В ворота иноходью-развалкой въехал всадник, гораздо старше Коли, в простой черкеске, с дорогим наборным поясом. Под ним был крепкий гнедой конь с розовой лысиной на морде и белой бородкой на нижней губе. Он подъехал прямо к Коле, так что копыта лошади почти наступили на платье его гостьи.
Коля вскочил и поздоровался с тою азиатской малоуловимой вежливостью, которая обозначала, что гость старше его родом и делает честь своим посещением.
-- Не беспокойся, -- солидно заметил барыне приехавший, -- лошадь смирная -- сиди смело. -- Приехал сказать, Коля, -- продолжал он, очевидно из уважения к барыне говоря по-русски и делая для этого значительные усилия, -- сегодня ночь -- вот сегодня ночь -- еду в Кармов аул к Ужипсе по делу. Едешь со мной, -- ты хотел?
-- Еду. Сказал, так и еду, -- с серьёзной важностью ответил Коля.
-- Много народ будет. Со всех сторон приедут. Буза будет. Джигитовка будет. К Ужипсе прямо приедем. Так вместе едем? Как рассвет -- так и едем?
-- Хорошо.
-- На "Ракете" поезжай -- джигитовать будешь.
Он приподнял слегка баранью шапку и повернул как на шкворне коня; свиньи, гулявшие по двору, метнулись в сторону и забились куда-то между камнями, под фундамент мазанки.
-- Куда это вы едете, Коля? -- спросила она. -- В какой аул?
-- Вёрст семьдесят отсюда. Хотите ехать вместе? -- прибавил быстро он. -- Только верхом -- в экипаже туда не проехать. Вы ездите отлично -- мы живо доскачем.
-- Кто же ещё поедет?.. Одна я не поеду...
-- Найдутся "курсовые"... Вам очень интересно посмотреть... У них праздник в воскресенье. И лезгинку, и сандарак танцевать будут. Бузу вы никогда не пробовали? Это настоящий аул: стоит на утёсах, внизу горная речка... А дорога туда какая -- прелесть... Поедем, а?
Он ласково-вопросительно заглянул ей в глаза.
-- Ну, что же?
-- Хорошо. Я подумаю, вечером дам ответ.
-- Ну, вот и ладно.
Он схватил её руку и прижал к губам.
-- Пустите! -- слабо высвобождалась она, -- не надо.
-- Ах, как люблю я вас! -- внезапно вырвалось у него.
Он прислонился к столбу и закрыл лицо руками.
-- Что с вами, Коля! Полно глупить перестаньте, -- говорила она с тем сознанием довольства, которое охватывает женщину после признания в любви, сделанного ей. -- Выбросьте вздор из головы... Если так, я с вами не поеду.
Он поднял руки от лица. Глаза были полны слёз.
-- Уедете вы опять к себе, к мужу, к родным -- и я опять здесь один...
Упал возле неё на сено, и заплакал неудержимым судорожным рыданием.
Она быстро поднялась и открыла зонтик.
-- Успокойтесь, -- взволнованно проговорила она, и сделала шага два вперёд, чтобы видела её из хаты старая казачка. -- Если бы я знала, что разговор этим кончится, я не пришла бы к вам. Пожалуйста, не провожайте меня -- это лишнее.
Она, сдерживая порывистое дыхание, перешла двор и вышла на улицу.
Всё это случилось так быстро, неожиданно. Нет, от таких ухаживаний надо держаться подальше. Эти кавказские страсти не то, что у нас, северных жителей. Тут надо быть осторожной.
И невольно мысли её перешли на то, что он говорил об этих барынях, что остались в Кабарде. Неужели же это правда? Оставить всё -- семью, дом и уйти в горы! Навсегда отказаться от всего прежнего, и зажить вот такой азиатской жизнью -- пить из чайника воду, или ту бузу, о которой он говорил?.. Хорошо поговорить с этим красивым кабардинцем, пококетничать, пожалуй, с ним, но жить навсегда среди тех синих гор, что громоздятся там, на горизонте, и которые хороши только издали, или на декорациях -- это ужасно!..
Но опять невольное сравнение всплыло перед ней. Ей ясно представляется её муж, занимающий такое солидное положение в обществе, так всецело погружённый в свои занятия. Он возьмёт отпуск на двадцать восемь дней и приедет сюда немного попить номера семнадцатого и покупаться в Нарзане. Он ещё молод -- ему нет сорока лет, он любить её -- отпустил сюда на Кавказ с верной горничной, и следит за её здоровьем их постоянный доктор Чибисов, живущий в той же гостинице этажом выше её. Он пишет ей аккуратно два раза в неделю письма, неизменно начинающиеся обращением "Дорогая Тоня", и оканчивающиеся всегда подписью "Целую тебя крепко. Любящий тебя муж Виктор". Он с неизменной аккуратностью будет здесь через десять дней, будет по вечерам винтить с знакомыми на галерее и кататься в фаэтонах, уверяя, что и он участвует в кавалькаде. Доктор Чибисов говорит всегда про него: "рыхлый муж". Он в самом деле какой-то рыхлый: это весьма удачное определение.
А Коля... Она совершенно ясно сознавала, что променять мужа на Колю она не в состоянии, что для жизни к Кабарде она не годится. Но всё-таки -- отчего же не поехать в аул с этим горцем? Ну, он ещё два-три раза поцелует её руку. Она уедет -- он будет "страдать". Да и страдания-то у этих кавказцев вероятно скоропреходящи...