А путь всё выше, выше. Орёл парит над балкой неподалёку от них. Белое облако проплывает над ними, цепляясь за скалы. Аромат от цветов всё сильнее, всё меньше ветерка, всё жгучее лучи солнца.
Виктор чувствует, как сильнее и сильнее приливает кровь ему к голове. Он машинально натягивает поводья и чаще ударяет нагайкой лошадь, которая ступает уже не так уверенно, как вначале. Какие-то зеленоватые мухи и оводы носятся тучей над ними и жалят лошадей. Лошади вздрагивают всем телом, вскидывают головой, хватают зубами себя за грудь и ноги. Местами показалась из ран кровь; нагайки тоже в крови.
-- Слушай, Виктор, -- начал опять доктор, подъезжая к нему. -- В дороге нам их не догнать. У них лошади крепче: их вчера выдержали и весь вечер кормили. Наши лошади вчера ходили на Бермамут -- и от них нельзя требовать невозможного. Мы приедем в аул часа в три, если всё будем идти ходою -- они будут часа на два раньше. Нас там не ждут. Аул это, помни, настоящий магометанский -- я не думаю, чтобы нас там любили... Не вздумай крикнуть или приказать что-нибудь. Гости там под священной охраной -- ни жене, ни этому Коле ты, всё равно, даже сказать ничего не можешь. Не забудь -- мы в Азии. Если ты думаешь, что здесь Европа -- ты глубоко заблуждаешься. Повторяю, держи ухо востро... Возвращаться уже нечего -- надо идти вперёд. Вёрст через шесть будет источник, там напоим коней -- а оттуда пойдёт пустыня.
Виктор Иванович низко опустил голову. Кровь то опускалась, то поднималась в нём. Иногда ему казалось, что он спит, и что все эти горы, цветы и облака только сновидение и не больше. Что он всё ещё едет туда, на Кавказ, к своей жене, -- и приедет к ней, и она обрадуется, кинется к нему. А вот это, что вокруг -- это всё смутный сон какого-то демона, который хочет смутить его, отравить радость свидания.
Проводник пустил своего скакуна карьером по узкой тропинке меж двух стен колыхающихся цветов, и на ходу оглянувшись, крикнул:
-- Вода!
В нагорной балке из-под камня выбивалась холодная струя чистого ручейка. Лошадей оставили наверху, связав их друг с другом. Виктор с трудом сделал несколько шагов -- от долгой езды ноги его онемели, -- боль в икрах и коленях не давала ступить.
-- Это вздор, сейчас пройдёт, -- утешил доктор, помогая ему спуститься вниз.
У источника они легли на землю. Проводник прямо прильнул губами к воде.
-- Ну, давай пить, как войско Гедеоново, -- сказал Чибисов, -- кто пригоршней, кто прямо...
Даже проводник, и тот с удовольствием растянулся у воды, разостлав под себя бурку. Солнце близилось уже к полудню. Тени стали от всего короткие -- всё получило тот белесоватый жгучий оттенок, каким отличается южный полдень. Круглые облака, как "мечты почиющей природы", неслись тихо и плавно в потерявшем цвет от яркого света небе. Истома охватила всех, желание не двигаться, не говорить, а только лежать и дышать тихо-тихо.
Виктор Иванович перестал сознавать, что делается, зачем и почему. Он не закрывал глаз, смотрел на небо и горы -- и никаких мыслей у него не было. Один миг ему пришло в голову, что он умер и остался с открытыми глазами, что и небо и горы запечатлелись в его глазах и застыли. "Есть жена, или нет её?" -- вдруг задал он себе вопрос и начал добираться тяжело, с трудом до ответа. Добираться приходилось через горы и балки, и всё-таки ответа не было. Голубые вершины гор смотрели безучастно. Они много раз видели мужей, которые задавали этот же вопрос -- и никогда не было на него ответа.
-- Пустыня! -- внезапно для самого себя сказал он. Это "пустыня" отдалось как-то странно и беззвучно кругом.
Проводник встал, посмотрел на месте ли лошади, огляделся и пошёл на вершину зелёного холмика. Там он что-то высматривал между камнями. Потом он воротился с куском какой-то тряпки.
-- Только что пред нами здесь были, -- сказал он, -- и костёр оставили. Должно, шашлык жарили.
-- Кто был? -- спросил, тяжело ворочая языком, Виктор.
-- Барыня была. Вот дамский платок.
Он подал ему оторванный угол батиста. Знакомая метка с короной, знакомые духи, ещё сильнее дающие аромат оттого, что кусок был совсем мокрый...
-- Только что были здесь -- они недалеко?
-- Должно быть, долго стояли. Барыня устала, отдыхали. Там бурками трава примята.
-- Скорей! -- крикнул Виктор Иванович, -- скорей: если мы сейчас их догоним -- сто рублей -- и кроме того я плачу за каждую испорченную лошадь.
Кабардинец серьёзно кивнул головой и побежал за лошадьми на гору. Виктор растолкал заснувшего доктора.
Лошадей напоили. Минуту спустя они карьером подымались в гору. Въехав на кряж перевала, они на минуту придержали коней перед спуском.
Доктор показал на расстилавшуюся перед ними долину и сказал:
-- Вот и пустыня!