Она старалась подавить в себе поднимавшееся чувство брезгливости, и ей невольно пришло в голову сравнение, на которое он сам её направил: как хорошо и чисто в кучерской у них в Москве. Она даже не выпускала из руки слегка подобранного платья, точно боясь запачкаться в этой берлоге.
-- Здесь жарко, и мух много, -- заметив её смущение, торопливо заговорил он. -- Пойдёмте лучше в конюшню. Там чудесно.
Лошади у него стояли под плетёным навесом, звучно жуя овёс и обмахиваясь хвостами. Молоденький конюх чистил большую гнедую кобылу, довольно подставлявшую скребнице свои запылённые бока. Сбоку навеса, где горой навалено было душистое свежее сено и где была тень от конюшни, они остановились.
-- Не побрезгаете сесть на сено? -- спросил он, наклоняясь и сбивая его в сиденье возле стены.
-- Я пить хочу, дайте мне воды, Коля, -- сказала она, складывая зонтик и тяжело дыша.
Он пошёл опять к дому; она, оправляя платье, опустилась на сено. Здесь было, в самом деле, хорошо -- и не жарко, и тихо, и уютно. Она в первый раз поймала себя на том, что называла его Колей. Его так все звали -- все "курсовые", которые жили в гостинице и покупали у него лошадей. Теперь вдруг ей показалось неловким это уменьшительное, ласкательное "Коля". Она только сегодня поняла, что ведь и он такой же мужчина, как все эти "курсовые", -- почему же она допускает с ним такую фамильярность? Он несколько образован, был в корпусе в Петербурге, говорит даже немного по-французски; по службе ему что-то не повезло -- он вышел из полка. Теперь, вот уже второй месяц, она его знает, и за последнее время он ходит за нею по пятам, глядя на неё из-за угла печальными большими глазами. В нём нет ни кавказской дикости, ни ухарства, ни молодечества; только когда сидит на лошади, он выглядит настоящим джигитом. Он почти всегда тих и грустен. Он никогда ничего относительно её не позволил, но она знает и понимает, что нравится ему.
Он принёс воду в чайнике.
-- Извините, что так, без стакана, -- сказал он, опускаясь перед ней на колени.
Она взяла обеими руками чайник. Крышки не было; внутри колыхалась чистая холодная вода.
-- Как же пить? -- спросила она в недоумении.
Он засмеялся её наивности.
-- Из носика, Антонина Михайловна, как же иначе!
Она тоже засмеялась. Пить через носик из чайника воду, сидя на сене в гостях у кабардинца -- это совсем не по-московски -- и во всяком случае оригинально. Вода была такая вкусная, свежая.
-- Скажите, Коля, -- спросила она напившись, -- у вас есть родня?
-- Есть -- брат.
-- Где же он?
-- Он живёт там дальше, в горах, вёрст сто отсюда. Он очень богатый. Я вам покажу его портрет. Вася, -- крикнул он конюху, -- принеси портрет в рамке, что на печи висит. Живо! -- Мы с ним не видимся, -- прибавил он.
Вася принёс фотографию. Чернобородый высокий, резкого типа мужчина сидел на стуле. Возле него, опершись о какой-то камень, стояла женщина лет сорока, красивая, в амазонке, с хлыстом и в пенсне.
-- Что за знакомое лицо -- это кто же? -- спросила про неё Антонина Михайловна.
-- Это жена брата. Чего вы удивляетесь? Это ваша московская -- Хохрякова... Богатая. У неё сотни три тысяч. Она здесь безвыездно живёт. Впрочем они не венчаны, -- так, -- она только с московским мужем развелась. Вы что думаете? У нас в Кабарде много барынь. По пяти, по шести лет живут. Уйдут от мужа, детей забудут. Здесь в станице есть две таких. Их в Москве умершими считают. Приехали на курс и остались.
-- Коля, что вы рассказываете -- быть не может!
-- Хотите -- сегодня же вас с ними познакомлю? Они впрочем от "курсовых" прячутся -- только с осени начинают выходить на улицу, а то всё у себя в садике сидят. -- Да, вот у нас какая она, Кабарда! -- как бы хвастаясь, прибавил он.
-- И что же -- счастливо живут? -- в раздумье спросила она.
-- Иные -- счастливо, другие -- нет. Мой брат бьёт её... Не хорошо!
Она вздрогнула.
-- Что же, она несчастна? Уйти от него не может?
-- Нет -- он гонит её: "Уйди ты, провались со своими деньгами!" Выгонял её сколько раз. Нет, опять назад приходит.
Он допил из чайничка оставшуюся воду и, выплеснув остатки за плетень, уселся по восточному, скрестив ноги.
-- А хорошая она женщина, -- прибавил он. -- Брат пьяница, разбойник, -- и чего она его так полюбила! Ценить это надо было. Следы её ног целовать... А он разбойничает... Страшное дело, что у них только бывает.