Учредитель божьяго града.
Врядъ ли кто изъ лицъ, знавшихъ прежняго робкаго Джироламо Саванаролу, повѣрилъ бы теперь, что онъ тотъ самый суровый монахъ, который своимъ увлекательнымъ краснорѣчіемъ возбуждалъ такое удивленіе въ монастырѣ Санъ-Марко во Флоренціи. Вернувшись въ Болонью, онъ поступилъ въ орденъ доминиканцевъ, потому что праздная созерцательная жизнь, на какую были осуждены монахи другихъ орденовъ не соотвѣтствовала стремленіямъ его подвижнаго воспріимчиваго ума. Теперь для него была доступна общественная дѣятельность: онъ могъ въ качествѣ доминиканскаго монаха сдѣлаться воспитателемъ юношества и народнымъ проповѣдникомъ и съ горячимъ рвеніемъ предался своему призванію. Еще въ Болоньи духовное начальство оцѣнило замѣчательныя способности и ученость Джироламо и назначило его преподавателемъ философіи въ монастырской школѣ.
Но вскорѣ Саванарола пришелъ къ убѣжденію, что онъ долженъ бороться съ различными препятствіями и собственными недостатками, если хочетъ имѣть вліяніе на публику своими проповѣдями. Его голосъ былъ слишкомъ слабъ и не благозвученъ; въ самомъ способѣ изложенія не доставало живости и граціи, и такъ какъ въ первое время своей монастырской жизни онъ наложилъ на себя строжайшій постъ, то настолько ослабѣлъ тѣломъ, что не былъ способенъ къ долгому и усиленному умственному напряженію. Ученики приходили въ восторгъ отъ необыкновеннаго ума своего преподавателя; но всякій разъ когда начальство монастыря заставляло его говорить съ каѳедры, передъ болѣе многочисленной публикой, такія попытки кончались полнѣйшей неудачей.
Въ виду этого, Саванарола послѣ тяжелой внутренней борьбы и долгихъ колебаній рѣшилъ отказаться на нѣсколько лѣтъ отъ всякой общественной дѣятельности и посвятить себя изученію ораторскаго искусства, чтобы придать гибкость своему языку и добиться болѣе живаго и о бразнаго способа изложенія. Старанія его увѣнчались полнымъ успѣхомъ. То, въ чемъ ему отказала природа, было ь избыткомъ восполнено имъ, благодаря его непреклонной волѣ и неутомимому труду. Когда онъ снова вступилъ на каѳедру, то его слушатели едва повѣрили, что это тотъ самый монахъ, котораго ни слышали прежде. Голосъ проповѣдника сдѣлался сильнымъ, звучнымъ и пріобрѣлъ необыкновенную выразительность, между тѣмъ какъ его пламенная внушительная рѣчь возбуждала общее давленіе и неотразимо дѣйствовала на воображеніе и сердца слушателей. Тѣмъ не менѣе, онъ уже достигъ такого самообладанія, что, въ глубинѣ христіанскаго смиренія, приписывалъ происшедшую съ нимъ перемѣну не собственнымъ заслугамъ, а чуду, которое было ниспослано ему свыше, чтобы указать его призваніе.
Съ этого времени Саванарола всецѣло посвятилъ себя проповѣди. Неудержимая сила постоянно влекла его къ открытой борьбѣ съ дурными условіями, которыя все болѣе и болѣе роковымъ образомъ проявлялись въ церкви и государствѣ. Соотвѣтственно своему мистическому настроенію, онъ преимущественно выбиралъ тэмой для своихъ проповѣдей мѣста изъ Откровенія св. Іоанна. Вскорѣ слава его распространилась не только въ Болоньи, но и во всей сужающей мѣстности; каждый желалъ слышать его.
Пока еще никто изъ прежнихъ друзей Джироламо Саванаролы не зналъ, что могущественный проповѣдникъ, призывающій людей къ покаянію, тотъ самый человѣкъ, который юношей бывалъ въ ихъ обществѣ. Но въ самомъ непродолжительномъ времени онъ пріобрѣлъ такую громкую извѣстность, что даже въ семьѣ Бентиноліо за него обратили особенное вниманіе. Многіе города Италіи приглашали, его къ себѣ для проповѣди, и онъ не разъ принималъ эти приглашенія; но теперь онъ рѣшился окончательно покинуть Болонью, чтобы имѣть болѣе широкій кругъ дѣятельности. Эта рѣшимость не стоила ему никакихъ усилій, такъ какъ онъ былъ всецѣло проникнутъ вѣрой въ свое призваніе. Онъ разстался съ младшимъ братомъ Марко Авреліемъ съ твердой надеждой на будушность и отправился пѣшкомъ во Флоренцію, гдѣ поступилъ въ монастырь Санъ-Марко. Здѣсь имя его уже было настолько извѣстно, что настоятель и монахи съ радостью привѣтствовали его прибытіе.
Монастырь Санъ-Марко принадлежалъ доминиканцамъ около пятидесяти лѣтъ.Но еще до этого онъ существовалъ болѣе чѣмъ полтора столѣтія и былъ основанъ съ цѣлью служить убѣжищемъ для аскетовъ Валомброза. Однако, мало-по-малу монахи заслужила дурную репутацію среди мѣстнаго населенія; поэтому папа Евгеній IV счелъ необходимымъ передать монастырь доминиканцамъ, которые считались вліятельнымъ орудіемъ папской власти. Медичисы, въ свою очередь, постоянно дѣлали богатые вклады въ монастырь, вслѣдствіе чего послѣдній находился въ извѣстной зависимости отъ нихъ.
Въ описываемое время монастырь Санъ-Марко имѣлъ уже вполнѣ представительный видъ. Два двора были сплошь окружены зданіями. Фасадъ церкви, заключавшей въ себѣ множество драгоцѣнностей и мощей, былъ обращенъ на улицу; въ самомъ монастырѣ были двѣ трапезы -- большая и малая, капелла и различный хозяйственныя помѣщенія. Рядъ келій занималъ верхній этажъ; тамъ же находилась библіотека, основанная Косьмой Медичи. Всюду стѣны были разукрашены живописью, благодаря такимъ первоклао сныцъ художникамъ, какъ монахъ Бартоломео и Доменико Гирландайо, которымъ предшествовало творчество знаменитаго монаха Анджелико (да-Фіэзоле), такъ что братія постоянно имѣла передъ глазами образцовыя произведенія, служившія выраженіемъ истиннаго благочестія въ искусствѣ.
Въ эти варварскія и смутныя времена, гдѣ себялюбіе заглушало всѣ благородные инстинкты, мирная жизнь въ флорентинскомъ монастырѣ Санъ-Марко представляла назидательный примѣръ самоотверженнаго стремленія въ возвышенной цѣли.
Представители другихъ монашескихъ орденовъ часто расхаживали но городскимъ улицамъ, и хотя у народа все еще сохрани лось привитое съ дѣтства уваженіе къ ихъ сану, но въ отдѣльныхъ случаяхъ они не разъ подавали поводъ въ соблазну и открытому порицанію своимъ безстыднымъ поведеніемъ. Между тѣмъ доминиканцы Санъ-Марко поставили себѣ полезной задачей воспитывать юношество, и при этомъ стремились поучать народъ cъ помощью своихъ проповѣдей. Когда глаза римской церкви дали свое согласіе на основаніе ихъ ордена, то сдѣлалъ это съ твердыя убѣжденіемъ, что доминиканцы будутъ лучшей защитой святаго престола. Ему и въ голову не приходило, что этотъ орденъ можетъ со временемъ на столько усилиться, чтобы воспользоваться своимъ вліяніемъ на народъ противъ папства. Въ послѣднее столѣтіе среди духовенства часто поднимался вопросъ о томъ, что долгъ относительно церкви не имѣетъ ничего общаго съ папскими распоряженіями, въ тѣхъ случаяхъ, когда папа злоупотребляетъ своимъ святымъ саномъ для достиженія свѣтскихъ цѣлей. Этотъ взглядъ находилъ ревностныхъ защитниковъ среди доминиканцевъ и особенно въ лицѣ Саванаролы. Черезъ короткій промежутокъ времени новый монахъ Санъ-Марко сталъ открыто проповѣдывать противъ вопіющихъ злоупотребленій церкви и папства.
Смиренный монахъ, ясный умъ котораго не былъ отуманенъ страхомъ земной власти, долженъ былъ считать чудомъ, что ему дана такая сила рѣчи, противъ которой никто не могъ устоять. Молодые монахи Санъ Марко тѣснились вокругъ него и скоро наши преклоняться передъ нимъ, какъ передъ своимъ руководителемъ, который могъ осуществить ихъ собственныя затаенныя стремленія. Они находили нравственное удовлетвореніе въ томъ, что могутъ сгруппироваться около человѣка, который не только уклоаялся отъ устарѣвшихъ формулъ, но рѣшался свободно говорить противъ злоупотребленій церкви.
Вмѣсто прежней безцѣльной прогулки но корридорамъ монастыря. однообразной бесѣды или чтенія положенныхъ молитвъ въ тишинѣ уединенныхъ келій, они приводили топоръ цѣлые часы въ монастырскомъ саду; здѣсь они слушали краснорѣчиваго проповѣдника, который объяснялъ имъ различные тексты св. Писанія и будилъ ихъ умъ для новаго болѣе широкаго полета мысли. Среди роскошнаго тѣнистаго сада, расположеннаго за монастыремъ, былъ одинъ пунктъ, который скоро сдѣлался обычнымъ мѣстомъ сборища для друзей я слушателей Саванаролы. Огромный розовый кустъ, привезенный изъ Персіи, широко раскинулъ свои вѣтви подъ тѣнью лавровъ и другихъ южныхъ деревьевъ. У этого куста, вѣчно покрытаго пышными цвѣтами, Саванарола говорилъ свои проповѣди; и не только молодые доминиканцы, но многіе ученые и знатные люди изъ города выхлопотали себѣ разрѣшеніе приходить сюда и слушать ученаго монаха, подающаго такія блестящія надежды. Свободное слово въ тѣ времена представляло крайне рѣдкій и тѣмъ болѣе цѣнимый даръ, такъ что число приверженцевъ смѣлаго проповѣдника постоянно увеличивалось. Онъ воспользовался этимъ, чтобы мало по малу возбудить недовольство и положить начало умственному броженію въ кругу мыслящихъ горожанъ. Все яснѣе и прозрачнѣе становились его намеки; онъ порицалъ корыстолюбіе и эгоизмъ знатныхъ людей и преимущественно указывалъ на злоупотребленія, вслѣдствіе которыхъ всѣ высшія и наиболѣе вліятельныя церковныя должности сдѣлались продажными. Саванарола не касался сущности церковныхъ учрежденій, но предсказывать самыя печальныя послѣдствія въ будущемъ, если не прекратится лихоимство относительно церковныхъ имуществъ, которыя былъ самымъ священнымъ достояніемъ всего человѣчества. Онъ считать такія послѣдствія неизбѣжными, если великіе міра сего не убѣдятся въ необходимости принести покаяніе и позаботиться о благѣ подвластныхъ имъ людей. Съ увѣренностью, неоставлявшей никакого сомнѣнія въ слушателяхъ, онъ предвѣщалъ близость божьей кары, которая разразится надъ Италіей въ отмщеніе за пороки ея вельможъ.
Когда выдающійся умъ въ какомъ либо направленіи обращаетъ на себя вниманіе и заставляетъ говорить о себѣ, то онъ прежде всего возбуждаетъ интересъ въ своихъ единомышленникахъ, которые съ искреннимъ участіемъ относятся къ его стремленіямъ. Но если онъ достигъ такого значенія, что имя его на устахъ каждаго, то къ мыслящему и разумному меньшинству примыкаетъ сразу вся масса несамостоятельныхъ умовъ, потому что никто не хочетъ отстать въ поклоненіи вліятельному человѣку, достоинства котораго оцѣнены всѣми. Такимъ образомъ, это кажущееся признаніе дѣйствительныхъ заслугъ нерѣдко становится дѣломъ пустой ходы, а тщеславіе поклонниковъ находитъ себѣ полное удовлетвореніе въ томъ, что они увеличиваютъ собою свиту героя моды. Подобные примѣры всего чаще встрѣчаются между женщинами. Большинству ихъ совершенно безразлично, касается-ли дѣло новой шляпы, музыкальной піесы или краснорѣчиваго проповѣдника; имъ нужно только, чтобы это было нѣчто такое, что возбуждало бы общее удивленіе, привлекало бы къ себѣ всякаго рода людей и о чемъ бы много говорили въ обществѣ. Всѣ эти условія совмѣщались въ особѣ Саванаролы, и поэтому въ непродолжительномъ времени цѣлая толпа тщеславныхъ и пустоголовыхъ жрицъ моды присоединилась къ его слушателямъ. Противники Саванаролы тотчасъ-же воспользовались этимъ обстоятельствомъ, чтобы дать ему презрительную кличку "дамскаго" проповѣдника.
Между тѣмъ слава его далеко распространилась за предѣлы города Флоренціи. Монахъ, который осмѣлился открыто выступить противъ злоупотребленій папской власти, праздности монастырскихъ обитателей и роскоши расточаемой въ дворцахъ властелиновъ, представлялъ собою настолько любопытное явленіе, что каждый желалъ познакомиться съ нимъ.
Ближайшіе итальянскіе города оспаривали другъ у друга честь принять у себя знаменитаго проповѣдника, и хотя Саванарола избѣгалъ всякихъ почестей, которыя относились къ его личности, но въ надеждѣ принести пользу своему дѣлу время отъ времени проповѣдывалъ и въ другихъ городахъ. Изъ Болоньи онъ также много разъ получалъ приглашенія, такъ что наконецъ, уступая усиленнымъ просьбамъ своихъ приверженцевъ, согласился провести здѣсь нѣкоторое время.
Само собою разумѣется, что вѣсть о прибытіи знаменитаго проповѣдника покаянія и небесной кары тотчасъ же разнеслась по городу, и люди всякаго возраста и званія спѣшили воспользоваться возможностью послушать его. Считалось хорошимъ тономъ быть на проповѣди прославленнаго доминиканскаго монаха, и такъ какъ о немъ шли оживленные толки, то его прежніе друзья, жившіе въ Болоньи, мало-по-малу, припомнили всѣ обстоятельства его жизни, связанныя съ ихъ городомъ.
Вспомнила о прошломъ и супруга властителя Болоньи, Ореола Бентиволіо, урожденная Кантарелли, которая, благодаря своему непростительному легкомыслію, нѣкогда доставила столько страданій молодому Джироламо. Въ виду этого, давно забытаго происшествія, она вообразила себѣ, что должна оказать протекцію доминиканскому проповѣднику, чтобы до извѣстной степени загладить свою прошлую вину. Въ то же время, ей хотѣлось выступить передъ публикой въ блистательномъ свѣтѣ и разыграть роль покровительницы даровитыхъ и свободомыслящихъ людей. Поэтому Ореола рѣшилась сама отправиться на проповѣдь Саванаролы, въ соборъ, гдѣ всегда было наибольшее стеченіе народа, чтобы доказать своимъ соотечественникамъ, что если она, такая знатная дама, открыто покровительствуетъ бѣдному доминиканскому монаху, то дѣлаетъ это только изъ уваженія къ его умственному превосходству. Она пригласила нѣсколькихъ дамъ высшаго круга пойти вмѣстѣ съ нею на проповѣдь Саванаролы и просила ихъ предварительно собраться въ ея палаццо. Дамы были польщены честью, оказанной имъ супругой властелина Болоньи, и явились къ ней разряженныя въ назначенный день и часъ. Ореола была въ самомъ веселомъ настроеніи духа и разсказала югъ со смѣхомъ, что Саванарола былъ нѣкогда ея поклонникомъ и даже объяснялся ей въ любви.
Въ это время раздался благовѣстъ соборнаго колокола, возвѣщавшій начало проповѣди; нѣкоторыя изъ дамъ выказали признаки нетерпѣнія, но Ореола не обратила на это никакого вниманія. Наконецъ, она поднялась съ мѣста и пошла въ сопровожденіи своей свиты въ соборъ, гдѣ пройдя сквозь густую толпу, которая почтительно разступалась передъ нею, направилась къ первымъ рядамъ съ торжественнымъ и напыщеннымъ видомъ.
Ея поздній приходъ былъ не только помѣхой для слушателей, но обратилъ вниманіе самого проповѣдника. Онъ узналъ Ореолу съ перваго взгляда, но ея присутствіе не пробудило въ немъ ни малѣйшаго признака прежнихъ ощущеній, такъ какъ уже ничто земное не могло тронуть его сердца. Ему было только досадно, что неожиданное появленіе разряженныхъ женщинъ отвлекло вниманіе его слушателей. Спокойно и съ полнымъ самообладаніемъ онъ прервалъ на минуту свою рѣчь и, обращаясь въ вошедшимъ дамамъ, заявилъ имъ, что если онѣ пожелаютъ въ другой разъ слушать его проповѣдь, то онъ проситъ ихъ прійти во-время, чтобы не возбудить общаго неудовольствія своимъ позднимъ появленіемъ. Ореола считала себя слишкомъ высоко поставленной, чтобы подобное замѣчаніе могло относиться въ ней, поэтому она не придала ему никакого значенія. Она осталась до конца проповѣди, и громко разговаривая съ дамами своей свиты вышла съ ними изъ церкви, не обращая вниманія на остальную публику.
Нѣсколько дней спустя, Саванарола опять проповѣдывалъ въ соборѣ и Ореола осмѣлилась повторить ту же продѣлку. Въ своемъ нелѣпомъ тщеславіи она хотѣла прежде всего выказать себя покровительницей краснорѣчиваго монаха, о которомъ говорилъ весь городъ. При этомъ Ореола надѣла на себя тяжелое дорогое платье, такъ что, когда она проходила по церкви съ другими знатными дамами, то шорохъ богатой матеріи снова нарушилъ благочестивую тишину, господствовавшую въ храмѣ.
Саванарола опять обратился къ ней съ каѳедры съ увѣщаніемъ по поводу ея неприличнаго поведенія, но Ореола и на этотъ разъ приняла равнодушный видъ, какъ будто бы его слова вовсе не относились къ ней.
Въ кругу своихъ пріятельницъ и знакомыхъ она выражала живѣйшій интересъ къ проповѣдямъ смѣлаго доминиканца и даже хвасталась передъ своимъ мужемъ, что Саванарола обязанъ ей своей славой, потому что неудачная любовь была главной причиной его поступленія въ монастырь.
Вскорѣ назначена была третья проповѣдь Саванаролы въ Болоньи, и гордая супруга Ипполита Бентиволіо, не признававшая для себя никакихъ стѣсненій при своемъ высокомъ общественномъ положеніи, отправилась въ соборъ позже прежняго. Она думала только о томъ, чтобы обратить на себя какъ можно болѣе вниманія и выказать передъ публикой полную готовность покровительствовать умственнымъ стремленіямъ своихъ соотечественниковъ.
Но терпѣніе Саванаролы было истощено. Глаза его сверкнули гнѣвомъ, когда Ореола вошла въ церковь въ сопровожденіи своей свиты; онъ выпрямился во весь ростъ, отъ чего фигура его казалась еще болѣе величественной, и, прервавъ проповѣдь, сказалъ громкимъ, рѣзкимъ голосомъ:
-- Напрасно пытался я оградить отъ кощунства гласъ Господень, который говоритъ моими устами, ибо кто положитъ конецъ высокоумію гордыхъ и уничтожитъ ихъ надменность! Вотъ идетъ демонъ, чтобы ввести насъ въ искушеніе и нарушить слово Божіе...
Эти слова поразили присутствующихъ какъ ударъ грома, но для Ореолы они были смертельнымъ оскорбленіемъ, потому что дѣлали ее посмѣшищемъ презираемой ею толпы. Не помня себя отъ ярости, она тотчасъ же вышла изъ церкви въ сопровожденіи сопутствовавшихъ ей разряженныхъ дамъ, которыя сочли за лучшее послѣдовать ея примѣру.
Саванарола спокойно продолжалъ свою проповѣдь; когда онъ кончилъ, то его окружили многіе благомыслящіе люди и, не стѣсняясь, выразили сочувствіе его рѣзвой выходкѣ противъ супруги властителя Болоньи, находя ее вполнѣ заслуженной.
Между тѣмъ, Ореола поспѣшила домой и бросилась въ комнату мужа, который былъ занятъ пробой новаго оружія. Она разсказала ему о случившемся взволнованнымъ прерывающимся голосомъ и, требуя кровавой мести за нанесенное ей оскорбленіе, доказывала своему супругу, что онъ долженъ немедленно убить высокомѣрнаго монаха. Но Ипполитъ Бентиволіо не имѣлъ ни малѣйшаго желанія исполнить это требованіе, и такъ какъ его любовь въ Ореолѣ уже значительно охладѣла, а, съ другой стороны, ея прежнее поведеніе относительно Саванаролы было далеко не безупречное, то онъ отвѣтилъ рѣшительнымъ отказомъ:
-- Если ты хочешь мстить, добавилъ онъ, то сама займись этимъ, потому что ни одинъ разумный человѣкъ не согласится принести подобную жертву изъ-за нелѣпой женской фантазіи. Саванарола любимецъ народа и, въ настоящій моментъ, его жизнь быть можетъ имѣетъ больше значенія въ глазахъ толпы, нежели наша. Совѣтую тебѣ подавить гнѣвъ и забыть сегодняшнюю исторію; не говоря о прошломъ, ты и теперь вполнѣ заслужила его негодованіе своимъ легкомысленнымъ поведеніемъ.
Ореола дрожала отъ злобы, но ей ничего не оставалось, какъ мысленно принести клятву отомстить тѣмъ или другимъ способомъ ненавистному монаху, а пока принять на себя передъ свѣтомъ личину полнѣйшаго равнодушія, тѣмъ болѣе, что смѣлый проповѣдникъ вскорѣ послѣ того выѣхалъ изъ Болоньи.
Во время отсутствія Саванаролы, во флорентинскомъ монастырѣ Санъ-Марко умеръ настоятель, и поднятъ былъ вопросъ о назначеніи ему преемника. Монахи тотчасъ же рѣшили между собою выбрать въ настоятели Джироламо, какъ самаго смѣлаго и даровитаго среди нихъ. Почти всѣ молодые доминиканцы преклонялись передъ нимъ, и даже между болѣе пожилыми монахами были у него приверженцы, которые относились къ нему съ уваженіемъ и любовью. Многіе изъ нихъ готовы были пожертвовать жизнью для Саванаролы, и эти преимущественно настояли на его выборѣ. Когда онъ вернулся въ монастырь, то ему торжественно объявили объ его новомъ санѣ.
Но смиренный Джироламо видѣлъ въ этомъ событіи только указаніе Божественнаго промысла и безпрекословно покорился волѣ монаховъ.
Съ давнихъ поръ было въ обычаѣ, что вновь назначенные настоятели монастыря Санъ-Марко дѣлали визитъ главѣ дома Медичи, чтобы засвидѣтельствовать ему свое почтеніе, какъ бы въ знакъ того, что они отчасти обязаны ему своимъ саномъ. Но Джироламо не исполнилъ этой формальности. При своемъ строгомъ отношеніи къ людямъ онъ считалъ Лоренцо узурпаторомъ, присвоившимъ себѣ господство надъ Флоренціей, который, сверхъ того, по своей расточительности и свѣтскому направленію не заслуживалъ никакого уваженія. Лоренцо напрасно ждалъ нѣкоторое время посѣщенія новаго настоятеля монастыря Санъ-Марко, и ему было въ высшей степени непріятно, что этотъ монахъ не захотѣлъ покориться обычаю, издавна вошедшему въ употребленіе. Но еще больше была оскорблена невниманіемъ монаха супруга Лоренцо Медичи, гордая дщерь дома Орсини. Тѣмъ не менѣе, какъ она сама, такъ и Лоренцо вполнѣ сознавали, что, въ данномъ случаѣ, не можетъ быть и рѣчи о насиліи, потому что Джироламо пользовался любовью толпы, и при этомъ его непоколебимое мужество было всѣмъ извѣстна
У дома Медичи было нѣсколько довѣренныхъ лицъ, которыя въ былыя времена завѣдывали его торговыми дѣлами; Лоренцо, достигнувъ власти, давалъ имъ, время отъ времени, разныя порученія, касающіяся государственнаго управленія.
Теперь онъ послалъ двухъ изъ нихъ: Пьетро де-Бибіенъ и Доменико Бонти къ настоятелю Санъ-Марко, чтобы дружески убѣдитъ его въ необходимости покориться установленному обычаю. Посланные обратили вниманіе Саванаролы на тѣ преимущества, какими пользуется монастырь, благодаря щедрости Лоренцо Медичи, и доказывали, что отъ него собственно зависитъ утвердить выборъ настоятеля. Но Джироламо отвѣтилъ, что обязанъ своимъ саномъ Богу, и никому имъ смертныхъ.
Отказъ Саванаролы былъ тѣмъ непріятнѣе для Лоренцо, настоятель такимъ образомъ открыто объявилъ себя его противникомъ. Онъ сдѣлалъ дальнѣйшую попытку подѣйствовать на Саванаролу, и съ этой цѣлью отправилъ тайно въ монастырь одного изъ своихъ приближенныхъ, такъ какъ ему необходимо было склонить на свою сторону всемогущаго проповѣдника, руководившаго настроеніемъ толпы. Леонардо Ручеллаи, посланный къ Саванаролѣ съ этимъ щекотливымъ порученіемъ, предложилъ ему цѣнные подарки отъ имени правителя Флоренціи, но потерпѣлъ полную неудачу. Джироламо съ презрѣніемъ отвергъ ихъ.
Лоренцо въ третій разъ отправилъ пословъ, которые должны были объяснить упрямому монаху, что его поведеніе посѣетъ раздоръ между флорентинцами и будетъ способствовать образованію новыхъ партій, и, что если онъ не измѣнитъ образа дѣйствій, то его дальнѣйшее пребываніе въ городѣ не можетъ быть терпимо.
Джироламо отвѣтилъ: Въ такомъ случаѣ, пусть удалится Лоренцо, но я долженъ остаться; изъ насъ двоихъ не я, а онъ самъ приноситъ несчастіе городу!
При тѣхъ условіяхъ, въ какихъ находилась Флоренція, Лоренцо могъ потерять всякое значеніе въ глазахъ народной толпы, еслибы въ данный моментъ не воспользовался тѣмъ преимуществомъ, какое имѣлъ надъ настоятелемъ монастыря Санъ-Марко въ силу своего общественнаго положенія. Но съ другой стороны онъ настолько цѣнилъ умнаго и смѣлаго противника, что въ глубинѣ души искренно желалъ примиренія и чувствовалъ потребность идти съ нимъ рука объ руку.
Наконецъ, онъ рѣшился сдѣлать еще одну и послѣднюю попытку, чтобы преодолѣть упрямство Саванаролы, и самъ отправился къ нему. Когда онъ, въ былыя времена, посѣщалъ монастырь Санъ-Марко, то настоятель всякій разъ торжественно встрѣчалъ его въ корридорѣ съ старѣйшимъ изъ монаховъ, но Джироламо отступилъ отъ этого обычая и остался въ своей кельи. Такимъ образомъ Лоренцо долженъ былъ окончательно убѣдиться, что всѣ усилія побѣдить этотъ непреклонный характеръ будутъ напрасными
Здѣсь мы должны сдѣлать небольшое отступленіе, чтобы вполнѣ уяснить себѣ значеніе вышеописаннаго событія. Лоренцо Медичи былъ однимъ изъ выдающихся людей своего времени, и его духовныя стремленія могли осуществляться въ грандіозныхъ размѣрахъ потому, что, благодаря широкимъ торговымъ оборотамъ, онъ постоянно имѣлъ въ своемъ распоряженіи огромныя суммы денегъ. И тогда было не мало властелиновъ, которые покровительствовали искусству; другіе отличались политическимъ честолюбіемъ или славились своимъ богатствомъ, но Лоренцо совмѣщалъ въ себѣ всѣ эти условія, такъ что передъ его звѣздой блѣднѣли всѣ остальныя.
Теперь искусство считается у насъ не болѣе, какъ украшеніемъ жизни, и источникомъ наслажденія для тѣхъ людей, которые способны понимать его, между тѣмъ, какъ для тогдашнихъ флорентинцевъ оно составляло неизбѣжное условіе существованія. Вездѣ слышалось пѣніе, сочинялись стихи; умный разговоръ считался одно! изъ первыхъ потребностей всякаго образованнаго человѣка. И врядъ ли возможно было больше любить свой городъ, нежели его любили флорентинцы! То, что дѣлалось въ немъ, больше интересовало изъ, чѣмъ важнѣйшія событія, происходившія въ остальномъ мірѣ.
Лоренцо былъ наилучшимъ правителемъ для своихъ соотечественниковъ и вполнѣ удовлетворялъ ихъ умственнымъ и нравственнымъ стремленіямъ Между прочимъ, онъ основалъ въ монастырѣ Санъ-Марко родъ музея, гдѣ для художниковъ, желающихъ изучать искусство, выставлены были античныя и новыя скульптурныя произведенія. Благодаря этому музею талантливый Микель Анджело Буонаротти, который до этого, противъ воли своего отца, втайнѣ занимался живописью, поступилъ въ ученики къ Доменико Гирландайо, чтобы испытать свои силы въ скульптурѣ. Первымъ опытомъ Микель Анджело, въ этой области искусства, была маска фауна, сдѣланная имъ въ саду Санъ-Марко, куда онъ случайно зашелъ съ своимъ пріятелемъ Франческо Грановеччи, который также работалъ въ мастерской Гирландайо. Лоренцо Медичи обратилъ вниманіе на эту маску и выхлопоталъ у отца Микель Анджело, чтобы тотъ позволилъ своему сыну жить во дворцѣ Медичи. Вскорѣ послѣ того, Торриджьяно, одинъ изъ соучениковъ Микель Анджело разбилъ ему носъ ударомъ кулака, такъ что послѣдняго принесли замертво домой. Одни говорили, что Микель Анджею былъ самъ причиной ссоры, другіе, что поводомъ къ ней была зависть со стороны менѣе талантливаго художника. Торриджьяно принужденъ былъ бѣжать изъ Флоренціи и послѣ того много лѣтъ не возвращался на родину. Но это событіе не имѣло никакого вліянія на дальнѣйшую судьбу Микель Анджело, который неизмѣнно пользовался особенной милостью Лоренцо и до самой его смерти оставался во дворцѣ Медичи, гдѣ изучалъ богатыя, находившіяся тамъ, сокровища искусства. Кромѣ того, Лоренцо, узнавъ о плохихъ денежныхъ обстоятельствахъ отца Микель Анджело, назначилъ ему небольшую пенсію, что окончательно помирило старика съ профессіей сына. Эти и подобные случаи доказываютъ насколько Лоренцо любилъ и понималъ искусство; его непосредственное вліяніе отразилось и на успѣшныхъ занятіяхъ флорентинской художественной академіи, которая принесла богатые и блестящіе плоды. Властелины могутъ только унизить искусство, если покровительствуютъ ему изъ-за внѣшнихъ поводовъ, а не вслѣдствіе пониманія художественныхъ произведеній или нравственной потребности. Но самъ Лоренцо Медичи былъ основательно знакомъ съ классическимъ міромъ. Онъ выбиралъ болѣе способныхъ юношей по собственной иниціативѣ, назначалъ преподавателей и изъ попытокъ начинающихъ художниковъ могъ составить себѣ болѣе или менѣе правильное сужденіе объ ихъ дальнѣйшей будущности. Драгоцѣнныя коллекціи, предоставленныя имъ въ распоряженіе желающихъ, доставляли и ему самому величайшее наслажденіе. Онъ далъ возможность молодежи сходиться въ его дворцѣ съ первыми учеными Италіи. Тѣ изъ художниковъ, талантъ которыхъ представлялъ для него извѣстный интересъ, всегда находили мѣсто за его столомъ, и онъ всѣми способами старался сблизить ихъ съ своей семьей.
Однако, несмотря на всѣ достоинства Лоренцо и важныя услуги, оказанныя имъ культурѣ Флоренціи, новый настоятель монастыря Санъ-Марко осмѣлился открыто выказать ему свое презрѣніе. При тогдашнихъ условіяхъ, отказъ Саванаролы признать первенство Лоренцо было явнымъ объявленіемъ войны, потому что со времени заговора Пацци домъ Медичи достигъ такой недосягаемой высоты, что никто не осмѣливался оспаривать его власть и вліяніе.
Само собой разумѣется, что смѣлый монахъ долженъ былъ мотивировать своимъ приверженцамъ принятый имъ враждебный способъ дѣйствій. Онъ началъ свои обвиненія съ того, что Лоренцо старался усилить достигнутую имъ власть безнравственными средствами. Бракъ Маддаллены Медичи съ Франческетто Чибо послужилъ ему, въ данномъ случаѣ, наилучшимъ орудіемъ. Франческетто былъ извѣстный игрокъ и часто проматывалъ огромныя суммы; всѣмъ было извѣстно, что золото, которое онъ проигрывалъ, взято имъ изъ папской казны, составленной преимущественно изъ благочестивыхъ приношеній пилигримовъ и изъ доходовъ, получаемыхъ отъ индульгенцій и продажи мощей. Лоренцо выдалъ свою единственную дочь за этого легкомысленнаго человѣка, котораго всѣ считали сыномъ папы, чтобы по возможности сблизиться съ святымъ отцомъ. Цѣль была вполнѣ достигнута, потому что вскорѣ послѣ того второй сынъ Лоренцо, несмотря на свою раннюю молодость, былъ возведенъ въ санъ кардинала.
Въ тѣ времена почти въ каждомъ знатномъ домѣ, не исключая и Медичи, держали астролога, который долженъ былъ ставить гороскопъ при рожденіи дѣтей. Такимъ образомъ, Марсиліо Фичино, астрологъ, жившій во дворцѣ Лоренцо, предсказалъ при рожденіи Джьованни, что онъ будетъ папой. Нѣкоторые ученые въ томъ числѣ Пико де-Мирандола давно возставали противъ астрологіи, доказывая, что вѣра въ звѣзды ведетъ къ безбожію и безнравственности. Саванарола вполнѣ раздѣлялъ ихъ взглядъ. Все это, въ связи съ другими соображеніями, настолько повліяло на ревностнаго монаха, что онъ призналъ діавольскимъ навожденіемъ любовь Лоренцо къ роскоши и искусству и объявилъ ему открытую войну, какъ приверженцу языческихъ воззрѣній и участнику въ безбожныхъ дѣяніяхъ папскаго двора.