ защиту своей партіи, которая возлагала большія надежды на прибытіе германскаго императора. Въ своихъ стихахъ Данте впервые поставилъ итальянскій языкъ на опредѣленную и твердую почву для отличія отъ прежнихъ діалектовъ, бывшихъ въ употребленіи. Другъ его, Гіотто, изобразилъ голову поэта, въ серьезныхъ чертахъ котораго выражается глубокое душевное томленіе. Какъ въ Данте, такъ и въ Гіотто видѣнъ новый пошибъ итальянской поэзіи и искусства. Данте учился въ Парижѣ. Портретъ поэта -- самое знаменитое произведеніе Гіотто, такъ какъ въ его мадоннахъ, отчасти видѣнъ отпечатокъ мадоннъ византійскаго типа. Онъ былъ извѣстенъ, какъ живописецъ, скульпторъ и архитекторъ, выполнилъ большія работы въ Неаполѣ и Миланѣ и былъ не разъ приглашаемъ папами въ Римъ и Авиньонъ.
Данте и Гіотто остались друзьями до конца жизни. Когда Гіотто переѣхалъ въ Феррару, то Данте употребилъ всѣ усилія, чтобы его пригласили въ Равенну, гдѣ онъ находился въ то время.
Изъ произведеній Гіотто въ области зодчества наибольшей славой пользуется четырехъ-угольная башня, стоящая рядомъ съ соборомъ Санта-Марія-дель-Фіоре во Флоренціи, сверху до низу обшитая мраморомъ. Ему не удалось окончить ее, равно какъ и Арнольфо не дожилъ до окончанія постройки собора, Гіотто поручили соорудить башню, которая бы превосходила все, что было до этого создано греческимъ и римскимъ искусствомъ. Обшивка изъ черныхъ и бѣлыхъ мраморныхъ плитъ украшена въ высшей степени художественными орнаментами и скульптурными произведеніями.
Гіотто умеръ въ 1336 году, пятнадцать лѣтъ спустя послѣ Данте; его вліяніе на флорентинское искусство удержалось до конца столѣтія. Въ началѣ слѣдующаго столѣтія, выступили: Гиберти, Бруннелески, Донателло и Мазаччіо, изъ которыхъ каждый увеличилъ, въ свою очередь, богатое наслѣдство, оставленное Гіотто въ области искусства.
Между тѣмъ, въ южной Франціи, подъ вліяніемъ мавританской поэзіи и искусства, началась новая жизнь въ смыслѣ развитія языка, эпической и лирической поэзіи.
Трудно сказать въ настоящее время, насколько пребываніе папскаго двора въ Авиньонѣ способствовало художественной и поэтической дѣятельности страны. Въ тѣ времена, въ Испаніи сильно преслѣдовали мавровъ и ихъ соплеменниковъ, евреевъ, но тѣмъ не менѣе, высокій умственный уровень этихъ двухъ народовъ имѣлъ огромное вліяніе на мѣстное населеніе какъ въ Испаніи, такъ и въ южной Франціи. Исламъ и Ветхій Завѣтъ относились враждебно къ скульптурѣ и живописи, но тѣмъ роскошнѣе проявилось художественное творчество въ области архитектуры и поэзіи, и въ обоихъ направленіяхъ, благодаря мавританскому вліянію, созданы были образцовыя произведенія, которыя возбудили удивленіе современниковъ и оказали могущественное воздѣйствіе на развитіе художественной жизни. Зодчество шло рука объ руку съ стремленіемъ создать обстановку, которая бы соотвѣтствовала великимъ произведеніямъ архитектуры; на ряду съ великолѣпными зданіями устраивались прекрасно распланированные сады съ терассами, прудами и фонтанами. Все, что могъ создать свободный полетъ фантазіи, находило у мавровъ роскошное примѣненіе. Подобно тому, какъ въ своихъ постройкахъ они любили изогнутыя линіи и сочетаніе пестрыхъ красокъ, такъ и въ садахъ они устраивали уютные поэтическіе гроты и лабиринты, которые смѣнялись прелестными клумбами цвѣтовъ и шумящими водометами. Танцовальное искусство пользовалось у нихъ особеннымъ почетомъ и, такъ называемые, "морески" -- театральныя представленія, сопровождаемыя мимическими танцами,-- долгое время были любимымъ развлеченіемъ при всѣхъ европейскихъ дворахъ.
Мавры не разъ поселялись на югѣ Франціи и во многомъ оставили здѣсь слѣды своего духовнаго вліянія.
Фантастическія восточныя сказки, въ которыхъ отразился жаркій климатъ Аравіи, подъ вліяніемъ мягкаго и очаровательнаго воздуха южной Франціи, приняли характеръ поэтическихъ образовъ, гдѣ главную роль играла храбрость и рыцарскія добродѣтели, въ связи съ различными приключеніями. Подъ вѣяніемъ христіанскаго міровоззрѣнія, пламенныя любовныя приключенія востока превратились въ нѣжное почитаніе женской красоты, которое со временемъ получило названіе "galanterie". Подобно тому, какъ въ христіанской церкви небесная царица Марія пользовалась высшимъ почитаніемъ, такъ и красивымъ нравственнымъ женщинамъ воздавали родъ поклоненія. Если такая женщина съ красотой соединяла обаяніе ума, знатное происхожденіе и богатство, то около нея группировался цѣлый дворъ мечтательныхъ рыцарей, которые считали для себя честью исполнять ея приказанія или добровольно носили ея гербъ и цвѣта, и этимъ способомъ посвящали себя на служеніе ей. Такіе рыцари во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ и предпріятіяхъ руководились мечтательной надеждой заслужить милость дамы своего сердца въ видѣ подарка ленты, перчатки или ласковаго слова и нѣжнаго взгляда. Выраженіемъ этого рыцарскаго направленія и связаннаго съ нимъ культа служили, между прочимъ, многія мирныя празднества.
Такъ, въ одинъ чудный весенній вечеръ, на равнинѣ, близь того мѣста, гдѣ нѣкогда Петрарка сочинялъ стихи въ честь прекрасной Лауры, собралось многочисленное общество дамъ и кавалеровъ съ нарядной свитой слугъ обоего пола. Мужчины были на рослыхъ сильныхъ коняхъ; женщины -- на чистокровныхъ, хорошо выѣзженныхъ иноходцахъ. Всѣ сошли съ лошадей, потому что достигли цѣли своей поѣздки и увидѣли палатки, приготовленныя для ихъ пріема. Они были на разстояніи нѣсколькихъ часовъ отъ замка Водемонъ; гдѣ жила Жоланта, дочь короля Рене, съ своимъ супругомъ Жофредомъ, графомъ водемонскимъ. Замокъ Водемонъ славился своимъ гостепріимствомъ; но рѣдко его хозяевамъ приходилось принимать такихъ знатныхъ дамъ и кавалеровъ, какъ въ данный моментъ. Французскій король Карлъ VIII, съ своей молодой супругой, удостоилъ посѣщеніемъ свою родственницу Жоланту, и въ честь его было устроено празднество, которое должно было напомнить до малѣйшихъ подробностей старые провансальскіе нравы и дворъ отца графини водемонской.
Ходили слухи, что Жоланта была слѣпа въ дѣтствѣ и что впослѣдствіи искусство одного мавританскаго врача возвратило ей зрѣніе. Теперь она уже была нѣсколько лѣтъ замужемъ и имѣла дѣтей, но вела тотъ же образъ жизни, какъ ея отецъ: она и мужъ ея покровительствовали поэтическому творчеству и поддерживали дѣятельное сношеніе съ лучшими и наиболѣе извѣстными представителями его.
Времена тяжелыхъ бѣдствій прошли для Франціи. Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, Іоанна д'Аркъ воодушевляла французское войско, которое подъ ея предводительствомъ одерживало надъ англичанами побѣду за побѣдой. Съ тѣхъ поръ, послѣ многихъ другихъ битвъ и борьбы, образовалось единое могущественное королевство, и Карлъ VIII имѣлъ въ своемъ распоряженіи значительное войско, послушное его волѣ и настолько пріученное къ дисциплинѣ, что въ этомъ отношеніи съ нимъ не могло сравниться ни одно изъ европейскихъ войскъ. Въ данный моментъ нельзя было предвидѣть ни его будущихъ плановъ, ни того направленія, какое приметъ честолюбіе молодаго короля, потому что супружеское счастье отвлекало его отъ всѣхъ государственныхъ дѣлъ. Различныя увеселенія, устроенныя графиней Жолантой, настолько подходили къ его душевному настроенію, что онъ, въ числѣ другихъ гостей, съ нетерпѣніемъ ожидалъ предстоящаго празднества.
Неизмѣнно ясная и хорошая погода, свойственная этой благословенной мѣстности, вполнѣ благопріятствовала подобнымъ затѣямъ, такъ что еще за день передъ тѣмъ, на большой равнинѣ были раскинуты великолѣпныя палатки, которыя должны были служить мѣстомъ сборища и пріютить многочисленныхъ гостей.
Для королевской четы была приготовлена особенно изящная палатка, голубая, шелковая, съ золотыми лиліями. При этомъ, радушные хозяева позаботились о доставленіи возможнаго комфорта своимъ гостямъ, чтобы каждый изъ нихъ могъ чувствовать себя хорошо и уютно. Передъ палатками короля и королевы поставлена была стража, которая должна была охранять спокойствіе ихъ величествъ. Какъ стража, такъ и вся прислуга была одѣта въ фантастическихъ пестрыхъ костюмахъ, соотвѣтственно цвѣту палатки, при которой она должна была находиться. Сами господа одѣлись съ большимъ вкусомъ въ легкіе, хотя и дорогіе, наряды; кавалеры были безъ оружія; дамы, вмѣсто золота и драгоцѣнныхъ камней, украсили себя живыми цвѣтами. Вездѣ были развѣшены гирлянды и разставлены букеты рѣдкихъ цвѣтовъ, чтобы гости могли насладиться разнообразіемъ ихъ красокъ и тонкимъ ароматомъ.
Праздникъ долженъ былъ продолжаться день и ночь, до слѣдующаго утра. Въ числѣ другихъ развлеченій, вмѣсто обычныхъ рыцарскихъ турнировъ, предположено было устроить поэтическое состязаніе, и съ этой цѣлью графъ Водемонъ пригласилъ нѣсколькихъ наиболѣе извѣстныхъ импровизаторовъ Франціи. Для нихъ приготовлены были различные призы, а тотъ, кто превзойдетъ всѣхъ остальныхъ, долженъ былъ получить изъ рукъ молодой королевы лавровый вѣнокъ и драгоцѣнный аграфъ на шляпу. Раздача призовъ была для поэтовъ самымъ важнымъ моментомъ праздника и могла еще больше утвердить ихъ славу, такъ какъ слухи объ этомъ состязаніи должны были дойти до самыхъ отдаленныхъ дворовъ Европы. Ожиданія остальныхъ гостей соотвѣтствовали ихъ вкусу и склонностямъ; одни собирались ухаживать за дамами, другіе съ удовольствіемъ думали о лакомыхъ блюдахъ и превосходномъ винѣ, которые будутъ поданы за столомъ.
Сообразно обычаю, на одного изъ болѣе пожилыхъ гостей возложена была обязанность распорядителя, которому всѣ должны были повиноваться. Одинъ король могъ отмѣнять его распоряженія, но Карлъ VIII объявилъ, что добровольно отказывается отъ своего права и наравнѣ съ другими признаетъ надъ собою власть распорядителя. Хотя небольшое путешествіе изъ замка Водемонъ не было особенно утомительно, но назначено было полчаса для отдыха, чтобы увести лошадей и дать время гостямъ привести въ порядокъ свой туалетъ. Дамы сняли шляпы и украсили свои головы цвѣтами, выборъ которыхъ зависѣлъ отъ ихъ личнаго вкуса; у однѣхъ волосы были распущены у другихъ подобраны въ сѣтки. Кавалеры остались въ томъ же платьѣ, только перемѣнили тяжелые ботфорты на легкую обувь.
Въ назначенное время всѣ сошлись около королевской палатки, и когда общество оказалось въ полномъ сборѣ, появился король Карлъ съ своей супругой. Затѣмъ гостей пригласили въ большую открытую палатку, гдѣ были разставлены богато сервированные столы. Король сѣлъ рядомъ съ графиней Жолантой; королева около графа Водемонъ; остальные гости размѣстились попарно пестрыми рядами. Поданъ былъ легкій завтракъ, который состоялъ преимущественно изъ плодовъ и рѣдкихъ винъ. Общество было въ наилучшемъ расположеніи духа; серьезные разговоры смѣнялись веселыми шутками и смѣхомъ; но всѣ умолкли, когда вошелъ распорядитель и почтительно поклонился королю. Тогда Карлъ поднялся съ своего мѣста; остальные гости послѣдовали его примѣру.
Общество двинулось въ томъ же порядкѣ, въ какомъ сидѣло за столомъ, къ обширному лугу, на которомъ сдѣланы были приготовленія для состязанія поэтовъ. На дорогомъ коврѣ, подъ великолѣпнымъ балдахиномъ, стояли два трона для ихъ величествъ; на правой и лѣвой сторонѣ отъ нихъ разставлены были кресла и табуреты для остальныхъ гостей. Прислуга была также допущена и сгруппировалась въ почтительномъ отдаленіи отъ своихъ господь.
Шестеро изъ наиболѣе прославленныхъ поэтовъ, всѣ изъ рыцарскаго званія, явились по приглашенію графа Водемона. Для нихъ были приготовлены особыя мѣста въ сторонѣ отъ зрителей. Общество особенно интересовалось двумя Изъ нихъ: рыцаремъ Гуго де-Марилльякъ и сеньеромъ де-Летеялье, которые въ послѣднее время заслужили особенную благосклонность публики своими прекрасными стихотвореніями. При этомъ упорно ходили слухи, что стихи де-Летеллье сочиняются въ монастырѣ однимъ ученымъ монахомъ, который, не желая, чтобы его имя было связано съ подобными свѣтскими произведеніями, отдаетъ ихъ въ полное распоряженіе своего родственника. По кто могъ поручиться въ справедливости этихъ слуховъ!
Изъ множества присутствующихъ рыцарей, молодой Баярдь обращалъ на себя общее вниманіе своей могучей фигурой и красивыми очертаніями лица. Баярдъ еще въ скромномъ званіи паша прославился своей храбростью и считался образцомъ рыцарскихъ добродѣтелей; поэтому, многія знатныя дамы завидовали кроткой Клотильдѣ де-Лиможъ, которую онъ избралъ своей повелительницей на этомъ праздникѣ и даже теперь сидѣлъ рядомъ съ нею.
Когда зрители заняли свои мѣста, распорядитель снова поклонился королю, и его величество подалъ знавъ въ началу состязанія. Первый выступившій поэтъ былъ Клодъ Турне: въ его мелодичномъ стихотвореніи, исполненномъ глубокаго чувства, воспѣта была красота неизвѣстной дамы.
Присутствующіе слушали его съ величайшимъ вниманіемъ. Разговоры прекратились; слышенъ былъ только легкій шорохъ вѣеровъ. Если кто изъ кавалеровъ осмѣливался шепнуть сидѣвшей около него дамѣ какое нибудь замѣчаніе, то неодобрительная улыбка и легкій ударъ вѣеромъ немедленно принуждалъ его къ молчанію. Наконецъ, Турнэ произнесъ послѣдніе строфы своего стихотворенія и удалился съ почтительнымъ поклономъ.
Начался оживленный споръ о достоинствахъ и недостаткахъ поэтическаго произведенія Турнэ; но всѣ сходились въ одномъ, что оно во многихъ отношеніяхъ заслуживаетъ похвалы. Дамы очень желали бы узнать въ кому обращены стихи; но пока нельзя было сдѣлать о нихъ никакого окончательнаго вывода, потому что приходилось предварительно выслушать остальныхъ поэтовъ.
Затѣмъ наступила очередь де-Летеллье. Въ его стихотвореніи говорилось о чувствѣ любви въ общихъ, хотя вполнѣ наглядныхъ чертахъ; но оно было настолько украшено учеными ссылками на греческихъ и римскихъ поэтовъ, что это невольно вызвало у многихъ недовѣрчивую улыбку. Всѣ признавали, что стихи были безупречны по формѣ и въ нихъ заключались возвышенныя прекрасныя мысли; но въ виду возникшаго подозрѣнія относительно ихъ подлинности, никому не пришло въ голову осчастливить де-Летеллье первымъ призомъ.
Другіе, слѣдовавшіе за нимъ поэты, равнымъ образомъ заслужили одобреніе слушателей, такъ какъ по приглашенію графа Водемонъ явились самые знаменитые изъ нихъ, и чтобы достойно почтить великолѣпное празднество, представили лучшія свои произведенія.
Хотя еще не всѣ поэты успѣли представить свои стихи на судъ публики, но когда наступила очередь рыцаря Гуго де-Марилльякъ, то всѣ были увѣрены заранѣе, что онъ получить высшій призъ. Его стихотвореніе, помимо глубины мысли и поэтическихъ образовъ, представляло то преимущество, что было исключительно посвящено прекрасной королевѣ Аннѣ. Даже король выразилъ вслухъ свое полное одобреніе.
Быть можетъ, покажется страннымъ, почему никто изъ остальныхъ поэтовъ не выбралъ этой тэмы; но, какъ оказалось впослѣдствіи, каждый изъ нихъ остановился на другомъ сюжетѣ въ увѣренности, что его товарищи посвятятъ свои стихотворенія молодой королевѣ. Одинъ Гуго находилъ вполнѣ естественнымъ, чтобы прекрасная Анна Бретанская была воспѣта всѣми поэтами, приглашенными на праздникъ, удостоенный ея присутствіемъ.
Когда послѣдній изъ поэтовъ представилъ свое стихотвореніе на судъ слушателей, то объявленъ былъ конецъ состязанія. Король, черезъ распорядителя праздника, пригласилъ пятерыхъ лицъ, которые, подъ его предсѣдательствомъ, составили совѣтъ для раздачи наградъ, потому что, согласно обычаю, каждый изъ поэтовъ долженъ былъ получить награду.
Королева, въ свою очередь, выбрала пятерыхъ дамъ, чтобы сговориться съ ними относительно того, кто будетъ раздавать призы. Это послужило поводомъ къ веселымъ шуткамъ и смѣху, потому что было извѣстно, которой изъ дамъ особенно благоволятъ нѣкоторые изъ поэтовъ; при этомъ названо было имя той особы, на которую въ общихъ чертахъ, намекнулъ де-Летеллье въ своихъ строфахъ о любви.
Вслѣдствіе этого, объявлено было, что каждый поэтъ получитъ призъ отъ дамы, вдохновившей- его музу, такъ какъ изъ ея рукъ ему всего пріятнѣе будетъ принять награду.
Прежде всѣхъ де-Марилльякъ преклонилъ колѣна на подушку, которую ему подалъ придворный пажъ, и подучилъ изъ рукъ молодой королевы лавровый вѣнокъ и драгоцѣнный аграфъ на шляпу съ брилліантовымъ вензелемъ ея величества, выложеннымъ въ видѣ прелестныхъ арабесокъ.
Такіе же призы, хотя меньшей цѣнности, были розданы избранными дамами остальнымъ поэтамъ, подъ шумный говоръ блистающаго общества, обступившаго ихъ со всѣхъ сторонъ.
Когда кончилась раздача призовъ, король и королева поднялись съ своего мѣста и присоединились къ остальнымъ гостямъ изъ которыхъ каждый удостоился ихъ милостиваго вниманія. Никто не чувствовалъ ни малѣйшаго стѣсненія въ образовавшихся группахъ шелъ оживленный разговоръ, время отъ времени слышался дружный смѣхъ; поэтамъ оказывали особенный почетъ на этомъ веселомъ своеобразномъ празднествѣ.
Баярдъ воспользовался моментомъ, когда онъ очутился рядомъ съ де-Летеллье, и сказалъ ему:
-- Я хочу просить васъ, синьоръ де-Летеллье, заняться моимъ обученіемъ; быть можетъ, и мнѣ удастся выражать мои чувства въ прекрасныхъ риѳмахъ. Мы живемъ среди такого полнаго и безмятежнаго мира, что наши шпаги окончательно заржавѣли бы, еслибы не было маленькихъ стычекъ съ разбойниками на нашихъ дорогахъ и мы не дрались на турнирахъ. Намъ необходимо искать другихъ способовъ, чтобы привлечь на себя вниманіе красивыхъ женщинъ, хотя бы въ видѣ служенія изящнымъ искусствамъ, потому что геройство не въ модѣ, и теперь всякій можетъ сказать о насъ, что мы производимъ много шуму изъ пустяковъ.
-- Мнѣ кажется, сказалъ де-Летеллье, что вамъ нечего новыхъ способовъ, чтобы заслужить расположеніе прекраснаго пола. Не только среди придворныхъ дамъ, но и между деревенскими дѣвушками ходятъ разсказы о вашей храбрости и различныхъ приключеніяхъ. Вы скоро сдѣлаетесь героемъ баснословныхъ сочиненій. Вмѣсто того, чтобы сочинять стихи, доставляйте намъ, по прежнему, сюжеты для нашихъ поэмъ и будьте увѣрены, что ваша слава не уменьшится, если когда нибудь ласковый взглядамъ прекрасныхъ глазъ поощритъ поэта. Пусть пройдетъ годъ послѣ женитьбы короля, и онъ неизбѣжно почувствуетъ потребность въ другихъ развлеченіяхъ, чѣмъ то, какое мы сегодня доставили ему, и тогда снова возсіяетъ слава нашего благороднаго рыцарства. Повѣрьте, что король по своему характеру неспособенъ удовлетвориться долгимъ спокойствіемъ и пустыми забавами.
-- Клянусь честью, возразилъ Баярдъ, что такая прелестная женщина, какъ королева Анна, можетъ надѣть розовыя оковы на самаго храбраго человѣка; поэтому я думаю, что и для насъ наступило время заняться мирнымъ искусствомъ, чтобы заслужить ея одобреніе. У короля было много плановъ до его женитьбы, и мы надѣялись, что онъ пожелаетъ овладѣть неаполитанской короной, но теперь я больше не вѣрю этому, такъ какъ красивые глаза королевы имѣютъ для него болѣе сильное обаяніе, нежели потребность увеличить свое могущество.
-- На все свое время, продолжалъ де-Летеллье, подождите только, чтобы Карлъ VIII вспомнилъ въ одинъ прекрасный день, что король Рене, отецъ нашей гостепріимной хозяйки, графини Жоланты, былъ законный наслѣдникъ Неаполя, и тогда снова наступитъ пора для рыцарскихъ подвиговъ.
-- Давай Богъ! замѣтилъ со вздохомъ Баярдъ, потому что мнѣ не легко будетъ научиться пѣснопѣнію, и я убѣжденъ, что всегда останусь жалкимъ риѳмоплетомъ. Мы всѣ учимся съ ранней молодости владѣть оружіемъ, и между служителями музъ есть не мало храбрыхъ людей, но не всякому дано сочинять художественные стихи, а плохой поэтъ играетъ слишкомъ жалкую роль...
Если бы Баярдъ могъ слышать разговоръ, который въ это время происходилъ между королемъ и Марилльякомъ, то онъ убѣдился бы въ справедливости словъ де-Летеллье.
Марилльякъ много путешествовалъ по свѣту; онъ представлялъ собой образецъ странствующаго пѣвца въ широкомъ значеніи этого слова; при всѣхъ дворахъ Европы онъ пользовался особенной милостью, чему отчасти способствовало его необыкновенное умѣніе примѣняться къ обстоятельствамъ. Въ данный моментъ, находясь въ присутствіи своего короля и властелина, онъ откровенно высказалъ свое мнѣніе о нѣкоторыхъ коронованныхъ особахъ. Карлъ съ особеннымъ удовольствіемъ слушалъ остроумнаго Марилльяка, когда этотъ началъ разсказъ о нѣмецкомъ императорѣ Максимиліанѣ, который, по его словамъ, не только покровительствовалъ поэзіи, но и самъ сочинялъ стихи.
-- Имѣете ли вы о нихъ какое нибудь понятіе? спросилъ король съ насмѣшливой улыбкой.
-- Его римско-германское величество, отвѣтилъ Марилльякъ, самъ изволилъ мнѣ читать одно изъ своихъ произведеній; я едва не заснулъ, слушая ихъ. Дѣло шло о восхваленіи двухъ королей: "Weisskunig" (бѣлаго короля) и "Theuerdank" (благомыслящаго); первый долженъ былъ означать отца его германскаго величества, второй -- самого императора. Но кто не имѣлъ счастья слышать это образцовое произведете, тотъ не можетъ составить себѣ понятія, сколько въ немъ напыщенности и преувеличенія!
-- Вполнѣ вѣрю вамъ, возразилъ со смѣхомъ Карлъ; но я постараюсь найти стихи императора восхитительными, потому что скоро наступитъ время, когда его дружба будетъ имѣть для меня большое значеніе. Марія Бургундская была причиной нашей ссоры, но я надѣюсь, что Біанка Сфорца сблизитъ насъ, потому что ея братъ, Лодовико Моро, желаетъ сдѣлаться нашимъ союзникомъ. Вѣроятно, это доставитъ намъ удобный поводъ вмѣшаться въ дѣла Италіи и, вмѣстѣ съ тѣмъ, заявить наши права на неаполитанскій престолъ. Вы, кажется, недавно были въ Италіи; разскажите, какъ тамъ идутъ дѣла?
-- Насколько я могъ видѣть и слышать, во всей Италіи господствуетъ броженіе. Но среди общей безурядицы, въ особенно непривлекательныхъ краскахъ выдвигается личность старшаго сына его святѣйшества; я убѣжденъ, что въ непродолжительномъ времени имя Чезаре Борджіа будетъ внушать ужасъ на всемъ полуостровѣ. Вашему величеству извѣстно, что герцогъ миланскій недавно породнился съ Медичисами, и, вѣроятно, вы ничего не имѣете противъ этого союза?
Король кивнулъ головой въ знакъ согласія.-- Какъ вы думаете, спросилъ онъ неожиданно, какой пріемъ будетъ оказанъ нашимъ войскамъ въ Италіи?
Этотъ вопросъ смутилъ Марилльяка, но онъ тотчасъ овладѣлъ собой и отвѣтилъ уклончиво:
-- Французскія войска вездѣ съумѣютъ внушить къ себѣ уваженіе...
-- Въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія, воскликнулъ король, потому что нигдѣ нѣтъ такой дисциплины, какъ у насъ! Въ Италіи принятъ самый жалкій способъ веденія войны! Національныя войска рѣдко бываютъ въ бою; обыкновенно, правители и города составляютъ военную силу съ помощью найма, и какъ веденіе самой войны, такъ вооруженіе и плата жалованья предоставляется лицу, съ которымъ заключаютъ контрактъ. Сыновья многихъ знатныхъ дворянскихъ фамилій играютъ роль подобныхъ поставщиковъ войска; они берутъ подряды на извѣстныя войны, и ведутъ ихъ съ помощью армій, не знающихъ ни городовъ? ни правителей, за которыхъ имъ приходится сражаться. Большинство этихъ наемныхъ солдатъ представляютъ сборище бродягъ изъ всевозможныхъ странъ. Если дѣло доходитъ до настоящей битвы, то они въ безпорядкѣ напираютъ другъ на друга, съ обѣихъ сторонъ, съ единственной цѣлью обратить непріятеля въ бѣгство. Затѣмъ, они стараются захватить возможно большее количество плѣнныхъ, отбираютъ у нихъ лошадей и оружіе и отпускаютъ на всѣ четыре стороны. Въ виду этого, можно себѣ легло представить, какой страхъ нагнали бы тамъ наши войска, при ихъ обыкновеніи убивать тѣхъ, которые не хотятъ добровольно покориться имъ. Способъ, какимъ бьются наши наемники швейцарцы, стоя, какъ стѣны, замкнутыми баталіонами, показался бы совершенно новымъ въ Италіи и привелъ бы въ трепетъ ихъ жалкія войска. Но еще большій эффектъ произвела бы наша артиллерія. Вмѣсто ихъ каменныхъ пуль, бросаемыхъ изъ огромныхъ желѣзныхъ трубъ, у насъ летятъ желѣзныя пули изъ бронзовыхъ орудій; мы перевозимъ ихъ не въ тяжелыхъ повозкахъ и не на быкахъ, а на легкихъ лафетахъ, запряженныхъ лошадьми, и къ нимъ приставлены опытные и умѣлые люди. Клянусь честью, я съ удовольствіемъ представилъ бы когда нибудь этому изнѣженному народу образчикъ настоящаго способа веденія войны....
Этими словами король кончилъ свой разговоръ съ Марилльякомъ.
Впрочемъ, молодому рыцарю Баярду нечего было завидовать поэтамъ относительно благосклонности прекраснаго пола. Многія дамы, и въ томъ числѣ Клотильда де-Лиможъ, поговоривъ нѣкоторое время съ служителями музъ, обратили все свое вниманіе на красиваго и храбраго рыцаря, потому что изъ всѣхъ качествъ сила и мужество всего больше цѣнятся въ мужчинѣ. Это особенно было замѣтно въ тотъ моментъ, когда король предложилъ всѣмъ участникамъ праздника отправиться на прогулку къ близь лежащимъ развалинами изъ временъ римскаго владычества въ Галліи, которыя были окружены дикими скалами и непроходимымъ лѣсомъ. Баярдъ могъ предложить себя въ спутники любой изъ дамъ и каждая сочла бы это для себя величайшимъ счастьемъ; но онъ, слѣдуя рыцарскимъ правиламъ вѣжливости, предложилъ свои услуги Клотильдѣ де-Лиможъ. Молодая дѣвушка, польщенная этимъ предпочтеніемъ, предалась сладкой надеждѣ, что храбрый рыцарь избралъ ее своей дамой, не только на то время, пока продолжается праздникъ, но что она навсегда пріобрѣла его сердце.
Радостныя мечты о блестящей будущности туманили ей голову; она медленно шла подъ руку съ героемъ, внимательно прислушиваясь къ его словамъ. Хотя разговоръ ихъ не представлялъ ничего особеннаго, но они были настолько поглощены имъ, что только тогда замѣтили, что отстали отъ другихъ, когда дорога стада круто подниматься къ развалинамъ среди кустарника и массивныхъ каменныхъ глыбъ. Баярдъ разсказывалъ о своихъ охотничьихъ приключеніяхъ, о которыхъ напомнила ему дикая, окружавшая ихъ мѣстность, съ ея широкими долинами и причудливыми вершинами скалъ, покрытыхъ густымъ лѣсомъ, вѣроятно скрывавшимъ много дичи.
Клотильда съ живымъ интересомъ слѣдила за его разсказомъ, хотя оглядывалась время отъ времени, чтобы не потерять изъ виду остальнаго общества. Вдругъ она громко вскрикнула и упала безъ чувствъ на руки своего спутника. Баярдъ въ первую минуту не могъ понять причины ея испуга, но, повернувъ голову, увидѣлъ огромнаго медвѣдя, который выглядывалъ изъ-за скалы своими свирѣпыми, налитыми кровью, глазами. Густой кустарникъ отдѣлялъ скалу отъ дороги, такъ что, быть можетъ, ввѣрь спокойно остался бы на мѣстѣ, еслибы его не потревожилъ внезапный крикъ дѣвушки. Рыцарю ничего не оставалось, какъ немедленно напасть на чудовище. Онъ прислонилъ свою даму, лежавшую въ обморокѣ, къ стволу ближайшаго дерева и сталъ пробираться сквозь кустарникъ. Медвѣдь, почуявъ приближеніе врага, поднялся на заднія лапы и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ на встрѣчу смѣлому человѣку. У Баярда не было другаго оружія, кромѣ шпаги, для защиты отъ ожидавшихъ его объятій; онъ хладнокровно подошелъ къ звѣрю и внезапно вонзилъ ему въ грудь острый клинокъ до самой рукоятки. Раненый медвѣдь съ храпомъ повалился на землю въ предсмертныхъ судорогахъ.
Рыцарь вытащилъ свою шпагу изъ раны, изъ которой хлынулъ цѣлый потовъ крови, и тѣмъ же спокойнымъ шагомъ вернулся къ своей дамѣ. Клотильда въ это время пришла въ себя и видѣла конецъ приключенія. Она бросила на смѣлаго рыцаря взглядъ, исполненный восторженной благодарности, когда онъ, вычистивъ травой свою окровавленную шпагу, молча подалъ ей руку, чтобы довести до остальнаго общества, которое, дошло до развалинъ и удивлялось долгому отсутствію отставшей пары. Когда они явились, то обрызганная кровью одежда рыцаря и разстроенный видъ молодой дѣвушки возбудили общее любопытство и послужили поводомъ къ различнымъ вопросамъ и догадкамъ. Баярдъ предоставилъ своей дамѣ сообщить о приключеніи; она сдѣлала это въ самомъ преувеличенномъ видѣ и, называя храбраго рыцаря своимъ спасителемъ разсыпалась въ выраженіяхъ благодарности.
Баярдъ замѣтилъ, что здѣсь не можетъ быть рѣчи объ опасности и спасеніи, потому что. медвѣдь врядъ ли рѣшился бы самъ напасть на нихъ, и что при какихъ бы то ни было условіяхъ его шпага можетъ считаться достаточнымъ ручательствомъ противъ всякихъ случайностей.-- Во всемъ этомъ приключеніи, добавилъ онъ, меня собственно поразило то обстоятельство, что мадемуазель де-Лиможъ упала въ обморокъ!
Тонъ, съ какимъ были, сказаны эти слова, глубоко огорчилъ бѣдную Клотильду, потому что сразу разрушилъ всѣ ея надежды. Баярдъ, который по справедливости заслужилъ отъ своихъ современниковъ названіе "рыцаря безъ страха и упрека", былъ въ высшей степени щекотливъ во всемъ, что касалось его мужской чести. Онъ не могъ простить женщинѣ, которая могла испугаться чего либо въ его присутствіи, и Клотильда поняла, что выказала этимъ недостатокъ довѣрія къ его рыцарской храбрости. Идя подъ руку съ Баярдомъ, она не имѣла никакого повода упасть въ обморокъ отъ страха, и это былъ едва ли не единственный пунктъ, гдѣ она могла нанести ему кровное оскорбленіе.
Такимъ образомъ, Клотильда, по собственной винѣ, упустила единственный представившейся ей случай навсегда привязать къ себѣ сердце рыцаря. Хотя Баярдъ безупречно исполнялъ по отношенію къ ней обязанность вѣжливаго кавалера во время пира, устроеннаго послѣ прогулки; но въ его обращеніи было столько холодной сдержанности, что бѣдная дѣвушка окончательно убѣдилась, что навсегда утратила его расположеніе.
Вечеръ прошелъ въ танцахъ и разнообразныхъ играхъ, которыя продолжались до поздней ночи. На слѣдующее утро все общество отправилось обратно въ замокъ Водемонъ, гдѣ вслѣдъ за тѣмъ, королевская чета милостиво простилась съ гостепріимными хозяевами и уѣхала въ сопровожденіи своей свиты.
Клотильда де-Лиможъ вернулась въ замокъ своего отца съ тяжелымъ сознаніемъ, что еслибы она сохранила присутствіе духа при видѣ медвѣдя, то могла бы сдѣлаться невѣстой самаго храбраго французскаго рыцаря.