Возвращеніе въ Гетто.
Походъ французскаго короля въ Италію пока не встрѣтилъ никакихъ препятствій; одержанныя побѣды не стоили ему ни капли крови, такъ какъ были достигнуты посредствомъ мирныхъ переговоровъ.
Карлъ VIII, подойдя къ Риму, отправилъ къ папѣ посольство, состоящее изъ знатнѣйшихъ рыцарей его арміи. Послы требовали, чтобы короля безпрепятственно впустили въ Римъ, и обѣщали именемъ его величества, что онъ не нарушитъ папской власти и отнесется съ уваженіемъ къ правамъ церкви. При этомъ они выразили надежду, что всѣ затруденія будутъ устранены при первомъ-же свиданіи папы съ королемъ. Александръ VI въ высшей степени тяготился необходимостью передать свою столицу въ руки непріятеля и отпустить пословъ безъ какихъ либо опредѣленныхъ обѣщаній съ ихъ стороны. По французское войско быстро приближалось къ Риму; кардиналъ делла Ровере собралъ армію и перешелъ открыто на сторону враговъ; въ его рукахъ были важнѣйшія крѣпости страны. Орсини также присоединились къ королю съ своими отрядами. Всякое сопротивленіе казалось невозможнымъ; и папа послѣ долгихъ колебаній согласился на условія, предложенныя ему посольствомъ.
Въ тотъ моментъ, когда принцъ Федериго неаполитанскій выѣхалъ изъ воротъ Санъ-Себастіано, французскій король, во главѣ своей арміи, вступилъ въ вѣчный городъ черезъ ворота Порта Марія дель Пополо.
Авангардъ былъ составленъ изъ швейцарцевъ и нѣмцевъ, которые шли съ своими знаменами подъ звуки барабановъ, одежда ихъ состояла изъ куртки, плотно прилегающей къ тѣлу, и узкихъ панталонъ такого-же покроя, какъ у ландскнехтовъ, и изъ самыхъ разнообразныхъ тканей. Предводители выдѣлялись высокими перьями на шляпахъ; у солдатъ были короткія шпаги и копья; четвертая часть войска была вооружена аллебардами, которыя приходилось держать обѣими руками во время битвы. Первый рядъ каждаго баталіона былъ въ латахъ, равно и предводители.
За швейцарцами шелъ пятитысячный отрядъ гасконцевъ, просто одѣтыхъ и вооруженныхъ арбалетами. Хотя они были вообще ниже ростомъ, нежели швейцарцы, но казались такими-же коренастыми и сильными. Затѣмъ, слѣдовала кавалерія, представлявшая собой цвѣтъ французскаго дворянства; въ первыхъ рядахъ ѣхали Maрилльякъ, Баярдъ, и другіе рыцари въ богатыхъ шелковыхъ плащахъ съ воротниками изъ золотой парчи. Они были вооружены шпагами и длинными мечами. По обычаю, принятому во французской арміи, у лошадей были обрѣзаны уши и хвосты. За каждымъ рыцаремъ слѣдовали три лошади; на одной изъ нихъ ѣхалъ пажъ въ такомъ-же вооруженіи какъ и его господинъ; на двухъ другихъ ѣхали конюхи. Четыреста стрѣлковъ, въ числѣ которыхъ было сто шотландцевъ, окружали короля, при которомъ еще находился конвой изъ дворянъ. Послѣдніе отличались богатствомъ одежды и на этотъ разъ противъ обыкновенія шли пѣшкомъ. Рядомъ съ его величествомъ, шествовали кардиналы: Асканіо Сфорца и Юлій делла Ровере, а за ними кардиналы: Колонна и Севелли. Затѣмъ слѣдовали двое другихъ синьоровъ изъ дома Кодлона и и итальянскіе генералы съ знатнѣйшими французскими рыцарями.
За арміей ввели тридцать шесть пушекъ, длина и тяжесть которыхъ приводила всѣхъ въ изумленіе. Шествіе продолжалось около шести часовъ и подъ конецъ приняло еще болѣе торжественный видъ, когда, вслѣдствіе наступившихъ сумерекъ, зажжены были факела.
Между тѣмъ папа удалился въ замокъ св. Ангела. При немъ находились только шесть кардиналовъ; всѣ остальные присоединились къ королю въ надеждѣ, что онъ созоветъ соборъ и избавить церковь отъ папы, весь образъ жизни котораго представлялъ рядъ публичныхъ скандаловъ. Самъ Александръ VI со страхомъ ожидалъ грозившаго ему собора; но чѣмъ больше онъ тревожился за свою личную безопасность, тѣмъ менѣе выказывалъ онъ желаніе исполнить требованіе короля и сдать ему валокъ св. Ангела, такъ какъ считалъ его наиболѣе вѣрнымъ убѣжищемъ для своей особы. Карлъ VIII охотно направилъ бы свои пушки противъ замка, но приближенные умоляли его не нарушать даннаго слова и пощадить главу церкви.
Замокъ св. Ангела представлялъ плохое помѣщеніе для людей, привыкшихъ къ роскоши и ко всякого рода удобствамъ. Тѣмъ не менѣе, здѣсь было нѣсколько великолѣпно разукрашенныхъ залъ и достаточно комнатъ, чтобы пріютить папу, его друзей и кардиналовъ. Гарнизонъ крѣпости находился подъ командой графа Джьованни Сфорца, который былъ извѣстенъ своей опытностью въ военномъ дѣлѣ; помощникомъ его былъ назначенъ молодой Чезаре Борджіа.
Въ настоящее время трудно представить себѣ вѣрную картину нравственной распущенности, лицемѣрія и другихъ пороковъ, господствовавшихъ при тогдашнемъ папскомъ дворѣ, скученномъ въ небольшихъ комнатахъ замка св. Ангела, бывшаго нѣкогда гробницей римскаго императора Адріана. Изъ приближенныхъ папы сравнительно лучше всѣхъ чувствовали себя въ новомъ положеніи молодые супруги: графъ Джьованни Сфорца и Лукреція Борджіа.
Графъ Джьованни принадлежалъ въ младшей отрасли дома Сфорца и достигъ виднаго положенія, благодаря браку съ Лукреціей. При своемъ смѣломъ и предпріимчивомъ характерѣ онъ могъ разчитывать еще на болѣе блестящую будущность; сверхъ того, Лукреція была молода и настолько хороша собой, что онъ чувствовалъ къ ней искренную привязанность. Безправіе и деспотизмъ мужчинъ и распутство женщинъ шли тогда рука объ руку при многихъ итальянскихъ дворахъ и проявлялись въ самыхъ грубыхъ формахъ. Тѣмъ не менѣе и здѣсь было не мало людей, которыхъ почти не коснулась общая испорченность нравовъ, чему, быть можетъ, они были обязаны тому условію, что видѣли порокъ при дневномъ свѣтѣ во всей его ужасающей наготѣ. Джьованни и Лукреція не представляли собой тѣхъ качествъ, какія по тогдашнимъ понятіямъ были необходимы, чтобы заслужить репутацію выдающагося ума. Молодой графъ въ точности исполнялъ возложенныя на него обязанности и чувствовалъ себя вполнѣ удовлетвореннымъ какъ со стороны своей семейной жизни, такъ и тѣхъ преимуществъ, которыми онъ пользовался, благодаря женѣ. Лукреція прожила счастливо цѣлый годъ съ своимъ мужемъ въ Пезаро, вдали отъ блеска папскаго двора, довольствуясь сравнительно бѣдной обстановкой. Поэтому переселеніе въ замомъ св. Ангела не могло особенно тяготить ее, тѣмъ болѣе, что она привыкла исполнять во всемъ волю папы, вѣрить въ святость его призванія и признавать справедливымъ все, что дѣлалъ и рѣшалъ Александръ VI.
Между тѣмъ, папа сильно тяготился своимъ унизительнымъ положеніемъ, въ которомъ видѣлъ паденіе своего папскаго авторитета. Но онъ не терялъ надежды на свою счастливую звѣзду и разсчитывалъ, что свойственная ему изворотливость и на этотъ разъ поможетъ ему выйти изъ затруднительныхъ обстоятельствъ, какъ это бывало прежде во многихъ другихъ случаяхъ. Присутствіе Адріаны Орсини и Юліи Фарнезе было дли него большимъ утѣшеніемъ, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ жить безъ дамскаго общества. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ въ преданности этихъ двухъ синьоръ, которыя теперь составляли его семью, и зналъ, что онѣ чувствуютъ къ нему такое безграничное уваженіе, что ничто на свѣтѣ не заставитъ ихъ найти что либо дурное въ его распоряженіяхъ.
Въ это время сынъ папы, Чезаре Борджіа, зорко наблюдалъ за личностями, которыя выступали на арену историческихъ событій. Соотвѣтственно своему характеру онъ привыкъ смотрѣть на весь міръ съ точки зрѣнія собственной выгоды, и поэтому заранѣе выискивалъ средства, чтобы проложить себѣ путь въ почестямъ и богатству, съ помощью предстоящей войны.
Замѣчательно, что ни самъ папа, ни его приближенные не понимали характера Чезаре, который, впрочемъ, имѣлъ всѣ внѣшнія данныя, чтобы расположить въ свою пользу людей и ввести ихъ въ заблужденіе. Одна Ваноцца Катанеи чувствовала инстинктивное отвращеніе къ своему сыну и видѣла въ немъ демона, ниспосланнаго судьбой, чтобы наказать домъ Борджіа за его преступленія. Чезаре слѣдилъ за своимъ отцомъ глазами Аргуса, и какъ только замѣчалъ, что кто нибудь заслужилъ милость папы, то употреблялъ всѣ средства, чтобы удалить его. Папа все болѣе и болѣе становился послушнымъ орудіемъ въ рукахъ своего сына и въ глубинѣ души трепеталъ передъ нимъ, какъ рабъ передъ господиномъ.
Чезаре Борджія отличался представительной наружностью и гигантской силой. Благодаря испанскому происхожденію фамиліи Борджіа, въ Римъ внесено было много новыхъ обычаевъ. Между прочимъ введенъ былъ здѣсь и бой быковъ. На огороженной со всѣхъ сторонъ площади, передъ Ватиканомъ, Чезаре убилъ однажды шестерыхъ разъяренныхъ быковъ, противъ которыхъ онъ сражался верхомъ на лошади. Первому изъ нихъ онъ отрубилъ однимъ ударомъ голову и привелъ этимъ въ удивленіе весь Римъ. Но кромѣ физической силы Чезаре настолько же прославился своей необузданностью. Такъ, напримѣръ, онъ возненавидѣлъ повѣреннаго своего отца, Піеретто, и закололъ его подъ мантіей папы, гдѣ этотъ искалъ спасенія, такъ что кровь брызнула въ лицо его святѣйшества.
Папа всегда обращалъ особенное вниманіе на слова Чезаре, который, пользуясь этимъ, далъ лукавый совѣтъ своему отцу пожертвовать всѣмъ, чтобы, по крайней мѣрѣ, въ глазахъ свѣта сохранить свое папское достоинство. Вслѣдствіе этого, переговоры съ непріятелемъ приняли миролюбивый характеръ и вскорѣ постановлены условія, на которыхъ рѣшено было заключить миръ. Король далъ торжественное обѣщаніе обращаться съ папой, какъ съ другомъ и союзникомъ и поддержать всѣми способами его папскій авторитетъ, но при этомъ требовалъ сдачи важнѣйшихъ крѣпостей; и сверхъ того, чтобы Чезаре Борджіа въ продолженіи четырехъ мѣсяцевъ находился при французской арміи въ качествѣ заложника. Всѣ эти условія были приняты.
Затѣмъ, папа покинулъ замокъ св. Ангела и отправился въ Ватиканъ, гдѣ король Карлъ VIII долженъ былъ предстать передъ священнымъ главой церкви.
Этотъ пріемъ былъ устроенъ со всею пышностью, какую только могъ выказать папскій дворъ. Король и всѣ его придворные собрались въ большой-залъ Ватикана. Вслѣдъ затѣмъ появились кардиналы въ полномъ составѣ и весь придворный штатъ папы, послѣ чего камфаріи внесли на плечахъ Александра VI на великолѣпномъ позолоченномъ креслѣ, во всѣмъ папскомъ облаченіи, съ драгоцѣнной тіарой на головѣ. По обѣимъ сторонамъ слуги несли огромныя опахала изъ павлиныхъ перьевъ. Когда камфаріи опустили папское кресло и поставили подъ балдахиномъ, подошелъ король и, преклонивъ колѣна, поцѣловалъ ногу папы; его примѣру послѣдовала вся свита, состоящая изъ знатнѣйшихъ рыцарей. Два духовныхъ лица, находившихся въ свитѣ короля, и епископъ д'Амбуазъ поднесли папѣ кардинальскую шапку, послѣ чего, присутствующій при этой церемоніи нотарій составилъ о ней подробный актъ.
Такимъ образомъ, папа по внѣшности снова достигъ своей полной духовной власти, а Чезаре Борджіа, который больше всего способствовалъ мирному соглашенію между папой и королемъ, получилъ возможность изучить вблизи военное искусство французовъ въ продолженіи тѣхъ мѣсяцевъ, когда онъ оставался въ ихъ войскѣ, въ качествѣ заложника.
Французы, какъ мы упоминали выше, почти безпрепятственно переходили съ одного мѣста на другое, такъ что къ нимъ можно было вполнѣ примѣнить насмѣшливое замѣчаніе папы Александра VI, что "они побѣдили Италію мѣломъ и деревянными шпорами". Дѣйствительно, вездѣ, гдѣ появлялись французы, они дѣлали значки мѣломъ на тѣхъ домахъ и магазинахъ съ провіантомъ, на которыхъ хотѣли наложить запрещеніе, а солдаты угоняя лошадей и муловъ, за неимѣніемъ металлическихъ шпоръ, привязывали въ пяткамъ куски дерева.
Единственно, что смущало всѣ партіи и ставило ихъ въ затруднительное положеніе, это былъ недостатокъ въ наличныхъ деньгахъ, вслѣдствіе чего лихоимство болѣе чемъ когда либо процвѣтало въ Италіи.
Евреи, благодаря своей осторожности и умѣнью пользоваться обстоятельствами, устраивали выгодныя сдѣлки, давая деньги взаймы за высокіе проценты. Богатство ихъ могло вдесятеро увеличиться по окончаніи войны, но пока непріятель былъ въ странѣ, они находились подъ гнетомъ вѣчнаго страха, что какой либо партіи вздумается поднять вопросъ объ изгнаніи ихъ изъ страны, съ цѣлью отнять у нихъ все имущество. Поэтому, въ виду своей личной безопасности, они были постоянно на сторожѣ и приняли всѣ мѣры, чтобы шпіоны или измѣнники не прокрались въ ихъ жилища, съ цѣлью собрать свѣдѣнія о скрытыхъ въ нихъ сокровищахъ.
Разъ вечеромъ, въ пятницу, вскорѣ послѣ прибытія французовъ въ Римъ, появился пожилой человѣкъ у желѣзныхъ воротъ, замыкавшихъ Гэтто, и просилъ впустить его въ еврейскій кварталъ. Онъ былъ настолько взволнованъ, что не могъ скрыть своего нетерпѣнія, и этимъ возбудилъ подозрѣніе еврейскаго привратника, который въ первую минуту на отрѣзъ отказался отворить ему калитку. Хотя незнакомецъ, по видимому, зналъ еврейскіе обычаи и черты лица его ясно показывали, что онъ принадлежитъ къ избранному народу, но это не могло служить ручательствомъ въ его благонадежности. Поэтому привратникъ не рѣшился впустить его безъ разрѣшенія старшинъ, тѣмъ болѣе, что начинался шабашъ, и въ это время предписана была двойная осторожность. Незнакомецъ говорилъ, что Гэтто его родина, что онъ всѣмъ извѣстный врачъ Исаакъ Іэмъ; но эти увѣренія не произвели никакого впечатлѣнія на привратника, который молча удалился, чтобы призвать старшинъ.
Наконецъ эти явились и были не мало удивлены, когда увидѣли знаменитаго врача, пропавшаго безъ вѣсти, послѣ постигшаго его ужаснаго несчастія. Хотя онъ сильно постарѣлъ и измѣнялся, но его легко было узнать по чертамъ лица и голосу, такъ что для старшинъ не могло быть никакого сомнѣнія въ томъ, что передъ ними стоитъ прежній Исаакъ Іэмъ. На ихъ вопросъ: откуда онъ явился, такъ неожиданно? Исаакъ отвѣтилъ, что долго странствовалъ по свѣту безъ опредѣленной цѣли и теперь прибылъ въ Римъ съ французской арміей, подъ покровительствомъ храбраго рыцаря де Торси.
Старшины еврейской общины просили Исаака подождать еще немного, пока они не вернутся въ свои дома. Послѣ этого, привратникъ впустилъ его въ Гэтто, съ которымъ у него было связано столько дорогихъ воспоминаній. Трудно передать словами тѣ чувства, какія охватили его душу при видѣ знакомыхъ мѣстъ, гдѣ онъ прожилъ много лѣтъ, счастливый и довольный, среди своей семьи, не смотря на всѣ преслѣдованія, которымъ онъ подвергался, наравнѣ съ своими единовѣрцами. Онъ медленно шелъ по улицѣ, сложивъ руки на груди; губы его бормотали одну изъ тѣхъ молитвъ сыновъ Израиля, въ которыхъ выражается ихъ безусловная покорность воли Божіей.
Глазамъ Исаака предстала та же картина, которую онъ видѣлъ столько разъ въ своей жизни наканунѣ шабаша. Вездѣ у дверей домовъ сидѣли люди, женщины были большею частью въ бѣлыхъ платьяхъ и въ праздничныхъ украшеніяхъ; всѣ казались веселыми и довольными, потому что въ эти торжественные часы каждый старался забыть свои мелочныя, будничныя заботы и думать только о Богѣ и своей семьѣ. Исаакъ видѣлъ группы мужчинъ, женщинъ и дѣтей, сидѣвшихъ вмѣстѣ; и имъ все болѣе и болѣе овладѣвало нетерпѣніе. Гдѣ его жена Лія? Жива ли она? Этотъ вопросъ не разъ готовъ былъ сорваться съ его губъ; но онъ такъ боялся отвѣта, что не рѣшился произнести вслухъ своей жены. Между тѣмъ, въ душѣ его снова шевельнулся слабый отблескъ надежды, которая воскресла въ немъ въ послѣднія недѣли, вмѣстѣ съ пробужденіемъ къ новой жизни.
Онъ подошелъ къ своему дому и обомлѣлъ отъ радостнаго испуга, когда увидѣлъ женщину, одѣтую въ бѣлое платье, которая сидѣла у дверей, сложивъ руки на колѣняхъ. Онъ узналъ въ ней свою жену.
Рядъ мучительныхъ вопросовъ одинъ за другимъ возникли въ его душѣ: какой встрѣчи можетъ онъ ожидать отъ своей жены послѣ того, какъ онъ убилъ собственныхъ дѣтей и бросилъ ее на произволъ судьбы? Развѣ она не въ правѣ ненавидѣть его и съ проклятіемъ выгнать изъ дому, какъ виновника постигшихъ ее несчастій? Что онъ отвѣтитъ ей, когда она потребуетъ отъ него своихъ сыновей?
Съ этими мыслями онъ нерѣшительно приблизился къ ней, почти задыхаясь отъ волненія; губы его шевелились, но онъ не въ состояніи былъ произнести ни единаго слова. Она сидѣла, склонивъ голову, такъ что лица ея не было видно; вся ея фигура, неподвижная и спокойная, съ руками, сложенными на колѣняхъ, представляла картину тихой покорности судьбѣ.
Исаакъ молча стоялъ передъ своей женой и такъ какъ она, по видимому, не замѣчала его присутствія, то онъ взялъ ее за руку и сказалъ подавленнымъ, чуть слышнымъ голосомъ:
-- Здравствуй, Лія!
Она съ удивленіемъ подняла голову, но въ первую минуту ничего не отвѣтила ему.
По еврейскому обычаю во всѣхъ комнатахъ стояли зажженныя свѣтильники, отблескъ лампы изъ открытыхъ дверей освѣтилъ лицо Ліи, покрытое глубокими морщинами, съ кроткимъ задумчивымъ выраженіемъ.
-- Привѣтъ тебѣ, кто бы ты ни былъ! отвѣтила она печально послѣ нѣкотораго молчанія. Я никогда не слыхала твоего голоса! Объясни мнѣ, что понудило тебя, чужаго человѣка, прійдти къ одинокой женщинѣ въ такой день!
Эти слова поразила Іана. Онъ еще разъ внимательно досмотрѣлъ на лицо любимой жены, которое было обращено къ нему, и тотчасъ-же убѣдился, что ея глаза не могутъ видѣть его. Великій Боже! невольно воскликнулъ онъ. Когда истощится гнѣвъ твой!... Могъ ли я ожидать, что меня постигнетъ это новое несчастіе, чтобы переполнить мѣру моихъ страданій!..
Тутъ Лія узнала голосъ своего мужа, и чувство невыразимаго счастія охватило все ея существо. Она быстро поднялась на ноги и съ громкимъ крикомъ: Исаакъ, неужели ты вернулся ко мнѣ! протянула ему обѣ руки; но вслѣдъ за тѣмъ съ ней сдѣлался обморокъ, такъ какъ она была слишкомъ измучена, чтобы вынести новое сильное потрясеніе.
Въ эту минуту горе и радость одновременно наполняли сердце Исаака. Онъ нашелъ свою жену ослѣпшею, но она не предавала его проклятію, не чувствовала къ нему ненависти. Послѣ всего, что вынесла и вытерпѣла эта несчастная женщина, любовь не погасла въ ея сердцѣ; онъ ясно видѣлъ это по тону, съ какимъ она произнесла его имя.
Онъ поднялъ ее на руки и внесъ въ домъ, покрывая поцѣлуями ея блѣдное, безжизненное лицо и полузакрытые глаза.
Все въ домѣ было въ томъ же видѣ, какъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ; каждая вещь была на прежнемъ мѣстѣ. Поэтому кажъ тотчасъ же нашелъ спальню и, положивъ Лію на постель, всталъ около на колѣняхъ; немного погодя онъ тихо назвалъ ее по имени, такъ какъ видѣлъ, что она начинаетъ приходить въ себя.
Глубокій вздохъ и вопросъ: Неужели это правда? ясно показывали, что сознаніе вернулось къ ней.
О прошломъ между ними пока не было сказано ни единаго слова: потому ли, что впечатлѣніе настоящаго было слишкомъ сильно, или обоимъ было тяжело вспомнить о пережитыхъ событіяхъ. Теперь, по крайней мѣрѣ, они были опять вмѣстѣ; и это сознаніе наполняло ихъ сердца глубокой благодарностью Богу Израиля. Но Ліи казалось, что ея радость неполная, пока она не подѣлится ею съ близкими людьми, которые не оставляли ее въ несчастій.
-- Подожди -немного, сказала она Исааку, я должна сообщить друзьямъ о милости, ниспосланной мнѣ Богомъ. "Да будетъ благословенно имя Его во вѣкъ! Благъ Господь во всѣмъ и щедроты Его на всѣхъ дѣлахъ Его!"...
Лія знала каждый уголъ въ домѣ, въ которомъ прожила большую часть своей жизни; поэтому она прямо направилась къ двери и, сойдя съ лѣстницы, перешла на другой дворъ въ своей сосѣдкѣ, которая всегда выручала ее въ тяжелыя минуты жизни.
-- Онъ вернулся! воскликнула она, подходя къ дверямъ сосѣдняго дома, у котораго слышались знакомые голоса. Моя надежда исполнилась!... Господь возвратилъ мнѣ мужа, котораго я ждала столько лѣтъ!..
Затѣмъ она поспѣшно вернулась домой и пригласила Исаака раздѣлить съ ней ѣду, которая стояла готовая на столѣ, такъ какъ въ день шабаша запрещена всякая работа и кушанье приготовляютъ заблаговременно.
Но едва успѣли они сѣсть за столъ, какъ явились сосѣди съ своими женами, чтобы привѣтствовать стараго друга, потому что по всему Гетто уже разнеслась вѣсть, что Исаакъ Іэмъ вернулся въ свой домъ. Всѣ искренно сочувствовали радости слѣпой женщины и съ сердечнымъ участіемъ разспрашивали Іэма объ его странствованіяхъ, такъ какъ никто не считалъ себя вправѣ упрекать его за прошлое.
Когда сосѣди удалились, какъ снова остался на-единѣ съ своей женой. Онъ не находилъ достаточно словъ, чтобы выразить свое сожалѣніе о несчастій, постигшемъ бѣдную женщину. Но Лія ничего не отвѣтила на это и заговорила о тяжеломъ пережитомъ ею времени съ того дня, когда мужъ бросилъ ее и она очутилась въ полномъ одиночествѣ.
Когда принесли въ домъ трупы ея обоихъ сыновей, которыхъ она за часъ передъ тѣмъ видѣла цвѣтущими и здоровыми, ею овладѣло полное отчаяніе. Но сосѣди и друзья неотлучно находились при ней и поддержали ее въ первыя минуты неутѣшнаго горя. Затѣмъ она стала со дня на день ожидать возвращенія своего мужа, чтобы вмѣстѣ съ нимъ оплакивать потерю дѣтей; но и тутъ ей ни разу не приходило въ голову упрекать его. Она была увѣрена, что онъ съ отчаянія странствуетъ по бѣлому свѣту и не въ состояніи видѣть ея горя. Она молила Бога ниспослать душевный миръ и утѣшеніе ея мужу, потому что надѣялась, что въ этомъ случаѣ онъ снова вернется въ ней и поддержитъ ея мужество въ тяжелыя минуты. Проходили дни, недѣли, мѣсяцы, годы; а она съ той же неизмѣнной покорностью судьбѣ ожидала его возвращенія. Если у ней иногда являлась мысль объ его смерти, то она утѣшала себя надеждой, что это не могло случиться безъ того, чтобы ее не извѣстили объ этомъ тѣмъ или другимъ способомъ. Она также не хотѣла вѣрить, чтобы Исаакъ могъ лишить себя жизни, какъ думали многіе. Тѣмъ не менѣе, бѣдная, покинутая женщина, не предвидя конца своему горю, пролила столько слезъ, что зрѣніе ея стало все болѣе и болѣе слабѣть и, подъ конецъ, она совсѣмъ ослѣпла.
Теперь Лія разсказала все это своему мужу, который слушалъ ее съ сердечнымъ участіемъ, такъ какъ живо представлялъ себѣ всѣ вынесенныя ею страданія. Если онъ съ своей стороны, быть можетъ, испыталъ еще большія мученія, но они сравнительно продолжались не долго, потому что, съ помраченіемъ разсудка, сознаніе дѣйствительности оставило его. Долгое время ихъ разлуки прошло для него въ тяжеломъ полуснѣ, въ которомъ, послѣ періода лихорадочнаго бреда, смѣшаннаго съ мучительными галлюцинаціями, наступило полное физическое и нравственное оцѣпененіе. Онъ помнилъ отчетливо только свою встрѣчу съ швейцарскимъ отрядомъ въ горахъ, такъ какъ съ этого момента къ нему вернулся разсудокъ, вмѣстѣ съ сознаніемъ дѣйствительной жизни.
Бесѣда обоихъ супруговъ продолжалась далеко за полночь и становилась все задушевнѣе, такъ что эти первые часы ихъ свиданія были для нихъ часами безмятежнаго спокойствія и давно неиспытаннаго счастья.
Исаакъ Іэмъ долго не могъ заснуть въ эту ночь; мысль возвратить зрѣніе женѣ неотступно преслѣдовала его; онъ заранѣе придумывалъ различные способы леченія, которые по его мнѣнію могли быть примѣнимы въ данномъ случаѣ. На слѣдующее утро онъ внимательно осмотрѣлъ глаза Ліи и окончательно убѣдился, что ея зрѣніе далеко не въ безнадежномъ состояніи и что можно разсчитывать на полное изцѣленіе.
Между тѣмъ, при тогдашнемъ состояніи медицины врядъ ли какой другой врачъ взялся бы за подобное леченіе, потому что относительно главныхъ болѣзней существовали самые разнорѣчивые взгляды. Такимъ образомъ Іэмъ въ былыя времена не разъ встрѣчалъ энергическое сопротивленіе отъ больныхъ, которымъ надѣялся возвратить зрѣніе съ помощью смѣлой операціи.
Лія безусловно вѣрила искусству своего мужа, поэтому она съ первыхъ же словъ согласилась на предложенный имъ способъ леченія и обѣщала въ точности исполнить всѣ его предписанія.
Исаакъ Іэмъ отправился во французскій лагерь къ своему покровителю де-Торси и, подробно объяснивъ ему свои семейныя обстоятельства, просилъ дозволенія остаться нѣкоторое время въ Гэтто. Рыцарь де-Торси не только согласился исполнить эту просьбу, но на всегда освободилъ Іэма отъ принятыхъ имъ на себя обязательствъ, и, пожелавъ ему счастья, ласково простился съ нимъ.
Жажда мести привела Исаака въ Римъ; но послѣ встрѣчи съ женой, когда онъ увидѣлъ ея неизмѣнную покорность Провидѣнію, онъ рѣшилъ отказаться отъ задуманнаго плана и, по примѣру сыновъ Израиля, безропотно слѣдовать по пути тяжелыхъ испытаній, по которому Господь въ продолженіи столѣтій направлялъ свой избранный народъ.
Теперь Іэмъ былъ исключительно занятъ мыслью объ изцѣленіи своей вѣрной жены. Но имъ обоимъ пришлось пережить не мало непріятныхъ минутъ, чтобы побороть упорно вкоренившійся предразсудокъ. Даже самые близкіе друзья Іэма рѣзко выразили ему свои сомнѣнія и упрекали его въ самонадѣянности. Но ничто не могло поколебать рѣшимости Ліи; и наконецъ, послѣ нѣсколькихъ недѣль леченія, глаза ея снова увидѣли свѣтъ Божій.
Это удачное изцѣленіе сразу возстановило репутацію ученаго врача, который вскорѣ вошелъ въ такую же славу, какъ въ былыя времена. Даже Пико де-Мирандола, который около этого времени прибылъ въ Римъ, познакомился съ Исаакомъ и подъ его руководствомъ изучалъ нѣкоторыя отрасли медицинскихъ наукъ.
Послѣ этого, Исаакъ Іэмъ прожилъ много лѣтъ среди своихъ единоверцевъ, наслаждаясь тихимъ семейнымъ счастьемъ. Никто изъ лицъ, близко знавшихъ его, не могъ указать единаго случая, гдѣ бы онъ отказалъ въ своей помощи страждущему человѣчеству.