Общее вниманіе обращено на приближеніе непріятеля.
Мать Джироламо Саванаролы, въ первое время своего пребыванія въ Флоренціи, предалась всецѣло чувству счастья, которое овладѣло ею съ того момента, какъ она была свидѣтельницей почета, оказаннаго ея сыну. Она была убѣждена, что Джироламо предпринялъ хорошее и богоугодное дѣло; и такъ какъ все доказывало ей, что народъ не только уважаетъ, но и любитъ его, то мысль, что она мать подобнаго человѣка, наполняло ея сердце радостной гордостью.
Но богобоязненная женщина по своему смиренію не подозрѣвала, какъ велико было значеніе Саванаролы даже по отношенію важныхъ міровыхъ событій. Послѣ изгнанія Пьетро Медичи образовались три вышеупомянутыхъ партіи подъ предводительствомъ знатнѣйшихъ родовъ; и такъ какъ, во время пріѣзда во Флоренцію матери и сестры Саванаролы, піаньони одержали верхъ надъ своими противниками, то смѣлый монахъ въ данный моментъ былъ на высотѣ своего могущества. Онъ ввелъ новое государственное устройство, по которому Флоренція должна была сдѣлаться градомъ Божіимъ въ томъ смыслѣ, какъ онъ представлялъ себѣ его. При этомъ никто не долженъ былъ признавать другой власти, кромѣ Іисуса Христа, такъ какъ реформаторъ хотѣлъ образовать родъ духовной республики, съ президентомъ, который былъ бы намѣстникомъ Христа на землѣ. Планы честолюбиваго монаха не ограничивались одной Флоренціей; онъ хотѣлъ преобразовать Италію и мало по малу весь міръ, какъ въ государственномъ, такъ я въ церковномъ отношеніи. Онъ не хотѣлъ измѣнять обѣту своего ордена, а только, указывать путь, по которому должна была слѣдовать вновь учрежденная имъ республика. Въ виду этого онъ не разъ въ проповѣдяхъ говорилъ своимъ слушателямъ: "Не утруждайте меня напрасно и не обращайтесь со всякой бездѣлицей; но я всегда готовъ разрѣшить ваши сомнѣнія или дать совѣтъ въ важныхъ дѣлахъ"! Тѣмъ не менѣе, не смотря на скромную избранную имъ роль, онъ былъ безусловно душой и главой вновь учреждаемаго имъ "Божьяго града"; съ его каѳедры исходила иниціатива и рѣшеніе всѣхъ значительныхъ реформъ. Онъ настойчиво требовалъ кореннаго обновленія христіанской жизни; подъ его руководствомъ пышная и расточительная Флоренція вскорѣ приняла совершенно иной видъ. Театры опустѣли; пришлось закрыть многія гостинницы; все болѣе и болѣе увеличивалось число знатныхъ дамъ, которыя отказывались отъ дорогихъ нарядовъ и жертвовали свои украшенія на алтарь отечества. Многіе купцы вносили большія суммы денегъ, чтобы возвратить хотя часть неправильно пріобретенныхъ богатствъ; однимъ словомъ, вездѣ видно было общее преобразованіе и пробужденіе къ новой жизни.
По настоянію Саванаролы приняты были строгія мѣры къ соблюденію нравственности; всѣ игорные дома были закрыты въ городѣ и назначены строгія наказанія за расточительность и безумную роскошь, какая господствовала въ тѣ времена во всѣхъ слояхъ общества. Онъ хотѣлъ сдѣлать библію краеугольнымъ камнемъ общественной жизни и по прежнему безпощадно клеймилъ всякія злоупотребленія въ церкви, въ особенности торговлю высшими должностями при папскомъ дворѣ.
Солнце счастья снова взошло для него во всемъ блескѣ; въ вербное воскресенье, по его иниціативѣ устроена была торжественная процессія вокругъ города. Онъ хотѣлъ этимъ доставить невинное удовольствіе юношеству и простому народу, въ судьбѣ котораго всегда принималъ самое искреннее участіе.
Подобно тому, какъ и во время карнавала, дѣти были главными участниками торжества, которому благопріятствовало ясное безоблачное небо прекрасной Флоренціи, залитое солнечнымъ сіяніемъ. Болѣе восьми сотъ дѣтей, одѣтыхъ въ праздничное платье и разукрашенныхъ вѣнками, медленно двигались по городскимъ улицамъ среди торжественнаго и церковнаго пѣнія. Безмятежная радость сіяла на ихъ лицахъ, такъ что трудно было вообразить себѣ болѣе привлекательное зрѣлище, нежели то, какое представляли собой эти юныя существа, исполненныя надеждъ и убранныя пестрыми весенними цвѣтами. Нѣкоторыя изъ дѣтей несли въ рукахъ чаши для сбора пожертвованій въ видѣ денегъ, золотыхъ и драгоцѣнныхъ вещей, которыя должны были быть употреблены на устройство праздника для бѣдныхъ жителей города. Какъ во время карнавала, такъ и теперь драбанты открывали и замыкали собой шествіе. Впереди шелъ магистратъ и настоятель Санъ-Марко въ сопровожденіи монаховъ; за ними слѣдовали дѣти и значительная часть городскаго населенія. Нѣкоторые изъ представителей: партіи палдески сдѣлали попытку помѣшать процессіи, но возбудили этимъ такое общее негодованіе, что должны были удалиться со стыдомъ. На площади, передъ монастыремъ Санъ-Марко, гдѣ остановилась процессія, Саванарола съ воодушевленіемъ говорилъ о земной жизни Спасителя; и его проповѣдь была встрѣчена громкими выраженіями сочувствія со стороны дѣтей и всѣхъ присутствующихъ.
Въ эту пору высшей и неоспоримой славы Саванаролы, Анна жила во Флоренціи и могла слѣдить шагъ за шагомъ за дѣятельностью своего сына. Ей рѣдко удавалось видѣть его, потому что множество лежащихъ на немъ общественныхъ и государственныхъ дѣлъ не оставляли ему ни минуты досуга. Но для Анны это было блаженное время; она снова была вблизи своего сына, съ которымъ была столько лѣтъ въ разлукѣ, и благословляла небо, что ей пришлось быть свидѣтельницей его торжества.
Между тѣмъ, французскій король мало по мало стянулъ свои войска, чтобы при первой возможности приблизиться къ цѣли предпринятаго имъ похода. Такимъ образомъ, ему пришлось еще разъ побывать во Флоренціи прежде, чѣмъ направиться къ Риму, а оттуда въ Неаполь. По всѣмъ даннымъ онъ могъ смѣло разсчитывать, что окончитъ походъ безъ пролитія крови. Вездѣ передъ нимъ открывались городскія ворота; правители наперерывъ чествовали его блестящими празднествами. Карлъ VIII былъ безусловно предпріимчивый, энергичный человѣкъ, но не одна военная слава занимала его помыслы, онъ настолько же цѣнилъ гастрономискія наслажденія и общество прекрасныхъ дамъ. Это обстоятельство было хорошо извѣстно Лодовико Моро; поэтому, когда онъ отправился въ Асти, чтобы привѣтствовать короля, то рѣшилъ устроить здѣсь рядъ блестящихъ празднествъ, во вкусѣ своего гостя. Герцогиня Марія отказалась отъ участія въ нихъ подъ предлогомъ нездоровья; но это не помѣшало герцогу выполнить свой планъ и пригласить первыхъ красавицъ Милана, которыя должны были украсить своимъ присутствіемъ пиры, устроенные имъ въ Асти. Французскій король Карлъ и рыцари его свиты вполнѣ оправдали свою репутацію любезныхъ кавалеровъ, такъ какъ общество миланскихъ красавицъ заставило ихъ забыть на нѣсколько дней всѣ тягости труднаго переходя черезъ Альпы и предстоящей войны. Прелестная весенняя погода, изысканный вкусъ въ устройствѣ празднествъ и необыкновенная красота женщинъ были для нихъ макъ бы предвкушеніемъ той жизни, какая ожидала ихъ въ благословенной Италіи. Но въ тоже время они уже отчасти чувствовали на себѣ вліяніе разслабляющей нѣги, которую испытываютъ всѣ чужестранцы подъ очарованіемъ здѣшняго солнечнаго неба и жизни, исполненной наслажденія.
Наконецъ, король выступилъ изъ Асти и безъ всякихъ препятствій дошелъ до Пизы, гдѣ его встрѣтило флорентинское посольство, во главѣ котораго былъ Саванарола. Послѣдній настолько проникся своимъ пророческимъ призваніемъ, что предсталъ передъ французскимъ королемъ съ полнымъ убѣжденіемъ, что его рѣчь окажетъ на него то же неотразимое дѣйствіе, къ которому онъ привыкъ среди своихъ соотечественниковъ.
"Войди въ градъ сей, сказалъ онъ королю, и мы съ веселіемъ и торжествомъ встрѣтимъ тебя, потому что пославшій тебя Тотъ, который восторжествовалъ на крестѣ. Внемли словамъ моимъ, высшій изъ христіанскихъ королей, и запечатлѣй ихъ въ твоемъ сердцѣ. Слуга Господень, вдохновленный свыше, возвѣщаетъ тебѣ, чтобы ты, котораго Господь Богъ послалъ въ эту землю, былъ милостивъ во всѣхъ мѣстахъ, куда ты направишь стопы свои. Но паче всего будь милостивъ въ Флоренціи! Хотя въ ней много людей, творящихъ беззаконія, но есть и много праведниковъ, и ради нихъ ты долженъ пощадить городъ, чтобы они молились о тебѣ и оказали помощь твоимъ подданнымъ. Рабъ Божій, который говоритъ тебѣ отъ имени Всевышняго, молитъ тебя защитить всей силой твоей десницы вдовыхъ, сирыхъ и несчастныхъ и оградить цѣломудріе невѣстъ Христовыхъ, живущихъ въ монастыряхъ, чтобы не умножить грѣховъ на землѣ и не ослабить силу, дарованную тебѣ Богомъ. Вспомни также, великій король, что Господь заповѣдалъ намъ прощать обидѣвшимъ насъ! Если ты полагаешь, что флорентинцы или какой-либо другой народъ оскорбилъ тебя, то прости имъ, потому что они согрѣшили по невѣденію, не зная, что ты посланъ свыше. Вспомни о Спасителѣ, который простилъ убійцамъ, распявшимъ его на крестѣ! Если ты исполнишь все это, то Господь, Владыко живота твоего, преумножитъ твою славу, даруетъ тебѣ побѣду и со временемъ приметъ въ свое вѣчное небесное царствіе".
Слава, которой пользовался Саванарола, была только отчасти извѣстна королю. Онъ не получилъ письма, которое писалъ ему настоятель Санъ-Марко, и поэтому, не придавая особеннаго значенія его рѣчи, обѣщалъ въ общихъ чертахъ сдѣлать все отъ него зависящее, чтобы флорентинцы остались довольны его распоряженіями. При этомъ король невольно вспомнилъ о другомъ своемъ обѣщаніи, данномъ герцогу миланскому въ Асти, которое относилось въ Пьетро Медичи и было крайне тягостно для него; но онъ считалъ неудобнымъ отступить отъ своихъ словъ.
Тайныя намѣренія короля не могли быть извѣстны посольству которое вернулось во Флоренцію съ самыми радужными надеждами, что еще больше усилило уваженіе народа къ Саванаролѣ.
Въ Римѣ слѣдили съ напряженнымъ вниманіемъ за дѣйствіями французскаго короля, особенно въ данный моментъ, когда должны были опредѣлиться его отношенія къ флорентинцамъ. Поэтому, извѣстіе о благополучномъ исходѣ посольства смѣлаго доминиканскаго монаха произвело большое впечатлѣніе при папскомъ дворѣ. Папа сильно разгнѣвался на своихъ приближенныхъ, что они ввели его въ заблужденіе относительно важнаго значенія настоятеля Санъ-Марко и черезъ это помѣшали ему своевременно принять мѣры, чтобы задобрить краснорѣчиваго проповѣдника и заставить его служить интересамъ церкви. Александръ IV въ данномъ случаѣ руководился собственнымъ опытомъ, такъ какъ привыкъ достигать цѣли путемъ подкупа. Онъ былъ глубоко убѣжденъ, что можно купить и такую великую умственную силу, какую представлялъ собой Саванарола, и что весь вопросъ заключается въ томъ, чтобы предложить ему соотвѣтствующую цѣну. Поэтому, папа немедленно послалъ надежнаго человѣка во Флоренцію съ порученіемъ предложить Саванаролѣ должность флорентинскаго архіепископа и кардинальскую шапку подъ условіемъ, что онъ будетъ съ такимъ же рвеніемъ проповѣдывать въ пользу главы церкви, какъ это дѣлалъ прежде противъ него.
Саванарола не только съ негодованіемъ отвергъ это предложеніе, но даже воспользовался имъ, какъ новымъ оружіемъ противъ папы. Въ слѣдующее воскресенье онъ по своему обыкновенію отправился въ соборъ и здѣсь, передъ многочисленной публикой, подробно изложилъ дѣло въ своей проповѣди, окончивъ ее слѣдующими словами: "Я не признаю другого папы, кромѣ Іисуса Христа, и не желаю иной красной шапки, кромѣ той, которая будетъ обагрена моей собственной кровью".
Естественно, что это событіе возбудило оживленные толки во всѣхъ кружкахъ флорентинскаго общества и способствовало еще болѣе рѣзкому обособленію партій за и противъ Саванаролы. Уваженіе, какое чувствовали къ нему монахи монастыря Санъ-Марко, доходило почти до обоготворенія, потому что они лучше другихъ знали, какъ велико было его самоотреченіе и насколько онъ былъ чистъ и безупреченъ въ своей частной жизни. Изъ пожилыхъ монаховъ его наиболѣе горячими приверженцами были: Доменико Буонвичини и Сильвестро Маруффи; изъ молодыхъ особенно выдавался въ этомъ отношеніи Донато Руффіоли, который чувствовалъ къ нему родъ мечтательнаго благоговѣнія.
Монахи другихъ флорентинскихъ монастырей большей частью враждебно относились къ нему, особенно францисканцы, которые остались его непримиримыми врагами и даже не разъ пытались вести съ нимъ открытую борьбу. Такъ, напримѣръ, монахъ этого ордена по имени- Цаккали, въ присутствіи многочисленныхъ слушателей, началъ съ нимъ диспутъ по поводу различныхъ религіозныхъ вопросовъ, но потерпѣлъ полное пораженіе. Равнымъ образомъ, одна монахиня изъ монастыря "Annunziata" поддалась искушенію и также послала вызовъ Джироламо Саванаролѣ, предлагая ему вступить съ нею въ диспутъ. Но знаменитый доминиканскій монахъ съ ироніей отказался отъ ея вызова и написалъ письмо, въ которомъ совѣтовалъ ей не забывать, что она женщина, и не предаваться учености, потому что, сидя за прялкой, она можетъ лучше исполнить свою обязанность. Подобные случаи, о которыхъ онъ постоянно самъ сообщалъ въ проповѣдяхъ своимъ слушателямъ, еще больше увеличивали ту любовь, какую народъ чувствовалъ къ нему.
Патеръ Евсевій совѣтовалъ матери и сестрѣ Саванаролы, чтобы по своемъ прибытіи во Флоренцію онѣ остановились въ женскомъ монастырѣ "Annunziata". Хотя гостепріимство, предложенное имъ приверженцами знаменитаго проповѣдника, избавило ихъ отъ необходимости жить въ монастырѣ, но онѣ тѣмъ не менѣе сочли своимъ долгомъ посѣтить благочестивыхъ сестеръ. Это случилось именно въ то время, когда Саванарола только что заявилъ публично о своемъ отказѣ отъ кардинальскаго достоинства, что казалось обитательницамъ монастыря неслыханнымъ преступленіемъ и новымъ доказательствомъ связи доминиканскаго монаха съ нечистой силой.
Монахини монастыря "Santa Maria Annunziata" приняли съ огорченнымъ видомъ мать и сестру Саванаролы и говорили о немъ такимъ тономъ, который ясно показывалъ ихъ глубокое негодованіе. Беатриче никогда не могла вполнѣ отрѣшиться отъ неудовольствія противъ брата. Но съ того момента, когда она узнала, что Джироламо могъ сдѣлаться кардиналомъ, если бы далъ обѣщаніе служить папѣ, и что онъ добровольно отказался отъ лестнаго предложенія, которое могло принести величайшій почетъ и неисчислимыя выгоды всей семьѣ, то ея затаенное неудовольствіе перешло въ громкія жалобы на брата. Анна напрасно старалась успокоить дочь и защититъ Джироламо. Тѣмъ не менѣе, она также смѣло держала себя относительно. монахинь и горячо защищала сына противъ всѣхъ обвиненій.
То же повторилось и при слѣдующихъ посѣщеніяхъ. Но однажды, когда ученая монахиня, которой Саванарола посовѣтовалъ заняться прялкой, начала рѣзкимъ, монотоннымъ голосомъ изрѣкать проклятія противъ настоятеля Санъ-Марко, а Беатриче вторила ей и строго осуждала брата, огорченная мать залилась горькими слезами. При этомъ, въ пріемной монастыря произошла сцена, мало соотвѣтствовавшая характеру святой обители, которая считалась убѣжищемъ мира и долготерпѣнія.
Отказъ Саванаролы отъ блестящихъ предложеній, сдѣланныхъ ему изъ Рима, какъ и слѣдовало ожидать, привелъ въ ярость папу. Но Александръ IV былъ слишкомъ ловкій дипломатъ, чтобы датъ волю своему чувству, поэтому онъ рѣшилъ принять возможныя предосторожности, прежде чѣмъ приступить къ дѣлу.
Теперь не могло быть ни какого сомнѣнія въ томъ, что Саванаролу нельзя подкупить какими бы то ни было выгодами и что весь вопросъ заключается въ томъ, чтобы лишить его возможности вредить папѣ. Для достиженія этой цѣли необходимо было заманить его въ западню, такъ какъ немыслимо было предпринять что либо противъ него во Флоренціи, гдѣ у него было столько приверженцевъ. Было также извѣстно со словъ кардинала Медичи, брата Пьетро, что герцогъ Миланскій и вся фамилія Медичи будутъ крайне довольны удаленіемъ упрямаго монаха. Въ виду всего этого, папа снова послалъ одного изъ своихъ приближенныхъ къ настоятелю монастыря Санъ-Марко и въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ приглашалъ его пріѣхать въ Римъ. Посланный объяснилъ Саванаролѣ, что святой отецъ желаетъ получить отъ него лично нѣкоторыя указанія относительно его пророческаго дара, тѣмъ болѣе, что сдѣланныя имъ предсказанія оправдались такимъ блистательнымъ образомъ вступленіемъ французовъ въ Италію.
Саванарола отказался и отъ этого предложенія, хотя подъ благовиднымъ предлогомъ, чтобы не возбудить вторично гнѣвъ папы. Онъ сослался на свое слабое здоровье и добавилъ, что въ виду безпокойнаго военнаго времени не считаетъ себя безопаснымъ отъ своихъ враговъ внѣ Флоренціи.
-----
Съ наступленіемъ весны прекрасная кипрская королева снова вернулась въ Азоло, гдѣ она часто принимала гостей при своемъ маленькомъ дворѣ. Хотя и здѣсь ее окружали шпіоны и ей была предоставлена извѣстная свобода только до тѣхъ поръ, пока она оставалась въ бездѣйствіи и не заявляла никакихъ притязаній; но, по крайней мѣрѣ, никто не мѣшалъ ей предаваться любимымъ занятіямъ, пользоваться обществомъ художниковъ и ученыхъ и принимать друзей. Вскорѣ послѣ карнавала, ее посѣтили дамы изъ фамиліи Медичи, въ сопровожденіи неаполитанскаго принца Федериго. Визитъ принца не могъ возбудить подозрѣнія, потому что братъ королевы, Джьоржіо Карнаро, которому она разсказала исторію своей любви, умеръ, вскорѣ послѣ ихъ пріѣзда въ Венецію, и ея тайна была погребена вмѣстѣ съ нимъ въ могилѣ. Равнымъ образомъ никто не придалъ особеннаго значенія тому обстоятельству, что Клара и Альфонсина вернулись однѣ безъ принца.
Въ Венеціи распространился слухъ, что принцъ Федериго боленъ и поэтому не выходитъ изъ дому, между тѣмъ, какъ въ это время, онъ жилъ въ окрестностяхъ Азоло, чтобы сдѣлать необходимыя приготовленіи къ тайному бѣгству Катарины Карнаро. Планъ бѣгства былъ составленъ Кларой Медичи, которая была тѣмъ болѣе довольна имъ" что никто не могъ заподозрить ни ея вліянія, ни участія неаполитанскаго принца.
Появленіе принца Федериго внезапно пробудило кипрскую королеву изъ мирнаго, полуапатичнаго состоянія духа, въ которомъ она прожила нѣсколько лѣтъ. Когда глаза ея встрѣтили взглядъ любимаго человѣка и она почувствовала пожатіе его руки, въ ней снова проснулась прежняя страсть и неразлучная жизнь съ нимъ стала ея завѣтной мечтой. Она слушала съ замираніемъ сердца, когда онъ краснорѣчиво доказывалъ ей, что если она согласится выполнить задуманный планъ бѣгства, то ничто не можетъ помѣшать ихъ браку. Въ это время Клара вмѣстѣ съ невѣсткой разсматривала различныя сокровища искусствъ, собранныя въ красивомъ палаццо кипрской королевы. Такимъ образомъ, влюбленные долго оставались одни; не разъ разговоръ ихъ прерывался горячими поцѣлуями и объятіями. Принцъ Федериго сообщилъ, между прочимъ, что Шарлоттѣ де-Лузиньянъ извѣстны ихъ отношенія и что она съ своей стороны готова оказать ихъ возможное содѣйствіе. Поэтому, Катарина должна была отправиться въ Римъ, къ своей невѣсткѣ, которая приметъ ее съ распростертыми объятіями. Путь былъ свободенъ и не было никакого повода опасаться погони.
Катарина изъявила свое согласіе и принцъ немедленно занялся приготовленіями въ ея бѣгству.
Въ назначенный день кипрская королева собралась въ путь, въ сопровожденіи небольшой свиты, состоящей изъ нѣсколькихъ женщинъ и вооруженныхъ слугъ.
Тотчасъ послѣ ея отъѣзда, принцъ вернулся въ Венецію въ надеждѣ, что ему удастся ввести въ обманъ синьорію. Но едва прошло нѣсколько часовъ, какъ въ палаццо дожей явился гонецъ изъ Азоло съ вѣстью о внезапномъ отъѣздѣ кипрской королевы. Извѣстно было также, что Катарина отправилась въ Римъ, чтобы искать убѣжища у своей политической соперницы, что давало поводъ опасаться, что королева Шарлотта воспользуется этимъ обстоятельствомъ, чтобы устроить новыя козни противъ венеціанской республики, къ которой она чувствовала непримиримую ненависть.
Поэтому, тотчасъ же сдѣланы были необходимыя распоряженія, чтобы вернуть Катарину Карнаро съ дороги и даже, въ случаѣ крайности, вытребовать ее въ Азоло черезъ папское правительство.
Совѣтъ десяти, повидимому, узналъ также, какую роль играла фамилія Медичи въ бѣгствѣ кипрской королевы, и, вѣроятно, правительство венеціанской республики не замѣдлило бы выразить свое неудовольствіе изгнанникамъ, которые отплатили интригами за оказанное имъ гостепріимство. Но въ это время, во Флоренціи снова начались смуты, которыя побудили Медичисовъ отправиться въ сосѣдство роднаго города.
Хотя партія Саванаролы все еще была во главѣ правленія и, повидимому, пользовалась милостью народа, но на улицахъ не прекращались стычки и возмутительныя сцены убійства происходили днемъ и ночью. Неизвѣстные замаскированные люди всюду подкарауливали приверженцевъ Саванаролы, такъ что, наконецъ, дошло до того, что никто не хотѣлъ принять на себя заботу о раненыхъ и умирающихъ. Тогда, по иниціативѣ настоятеля монастыря Санъ-Марко увеличено было общество "Братьевъ Милосердія", въ которомъ участвовали лица изъ всѣхъ сословій. Они появлялись на улицахъ въ одинаковыхъ бѣлыхъ одеждахъ, съ бѣлыми капишонами, покрывавшими всю голову, кромѣ двухъ отверстій для глазъ; никто не гналъ ихъ имени и не могъ разглядѣть ихъ лицъ. При этомъ они обязаны были по обѣту хранить молчаніе, такъ что нерѣдко случалось, что рядомъ съ простымъ работникомъ можно было встрѣтить человѣка изъ самой аристократической фамиліи, но оба съ одинаковымъ усердіемъ исполняли заповѣдь милосердія, подбирала по улицамъ раненыхъ и мертвыхъ, чтобы ухаживать за одними и предать погребенію другихъ.
Своеобразное празднество карнавала, которое произвело такое сильное впечатлѣніе на сердца и настроеніе духа всѣхъ присутствующихъ и еще больше воодушевило приверженцевъ новаго ученія, представляло собою до извѣстной степени высшую точку, какую когда либо достигало могущество Саванаролы. Съ этого момента звѣзда его счастья начала клониться къ упадку; онъ вскорѣ долженъ былъ убѣдиться, насколько измѣнчиво настроеніе толпы, и что тотъ же самый народъ, который сегодня кричитъ: "Оссана!" завтра будетъ кричать: "Распни его!"
Подобно всѣмъ идеалистамъ, Саванарола надѣялся на благородныя свойства человѣческой природы. Эта надежда и вѣра въ Бога не оставляли его ни при какихъ обстоятельствахъ жизни и всего больше способствовали тому ореолу, какимъ было окружено его имя. Но судьба знаменитаго проповѣдника была рѣшена, вслѣдствіе совпаденія интересовъ и честолюбивыхъ стремленій людей, облеченныхъ властью. Началось съ того, что Карлъ VIII, вступивъ во Флоренцію, торжественно объявилъ, что беретъ ее подъ свое покровительство, но подъ условіемъ, чтобы Пьетро Медичи былъ поставленъ во главѣ республики, вмѣсто Саванаролы.
Французскій король и на этотъ разъ остановился въ палаццо Медичи и отсюда велъ переговоры съ "Signoria". Но такъ какъ послѣдняя выказала энергическое сопротивленіе и не соглашалась на возвращеніе Пьетро Медичи, а королю нужны были деньги для предстоящей войны, то, наконецъ, заключенъ былъ трактатъ, послѣ котораго Карлъ VIII выѣхалъ изъ города. Какое впечатлѣніе произвело это событіе на Саванаролу можно видѣть изъ того, что при вторичномъ свиданіи съ королемъ, который сперва казался ему исполнителемъ Божьей кары, онъ сталъ настойчиво уговаривать его направить свои силы противъ турокъ и покинуть Италію.
Пьетро Медичи находился въ неловкомъ и крайне затруднительномъ положеніи. Хотя Карлъ VIII съ своей стороны выказалъ полную готовность провозгласить его правителемъ Флоренціи, но противъ этого возстали не только флорентинцы, но и венеціанцы, которые ворко слѣдили за нимъ и противодѣйствовали всѣмъ распоряженіямъ французскаго короля. Въ то же время, по собственной винѣ Пьетро, прерваны были давнишнія дружескія сношенія съ Неаполемъ.
Клара уговаривала сына отправиться во Флоренцію, встать во главѣ "паллески", овладѣть паллацо "Signoria" и объявить себя самовластнымъ правителемъ. Эта попытка могла имѣть печальныя послѣдствія для Медичисовъ, потому что флорентинцы, чтобы отстоять свою независимость, взяли на себя обязательство выплатить большую сумму французскому королю. Но они не знали еще какимъ способомъ собрать эту контрибуцію, потому что, вслѣдствіе безпокойнаго времени, во всей странѣ былъ недостатокъ въ деньгахъ.
Въ подобныхъ случаяхъ обыкновенно обращались къ богатымъ евреямъ, и если тѣ заявляли о своей готовности собрать требуемую сумму, то почти всегда кончалось тѣмъ, что ихъ обвиняли въ лихоимствѣ или выискивали другой предлогъ, чтобы присвоить себѣ ихъ деньги. Саванарола былъ отъявленнымъ врагомъ евреевъ, и, не желая вступить въ сношенія съ ними, подалъ мысль объ основаніи заемныхъ банковъ во Флоренціи, чтобы этимъ способомъ собрать деньги. Но богатые евреи, которые до сихъ поръ въ затруднительныхъ случаяхъ исключительно снабжали деньгами флорентинское правительство, употребили всѣ старанія, чтобы повредить Саванаролѣ и выставить на видъ его неумѣлость въ дѣлахъ. Но имъ дорого пришлось поплатиться за свои подстрекательства, потому что народъ все еще стоялъ за своего любимца. Во Флоренціи вспыхнуло возмущеніе, вслѣдствіе котораго всѣ евреи были изгнаны изъ города. Въ другихъ городахъ также произошли безпорядки, потому что вездѣ, по случаю войны, правительства нуждались въ деньгахъ и евреи старались добыть ихъ всѣми способами. Отчасти въ виду собственной безопасности, частью, чтобы успокоить раздраженный народъ были возобновлены и усилены прежнія постановленія противъ евреевъ.
Тоже произошло и въ Римѣ, гдѣ не только строже прежняго стали наблюдать за тѣмъ, чтобы они проводили ночь въ Гэтто, но и было возобновлено предписаніе относительно значковъ. Всѣ евреи должны были опять носить на груди лоскутокъ желтаго цвѣта, а всѣ женщины желтый бантъ на правомъ рукавѣ. Желтый значекъ на корабляхъ и лазаретахъ служилъ признакомъ чумы, и поэтому евреи считали это предписаніе величайшимъ позоромъ.
Какъ только эти новыя полицейскія правила были введены въ Римѣ, то одинъ богатый еврей, предполагая, что это дѣлается съ цѣлью выманиванія денегъ, предложилъ папѣ сто тысячъ скуди, если новыя распоряженія не будутъ примѣняться къ нему лично и его семьѣ. Но папа Александръ, не обращая вниманія на то, что этотъ еврей пользовался большимъ уваженіемъ среди своихъ единовѣрцевъ, приказалъ публично высѣчь его; послѣ этого ни одинъ еврей не могъ больше сомнѣваться въ серіозномъ значеніи изданныхъ постановленій.
Карлъ VIII, вступивъ съ войскомъ въ церковную область, долженъ былъ скоро убѣдиться, какъ трудно ему будетъ добыть какой либо провіантъ, потому что страна была окончательно раззорена многолѣтней борьбой Колонна и Орсини. Въ Римѣ со страхомъ узнали о приближеніи непріятеля, потому что здѣсь ходили преувеличенные слухи о необыкновенной организаціи французскаго войска.
На ряду съ этимъ были личности, которыя съ нетерпѣніемъ ожидали прибытія враговъ, такъ какъ связывали различныя мечты съ чужеземнымъ завоеваніемъ и надѣялись достигнуть этимъ способомъ признанія своихъ правъ. Подобно тому, какъ фамилія Медичи надѣялась съ помощью французскаго короля снова получить власть надъ Флоренціей, такъ и Шарлотта де-Лузиньянъ разсчитывала, что Кардъ VIII смирить венеціянцевъ и она воспользуется этимъ случаемъ, чтобы заявить свои права на кипрскую корону.
Роскошный и богатый островъ Кипръ съ давнихъ поръ служилъ яблокомъ раздора и поперемѣнно находился въ зависимости отъ Генуи и Венеціи. Послѣ смерти короля Іоанна, кипрскую корону наслѣдовала Шарлотта Лузиньянская, но ея сводный братъ Іаковъ, побочный сынъ покойнаго короля, насильственно отнялъ у ней престолъ. Тогда Шарлотта, послѣ напрасныхъ усилій снова овладѣть прекраснымъ островомъ, удалилась въ Римъ, гдѣ жила подъ защитой папскаго двора, не теряя надежды, что рано или поздно ей будетъ возвращена кипрская корона. Катарина Карнаро была только годъ супругой короля Іакова. Онъ умеръ, единственный сынъ родившійся послѣ его смерти, прожилъ всего нѣсколько лѣтъ. Катарина оставалась номинальной королевой на кипрскомъ престолѣ, пока это согласовалось съ планами Венеціи. Шарлотта знала, что молодая, неопытная женщина при этихъ условіяхъ не можетъ быть самостоятельной правительницей, и что Совѣтъ Десяти распоряжается ею, какъ своимъ орудіемъ. Поэтому, она никогда не чувствовала ни малѣйшей злобы противъ своей соперницы.
Въ одинъ прекрасный день Щарлотта де-Лузиньянъ сидѣла въ своей комнатѣ съ Катариной Карнаро, которая, по пріѣздѣ въ Римъ поселилась у ней по ея настойчивому приглашенію. Обѣ были заняты рукодѣліемъ, которому научились отъ монахинь, такъ какъ получили воспитаніе въ монастырѣ, подобно дочерямъ всѣхъ знатныхъ фамилій того времени. Катарина Карнаро, еще ребенкомъ въ домѣ своего отца, часто бывала въ обществѣ ученыхъ и художниковъ; ими она была окружена и въ Азоло; вслѣдствіе этого она пріобрѣла много разнообразныхъ свѣденій, которыя давали ей преимущество надъ ея родственницей. Но по своей скромности она никогда не давала ей чувствовать своего умственнаго превосходства.
Теперь все ея вниманіе было поглощено работой Шарлотты де-Лузиньянъ, которая вышивала по полотну кружевной узоръ тонкой золотой проволокой. Она пересѣла на подушку въ ногамъ своей невѣстки и слѣдила за быстрыми движеніями ея пальцевъ, что не мѣшало имъ разговаривать о совершенно постороннихъ вещахъ.
Обѣ женщины, одѣтыя въ богатыя, тяжелыя платья, по модѣ того времени, представляли собой привлекательную картину, достойную кисти художники. Хотя Катаринѣ Карнаро было за тридцать лѣтъ, но она была еще въ полномъ цвѣтѣ красоты и съ такими же роскошными бѣлокурыми волосами, которыми она сливалась въ ранней молодости. Шарлотта была старше ее нѣсколькими годами, что было особенно замѣтно при ея черныхъ глазахъ и волосахъ и южномъ колоритѣ лица.
Шарлотта де-Лузиньянъ радушно приняла свою невѣстку, хотя была крайне удивлена ея неожиданнымъ пріѣздомъ. Она и прежде не чувствовала никакой ненависти къ добродушной Катаринѣ, а съ тѣхъ поръ, какъ принцъ Федериго признался ей въ своей сердечной тайнѣ, она стала живо интересоваться судьбой влюбленной пары. Во всякомъ знатномъ домѣ того времени было такое количество слугъ, что прибытіе свиты Катарины Карнаро не могло составить особеннаго неудобства. Равнымъ образомъ и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ Шарлотта ничего не имѣла противъ пріѣзда кипрской королевы, хотя въ данный моментъ это не вполнѣ согласовалось съ ея планами. Она возлагала большія надежды на французскаго короля; между тѣмъ, человѣкъ, любимый Катариной Карнаро, принадлежалъ къ дому, паденіе котораго было главной цѣлью похода, предпринятаго Карломъ VIII. Но въ политикѣ смотрятъ иначе, нежели въ обыденной жизни. По мнѣнію Шарлотты, ея гостья должна была радоваться прибытію французскаго короля, которое можетъ больше всего содѣйствовать успѣху ея дѣла. Если ему удастся свергнуть неаполитанскаго короля, то гордость Фердинанда будетъ уничтожена и онъ немедленно согласится на бракъ сына съ Катариной, даже безъ малѣйшей надежды на пріобрѣтеніе Кипра.
Шарлотта довольно долго распространялась на эту тему и взаключеніе добавила, что рѣшилась усыновить, принца Федериго неаполитанскаго, чтобы этимъ способомъ удовлетворить одновременно всѣхъ лицъ, заинтересованныхъ въ дѣлѣ. Само собою разумѣется, что это намѣреніе встрѣтило полное сочувствіе со стороны Катарины и еще больше способствовало дружескимъ отношеніямъ между обѣими женщинами.
Жизнь Катарины протекла довольно спокойно; и кромѣ своей несчастной любви къ принцу, она не испытала особенно сильныхъ волненій. Между тѣмъ Шарлотта, въ продолженіи многихъ лѣтъ, напрасно старалась склонить на свою сторону чужеземныхъ властелиновъ, чтобы съ ихъ помощью добиться признанія своихъ правъ на кипрскій престолъ. Она почти всегда жила вдали отъ своего мужа, Людовика Савойскаго, и только тогда рѣшилась поселяться въ Римѣ на болѣе продолжительное время, когда потеряла всякую надежду на скорое выполненіе завѣтной мечты. Но въ это время ея мужъ удалился отъ міра и поступилъ въ монастырь на Женевскомъ озерѣ.
Быть можетъ тяжелая судьба Шарлотты и всѣ вынесенныя ею неудачи и разочарованія были главной причиной того сердечнаго участія, съ какимъ она отнеслась къ любви неаполитанскаго принца и Катарины Карнаро. Она сама потерпѣла крушеніе во всѣхъ своихъ личныхъ привязанностяхъ и теперь чувствовала себя совсѣмъ одинокой на свѣтѣ.
-- Мнѣ часто приходилось слышать, сказала она, продолжая начатый разговоръ, что мужчины большей частью неспособны къ глубокой привязанности. Между тѣмъ, мы видимъ въ семьѣ французскаго короля поразительный примѣръ, который прямо противорѣчивъ этому. Его дядя, Филиппъ Анжуйскій, принужденъ былъ жениться на Біанкѣ Кастильской, хотя давно любилъ одну изъ фрейлинъ своей матери. Біанка приказала удавить ее, въ надеждѣ, что мужъ будетъ вполнѣ принадлежать ей. Но она ошиблась въ своемъ разсчетѣ. Филиппъ до самой смерти не переставалъ оплакивать свою возлюбленную и окончательно бросилъ жену.
-- Неужели онъ оставилъ въ живыхъ убійцу, и не отомстилъ ей за смерть своей возлюбленной? спросила съ удивленіемъ Катарина Карнаро.
-- Нѣтъ, потому что во Франціи мужчина не можетъ мстить за оскорбленіе, нанесенное ему женщиной. Филиппъ съ этого времени отправился странствовать по свѣту и больше не возвращался жъ своей женѣ...
Въ эту минуту слуга доложилъ о прибытіи двухъ дамъ, и Катарина могла заключить по выраженію лица своей невѣстки, что посѣтительницы были знатныя особы. Онѣ остались внизу въ носилкахъ, въ которыхъ совершили свое путешествіе по городу. Шарлотта приказала слугѣ покорнѣйше просить ихъ войти въ домъ и передать, что она будетъ безконечно рада видѣть ихъ. Посѣтительницы были: синьора Адріана Орсини и Лукреція Борджіа, которая называлась племянницей папы, хотя всѣ знали, что она не племянница, а родная дочь Александра IV.
Со времени избранія новаго папы, дѣти его заняли видное положеніе. Хотя онъ торжественно заявилъ, что непотизмъ не будетъ играть никакой роли въ его правленіе, но это было одно изъ многихъ обѣщаній, которымъ самъ Родриго не придавалъ особеннаго значенія, такъ какъ нарушалъ ихъ во всѣхъ случаяхъ, гдѣ это казалось ему необходимымъ для достиженія цѣли.
Еще въ то время, когда онъ былъ кардиналомъ, сынъ его Чезаре отправился для окончанія своего образованія въ Пиву, гдѣ жилъ съ княжеской пышностью, посѣщая иногда семью Медичи во Флоренціи. Тогда же одинадцатилѣтняя сестра его, Лукреція Борджіа, была помолвлена за сына одного испанскаго гранда, которому было не болѣе пятнадцати лѣтъ. Вступленіе Родриго Борджіа на папскій престолъ тотчасъ же отравилось на судьбѣ его дѣтей; онъ назначилъ своего сына Чезаре архіепископомъ Валенсіи, чтобы въ самомъ непродолжительномъ времени возвести его въ санъ кардинала. Вслѣдъ за тѣмъ, Лукреція была обручена съ графомъ Сфорца, родственникомъ миланскаго герцога, и папа призналъ недѣйствительнымъ прежнее обрученіе своей дочери.
Графъ Джьованни Сфорца, подеста Пезаро, былъ однимъ изъ кондоттьери папской арміи. Когда Лукреціи исполнилось четырнадцать лѣтъ, отпразднована была ея свадьба съ графомъ Сфорца съ неслыханнымъ великолѣпіемъ, которое возбудило удивленіе не только жителей Рима, но и всѣхъ европейскихъ дворовъ.
Ровно черезъ годъ послѣ этого событія, Лукреція переѣхала изъ Пезаро въ Римъ, куда вызвали ея мужа, вслѣдствіе приближенія французскаго войска.
Шарлотта де-Лузиньянъ сердечно привѣтствовала почетныхъ посѣтительницъ и представила имъ Катарину Карнаро подъ именемъ маркизы Ципріани изъ Падуи. Катарина съ любопытствомъ смотрѣла на молодую Сфорца, о которой слышала много разсказовъ отъ своей невѣстки. Лукреція въ свою очередь не спускала глазъ съ очаровательной венеціанки; хотя она имѣла такіе же роскошные золотистые волосы, стройный высокій ростъ и въ высшей степени привлекательныя черты лица, но далеко уступала во всѣхъ отношеніяхъ кипрской королевѣ, которая во всей Италіи славилась своей красотой.
Изъ всего, что говорили обѣ римлянки, можно было заключить, что онѣ, наравнѣ съ другими лицами, принадлежавшими въ папскому двору, съ ужасомъ ожидаютъ прибытія французскаго короля и смотрятъ на него, какъ на исчадіе ада. Шарлотта де-Лузиньянъ была слишкомъ умная и опытная женщина, чтобы откровенно высказать свое мнѣніе. Къ тому же долгъ вѣжливости не дозволялъ ей дать почувствовать обѣимъ дамамъ, посѣтившимъ ее въ первый разъ послѣ своего возвращенія въ Римъ, что она находитъ вполнѣ справедливой небесную вару, которая готова была разразиться надъ папой и его приверженцами.
Поэтому, разговоръ скоро перешелъ на общую тему, и среди обмѣна взаимныхъ любезностей, хозяйка дома выразила свое соболѣзнованіе по поводу непріятности, которую недавно испытала синьора Адріана. Послѣдняя выѣхала однажды утромъ съ своей невѣсткой, Юліей Фарнезе, любовницей папы, изъ ея замка Капо де Монте, чтобы посѣтить кардинала Орсини, жившаго въ Витербо. Но на разстояніи одной мили отъ этого мѣста встрѣтился вооруженный отрядъ французской конницы, который захватилъ въ плѣнъ обѣихъ дамъ и препроводилъ въ Монтефіаскоце, вмѣстѣ съ ихъ свитой, состоящей изъ двадцати пяти человѣкъ. И только послѣ того, когда самъ папа обратился письменно къ французскому королю съ просьбой объ ихъ освобожденія и заплатилъ три тысячи дукатовъ, обѣ женщины были выпущены на свободу и отправлены въ Ринъ подъ прикрытіемъ четырехъ сотъ французовъ, которые проводили ихъ до городскихъ воротъ.
Это событіе дало опять богатую тему для разговора, и синьора Адріана воспользовалась удобнымъ случаемъ, чтобы похвалить любезность французовъ.
Послѣ того обѣ дамы встали съ своихъ мѣстъ и начали прощаться. При этомъ синьора Адріана сообщила съ озабоченнымъ видомъ Шарлоттѣ Лузиньянской, которую постоянно называла "ея величествомъ", что вѣроятно на долгое время, какъ она сама, такъ и Лукреція, будутъ лишены всякаго общества, потому что вскорѣ переѣдутъ въ замокъ св. Ангела, куда отправится и его святѣйшество, когда французы вступятъ въ городъ.
-- Неужели вы рѣшитесь на это добровольное заключеніе! воскликнула Шарлотта. Я не могу представить себѣ болѣе скучнаго мѣста, какъ замокъ св. Ангела.
-- Что дѣлать! возразила синьора Адріана, съ глубокимъ вздохомъ поднимая глаза къ небу. Въ такое тяжелое и опасное время, папа почувствовалъ бы себя несчастнымъ, еслибы близкіе ему люди не согласились раздѣлить его участь. Съ другой стороны, можетъ ли быть болѣе утѣшительное сознаніе, какъ то, что находишься вблизи святаго отца, заступающаго мѣсто Бога на землѣ, и поддерживаешь его въ тяжелыя минуты, когда ему приходится страдать за грѣхи другихъ людей!
Хозяйка дома вполнѣ согласилась съ этимъ и добавила, что ей нечего желать благополучія обѣимъ синьорамъ, потому что, въ виду такого благочестиваго рѣшенія, милосердіе Божіе не можетъ покинуть ихъ.
Когда обѣ посѣтительницы удалились, Шарлотта объяснила своей невѣсткѣ нѣкоторыя подробности предъидущаго разговора и упомянула о плѣнѣ обѣихъ пріятельницъ лапы: -- Если бы французы были умнѣе, сказала она, то не взяли бы такого ничтожнаго выкупа за Юлію и Адріану, потому что эти женщины для папы дороже всего, на свѣтѣ. Съ такимъ залогомъ они могли бы вынудить отъ его святѣйшества все, что имъ вздумается; онъ не можетъ жить безъ нихъ, и заплатилъ бы не только три тысячи дукатовъ, а вдвое больше, лишь бы ему возвратили этихъ дамъ. Когда онѣ пріѣхали въ Ватиканъ послѣ этого горестнаго событія, то его святѣйшество вышелъ къ нимъ на встрѣчу въ свѣтскомъ платьѣ. Жители Рима не хотѣли вѣрить собственнымъ главамъ: на папѣ была черная куртка съ отворотами изъ золотой парчи, красивый кушакъ по испанской модѣ; при этомъ шпага, кинжалъ, высокіе сапоги и бархатный беретъ. Впрочемъ, добавила Шарлота, Родриго Борджіа, не смотря на шестидесятилѣтній возрастъ, все еще красивый и статный человѣкъ; но его поведеніе не только оскверняетъ занимаемый имъ постъ, но послужило главнымъ поводомъ къ нашествію французовъ...
Затѣмъ Шарлота сообщила своей внимательной слушательницѣ, что кардиналы Юлій делла Ровере и Асканіо Сфорца сами пригласили французскаго короля, чтобы съ его помощью созвать соборъ и лишить Александра IV его высокаго сана, потому что, по своей распутной жизни, онъ менѣе чѣмъ кто нибудь достоинъ быть главой церкви. По словамъ Шарлотты, кардиналъ делла Ровере былъ злѣйшимъ врагомъ папы. Хотя Карлъ VIII и прежде считалъ себя законнымъ наслѣдникомъ престола, но онъ долго колебался, прежде чѣмъ рѣшился предъявить свои права съ оружіемъ въ рукахъ. Равнымъ образомъ онъ не обратилъ вниманія на приглашеніе Лодовико Моро; и только тогда рѣшился предпринять походъ противъ Рима и Неаполя и двинуть свои войска въ Ломбардію, когда кардиналъ делла Ровере убѣдилъ его въ этомъ, при личномъ свиданіи въ Ліонѣ.
Разсказъ Шарлотты былъ прерванъ появленіемъ слуги, который доложилъ о прибытіи почетнаго гостя.
На этотъ разъ хозяйкѣ дома не пришлось отдать приказанія принять посѣтителя, потому что этотъ уже переступилъ порогъ и едва дождался удаленія слуга, чтобы поцѣловать руку Шарлотты и заключить въ свои объятія Катарину Карнаро, которая съ радостью бросилась къ нему на встрѣчу.
Это былъ принцъ Федериго неаполетанскій, который, убѣждая свою возлюбленную бѣжать изъ Азоло, менѣе всего могъ ожидать такого быстраго хода событій. Онъ хотѣлъ вскорѣ послѣ отъѣзда Катарины отправиться вслѣдъ за нею въ Римъ, въ полной увѣренности, что ничто не помѣшаетъ ихъ тайному браку. Но тутъ совершенно неожиданныя обстоятельства понудили его немедленно вернуться въ Неаполь на помощь отцу, такъ что онъ едва могъ найти настолько времени, чтобы по дорогѣ повидаться съ Катариной въ Римѣ. Онъ разсказалъ въ короткихъ словахъ, что за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ видѣлъ папу въ Ватиканѣ и долго бесѣдовалъ съ нимъ по поводу извѣстій, полученныхъ изъ Неаполя. Его отецъ, король Фердинандъ, опасно боленъ, а старшій братъ, Альфонсъ, принялъ начальство надъ арміей, которая ожидаетъ прибытія французовъ. Главный начальникъ папской арміи, который считаетъ себя родственникомъ принца Альфонса, (такъ какъ женатъ на его побочной дочери), употребилъ всѣ усилія, чтобы убѣдить папу стать на сторонѣ Неаполя, но Александръ IV, едва выслушавъ его, отвѣтилъ, что не желаетъ ссориться съ Франціей и думаетъ вступить съ нею въ мирные переговоры.
-- Мнѣ никогда не приходило въ голову, продолжалъ принцъ взволнованнымъ голосомъ, чтобы Италія дошла до такого разъединенія, какъ это оказывается теперь. Арагонскій домъ долженъ одинъ вынести борьбу противъ непріятеля, который въ десять разъ сильнѣе его и которому открыты всѣ пути на сушѣ и на морѣ...
Съ этими словами принцъ обратился въ Катеринѣ и порывисто обнялъ ее: -- Бываютъ минуты, сказалъ онъ, когда я глубоко сожалѣю, что связалъ твою судьбу съ моей! Прости меня ради той горячей любви, которую я всегда чувствовалъ въ тебѣ, потому что это главная причина моего легкомысленнаго поведеніи. Но подожди еще немного; наша участь должна скоро рѣшиться: или я погибну на полѣ битвы съ врагами моей родины, или вернусь снова въ Римъ, чтобы на зло всѣмъ препятствіямъ навсегда соединиться съ тобой!
-- Не думай, возразила Катарина, чтобы я когда нибудь стала раскаиваться въ моей любви въ тебѣ. Встрѣча съ тобой дала мнѣ единственныя свѣтлыя минуты моей жизни, которая безъ тебя прошла бы среди скучнаго, томительнаго однообразія. Разскажи мнѣ лучше, какъ приняли въ Венеціи извѣстіе о моемъ бѣгствѣ и знаютъ ли тамъ, гдѣ я?
-- Судя по тому, что мнѣ приходилось видѣть и слышать, сенатъ и твои родные сильно встревожены, но врядъ ли они подозрѣваютъ, что ты въ Римѣ, отвѣтилъ Федериго. Но во всякомъ случаѣ мой дорогой другъ, добавилъ онъ, обращаясь въ Шарлоттѣ де-Лузиньянъ и пожимая ей руку, не откажите намъ въ своемъ покровительствѣ и на будущее время; и если все кончится благополучно, то мы будемъ обязаны вамъ счастьемъ нашей жизни! Къ сожалѣнію я не могу долѣе оставаться съ вами ни одной минуты; свита моя готова, чтобы сопровождать меня въ Неаполь...
Принцъ еще разъ обнялъ Катарину:
-- До свиданія, моя дорогая, до свиданія, великодушный другъ, Ангелъ хранитель нашей любви! Если бы я былъ простымъ дворяниномъ, то считалъ бы себя въ тысячу разъ счастливѣе, нежели теперь. Но я не теряю надежны, что моя искренняя любовь преодолѣетъ всѣ препятствія и приведетъ насъ въ желанной цѣли...
Затѣмъ принцъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты и не видѣлъ, какъ бывшая кипрская королева заливалась горькими слезами и бросилась на грудь Шарлотты, которая заключила ее въ свои объятія.