Мученичество Савонаролы.
Печальная трагедія, которая такъ неожиданно разыгралась во Флоренціи, быстро приближалась къ роковой развязкѣ. Послѣ успѣшной осады монастыря Санъ Марко, враги реформатора окончательно восторжествовали надъ его приверженцами и поспѣшили воспользоваться своей побѣдой. Разъяренная толпа едва не растерзала Саванаролу и его двухъ товарищей по дорогѣ въ тюрьму, такъ что ему пришлось еще разъ испытать на себѣ все непостоянство народнаго расположенія.
Настоятель Санъ Марко, Доминико Буонвичини и Сильвестро Маруффи, были отведены въ новую тюрьму, которая была прочнѣе построена, нежели всѣ прежнія. У входа въ темный корридоръ со сводами Саванарола повернулъ голову, чтобы взглянуть на своихъ товарищей; но ихъ увели въ обратномъ направленіи. Когда онъ крикнулъ, чтобы проститься съ ними, то голосъ его глухо раздался въ мрачныхъ стѣнахъ, какъ послѣдній крикъ утопающаго, потерпѣвшаго кораблекрушеніе среди высокихъ утесовъ.
Вооруженные люди, захватившіе въ плѣнъ Саванаролу, сдали его тюремщикамъ, которые молча повели узника по длинному подземному ходу. Они несли въ рукахъ зажженные факелы, время отъ время ударяли ими о стѣну, когда красноватое пламя начинало меркнуть. Пройдя нѣсколько низкихъ пещеръ, они достигли до подножья башни, въ крѣпкомъ фундаментѣ которой были устроены темницы, въ видѣ небольшихъ отверстій, отъ семи до восьми футовъ въ квадратѣ, въ которыхъ съ трудомъ могъ помѣститься одинъ человѣкъ и лечь во всю длину.
Нѣкоторыя изъ этихъ темницъ были до того низки, что узнику предстояло только сидѣть или лежать въ нихъ; при этомъ всѣ онѣ были лишены свѣта. Тюремщики подняли люкъ и, сойдя внизъ десять ступеней по крутой лѣстницѣ, открыли тяжелую дверь, которая была заперта большими замками и желѣзнымъ засовомъ, вдѣланнымъ въ каменныя стѣны.
Свѣтъ факеловъ освѣтилъ шестиугольную пещеру изъ большихъ квадратныхъ камней; на стѣнахъ висѣли тяжелыя желѣзныя цѣпи съ обручами для шеи и рукъ. Въ одномъ углу стоялъ каменный столъ и около него на землѣ лежалъ изодранный мѣшокъ, набитый гнилой соломой.
Тюремщики втащили въ эту темницу несчастнаго узника и молча удалились. Джироламо услышалъ щелканье замка и шумъ поднимаемаго засова; затѣмъ раздались тяжелые шаги по каменной лѣстницѣ и черезъ нѣсколько минутъ наступила мертвая тишина. Непроницаемый мракъ окружалъ его. Онъ прижалъ къ груди крестъ, который носилъ подъ рясой, и сталъ думать о мученичествѣ и насильственной смерти, которая ожидала его, какъ нѣкогда распятаго Христа. Глубокое уныніе овладѣло его душей; слезы одна за другой медленно текли по его щекамъ.
Немного погодя, Джироламо поднялъ голову и сдѣлалъ надъ собой усиліе, чтобы отогнать тяжелыя мысли. Ощупывая стѣны, онъ старался отыскать небольшое отверстіе, которое замѣтилъ въ тотъ моментъ, когда его ввели въ темницу. Оно оказалось сверху надъ дверью и было закрыто частой рѣшеткой, почти не пропускавшей свѣта, такъ что несчастный узникъ не могъ сразу замѣтить его, не смотря на сильное напряжете зрѣнія. Хотя его окружалъ тотъ же мракъ, но онъ пристально смотрѣлъ на рѣшотку, въ надеждѣ увидѣть слабый отблескъ неба, которое онъ такъ любилъ и такъ часто призывалъ въ свидѣтели чистоты своихъ намѣреній. Сердце его въ эту минуту было такъ же полно вѣры въ Провидѣніе, какъ и въ былыя времена. Ему казалось, что онъ видитъ передъ собой прекрасную, блестящую звѣзду; таинственный голосъ нашептывалъ ему, что эта предвѣстница свободы, которую онъ надѣялся дать народу. Онъ слышалъ знакомый шумъ волнъ Арно и чувствовалъ утреннюю свѣжесть, которая охлаждала его разгоряченную кровъ. Но мало по малу сознаніе дѣйствительности снова вернулось къ нему; онъ увидѣлъ, что окруженъ могильнымъ мракомъ и тишиной и что ему приходится дышать сырымъ, удушливымъ воздухомъ.
По временамъ у него являлось опасеніе, что его осудятъ на голодную смерть, подобно Уголино; но онъ старался не думать объ этомъ. Между тѣмъ, глаза его настолько освоились съ темнотой, что онъ замѣтилъ полосу сѣроватаго свѣта, проникавшую въ его темницу. Но онъ не могъ видѣть ни земли, ни неба, потому что рѣшетчатое отверстіе выходило въ темный корридоръ и слабый лучъ свѣта, падавшій съ высоты, терялся въ лабиринтѣ стѣнъ и колоннъ.
Но вотъ, гдѣ-то вдали раздался слабый звонъ; онъ сталъ прислушиваться и узналъ колоколъ Санъ Марко,
Сколько разъ этотъ колоколъ призывалъ народъ къ его проповѣди; какъ торжественно проносились тогда эти звуки подъ сводами монастырской церкви. Прошлое воскресло въ его памяти; онъ невольно задумался о судьбѣ людской и почти пришелъ въ убѣжденію, что Провидѣніе остается безучастнымъ къ дѣламъ и событіямъ, которыя совершаются на землѣ. Онъ такъ погрузился въ свои размышленія, что вздрогнулъ отъ удивленія, когда тюремщикъ приподнявъ рѣшетку, подалъ ему скудный обѣдъ.
Настроеніе духа узника колебалось между тихой покорностью судьбѣ и уныніемъ, доходящимъ до отчаянія. Онъ зналъ, что убійцы и разбойники могутъ больше разсчитывать на снисхожденіе людей, нежели злополучныя жертвы религіознаго и политическаго фанатизма. Такимъ узникамъ приходилось иногда цѣлыми годами выжидать рѣшенія своей судьбы въ мрачныхъ, сырыхъ нормахъ, при плохой пищѣ; но если дѣло не терпѣло проволочки, то ихъ подвергали допросу и съ помощью пытокъ доводили до мнимаго или дѣйствительнаго признанія.
Участь Саванаролы должна была скорѣе рѣшиться, нежели онъ предполагалъ. Однажды вечеромъ, въ его темницу вошли четверо людей въ черной одеждѣ, съ черными капишонами, закрывавшими ихъ головы и лица, кромѣ отверстій для глазъ. Они молча повели Саванаролу въ судъ для допроса.
Это была обширная зала со сводомъ, вся обтянутая чернымъ; въ концѣ ея стоялъ полукруглый столъ, покрытый чернымъ сукномъ. Кожа на стульяхъ была такого же цвѣта, равно и бархатный балдахинъ надъ кресломъ инквизитора, исполнявшаго роль предсѣдателя суда. На стѣнѣ висѣло рѣзное деревянное распятіе въ человѣческій ростъ; но лицо Спасителя имѣло суровое, неподвижное выраженіе и скорѣе могло внушать страхъ несчастнымъ подсудимымъ, нежели утѣшеніе и надежду. На столѣ, по правую руку предсѣдателя, былъ колокольчикъ, налѣво лежало большое открытое евангеліе, а посреди, между двумя подсвѣчниками съ зажженными восковыми свѣчами, стоялъ бронзовый крестъ. Иногда его раскаливали до красна и заставляли подсудимаго приложиться къ нему; если онъ отъ боли ронялъ крестъ, то это служило доказательствомъ его виновности. Судьи рѣшали, что онъ выказалъ отвращеніе въ святынѣ или что Спаситель воспротивился его поцѣлую.
Въ углубленіи валы стояли монахи различныхъ орденовъ и свидѣтели; судьи заняли мѣста въ креслахъ; рядомъ съ ними помѣстились семнадцать "экзаменаторовъ", которые должны были снимать допросъ съ подсудимаго, папскій коммиссаръ и фискалъ Франческо Ароне.
Отданъ былъ приказъ привести подсудимаго. Саванарола вошелъ ровнымъ шагомъ; прямой, открытый взглядъ его глазъ и непринужденная осанка показывали спокойную совѣсть; на его лицѣ, вмѣстѣ съ выраженіемъ глубокой скорби, видна была тихая покорность судьбѣ. Ему предложили сѣсть. Онъ горько улыбнулся, когда увидѣлъ приготовленный для него камень, но тѣмъ не менѣе безпрекословно сѣлъ и съ чувствомъ собственнаго достоинства сталъ ожидать начала суда. Предчувствія его сбылись: подобно тому, какъ нѣкогда книжники и фарисеи поступали съ Христомъ, такъ и его судьи снимали съ него допросъ съ единственною цѣлью найти его виновнымъ и осудить на смертную казнь. Саванарола съ невозмутимымъ спокойствіемъ выслушивалъ угрозы и оскорбленія и, давая отвѣты, взвѣшивалъ каждое свое слово. Наконецъ одинъ изъ судей, возмущенный вопіющей несправедливостью своихъ товарищей, неожиданно объявилъ, что отказывается отъ дальнѣйшаго допроса, такъ какъ не желаетъ принимать участія въ убійствѣ.
Но этотъ случай еще больше увеличилъ упорство и ожесточеніе остальныхъ судей. По знаку папскаго коммиссара предсѣдатель позвонилъ въ колокольчикъ. Слуги подняли занавѣсъ, скрывавшую правую сторону валы, слабо освѣщенную двумя факелами. На багровомъ фонѣ сукна, покрывавшаго стѣны виднѣлись всевозможныя орудія пытки: подставки различной величины, желѣзные башмаки, гвозди, веревки, крюки и пр. Въ одномъ углу стояли столбы съ перекладинами, отъ которыхъ были протянуты веревки къ большимъ колесамъ; тутъ же на полу лежали гири, которыя привѣшивались къ ногамъ, чтобы придать большую тяжесть повисшему тѣлу. Кромѣ того разложены были воронки, смоляные факелы, кнуты, бичи съ желѣзными пулями, пилы, ножи различной величины, молотки, щипцы и другія приспособленія, чтобы выщипывать бороду, вырывать ногти, срѣзать кожу, пробуравливать тѣло и вливать въ раны горячее масло, смолу олова Въ нѣсколькихъ мѣстахъ на полу были сдѣланы углубленія для стока крови; въ стѣнахъ виднѣлись печи, въ которыхъ раскаливали желѣзныя рѣшетки, пики и вертела для поджариванья человѣческаго мяса. Въ самомъ дальнемъ углу стоялъ большой чанъ съ пылающими угольями, которые освѣщали зловѣщимъ свѣтомъ глубину залы.
По знаку инквизитора тѣ-же таинственныя личности, которыя ввели Джиронато въ валу, подняли его на руки и понесли въ сторону залы, гдѣ находились орудія пытки. Епископъ Соренск и инквизиторъ Торріани набожно перекрестились, послѣ чего не монахи запѣли хоромъ заунывный псаломъ и молили милосердіи Бога о ниспосланіи свѣта истины заблудшему человѣку, погибшему во тьмѣ грѣховной.
Два палача скрутили назадъ руки Саванаролы и связали ихъ на спинѣ концомъ веревки, перекинутой черезъ перекладину, между тѣмъ какъ другой конецъ ея былъ прикрѣпленъ къ мотовилу. Съ помощью колеса его подняли кверху до сводовъ и затѣмъ внезапно сбросили внизъ съ высоты. Паденіе было такъ сильно что слышно было какъ хрустнули суставы; изъ груди мученика вырвался подавленный крикъ.
-- Сознайтесь, патеръ! сказалъ съ притворнымъ смиреніемъ инквизиторъ Торріани, стараясь придать своему голосу убѣдительный тонъ.
-- Я сознаюсь въ томъ, отвѣтилъ Джироламо, что любилъ народъ и хотѣлъ дать ему свободу... я уважалъ церковь и желалъ видѣть ее обновленной...
Слова эти отчетливо прозвучали среди мертвой тишины, царившей въ залѣ.
-- Поднимите его снова! крикнулъ повелительнымъ голосомъ папскій коммиссаръ; и палачи, исполнивъ это приказаніе, вторично сбросили съ высоты злополучную жертву инквизиціи. Пытка была повторена до четырехъ разъ, пока, наконецъ, Саванарола, изнемогая отъ боли, пробормоталъ:
-- Господи, сжалься надъ моей бѣдной душой!
Судьи надѣялись, что наступилъ удобный моментъ, чтобы смирить гордость еретика, и воскликнули въ одинъ голосъ:
-- Сознайся, что ты служилъ сатанѣ и хотѣлъ ввести народъ въ соблазнъ своими проповѣдями!
Саванарола ничего не отвѣтилъ и только отрицательно покачалъ годовой.
Послѣ этого его трижды поднимали до сводовъ и сбрасывали съ высоты. Въ послѣдній разъ глаза его выступили изъ орбитъ; онъ судорожно открылъ ротъ, но изъ горла раздался глухой храпъ, такъ что съ трудомъ можно было разслышать слова:
-- Я сознаюсь, что...
Онъ не могъ кончить начатой фразы, потому что у него изо рта хлынула кровь. Судьи приказали развязать ему руки, послѣ чего палачи положили его на матрацъ въ безчувственномъ состояніи.
Доменико Буонвичини и Маруффи подверглись такимъ-же истязаніямъ, какъ ихъ настоятель, но не измѣнили своимъ убѣжденіямъ.
Когда Саванарола опомнился отъ продолжительнаго обморока, онъ долженъ былъ выслушать протоколъ мнимыхъ признаній, сдѣланныхъ имъ подъ пыткой, который былъ прочитанъ фискаломъ Франческо Ароне.
Саванарола старался дать себѣ отчетъ въ сказанныхъ имъ словахъ, но не могъ ничего припомнить кромѣ того, что вынесъ невыразимыя мученія. Въ числѣ присутствовавшихъ монаховъ онъ увидѣлъ съ глубокимъ огорченіемъ нѣсколькихъ доминиканцевъ изъ монастырь Санъ-Марко.
Послѣ нѣкотораго молчанія онъ сказалъ взволнованнымъ прерывающимся голосомъ:
-- Я признаю за истину все, что я проповѣдывалъ и говорилъ прежде. Если во время пытки мною были дѣйствительно сказаны тѣ слова, которыя записаны въ протоколѣ, то я отрекаюсь отъ нихъ, потому что они были вызваны ужасными мученіями. То, чему я училъ народъ, всегда останется непреложной истиной, хотя по своей тѣлесной немощи я не могъ вынести истязаній, которымъ подвергли меня и, быть можетъ, подъ пыткой сознался въ небывалыхъ преступленіяхъ. Поэтому я протестую противъ прочитанныхъ показаній.
Но папскій коммиссаръ, не обращая вниманія на его слова, настойчиво требовалъ, чтобы онъ письменно подтвердилъ свои показанія. Инквизиторъ съ своей стороны снова отдалъ приказъ палачамъ схватить подсудимаго; но Саванарола отстранилъ ихъ знакомъ руки и изъявилъ согласіе подписать ту часть протокола, которая по его мнѣнію до извѣстной степени соотвѣтствовала фактамъ. Затѣмъ, подписавъ свое имя, онъ сказалъ слабымъ голосомъ:
-- Я отдаю свою душу Богу и готовъ принести себя въ жертву за свободу народа...
Узника отвели назадъ въ тюрьму, гдѣ онъ безъ всякой помощи или слова участія былъ предоставленъ своимъ тѣлеснымъ и нравственнымъ страданіямъ.
Вслѣдъ затѣмъ "Signoria" собралась въ большой валѣ паллаццо, гдѣ кромѣ того присутствовала многочисленная публика изъ всѣхъ сословій. Фискалъ Франческо Ароне, прочитавъ протоколъ процесса, добавилъ:
-- Я выбралъ только немногія мѣста изъ протокола, потому что если бы я прочелъ его отъ начала до конца и представилъ всѣ показанія узника, то дѣло приняло бы совсѣмъ иной видъ. Но я прохожу остальное молчаніемъ, потому что нахожу неудобнымъ посвящать всѣхъ присутствующихъ въ тайны нашего города.
Это объясненіе было ловко придумано, чтобы подорвать послѣднее довѣріе народа къ Саванаролѣ, такъ какъ слова фискала были истолкованы въ томъ смыслѣ, что настоятель Санъ-Марко выдалъ многія важныя тайны, которыя были сообщены ему на исповѣди. Такимъ образомъ принятъ былъ систематическій способъ дѣйствій, чтобы уронить ученіе реформатора. Враги его намѣренно умалчивали о вынесенныхъ имъ мученіяхъ и только выставляли на видъ тотъ фактъ, что онъ сознался въ своей виновности. Грубая, невѣжественная толпа все еще была раздражена противъ него за неудавшійся судъ Божій; и даже его приверженцы не могли понять, что человѣкъ, который изгналъ именемъ Божіимъ Медичисовъ изъ Флоренціи и смирилъ честолюбіе Карла VIII, не въ состояніи былъ совершить чудо.
Оффиціальный защитникъ Савонаролы, Анджело Пандольфини, употребилъ всѣ усилія для спасенія своего кліента, но противники несчастнаго монаха были слишкомъ сильный многочисленны. Гонцы одинъ за другимъ привозили Изъ Рима папскія буллы, въ которыхъ расточались обѣщанія и угрозы въ то время, какъ Медичисы съ своей стороны не щадили денегъ.
Наконецъ, 22-го мая 1498 года, составленъ былъ приговоръ, по которому Саванарола и его двое товарищей были осуждены на смертную казнь. Трое подсудимыхъ присутствовали при чтеніи приговора передъ судомъ. На лицѣ Джироламо не выразилось ни малѣйшаго волненія; онъ обнялъ своихъ вѣрныхъ приверженцевъ и убѣждалъ ихъ не терять присутствія духа до послѣдней минуты. Затѣмъ, онъ поднялъ глаза къ небу и, подобно распятому Христу, молилъ Бога простить его враговъ и ниспослать благословеніе на ослѣпленный народъ.
Для флорентинцевъ наступили дни волненія и напряженнаго ожиданія. Тѣ, которые въ глубинѣ души все еще были убѣждены, что стремленія Саванаролы угодны Богу, надѣялись, что ради него совершится чудо, между тѣмъ, какъ другіе, убѣжденные въ его сношеніяхъ съ сатаной, ожидали, что онъ въ критическую минуту спасетъ себѣ жизнь съ помощью волшебства.
Въ это время Саванарола готовился въ смерти. Не разъ воображеніе рисовало ему дни счастливаго дѣтства, когда онъ сидѣлъ на колѣняхъ любящей матери и приносилъ ей цвѣты, нарванные въ полѣ. Затѣмъ онъ представлялъ себя въ отроческомъ возрастѣ, когда въ немъ впервые пробудились тѣ высокія стремленія, которыя впослѣдствіи прославили его имя. Всѣ эти сладкія воспоминанія были связаны съ Феррарой, гдѣ онъ прожилъ лучшее время своей жизни. Пребываніе въ Болоньи и тяжелое испытанное имъ горе дали другое направленіе его дѣятельности. Отсюда мысли узника невольно переносились во Флоренцію, гдѣ уваженіе народа, для котораго онъ столько разъ жертвовалъ жизнью, подняло его на недосягаемую высоту.
Такимъ образомъ, дорогія воспоминанія прошлаго время отъ времени освѣщали для него своимъ золотистымъ отблескомъ печальное настоящее и проясняли его чело, омраченное близостью смерти.
Но ему предстояло еще новое испытаніе отъ грубости и непониманія солдатъ, бывшихъ на караулѣ у его тюрьмы, которые не считали нужнымъ стѣсниться съ нимъ. Они врывались во всякое время дня и ночи въ его темницу, насмѣхались надъ нимъ и угрожали побоями, если онъ не представитъ имъ какое либо доказательство своей сверхъестественной силы. Они хотѣли, чтобы онъ превратилъ камни въ золото и продѣлалъ фокусы, которыми въ тѣ времена мнимые волшебники обманывали народъ.-- Смерть у тебя за плечами, говорили они, пора творить чудеса!..
Савонарола молча выслушивалъ насмѣшки и грубыя шутки солдатъ; онъ настолько ослабѣлъ тѣломъ и духомъ отъ вынесенныхъ имъ истязаній, что съ нетерпѣніемъ сталъ ожидать смертной казни.
Наконецъ, наступилъ желанный день. Рано утромъ, дверь его темницы отворилась; онъ отправился въ сопровожденіи стражи въ капеллу, куда вслѣдъ за нимъ приведены были его двое товарищей. Смертельная блѣдность покрывала ихъ лица; они казались больными и измученными. Послѣ принятія Св. Даровъ, которые они взаимно поднесли другъ другу, ихъ повели на казнь.
'Когда трое приговоренныхъ достигли площади, епископъ Паганотти лишилъ ихъ по принятому обычаю духовнаго сана, послѣ чего инквизиторъ Торріани снялъ съ нихъ монашеское облаченіе, такъ что они остались въ нижнемъ платьѣ, безъ обуви.
Саванарола попросилъ, чтобы ему возвратили на минуту его доминиканскую рясу и, приложившись къ ней, сказалъ громкимъ голосомъ.
-- Святое одѣяніе, съ какимъ томленіемъ я нѣкогда стремился къ тебѣ! Впослѣдствіи, когда мое желаніе исполнилось, я хранилъ тебя чистымъ и незапятнаннымъ до настоящей минуты, и никогда бы не разстался съ тобой, еслибы меня насильственно не принудили къ этому!..
Епископъ Рамолино въ силу уполномочія, полученнаго имъ отъ папы, освободилъ троихъ приговоренныхъ отъ церковнаго покаянія и далъ имъ полное разрѣшеніе отъ грѣховъ. По странному противорѣчію Александръ VI обѣщалъ имъ рай; но они должны были войти въ него черезъ пламя костра.
На площади "Signoria" были воздвигнуты три трибуны: одна для епископа Паганотти, другая для коммисара папскаго престола, третья для караула, состоящаго изъ восьми человѣкъ. Широкіе подмостки вели отъ золотаго льва передъ дворцомъ "Signoria" до центра площади, гдѣ они достигали значительной высоты. Здѣсь устроенъ былъ востеръ изъ легко воспламеняемаго дерева и соломы, облитой масломъ, чтобы огонь могъ быстрѣе охватить его. По срединѣ востра возвышался столбъ въ двадцать метровъ высоты съ поперечной перекладиной, которая придавала ему издали форму креста.
Трое приговоренныхъ, дойдя до мѣста казни, простились другъ съ другомъ съ взаимными увѣреніями, что они съ радостью идутъ на смерть, чтобы заслужить пальму мученичества. У каждаго изъ нихъ было въ рукахъ распятіе.
Монахъ, сопровождавшій Саванаролу, спросилъ его: не желаетъ ли онъ сказать что либо передъ смертью?
Саванарола отвѣтилъ: -- Я хотѣлъ только заявить, что не чувствую никакой злобы противъ моихъ враговъ и отъ всей души прощаю имъ. Молю Бога, чтобы флорентинцамъ не пришлось раскаяться въ моей смерти...
Голосъ Саванаролы можно было разслышать съ одного конца площади до другаго, потому что собравшаяся несмѣтная толпа въ эту минуту хранила мертвое молчаніе.
Палачъ надѣлъ сперва петлю на шею Сильвестро Маруффи и прикрѣпилъ веревку къ одной сторонѣ креста; затѣмъ, онъ накинулъ ему черезъ голову обручъ, висѣвшій на цѣпи посреди креста.
Той же процедурѣ подвергся Доменико Буонвичини.
Наступила очередь Саванаролы, который въ это время громкимъ голосомъ читалъ сѵмволъ вѣры. Онъ медленно поднялся по лѣстницѣ и, дойдя до висѣлицы, окинулъ взглядомъ стоявшій внизу народъ. Хотя разстояніе было слишкомъ велико, чтобы кто либо изъ толпы могъ видѣть въ эту минуту выраженіе его лица, но каждому казалось, что онъ слышитъ слово: "Неблагодарный!"
Колоколъ Санъ-Марко сопровождалъ мѣрными ударами мрачную сцену смерти своего настоятеля.
Тѣло Джироламо Саванаролы повисло между его двумя вѣрными приверженцами
Былъ десятый часъ утра, 23 мая 1498 года.
Длинные багровые языки поднялись къ небу изъ сплошной массы пламени, но сильный вѣтеръ талъ ихъ назадъ, такъ что огонь не коснулся ни одного изъ трехъ тѣлъ, которыя судорожно корчились въ предсмертной агоніи. Но вскорѣ снова поднялся огонь и охватилъ востеръ со всѣхъ сторонъ скрылъ изъ глазъ присутствующихъ ужасающее зрѣлище. На площади господствовала глубокая тишина; только монахи пѣли заунывнымъ голосомъ божественные гимны да слышенъ былъ глухой трескъ и шипѣніе пылавшаго костра. Густой дымъ растилался надъ площадью вмѣстѣ съ смрадомъ горѣвшихъ труповъ.
Папскій коммиссаръ обратился къ Торріани, и они многозначительно пожали другъ другу руки. На ихъ лицахъ выражалась безкорыстная радость, что три человѣческихъ души попадутъ въ рай, а святой отецъ будетъ избавленъ отъ трехъ опасныхъ враговъ.
Пламя, уничтоживъ остатки костра, мало по малу угасло; поднялся столбъ дыму, послѣ котораго остались только угли и пепелъ.
Зрѣлище кончилось.
Коммиссаръ и "Signoria" отдали приказъ палачамъ собрать пепелъ и бросить въ Арно съ Ponte vecchio. Волны Арно далеко унесли смертные останки Джироламо Саванаролы; но ни вѣтеръ, ни волны не могли уничтожить память объ его умственной дѣятельности, которая будетъ переходить отъ поколѣнія въ поколѣнію до тѣхъ поръ, пока будутъ жить люди на землѣ.