Семейство папы.
Исторія наложила вѣчное клеймо на имя Борджіа, съ которымъ будетъ всегда связано представленіе о самыхъ гнусныхъ порокахъ и преступленіяхъ. Но по странному недоразумѣнію, та же незавидная репутація выпала на долю одного члена семьи, который всего менѣе заслуживалъ этого. Хотя подъ вліяніемъ окружающей среды у Лукреціи Борджіа могъ составиться слишкомъ свободный взглядъ относительно общепринятыхъ нравственныхъ правилъ, но по новѣйшимъ, весьма тщательнымъ изслѣдованіямъ, ея личная жизнь едва ли заслуживаетъ порицанія. Дѣти Александра VI послѣ его смерти лишились значительной части богатыхъ имѣній, которыя онъ роздалъ имъ при жизни; между тѣмъ какъ Лукреція по прежнему осталась герцогиней феррарьской и пользовалась до конца любовью и уваженіемъ своего мужа и подданныхъ. Совсѣмъ иная участь постигла ея братьевъ...
Но теперь мы вернемся снова къ нашему разсказу и послѣдуемъ за французскимъ королемъ, который продолжалъ свое побѣдоносное шествіе по Италіи, захвативъ съ собой старшаго сына папы, въ качествѣ заложника.
Графъ Джьованни, мужъ Лукреціи Борджіа, былъ слишкомъ прямодушнымъ и честнымъ человѣкомъ, чтобы не тяготиться ложнымъ положеніемъ, въ которомъ онъ очутился послѣ занятія Рима французами. По своему близкому родству съ Лодовико Моро, онъ считалъ своею обязанностью примкнуть къ французскому королю, между тѣмъ, папа въ данный моментъ былъ враждебно настроенъ противъ, французовъ; и онъ долженъ былъ повиноваться ему, какъ своему непосредственному начальнику.
По этому поводу графъ Джьованни написалъ подробное письмо своему дядѣ Лодовико Моро, съ просьбой выручить его изъ затруднительнаго положенія:
... "Не далѣе какъ вчера, его святѣйшество спросилъ меня въ присутствіи кардинала Асканіо: Ну что скажешь ты мнѣ, синьоръ Сфорца? Я отвѣтилъ: Святой отецъ, весь Римъ убѣжденъ, что ваше святѣйшество войдетъ въ соглашеніе съ неаполитанскимъ королемъ, между тѣмъ всѣмъ извѣстно, что Фердинандъ врагъ герцога миланскаго. Если состоится это соглашеніе, то я буду поставленъ въ крайне непріятное положеніе, такъ какъ получаю жалованье отъ вашего святѣйшества и упомянутаго государства. Я не вижу возможности согласить службу одному съ измѣной другому; и поэтому рѣшаюсь просить ваше святѣйшество устроить дѣло такимъ образомъ, чтобы я не сдѣлался врагомъ моей собственной крови и не былъ бы вынужденъ измѣнить моимъ обязанностямъ какъ относительно вашей особы, такъ и герцога миланскаго. На это папа возразилъ мнѣ, что я слишкомъ забочусь объ его дѣлахъ и что онъ совѣтуетъ мнѣ безъ всякихъ разсужденій брать по прежнему жалованье съ той и съ другой стороны, согласно договору. Затѣмъ его святѣйшество приказалъ монсиньеру Асканіо написать прилагаемое письмо вашей свѣтлости. Само собой разумѣется, что если бы я могъ предвидѣть, что буду поставленъ въ такія условія, то охотнѣе остался бы безъ всякихъ средствъ, нежели быть связаннымъ этимъ способомъ. Умоляю вашу свѣтлость не лишать меня своей милости и научить, что я долженъ дѣлать, чтобы выйти изъ моего затруднительнаго положенія и остаться вашимъ вѣрнымъ слугой. Въ настоящее время я считалъ бы для себя величайшимъ благодѣяніемъ, если бы мнѣ дозволили вернуться въ Пезаро, который былъ предоставленъ во владѣніе моихъ предковъ по милости Милана; тогда я самъ и мои люди были бы всегда жъ услугамъ вашей свѣтлости"...
Это письмо было написано, прежде чѣмъ кардиналы, Асканіо Сфорца и Юлій Ровере примкнули къ французскому королю, чтобы съ его помощью свергнуть развратнаго Борджіа съ папскаго престола. Но этотъ разсчетъ оказался ошибочнымъ, хотя Карлъ VIII прожилъ около четырехъ недѣль въ Римѣ, послѣ того, какъ поцѣловалъ туфлю его святѣйшества.
Отсюда французскій король направился въ Неаполь, гдѣ также не встрѣтилъ никакого сопротивленія, потому что народъ только что принудилъ къ бѣгству ненавистнаго короля Фердинанда и его старшаго сына Альфонса.
Ихъ мѣсто заступилъ принцъ Федериго и въ качествѣ главнокомандующаго хотѣлъ вести свои войска противъ непріятеля. Но прежде чѣмъ онъ могъ выполнить это намѣреніе, въ Неаполѣ вспыхнуло возстаніе. Безпорядки начались избіеніемъ евреевъ, на которыхъ и здѣсь падало обвиненіе, что они пользуются войной для неправильной наживы. Принцъ Федериго поспѣшилъ въ столицу; и дѣйствительно присутствіе любимаго и всѣми уважаемаго принца тотчасъ же утишило возстаніе; но оно вспыхнуло съ новой силой, какъ только онъ вернулся въ лагерь къ своему войску.
При этихъ условіяхъ храбрый Федериго не могъ разсчитывать на успѣшныя дѣйствія противъ непріятеля и долженъ былъ отступить съ войскомъ къ горнымъ крѣпостямъ, чтобы выждать болѣе благопріятнаго времени.
Между тѣмъ Чезаре Борджіа, который всегда пользовался общественными событіями для устройства своихъ личныхъ дѣлъ, употребилъ время, проведенное Карломъ VIII въ Римѣ, на ухаживаніе за бѣлокурой красавицей, воспламенившей его сердце. Онъ познакомился съ нею въ домѣ Шарлотты де Дузиньянъ, которая представила ему свою гостью подъ именемъ маркизы Ципріани изъ Падуи, такъ что у него не было ни малѣйшаго повода подозрѣвать, что это не ея настоящая фамилія, съ другой стороны, онъ ни минуты не сомнѣвался, что ему не трудно будетъ одержать полную побѣду надъ прекрасной женщиной.
Всѣмъ было извѣстно, что Чезаре пользуется милостью жены своего меньшаго брата, Эонны Санціи, побочной дочери неаполитанскаго короля Фердинанда, и что онъ вообще не признаетъ женской добродѣтели и чести.
Послѣ своего случайнаго знакомства съ мнимой маркизой Ципріани, Чезаре часто бывалъ въ палаццо Лузиньянъ и подъ разными предлогами всегда находилъ случай остаться на единѣ съ красивой женщиной, возбуждавшей его чувственность. Навязчивость Чезаре вскорѣ сдѣлалась невыносимой не только для Катарины Каряаро, но и для Шарлотты; обѣ женщины старались всѣми способами избавиться отъ его любезности, хотя это было не такъ легко, потому что сынъ папы занималъ видное мѣсто въ римскомъ обществѣ и внушалъ общій страхъ.
Съ водвореніемъ папы изъ дома Борджіа, въ Римъ прибыло множество испанскихъ дворянъ. Хотя ихъ появленіе возбудило сильное негодованіе со стороны знатныхъ римлянъ, но это не мѣшало послѣднимъ принять многіе испанскіе обычаи и моды и находить удовольствіе въ испанскихъ національныхъ увеселеніяхъ. Между прочимъ, введены были бои быковъ, къ которымъ Чезаре Борджіа чувствовалъ особенную страсть. Такимъ образомъ, вскорѣ послѣ прибытія французскаго короля въ Римъ, въ честь его устроенъ былъ грандіозный бой быковъ въ огромномъ старинномъ амфитеатрѣ Флавіевъ, близъ древняго Forum romanum. Само собой разумѣется, что сюда устремился весь Римъ, чтобы видѣть своеобразное зрѣлище.
Всѣ болѣе или менѣе значительные итальянскіе города, лежавшіе по пути Карла VIII, чествовали его прибытіе блистательными празднествами и властелины старались выказать въ этихъ случаяхъ возможную для нихъ роскошь и художественный вкусъ. Корожь уже видѣлъ при другихъ итальянскихъ дворахъ духовныя мистеріи, мимическіе танцы и свѣтскія театральныя представленія; поэтому римская аристократія особенно гордилась тѣмъ, что можетъ предложить почетному гостю небывалое чужеземное увеселеніе.
Чезаре Борджіа приготовилъ для королевы Шарлотты и ея пріятельницы лучшія мѣста и по обычаю того времени прислалъ за ними собственный великолѣпный экипажъ.
Бой быковъ удался вполнѣ и по своимъ размѣрамъ превзошелъ всѣ пясидялія зрителей. Чезаре Борджіа былъ въ числѣ бойцовъ и выказалъ поразительное искусство и ловкость. Многочисленная взволнованная толпа хлынула разомъ изъ колоссальнаго зданія, развалины котораго были отчасти скрыты искусственными декораціями. Слуга въ ливреѣ, украшенной гербомъ Борджіа, встрѣтилъ обѣихъ дамъ у входа и проводилъ ихъ до экипажа Катарина Карнаро вошла первая, но едва Шарлотта де Луэиньянъ хотѣла вступить на подножку, какъ дверцы экипажа неожиданно захлопнулись; слуга вскочилъ на козлы и лошади помчались съ такой быстротой, что стоявшая вокругъ толпа съ испугомъ разступилась.
Обѣ дамы были такъ озадачены, что въ первую минуту ничего не чувствовали, кромѣ досады на небрежность слуги. Онъ былъ въ ливреѣ Борджіа и хотя лицо его показалось незнакомымъ Шарлоттѣ, но среди толкотни она не обратила на это особеннаго вниманія. Катарина съ своей стороны была убѣждена, что все случилось вслѣдствіе недоразумѣнія, которое разъяснится, какъ только она пріѣдетъ въ палаццо Лузиньянъ. Тѣмъ не менѣе она съ безпокойствомъ думала о Шарлоттѣ и съ нетерпѣніемъ ожидала, когда остановится экипажъ, такъ какъ по ея разсчету она должна была скоро пріѣхать. Но лошади быстро уносили ее изъ улицы въ улицу; наконецъ она замѣтила, что очутилась за воротами Рима, и что нѣсколько всадниковъ окружаютъ экипажъ. Паническій страхъ овладѣлъ ею; она невольно вспомнила о Чезаре Борджіа. Такой насильственный поступокъ былъ въ его характерѣ, а послѣ того, что Катарина слышала, ей нечего было ожидать, что онъ пощадитъ ея честь даже въ томъ случаѣ, еслибы ему было извѣстно ея настоящее имя.
Между тѣмъ, для Шарлотты де Лузиньянъ одна неожиданность слѣдовала за другой. Едва успѣла она опомниться послѣ отъѣзда Катарины Карнаро, какъ снова былъ поданъ экипажъ и передъ ней очутились знакомыя лица слугъ въ ливреѣ дома Борджіа; одинъ изъ нихъ почтительно открылъ дверцы экипажа, чтобы подсадить ее. Въ первую минуту Шарлотта обомлѣла отъ удивленія. Затѣмъ она стала распрашивать слугъ, и когда убѣдилась, что имъ ничего неизвѣстно, у ней явилась мучительная догадка, что ея подруга сдѣлалась жертвой насилія, такъ какъ подобныя случаи не составляли рѣдкости въ тѣ времена. Но похищеніе Катарины Карнаро не могло пройти незамѣченнымъ. Венеціанская республика несомнѣнно вступится за свою пріемную дочь и подвергнетъ строгой отвѣтственности всѣхъ лицъ, прямо или косвенно прикосновенныхъ къ дѣлу. Шарлотта не была труслива и много разъ въ своей жизни находилась въ крайне затруднительномъ положеніи, но въ настоящемъ случаѣ мужество совсѣмъ покинуло ее; она пожалѣла, что приняла участіе въ любовныхъ дѣлахъ неаполитанскаго принца и своей политической соперницы. Она была увѣрена, что можетъ принудить своихъ слугъ къ молчанію, но дѣло представлялось ей далеко не безопаснымъ. Хотя въ Венеціи строже наказывали за самый ничтожный государственный проступокъ, нежели величайшее преступленіе, нарушавшее законы общечеловѣческой нравственности, но теперь трудно было разсчитывать на снисходительность республики. Съ другой стороны, Шарлотту сильно безпокоила участь ея невѣстки, потому что Чезаре Борджіа, пресытившись своей жертвой, могъ отстранить ее съ помощью яда или кинжала, какъ онъ дѣлалъ это во многихъ другихъ случаяхъ.
Съ этими мыслями Шарлотта поспѣшно поднялась на лѣстницу своего палаццо, такъ какъ у ней все еще оставалась слабая надежда застать Катарину. Но тутъ она узнала отъ слугъ, что маркиза Ципріани еще не возвращалась домой.
Между тѣмъ Катарина пришла въ полное отчаяніе, когда окончательно убѣдилась, что ее везутъ куда-то изъ Рима; она даже не знала въ какомъ направленіи, потому что наступившая темнота мѣшала разглядѣть окружающую мѣстность.
Экипажъ быстро катился по большой дорогѣ, несмотря на глубокія колеи и ухабы. Катарина знала, что на ея криви не будетъ обращено никакого вниманія, такъ какъ слуги въ этихъ случаяхъ буквально исполняютъ приказаніе своихъ господъ, и что, несмотря на сопротивленіе съ ея стороны, она все-таки будетъ доставлена въ то мѣсто, гдѣ ея ожидаютъ. Въ ея душѣ происходила борьба противорѣчивыхъ мыслей и ощущеній. По временамъ она была внѣ себя отъ гнѣва и рѣшалась бороться до послѣдней крайности съ силой отчаянія; но затѣмъ снова мужество покидало ее и она доходила до совершеннаго безсилія. Она проклинала себя и свою несчастную судьбу и почти готова была смотрѣть на свою любовь, какъ на тяжелый грѣхъ, потому что небо видимо не благопріятствовало ея союзу съ принцемъ и, быть можетъ, готовитъ ей теперь неминуемую гибель. Сообразно духу тогдашняго женскаго воспитанія, она возсылала молитвы къ небу и давала обѣтъ отказаться отъ своей привязанности, если Пресвятая Дѣва охранитъ ее и спасетъ отъ грозящей бѣды.
Среди этого хаоса мыслей она замѣтила, что экипажъ остановился. Рѣшительная минута наступила; сердце ея усиленно билось; она едва не лишилась чувствъ отъ страха и безпокойства.
Каждая минута казалась ей вѣчностью; наконецъ дверцы экипажа открылись; и она едва повѣрила своимъ главамъ, когда передъ ней очутилось знакомое лицо ея младшаго брата Ферранти Карнаро.
Катарина все еще находилась подъ вліяніемъ мучившихъ ее опасеній, такъ что сначала не могла понять въ чемъ дѣло. Но Ферранте скоро привелъ ее въ сознанію дѣйствительности, объяснивъ ей, что рѣшился на ея похищеніе по приказанію Совѣта Десяти, и могъ выполнить его только благодаря содѣйствію венеціанскаго посольства въ Римѣ. Затѣмъ молодой Карнаро добавилъ, что ему велѣно, во что бы то ни стало доставить сестру въ Азоло, гдѣ ее будутъ охранять строже прежняго, чтобы отнять у нея всякую возможность дѣйствовать по собственному побужденію, безъ согласія республики.
Послѣ этой рѣчи Ферранте подалъ руку сестрѣ, чтобы помочь ей выйти изъ экипажа. Онъ ожидалъ, что Катарина осыплетъ его упреками и даже, быть можетъ, сдѣлаетъ попытку къ сопротивленію; поэтому онъ очень удивился, когда она съ радостнымъ восклицаніемъ: "Мой братъ!" бросилась къ нему на шею и начала громко рыдать.
Путешествіе продолжалось почти безъ остановки. За экипажемъ бывшей королевы слѣдовала ея свита, которая по распоряженію Ферранте была одновременно съ нею привезена изъ Рима. Но по прибытіи въ Азоло Катарина должна была немедленно отпустить своихъ вѣрныхъ слугъ, въ силу особеннаго приказанія венеціанской "Signoria", но при этомъ ей было объявлено въ видѣ утѣшенія, что они не подвергнутся никакому наказанію.
Шарлотта де Луэиньянъ въ тотъ же вечеръ была выведена изъ мучительной неизвѣстности письмомъ, которое ей было передано дворецкимъ. Ей сообщали, что венеціанскому сенату удалось узнать черезъ преданныхъ слугъ мѣстопребываніе бывшей кипрской королевы и что теперь велѣно отвезти ее въ Азоло съ почетомъ, подобающимъ ея сану. Но такъ какъ бѣгство Катарины Карнаро не имѣло никакихъ послѣдствій, то республика желаетъ предать дѣло забвенію. Въ заключеніе принцессѣ Лузиньянской совѣтовали хранить молчаніе въ виду ея собственныхъ интересовъ, потому что, въ противномъ случаѣ, она можетъ навлечь на себя непріятности, которыя помѣшаютъ ея дальнѣйшему пребыванію въ Римѣ.
Не смотря на оскорбительный тонъ письма, Шарлотта, прочитавъ его, вздохнула свободнѣе. Но въ то же время въ душѣ ея впервые проснулось сомнѣніе относительно возможности идти наперекоръ государственнымъ планамъ могущественной республики и добиться когда либо кипрской короны съ помощью интригъ.
Между тѣмъ, неаполитанскій принцъ Федериго, не подучая никакихъ извѣстій изъ Рима, предавался сладкимъ мечтамъ. Несмотря на тяжелыя обстоятельства, въ которыхъ онъ находился, образъ прекрасной Катарины Карнаро не покидалъ его. Между тѣмъ, французскій король изъявилъ желаніе видѣть его, и онъ, подъ прикрытіемъ вооруженной свиты, вступилъ во дворецъ, который столько лѣтъ принадлежалъ его фамиліи, чтобы вести переговоры съ Побѣдителемъ.
Неаполь, одаренный всѣми благами южной природы, избыткомъ вина и прекрасныхъ плодовъ, расположилъ къ нѣгѣ и невоздержанію непривычныхъ чужестранцевъ, представляя для нихъ ежедневно новыя неиспытанныя наслажденія. Такая жизнь въ самомъ непродолжительномъ времени усыпительно подѣйствовала на французскаго короля и его войско и вызвала стремленіе къ скорѣйшему окончанію войны.
Карлъ VIII хотѣлъ принудить принца Федериго отказаться отъ всякихъ притязаній на неаполитанскую корону и предлагалъ ему взамѣнъ герцогство внутри Франціи.
Это предложеніе было въ высшей степени заманчиво для принца, такъ какъ давало ему надежду на исполненіе самыхъ завѣтныхъ желаній его сердца. Онъ такъ живо представилъ себѣ счастливую жизнь съ Катариной Карнаро въ своемъ новомъ герцогствѣ, что почти не обратилъ никакого вниманія на слова своихъ спутниковъ, которые умоляли его не отказываться отъ своихъ правъ на Неаполь. Онъ просилъ короля дать ему время на размышленіе и воспользовался имъ, чтобы послать гонца въ Римъ къ Шарлотѣ Лузиньянской.
Посланный вернулся съ лаконическимъ отвѣтомъ, что принцъ Федериго долженъ обратиться по своему дѣлу къ сенату Венеціанской республики.
Этотъ отвѣтъ былъ слишкомъ ясенъ для принца. Мысль, что Катарина страдаетъ изъ за любви къ нему и что, быть можетъ, Венеція наказала свою непокорную дочь строгимъ заключеніемъ, еще больше укрѣпила его рѣшимость принять предложеніе французскаго короля. Поэтому онъ отправилъ посольство въ венеціанскому сенату съ формальнымъ сватовствомъ и заявленіемъ, что онъ намѣренъ принять предложеніе Карла VIII и, если Венеція отдастъ ему руку Катарины Карнаро, то онъ немедленно отправится съ своей супругой въ новое герцогство.
По во время войны событія совершаются быстрѣе, нежели когда либо. Въ Венеціи только что выбрали новаго дожа, и древняя церемонія его обрученія съ моремъ въ данный моментъ поглотила общее вниманіе и отодвинула всѣ дѣла на задній планъ.
Это празднество совершалось ежегодно въ день Вознесенія. Дожъ садился въ пышно убранную и разукрашенную галлеру "Bncentauro" и въ сопровожденіи иностранныхъ посланникахъ, при звукахъ музыки и привѣтственныхъ крикахъ безчисленной собравшейся толпы, выѣзжалъ въ Адріатическое море, гдѣ бросалъ въ воду золотое кольцо. Затѣмъ слѣдовали всевозможныя народныя увеселенія, служившія заключеніемъ этого торжественнаго дня, который считался однимъ изъ важнѣйшихъ праздниковъ республики.
Въ то время, какъ принцъ Федериго ожидалъ отвѣта изъ Венеціи, Карлъ VIII, потерявъ терпѣніе, приказалъ короновать себя неаполитанскимъ королемъ.
Наконецъ вернулось посольство изъ Венеціи съ отвѣтомъ отъ сената, который на отрѣзъ отказывалъ принцу въ рукѣ Катарины Карнаро. Вмѣстѣ съ тѣмъ получено было офиціальное извѣстіе, что по иниціативѣ новаго дожа составилась лига изъ всѣхъ государствъ сѣверной Италіи, съ цѣлью изгнать изъ страны французскаго короля и снова возстановить Аррагонскую династію на Неаполитанскомъ престолѣ.
Такимъ образомъ всѣ желанія и надежды двухъ любящихъ сердецъ были принесены въ жертву политическому разсчету. Италія рѣшилась соединить свои силы. Венеція заключила договоръ съ папой и испанскимъ правительствомъ; къ этому договору примкнули мелкія республики и герцогъ миланскій. Послѣдній пришелъ къ убѣжденію, что Италія, соединенная общимъ бѣдствіемъ, предоставляла больше ручательствъ въ будущемъ, нежели французскій король, который давалъ много обѣщаній, но не выказывалъ ни малѣйшаго желанія привести ихъ въ исполненіе.
Мечта объ идиллическомъ счастьи съ Катариной среди осчастливленныхъ подданныхъ исчезла для принца Федериго, такъ какъ сила обстоятельствъ толкнула его на иной-путь. Во всемъ Неаполитанскомъ королевствѣ со дня на день усиливалось недовольство противъ новаго французскаго правительства, тѣмъ болѣе, что Карлъ VIII роздалъ лучшія доходныя мѣста своимъ приближеннымъ и постоянно нарушалъ права мѣстнаго дворянства. Такимъ образомъ Федериго долженъ былъ заглушить въ себѣ всѣ личныя стремленія и посвятить свои силы будущности родины.
Венеція стояла во главѣ новой лиги и поэтому до тѣхъ поръ, пока непріятель не былъ изгнанъ изъ страны, принцъ Федериго не могъ идти на перекоръ могущественной республикѣ и выполнить какое либо предпріятіе безъ ея согласія.
Карлъ VIII былъ сильно встревоженъ доходившими до него слухами объ итальянской лигѣ, потому что непріятель, сосредоточивъ свои силы, могъ отрѣзать ему обратный путь, и онъ очутился бы съ войскомъ въ безвыходномъ положеніи. Въ виду этого, онъ долженъ былъ удалиться изъ Неаполя прежде, чѣмъ непріятель успѣетъ организовать свои войска и приготовить ихъ къ бою. Опасность была бы далеко не такъ велика, если бы германскій императоръ Максимиліанъ не обѣщалъ помощи своему зятю Лодовико Моро и испанскій король Фердинандъ Католикъ не примкнулъ къ лигѣ. Хотя папа, въ знакъ своего расположенія, послалъ въ подарокъ французскому королю золотую розу, но онъ видимо все болѣе и болѣе склонялся къ союзу съ остальными итальянскими государствами. При этихъ условіяхъ приходилось дорожить каждымъ днемъ, и Карлъ VIII, сталъ готовиться въ обратный путь.
Онъ оставилъ часть своего войска въ Неаполѣ и двинулся къ Риму. На этотъ разъ папа отказался отъ свиданія съ нимъ, такъ что кардиналъ Санта Анастазіа, архіепископъ Кентерберійскій, принималъ въ Ватиканѣ французскаго короля, который остался одинъ день въ Римѣ и поспѣшилъ въ Тоскану.
Однако Карлъ VIII, прежде чѣмъ покинуть Италію, принужденъ былъ дать единственную битву, ознаменовавшую его походъ. Въ долинѣ Таро, близь Форнуово, въ томъ мѣстѣ, гдѣ горы постепенно понижаются въ Пармезанской равнинѣ, онъ встрѣтилъ союзныя войска, которыя было вчетверо сильнѣе его арміи и намѣревались отрѣзать ему путь. Но онъ остался побѣдителемъ въ послѣдовавшемъ затѣмъ сраженіи, въ которомъ, по свидѣтельству историковъ, погибло не менѣе трехъ тысячъ итальянцевъ, между тѣмъ какъ французы потеряли всего около двухъ сотъ человѣкъ. Былъ одинъ моментъ, когда жизнь Карла VIII подвергалась большой опасности, но онъ пробился сквозь ряды непріятеля, который не рѣшился долѣе удерживать его.
Битва при Форнуовѣ прославила французскій способъ веденія войны и отравилась на ходѣ дальнѣйшихъ событій.
Со времени вступленія французовъ въ страну, во многихъ мѣстностяхъ Италіи проявилась чума, которая составляетъ неизбѣжное слѣдствіе скопленія большихъ массъ войска въ извѣстныхъ пунктахъ. Естественно, что въ болѣе значительныхъ городахъ эпидемія должна была свирѣпствовать съ особенной силой въ узкихъ и грязныхъ улицахъ, въ которыхъ были скучены евреи; но простой народъ по своему недомыслію приписалъ имъ все зло, смѣшавъ причину съ послѣдствіями Къ этому присоединились грубыя страсти: ненависть къ евреямъ, зависть и алчность, которыя одновременно вызвали въ нѣсколькихъ мѣстахъ народныя возмущенія, ознаменованныя дикой жестокостью и сценами убійства и грабежа.
Знатные люди, лучше понимавшіе положеніе вещей, при первомъ появленіи чумы переѣзжали изъ многолюдныхъ городовъ въ свои помѣстья, гдѣ воздухъ былъ менѣе наполненъ міазмами. Страхъ заразы особенно господствовалъ при папскомъ дворѣ и послужилъ предлогомъ святому отцу и его окружающимъ, чтобы удалиться изъ Рима, вслѣдъ за извѣстіемъ о приближеніи Карла VIII.
Лукреція Борджіа воспользовалась общей боязнью чумы, чтобы вывести своего мужа изъ затруднительнаго положенія, въ которомъ онъ долженъ былъ снова очутиться при вторичномъ вступленіи французскаго короля въ Римъ. Папа Александръ находился всецѣло подъ вліяніемъ окружавшимъ его женщинъ; поэтому Лукреція обратилась къ ихъ помощи, чтобы достигнуть своей цѣди. Разсчетъ ея оказался вѣрнымъ, потому что самъ папа, въ виду чумы, приказалъ ей выѣхать изъ Рима, вмѣстѣ съ ея матерью Ваноццой, прекрасной Джуліей Фарнезе и синьорой Адріаной Орсини. Мужъ Лукреціи, Джьованни Сфорца, долженъ былъ сопровождать дамъ и оставаться въ Пезаро для ихъ охраны до новаго распоряженія.
Ваноцца Каталей съ нѣкотораго времени опять принадлежала къ папскому придворному штату. Благодаря щедрости Александра VI, она была богатая женщина и не только владѣла нѣсколькими домами въ Римѣ, но и виноградниками въ окрестностяхъ. Она обратилась въ величественную матрону, но все еще сохранила правильныя красивыя черты лица и огненные глаза чистокровной римлянки. Наученная тяжелой нравственной борьбой, какую ей пришлось вынести при разлукѣ съ отцомъ ея дѣтей, она трезвѣе смотрѣла на жизнь, нежели другія лица, стоявшія вблизи паны; и только ей одной удавалось иногда сдерживать дикій эгоизмъ Чезаре, властолюбіе котораго не знало границъ.
Всему Риму было извѣстно, что могущественный представитель Бога на землѣ, имѣвшій власть разрѣшать грѣхи людскіе, былъ рабомъ женщинъ, и по слабости къ своимъ дѣтямъ не только не видѣлъ ихъ недостатковъ, но до комизма восхищался ихъ достоинствами. Чезаре зналъ это и поставилъ себѣ задачей пріобрѣсти неограниченную власть надъ главой христіанскаго міра и возстановить его противъ своихъ меньшихъ братьевъ и сестры.
Лукреція принадлежала къ числу тѣхъ пассивныхъ натуръ, которыя умѣютъ приноравливаться во всѣмъ положеніямъ жизни. Послѣ своего замужества она провела цѣлый годъ въ Пезаро съ своимъ мужемъ, и теперь съ радостью вернулась къ прежней скромной обстановкѣ. Но Ваноцца, синьора Адріана и въ особенности Джулія Фарнезе скучали въ уединеніи и придумывали различныя удовольствія, не всегда доступныя для нихъ въ Римѣ, при ихъ общественномъ положеніи. Хотя онѣ ежедневно слушали обѣдню и исполняли всѣ обряды, предписанные церковью, но тѣмъ не менѣе позволили себѣ однажды, въ видѣ развлеченія, отступить отъ правилъ строгаго благочестія, чтобы заплатить дань самому грубому суевѣрію.
Онѣ слышали отъ прислуги о существованіи старой колдуньи, жившей за городомъ, и рѣшились отправиться къ ней, такъ какъ, несмотря на близость къ папѣ, подобно большинству женщинъ того времени, находили живой интересъ въ предсказаніяхъ, связанныхъ съ колдовствомъ. Предпріятіе могло увѣнчаться полнымъ успѣхомъ только въ томъ случаѣ, если колдунья не будетъ знать, съ кѣмъ имѣть дѣло. Поэтому придуманъ былъ слѣдующій планъ. Джулія Фарнезе была совершенно неизвѣстна въ Пезаро и должна была явиться въ колдуньи подъ видомъ знатной дамы, живущей въ одиночествѣ. Ваноцца, Адріана и Лукреція намѣревались сопровождать ее въ качествѣ служанокъ. Если бы Джьованни Сфорца вздумалъ отправиться вмѣстѣ съ ними, то онъ также обязанъ былъ взять на себя роль слуги прекрасной незнакомки.
Графъ Джьованни, чтобы угодить дамамъ, изъявилъ полную готовность сопутствовать имъ и обѣщалъ провести ихъ окольной дорогой къ старой колдуньѣ, которая устроила себѣ фантастическое убѣжище въ развалинахъ древняго храма. Здѣсь она, подобно Сивиллѣ, жила одна среди обширнаго поля; окрестные жители обыкновенно избѣгали ее, но въ экстренныхъ случаяхъ обращались къ ней за совѣтомъ.
На Джуліи Фарнезе было надѣто платье изъ лиловаго бархата; она подобрала свои густые шелковистые волосы, доходившіе до земли, въ шелковую сѣтку съ золотыми блестками. Она ѣхала верхомъ. Графъ Сфорца сопровождалъ ее въ качествѣ конюха; такъ какъ всѣ мѣстные жители знали его въ лицо, то онъ изъ предосторожности привѣсилъ себѣ накладную бороду. Лукреція съ матерью и синьора Адріана шли сзади, переодѣтыя служанками.
Джулія Фарнезе была такъ неподражаема хороша въ своемъ богатомъ нарядѣ, что старая колдунья, едва взглянувъ на ея спутниковъ, обратила на нее особенное вниманіе и пригласила сѣсть. Затѣмъ она тщательно осмотрѣла ладони рукъ прекрасной синьоры, но не рѣшилась сказать, что либо непріятное. Ея слова, что Джулія замужемъ за знатнымъ человѣкомъ и любима другой, еще болѣе важной особой, согласовалось съ дѣйствительностью; и только предсказанія о будущей счастливой судьбѣ должны были быть приняты на вѣру. Между тѣмъ отъ вниманія старухи не ускользнуло, что остальныя дамы и графъ Джьованни перешептываются другъ съ другомъ и видимо насмѣхаются надъ ней.
Джулія выразила желаніе, чтобы колдунья предсказала будущность ея спутникамъ. Съ ними старуха не считала нужнымъ стѣсняться и говорила все, что ей приходило въ голову; нѣкоторыя изъ ея предсказаній подходили къ истинѣ, другія доказывали, что она несомнѣнно принимаетъ ихъ за прислугу знатной дамы.
Все это приключеніе кончилось бы смѣхомъ, если бы одно пророчество старой Сивиллы не нарушило общаго веселія. Когда Лукреція протянула ей свою руку, то она, разглядѣвъ линіи, сказала: е Эта рука подвергнетъ большой опасности того человѣка, кому она отдана". Затѣмъ она взяла руку графа Джьованни и, не подозрѣвая связи съ предыдущимъ предсказаніемъ, добавила: "Жена, избранная тобой, подвергнетъ твою жизнь опасности"!
Если бы старуха знала, что передъ нею подеста Пезаро съ своей супругой, то она врядъ ли рѣшилась бы на такія мрачныя предсказанія. Но теперь съ одной стороны она, быть можетъ, хотѣла отомстить мнимому слугѣ за его насмѣшливые взгляды, а съ другой усилить вѣру въ свое искусство, набросивъ нѣсколько мрачныхъ тѣней на розовыя, нарисованныя ею картины будущности.
Джулія щедро одарила старую Сивиллу за трудъ; затѣмъ все общество удалилось въ полномъ убѣжденіи, что она никогда не узнаетъ, кто посѣтилъ ее въ этотъ день.
Какъ часто бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, слова, сказанныя колдуньей Лукреціи и ея мужу, глубже запали въ сердце молодой женщины, нежели предполагали ея спутники. Съ этихъ поръ въ ея воображеніи чаще прежняго сталъ рисоваться образъ ея старшаго брата; она съ ужасомъ думала о темныхъ слухахъ, ходившихъ въ городѣ о жестокости Чезаре, которому приписывали различныя случаи тайныхъ убійствъ. Впослѣдствіи она не разъ вспоминала съ содраганіемъ о таинственномъ предсказаніи, когда ея мужу грозила опасность отъ ея брата.
Остальныя три синьоры и графъ. Джьованни скоро забыли болтовню колдуньи, такъ какъ считали все приключеніе забавой, которая могла занять ихъ не болѣе, какъ на одинъ день. Запасъ развлеченій въ Пезаро былъ невеликъ, хотя графъ Джьовани познакомилъ синьоръ съ знатными фамиліями въ окрестностяхъ и устраивалъ для нихъ различныя поѣздки; между прочимъ на виллу Imperiale и ко двору Урбино.
Герцогиня Урбино приняла съ большимъ почетомъ знатныхъ римлянокъ и, между прочимъ, представила имъ мальчика поразительной красоты, съ задумчивымъ взглядомъ и правильными чертами лица. Это былъ Рафаэль, сынъ живописца Санти, который уже ревностно занимался искусствомъ и заслужилъ милость герцога и его супруги удачными эскизами портретовъ и прелестными изображеніями мадоннъ.
Тишина уединенной жмени въ Пезаро была нарушена скорѣе, нежели можно было ожидать, тѣмъ болѣе, что послѣ удаленія Карла VIII въ верхнюю Италію и битвы при Форнуово, повидимому устранена была всякая возможность новыхъ столкновеній съ французскимъ королемъ. Папа сначала отправился въ Орвіэто, затѣмъ въ Перуджу, откуда былъ посланъ приказъ графу Джьованни пріѣхать съ дамами. Нѣсколько дней спустя, папа вернулся въ Римъ съ своей возлюбленной, Джуліей Фарнезе, ея предшественницей, Ваноццой, и синьорой Адріаной, а графъ Джьованни вернулся въ Пеэаро.
Съ тѣхъ поръ, какъ миланскій герцогъ присоединился къ итальянской лигѣ и стадъ въ непріязненныя отношенія къ французскому королю, графъ Джьованни Сфорца могъ безъ колебанія поступить на службу лиги по предложенію Венеціи. Но вслѣдствіе распоряженія папы, сдѣланнаго вѣроятно по просьбѣ Лукреціи, онъ принужденъ былъ остаться еще нѣсколько мѣсяцевъ въ Пезаро.
Война уже была почти окончена, когда графъ Сфорца получилъ дозволеніе отправиться въ армію, между тѣмъ какъ Лукреція уѣхала въ Римъ.