Цветущая долина расстилалась перед их глазами. Посредине бежала светлая река. По берегам её пестрели ковром цветы, подымаясь пёстрыми узорами по скалам. Скалы всё шли выше, переходили в обрывистые утёсы и мощными углами взлетали на верх. Насколько хватал глаз, всё шло вдаль -- цветущее, ароматное ложе какой-нибудь допотопной реки, катившей некогда свои волны среди гигантских берегов. На боках скал ещё остались следы вымоин воды, заметно было, где поток отрывал целые массы и сбрасывал их на дно. Цветы курились опьяняющим благоуханием. Праздничное ликование природы чудилось всюду. И ни жилья, ни человека -- ничего на много вёрст вокруг. Только там, в голубой волнующейся дали, на холмах, замыкавших долину, что-то смутно сверкало сквозь волнующийся туман -- там был тот аул, куда стремились они.
На повороте дороги, откуда ясно виделся на много вёрст предстоящий путь, вдруг проводник задержал коня:
-- Едут! -- крикнул он. -- Едут!
Виктор стегнул лошадь и подскакал к нему. Весь дрожа, приподнявшись на стременах, посмотрел он, куда указывал кабардинец.
На далёкий холм у скалы, надвинувшейся лилово-зелёной глыбой на дорогу, тихо, как муравьи, подымались три всадника. Два, насколько различал глаз, были в горских одеждах; третья -- была амазонка. Амазонка ехала рядом с одним из спутников, другой ехал на полверсты вперёд.
-- Это они, они! -- крикнул Виктор.
Он выхватил из кармана револьвер и два раза сряду выстрелил на воздух. Проводник покачал головою.
-- Далеко, не услышат! -- сказал он.
Виктор выстрелил ещё раз. Голубоватый дымок повис в воздухе и не проходил. Всадники так же мерно и тихо подымались на холм. Вот уже передний исчез за поворотом горы.
-- Ну, теперь вперёд! -- задыхаясь проговорил Виктор и со всего маху вытянул плетью лошадь.
И все понеслись вперёд. Камни дождём летели из-под ног скакунов. Никто не разбирал, на гору ли, под гору ли шла дорога. Надо было во что бы то ни стало догнать этих движущихся муравьёв -- там впереди. Они едут осторожной иноходью. Почём знать -- может и вынесут крепкие кавказские лошадёнки! Даже проводник говорит:
-- Догоним. Если за лошадей "курсовой господин" заплатит -- догоним.
Целый час длится уже эта скачка. Но и впереди должно быть поехали рысью -- хотят поскорее поспеть в аул -- посмотреть, как будут резать жертвенного барана. Лошади покрылись пеной, они уже чаще спотыкаются, и как-то беспомощно поводят ушами.
И вдруг, на новом повороте, передняя кавалькада вся явилась перед ними в какой-нибудь версте от них. Теперь ясно видно, как амазонка едет рядом с кавказцем в коричневой черкеске, и как он, наклонившись к ней, говорит ей что-то.
Виктор опять выстрелил. Там услышали. Передний верховой услышал. Он остановился, посмотрел в их сторону и присоединился к товарищам.
-- Постой! -- крикнул Чибисов, нагоняя Виктора. -- Постой, мы их нагнали, не торопись.
-- Пустыня, пустыня! -- хрипло-сдавленным голосом ответил он, всё погоняя лошадь, которая храпя перешла на тихий галоп и не прибавляла шагу.
-- Отдай мне твой револьвер, -- настойчиво крикнул доктор, схватывая под уздцы его лошадь.
-- Пустыня! -- ответил Виктор, криво усмехаясь. -- Везде пустыня: ни дерева, ни куста, ни человека -- никого, никого!
Доктор спрыгнул с седла и схватил его за руки -- он видел, как лицо чернеет и наливается кровью. Он кивнул проводнику. Они подхватили его; он не сопротивлялся и тихо начал клониться им на плеча. Какой-то хриплый звук выходил у него из горла. Они сняли его с седла.
-- Нож есть? -- спросил Чибисов у проводника. -- Давай сюда, да скачи вперёд -- зови их скорее.
Он наклонился к лежащему на бурке приятелю.
-- Ну, так и есть -- возись теперь с ним, -- пробормотал он и, засучив ему рукав, провёл острым ножом по его вздувшейся жиле.