Отсутствіе у сѣв.-зап. правительства военной конвенціи съ Эстоніей. Письмо И. И. Поски объ условіяхъ военнаго сотрудничества. Отвѣтъ эстонскаго правительства на ноту Чичерина. Ревельская конференція. Проектъ о нейтральной зонѣ. Отношеніе къ переговорамъ отдѣльныхъ балтійскихъ государствъ. Давленіе слѣва. Эстонскіе делегаты въ Псковѣ. Игра въ оттяжку. Большевики усиливаютъ агитацію. Спасеніе сѣв.-зап. арміи только въ наступленіи. Отозваніе миссіи Гофа. Политика Антанты и интервенція. Правительства и демократіи. Черчилль и Ллойдъ-Джорджъ. Помощь «изъ подъ полы». Выселеніе изъ Ревеля сѣв. зап. правительства. Квартирная «конференція» въ Нарвѣ. Мин. Геллатъ и «воля народа». Заступничество русскаго соц. блока за сѣв.-зап. правительство. Заговоръ Балаховича — Иванова. Тайная слѣжка справа за членами правительства. Юрьевская конференція». Колебанія Поски и давленіе Учредительнаго Собранія. Зигзагъ англійской политики. Или наступленіе, или разоруженіе. Поска — одно, его правительство — другое. Разъясненіе Европѣ точки зрѣнія балтійскихъ государствъ. Разноголосица между лимитрофами по поводу мира съ большевиками. Отзывы латвійскихъ государственныхъ дѣятелей
…«Такъ-называемая военная конвенція, о которой мы раньше уже говорили, такъ и осталась неподписанной. Это — одно изъ роковыхъ упущеній сѣв.-зап. правительства, подорвавшее въ корнѣ всю его послѣдующую дѣятельность» — пишетъ г. Кирдецовъ на стр. 247 своей книги «У Воротъ Петрограда».
Да, формально эстонцы не обязывались помогать намъ въ походѣ на Петроградъ, но не потому, что мы уже признали ихъ независимость, какъ пишетъ дальше г. Кирдецовъ, а потому, что этому мѣшала усталость маленькой страны отъ безпрерывной войны, ропотъ населенія и опасная съ эстонской точки зрѣнія политика русскихъ командныхъ верховъ. Соціалистическое большинство парламента опредѣленно гнуло эту линію еще въ моментъ образованія нашего правительства. Изъ за спины И. И. Поски то и дѣло доносились диссонирующіе съ его увѣреніями голоса отдѣльныхъ парламентаріевъ. Но для нашихъ цѣлей было важно не только совмѣстное продвиженіе къ Петрограду, — въ крайнемъ случаѣ для насъ было бы достаточно, если бы мы имѣли вполнѣ благожелательный для нашей арміи тылъ и хотя бы кое-какую активную поддержку на крайнихъ флангахъ, во избѣжаніе обхода нашей арміи. Ради одного этого слѣдовало признать эстонскую независимость; я уже не говорю о томъ, что признаніе независимости автоматически вытекало изъ нашего credo, независимо ни отъ какихъ торгашескихъ соображеній. Мы тогда, да и теперь увѣрены, что искренняя честная политика по отношенію къ этой маленькой народности, проведенная до конца, гарантировала бы русскіе интересы лучше всякихъ «военныхъ конвенцій», за которыми въ сущности вѣдь не стояло никакой реальной санкціи, никакого кулака, который могъ бы принудить эстонцевъ къ совмѣстному вмѣстѣ съ нами выступленію на Петроградъ. Г. Кирдецовъ самъ признаетъ, что англичане меньше всего могли и желали намъ помочь въ этомъ направленіи, ссылаясь въ такихъ случаяхъ на свой демократизмъ и нежеланіе вмѣшиваться во внутреннія дѣла молодой республики. Наскоки ген. Марша въ счетъ не идутъ: онъ въ концѣ концовъ остался одинокъ и не получилъ поддержки въ Лондонѣ.
И однако, несмотря на тысячи ошибокъ, на грубое пренебреженіе элементарнымъ политическимъ чутьемъ эстонскаго народа, извѣстные круги эстонской интеллигенціи не оставляли мысли помочь намъ активно до самаго конца нашего существованія въ Эстоніи.
Боровшіяся въ Эстоніи двѣ партіи — за и противъ дальнѣйшей интервенціи — долгое время не могли придти къ обоюдному соглашенію. Интервенціонисты въ совмѣстной борьбѣ съ нами видѣли спасеніе своей страны отъ лавы большевизма, анти-интервенціонисты, наоборотъ, одно наше присутствіе у границъ Эстоніи считали постоянной угрозой ея государственному существованію. Но пока обѣ эти чашки качались то въ одну, то въ другую сторону, сочувствующіе намъ элементы не разъ пытались опредѣленно придти намъ на помощь, не взирая на отсутствіе формальной военной конвенціи. Примѣровъ тому было немало. Они проскальзывали въ оффиціальныхъ письмахъ, въ разговорахъ и въ совершенно опредѣленныхъ дѣйствіяхъ.
Въ архивѣ С. Г. Ліанозова, напримѣръ, имѣется весьма недвусмысленное оффиціальное письмо бывшаго тогдашняго эстонскаго министра иностр. дѣлъ И. И. Поски, относящееся къ первымъ днямъ существованія нашего правительства и касающееся опредѣленныхъ обѣщаній помочь намъ въ походѣ на Петроградъ. Къ сожалѣнію, этотъ архивъ не удалось пока вывезти ни въ Парижъ, ни въ Берлинъ и я позволяю себѣ только сослаться на заявленіе С. Г. Ліанозова, сдѣланное мнѣ въ личномъ его письмѣ изъ Парижа отъ 24 іюля прошлаго года.
«Соглашеніе, пишетъ онъ, было въ томъ смыслѣ, что если въ теченіе 30 дней состоится признаніе Эстонской Республики Парижскимъ Совѣщаніемъ, то Эстонская Республика обязывается не заключать мира съ Совѣтской Республикой и активно выступить съ нашими силами и Финляндіей противъ Совѣтовъ».
Соглашеніе состоялось въ двадцатыхъ числахъ августа, а вскорѣ послѣ этого начались упорныя приставанія съ мирными переговорами со стороны большевиковъ. Поска, какъ я говорилъ уже, прибѣгъ къ кунктаторской политикѣ, предоставляя сѣв.-зап. арміи использовать выигрышъ времени для боевыхъ цѣлей.
На чичеринское радіо отъ 31 августа эстонское правительство отвѣтило не сразу, но положительно.
Отвѣть эстонскаго правительства [114]«Московскому нар. ком. иностр. дѣлъ. Въ отвѣть на вашу радіограмму 1175 и въ дополненіе къ моей 568 честь имѣю сообщить, что военныя дѣйствія между «Эсти» и Росс. Соц. Фед. Сов. Республикой были вызваны вторженіемъ русскихъ вооруженныхъ силъ въ предѣлы Эстонской республики и война борющимися сторонами, вслѣдствіе военныхъ дѣйствій, была перенесена на русскую территорію не изъ-за какихъ-нибудь аннексіонистскихъ цѣлей Эстонскаго народа, но единственно ради самозащиты; поэтому, если Росс. Соц. Фед. Сов. Республика готова начатую съ ея стороны безъ всякой причины войну окончить, то со стороны Республиканскаго Правительства нѣть никакихъ препятствій для приступленія къ переговорамъ и къ опредѣленію взаимоотношеній между обѣими республиками въ будущемъ. Республиканское Правительство предлагаетъ къ упомянутымъ переговорамъ приступить въ городѣ Псковѣ и полагаетъ, что ихъ можно бы начать 10 сентября с. г. Прошу отвѣта и свѣдѣній относительно распоряженій для пропуска Эстонской делегаціи черезъ фронтъ.»
Впослѣдствіи Поска оттянулъ эту встрѣчу сначала до 15, а потомъ до 17 сентября.
14-го сентября въ Ревель, по предложенію эстонцевъ, съѣхались представители финскаго, латвійскаго и литовскаго правительствъ, чтобы сообща обсудить, какъ реагировать на предложеніе большевиками мира. По тому времени миръ съ большевиками представлялся очень опаснымъ экспериментомъ, и Эстонія, къ которой первой обратились съ мирными предложеніями большевики, естественно стала искать опоры въ совѣтѣ и содружествѣ другихъ лимитрофныхъ государствъ.
Въ совѣщаніи участвовали отъ Финляндіи — президентъ Стольбергъ, министръ иностранныхъ дѣлъ Хольсти, отъ Латвіи премьеръ Ульманисъ, министръ иностранныхъ дѣлъ Мееровицъ, отъ Эстіи — премьеръ Штрандманъ, министръ иностранныхъ дѣлъ Поска, отъ Литвы — министръ торговли Шимкусъ (нашъ профессоръ московскаго техническаго училища Шимковъ) съ представителемъ литовской арміи. Совѣщались, конечно, въ закрытомъ засѣданіи. Засѣданіе открылъ Штрандманъ и сказалъ очень сердитую рѣчь по адресу Россіи, отозвавшись попутно о нашемъ сѣв.-зап. правительствѣ и арміи весьма пренебрежительно. Въ тѣхъ же тонахъ говорили Стольбергъ и Ульманисъ. Только профессоръ Шимковъ помянулъ добрымъ словомъ Россію, подчеркнувъ, что если всѣ говорящіе теперь являются представителями свободныхъ республикъ, то они этимъ обязаны русской революціи.
Наше правительство слѣдило за этой конференціей съ напряженнымъ вниманіемъ. Не безъ давленія полк. Пиригордона, вечеромъ того же дня состоялось наше совмѣстное со съѣхавшимися министрами засѣданіе. Отсутствовали только финляндцы, поспѣшившіе на отходящій пароходъ. Отъ сѣв.-зап. правительства были командированы М. С. Маргуліесъ и я. Содержаніе бесѣды воспроизвожу по вполнѣ точной записи М. С. Маргуліеса.
«Сѣли за столъ. Предсѣдательствуетъ Штрандманъ, докладываетъ Поска, Вы знаете, говоритъ Поска, телеграмму, полученную нами отъ Чичерина (раньше было предложеніе отъ меньшаго калибра большевиковъ — мы отмалчивались, теперь передъ нашимъ народомъ нельзя больше молчать), Вы знаете и нашъ отвѣтъ. Мы послали делегатовъ въ Псковъ, на которыхъ возложено двѣ задачи: 1) потребовать, чтобы и другимъ тремъ республикамъ было сдѣлано предложеніе о мирныхъ переговорахъ; 2) чтобы мирные переговоры велись одновременно со всѣми четырьмя республиками. На первое требованіе уже данъ отвѣтъ: вчера со стороны большевиковъ сдѣлано аналогичное предложеніе Латвіи, Литвѣ и Финляндіи. Получивъ отвѣтъ и на второй вопросъ, наши делегаты должны немедленно вернуться обратно. Намъ теперь желательно знать, какъ Ваше правительство относится къ этимъ переговорамъ, при чемъ Вы, разумѣется, можете быть увѣрены, что ни ваше правительство, ни Ваша армія не будутъ преданы.
Маргуліесъ. Мы въ этомъ не сомнѣвались и я считаю долгомъ своимъ заявить передъ присутствующими, что Ив. Ив. Лоска насъ своевременно предупредилъ о началѣ переговоровъ и для насъ сюрпризомъ было лишь рѣшеніе послать делегатовъ на сегодня.
Поска. Я въ субботу заходилъ къ Степану Георгіевичу (Ліанозову), но узналъ, что онъ въ Финляндіи[115].
Маргуліесъ. Благодарю Васъ. Что касается вашего отношенія къ переговорамъ, позвольте отвѣтить вамъ тѣмъ, что я считаю политической аксіомой: кто началъ переговоры съ большевиками, тотъ на 9 / 10 уже побѣжденъ ими. Вѣдь большевики ползучи, какъ лишай, и способы ихъ проникновенія въ народную душу неуловимы; открыть передъ ними двери въ эту душу, значитъ впустить ихъ въ нее. Разумѣется, мы не претендуемъ на то, чтобы вы пожертвовали вашими интересами для защиты нашихъ, но для насъ и для васъ переговоры съ большевиками — гибель. Вы спрашиваете, чего мы хотимъ теперь, когда вы вступили въ переговоры? Двухъ вещей: первое — тяните ихъ, чтобы наша армія, снабженіе которой вопросъ 10 дней, могла перейти въ наступленіе, которое спасетъ насъ и васъ; второе — и впредь въ такіе отвѣтственные моменты, какъ тотъ, который мы переживаемъ, дѣлитесь вашими планами съ нами.
Поска. Затяжка неизбѣжна. Четыре правительства должны и у себя и между собой сговориться объ условіяхъ мира, о которыхъ еще не говорили въ деталяхъ, и у Васъ будетъ достаточно времени, чтобы развить наступленіе арміи, которой мы отъ души желаемъ успѣха, ибо она насъ избавитъ отъ необходимости вести переговоры.
Маргуліесъ. Тогда позвольте передать вамъ просьбу ген. Родзянко — создать ему спокойный тылъ. Вы знаете о событіяхъ въ Нарвѣ третьяго дня, гдѣ эстонскіе солдаты ранили нѣсколькихъ русскихъ офицеровъ на почвѣ срыванія погонъ. Было бы желательно, чтобы эти большевистски-настроенныя части были переведены изъ Нарвы.
Штрандманъ. Я протестую противъ названія какой-бы то ни было эстонской войсковой части большевистски-настроенной — у насъ такихъ частей нѣтъ.
Маргуліесъ. Меня крайне радуетъ утвержденіе военнаго министра[116], я его немедленно передамъ командующему арміей. Во всякомъ случаѣ желательно разобрать это недоразумѣніе и устранить его причину.
Поска. Наше войско хочетъ знать, за что оно борется, а вотъ союзники не признаютъ нашей независимости; не признаютъ ея, ибо Колчакъ ея не признаетъ…
Изъ остальныхъ присутствующихъ никто не проронилъ ни слова.
Требованія, которыя были намѣчены конференціей по отношенію къ большевикамъ, по словамъ эстонской газеты «Päewaleht», сводились къ слѣдующимъ четыремъ пунктамъ:
1) Политическую границу между Россіей и Прибалтійскими государствами опредѣлить на этнографическихъ основаніяхъ;
2) По той сторонѣ этнографической границы должна быть широкая нейтральная полоса, на которой совѣтское правительство не имѣетъ права держать своихъ войскъ;
3) Порядокъ въ нейтральной полосѣ поддерживается какимъ-либо нейтральнымъ государствомъ;
4) Совѣтская Россія должна передать свой флотъ какому-либо нейтральному государству.
Что это за «нейтральное государство?» — делегаты разъясняли по разному, смотря по тому, кто съ ними говорилъ.
По словамъ, напримѣръ, латышскаго мин. иностр. дѣлъ Мееровица выходило такъ, что нейтральная полоса будетъ находиться впереди нашего фронта, нашей базой предполагается сдѣлать исключительно Ивангородъ (зарѣчную часть Нарвы, который перейдетъ въ полное владѣніе сѣв.-зап. правительства, а передача большевистскаго флота въ руки какого-то нейтральнаго государства дастъ намъ возможность спокойно подвозить военное снаряженіе для арміи (слѣдовательно для борьбы съ тѣми же большевиками!) черезъ Гунгербургъ. Но какъ будутъ воевать въ такомъ случаѣ наши войска, сидя за нейтральной зоной, къ чему они тогда вообще будутъ существовать и кто будетъ охранять эту «нейтральную зону» — благожелательный въ то же время къ сѣв.-зап. арміи, стремящейся по самому своему назначенію къ уничтоженію всякаго нейтралитета съ большевиками? — всѣ эти недоумѣнные вопросы такъ и остались неразъясненными.
Въ болѣе интимномъ кругу нейтральная полоса трактовалась исключительно въ туземныхъ интересахъ: этимъ барьеромъ предполагали отгородиться, въ случаѣ заключенія мира, отъ неизбѣжной большевистской агитаціи въ Эстоніи и Латвіи, предоставляя кому-то невѣдомому третьему всѣ невыгоды управленія безпокойной полосой. Дальнѣйшее существованіе сѣв.-зап. арміи такая версія явно исключала.
Несомнѣнно, что авторы подобной фантастической идеи, видимо, сами не продумали ее до конца.
Послѣ намъ передавали, что въ итогѣ бурныхъ дебатовъ на закрытомъ совѣщаніи опредѣленно противъ соглашенія съ большевиками высказались Финляндія и Литва, представители Латвіи колебались, Эстонія стояла за миръ. Финляндія и Литва въ то время почти не воевали съ Совѣтской Россіей, Латвія имѣла лишь небольшія частыя стычки въ районѣ Рѣжицы — Двинска, въ такъ называемой Латгаліи, на территорію которой претендовала латвійская республика, серьезно вела войну съ большевиками только Эстонія. Она же первая и стала трещать. Къ чему при такихъ условіяхъ поведутъ переговоры — гадать не приходилось. Если нѣкоторые партнеры Эстоніи возражали противъ заключенія мира съ большевиками, то это еще не значило, что они готовы были активно поддержать Эстонію въ ея дальнѣйшей борьбѣ съ большевиками. Внутри этихъ странъ шла тоже очень энергичная кампанія за миръ съ Совѣтской Россіей. Одновременно съ ревельской конференціей въ Ригѣ состоялся соціалистическій съѣздъ изъ представителей тѣхъ же четырехъ государствъ, постановившій требовать отъ своихъ правительствъ немедленнаго заключенія мира съ большевиками; съѣздъ, кромѣ того, постановилъ обратиться къ европейскому пролетаріату съ призывомъ содѣйствовать этому. Такъ какъ делегаты съѣзда въ то же время представляли въ своихъ странахъ вліятельное парламентское теченіе, то члены финляндскаго, латвійскаго, эстонскаго и литовскаго правительствъ чутко прислушивались къ тому, что выносилось на рижскомъ соціалистическомъ съѣздѣ и безъ риска слетѣть со своихъ постовъ не могли, конечно, открыто пойти противъ требованій соціалистическаго конгресса.
Правая пресса этихъ странъ чрезвычайно косо смотрѣла на начавшуюся «игру съ огнемъ».
Гельсингфорская газета «Уузи Суоми», отражавшая взгляды финляндской буржуазіи, энергично возражала противъ переговоровъ съ Совѣтской Россіей, видя въ этомъ опасность будущей совѣтизаціи Финляндіи. По мнѣнію газеты, на миръ съ «Ленинской Россіей» (если ужъ онъ неизбѣженъ) можно было бы пойти лишь «совмѣстно съ Согласіемъ»; въ такомъ случаѣ «мы будемъ имѣть больше возможностей сохранить себя отъ большевистской заразы, чѣмъ если бы рѣшились на это безъ поддержки извнѣ. А поэтому, если миръ съ Совѣтской Россіей придется заключить, онъ долженъ быть заключенъ въ Парижѣ или Лондонѣ. Отъ мирныхъ совѣщаній въ другомъ мѣстѣ финское правительство должно воздерживаться, — сколько бы ни кричали наши домашніе большевики и полубольшевики»[117].
Ревельская «Таллина Театая» обращала вниманіе на неискренность мирныхъ предложеній большевиковъ.
«Начавшіеся нынче мирные переговоры съ правительствомъ Совѣтской Россіи вызвали справедливыя сомнѣнія въ томъ, дѣйствительно ли желаетъ непріятель мира съ балтійскими государствами. Обращаютъ вниманіе на то, что прекращеніе кровопролитія еще не значитъ, что врагъ оставитъ насъ въ покоѣ совсѣмъ: непріятель, повидимому, надѣется больше на свою тайную агитацію, чѣмъ на послѣдствія открытой войны. Всѣ, находящіеся на фронтѣ, знаютъ, что это не простой вымыселъ: массамъ распространяемыхъ врагомъ летучекъ въ послѣднее время нѣтъ конца и распространеніе ихъ хорошо организовано[118] ».
Первые оффиціальные переговоры эстонцевъ съ большевиками происходили 17 сентября 1919 г. въ городѣ Псковѣ, въ помѣщеніи бывшаго нѣмецкаго училища, по Губернаторской улицѣ. Въ засѣданіи участвовали: предсѣдатель эстонской делегаціи Биркъ (нынѣшній эстонскій посолъ въ Москвѣ), члены — Шипай, полк. Ринкъ, Сельяма, Пюманъ[119], предсѣдатель совѣтской делегаціи Красинъ, члены — Литвиновъ и Боголюбовъ.
Въ своей вступительной рѣчи Красинъ отмѣтилъ, что совѣтское правительство всегда было за миръ и по отношенію къ другимъ странамъ не пользовалось агрессивной политикой. Каждый народъ долженъ рѣшать свою судьбу. «Мы ни одной странѣ, — заявилъ Красинъ, — не желаемъ и не можемъ навязать совѣтскую систему. Мы ведемъ оборонительную войну и во всякое время готовы сложить оружіе и прекратить борьбу, если замѣтимъ со стороны противника серьезное желаніе заключить миръ».
Биркъ, въ свою очередь, отмѣтилъ, что миролюбиво настроенными являются эстонцы.
«Эстонскій народъ, — сказалъ онъ, — не ведетъ имперіалистической политики, не стремится къ захвату земель, во все время своей самостоятельности онъ велъ оборонительную войну и часто съ нѣсколькими противниками одновременно. Въ такомъ положеніи оборонительной войны находился и теперь находится онъ и съ совѣтскимъ правительствомъ. Не мы начали войну, не мы были нападающими, но нашъ народъ защищаетъ свою самостоятельность, свое право на самоопредѣленіе и государственную независимость; свой демократическій государственный строй, свою безопасность и свободное развитіе мы готовы защищать до конца».
«Такъ какъ эстонскій народъ войны не начиналъ и ведетъ таковую, какъ оборонительную, то не было основанія у созданнаго имъ правительства оставить безъ вниманія сдѣланное совѣтскимъ правительствомъ мирное предложеніе, что еще разъ подтверждаетъ наша делегація своимъ прибытіемъ сюда. Эстонскій народъ готовъ заключить миръ, но миръ этотъ долженъ быть прочный и продолжительный, долженъ укрѣпить нашу государственную самостоятельность и независимость. . Мы съ чувствомъ внутренняго удовлетворенія констатируемъ, что совѣтское правительство, дѣлая намъ предложеніе начать мирные переговоры, признало наше право на самоопредѣленіе и нашу государственную независимость. Мы выражаемъ надежду, что наши труды будутъ имѣть желаемые результаты[120] ».
Въ дальнѣйшемъ переговоры быстро оборвались. Эстонцы заявили, что они желаютъ договориться о мирѣ совмѣстно съ прочими балтійскими республиками. Большевики изъявили на это согласіе, послали соотвѣтствующія обращенія къ Латвіи, Литвѣ и Финляндіи и крайне были удивлены, когда эстонцы все же пожелали немедленно оставить «гостепріимный Псковъ». Какъ ни уговаривалъ Красинъ Бирка, что пока, до полученія отвѣтовъ, можно обсудить второстепенные вопросы, эстонская делегація уперлась на своемъ. Тогда отъ имени русской делегаціи Красинъ выступилъ съ заявленіемъ, что «Ревельское правительство въ своемъ отвѣтѣ на предложеніе начать мирные переговоры о другихъ государствахъ не говорило, что оно теперь отказалось отъ своего первоначальнаго согласія, и что исполненіе этого новаго условія зависитъ отъ другихъ. Поэтому совѣтское правительство передъ русскимъ и эстонскимъ рабочими классами слагаетъ съ себя отвѣтственность за то, что переговоры о мирѣ прекратились»[121]. Далѣе слѣдовало утвержденіе, что перемиріе отвергнуто эстонской делегаціей.
Возражать Красину было трудно или вовсе нечего, а потому эстонцы, почувствовавъ, вѣроятно, спасительный страхъ за животъ свой, заспѣшили домой такъ, что даже отказались отъ установленной ранѣе комедіи перевода протоколовъ на эстонскій языкъ: «изъ за этого оставаться на мѣстѣ, — пояснилъ Биркъ, — является безплоднымъ, эстонская делегація довольствуется протоколомъ на русскомъ языкѣ». Рѣчь шла о послѣднемъ протоколѣ.
Послѣ перерыва переговоровъ большевистская пропаганда еще больше усилилась. Прокламаціи, по признанію самихъ эстонцевъ, распространялись среди солдатъ ловко и умѣло.
«Товарищи эстонцы, — писалось въ одной изъ нихъ, — бросьте свои позиціи и ступайте домой. Бросьте служить англійскимъ капиталистамъ. Долой буржуазію и братоубійственную войну, да здравствуютъ всемірные Совѣты!»
Или по адресу русскихъ солдатъ: «Ваши генералы продаютъ иностраннымъ капиталистамъ наши богатыя окраины, получая за это оружіе и деньги, и стараются задушить русскій народъ, освободившійся отъ капиталистическихъ оковъ. Колчакъ и Семеновъ продаютъ Японіи Восточную Сибирь, Деникинъ и Шкуро англичанамъ Баку и Туркестанъ, Юденичъ и Родзянко англичанамъ Мурманъ и идутъ въ союзѣ съ дикими финляндцами и бѣлыми эстонцами на красный Петроградъ».
Такимъ образомъ, съ середины сентября мѣсяца 1919 г. вся окружающая политическая и военная обстановка сложилась такъ, что сѣверо-западная арміи должна была разоружиться или начать рѣшительное наступленіе на большевиковъ. Цѣпь факторовъ, обусловившихъ послѣдовавшіе шаги арміи, тянулась непрерывной лентой.
Какъ я уже говорилъ, въ повседневной работѣ каждому изъ насъ приходилось затрачивать часто немалую долю энергіи на преодолѣніе вѣчныхъ треній съ эстонскими властями. Препонъ было такъ много и онѣ иногда бывали такъ мелочны, что перечислить ихъ здѣсь нѣтъ возможности, а между тѣмъ бороться съ ними приходилось, иначе онѣ, какъ песокъ, проникающій въ части большой и сложной машины, портили и пріостанавливали ея работу на каждому шагу. Обыкновенно старались устранить тренія собственными средствами (телефонными переговорами, личными визитами къ Поскѣ, Лайдонеру и т. д.), но въ болѣе важныхъ случаяхъ, когда ничто не помогало, призывали на помощь англичанъ. Живой, энергичный полковникъ Пиригордонъ старался помочь намъ то въ одномъ, то въ другомъ критическомъ положеніи. Въ лицѣ его мы имѣли вѣрнаго и безкорыстнаго друга, потерять котораго — значило лишиться послѣдней поддержки въ борьбѣ съ собственнымъ коснымъ генералитетомъ и надоѣдливымъ шовинизмомъ многочисленныхъ эстонскихъ властей. Но особенно цѣнной являлась его помощь въ разгаръ мирныхъ переговоровъ Эстіи съ большевиками. То, что наши представители были хорошо освѣдомлены о ходѣ конференціи балтійскихъ государствъ, мы этимъ были обязаны единственно настойчивымъ требованіямъ со стороны полк. Пиригордона, высказавшаго эстонцамъ въ весьма категорической формѣ, во-первыхъ, неудовольствіе англійскаго правительства по поводу начатія самыхъ переговоровъ, а затѣмъ настойчивое желаніе, чтобы представители сѣверо-западнаго правительства такъ или иначе присутствовали на внутри-балтійскихъ совѣщаніяхъ.
И тѣмъ не менѣе намъ пришлось потерять эту цѣнную опору. Въ отвѣтственный моментъ, въ промежуткѣ между ревельской и юрьевской конференціями, Пиригордонъ былъ отозванъ англійскимъ правительствомъ, какъ неотвѣчающій его видамъ! Содержаніе отзывавшей его телеграммы Foreign offic’а гласило приблизительно такъ: «его поведеніе въ дѣлѣ быстраго созданія сѣв.-зап. правительства показало отсутствіе разсудительности». Мотивъ, продиктованный, по всей вѣроятности, заднимъ числомъ. Тогда намъ этотъ шагъ англійскаго правительства казался вовсе непонятнымъ, а та радость, которую не скрывали по поводу ухода всей миссіи Гофа наши генералы, наводила на очень пессимистическія размышленія объ устойчивости англійской политики. Ей, какъ будто, не доставало логики.
Теперь мнѣ вся политика Антанты въ интервенціонный годъ представляется нѣсколько въ иномъ свѣтѣ, хотя и ничуть не болѣе логичной.
Русская эмиграція неоднократно и рѣзко критиковала ее на всемъ протяженіи нашей гражданской войны съ большевиками, но центръ тяжести такой критики всегда строился на одномъ предположеніи, что все свершившееся было результатомъ строго продуманнаго и сугубо-эгоистическаго плана руководителей Антанты, а не результатомъ вліянія самыхъ противоположныхъ теченій, практическая равнодѣйствующая которыхъ изображала причудливую кривую, характеризующую всѣ шатанія Европы по русскому вопросу. Безпристрастная исторія впослѣдствіи разберетъ, въ какой мѣрѣ играли роль французская зависть и коварство Альбіона въ нашихъ дѣлахъ, но есть факты, которые доступны оцѣнкѣ и для лицъ, непосредственно участвовавшихъ въ этомъ большомъ водоворотѣ, и свидѣтельствующіе, какъ будто, о иныхъ тенденціяхъ.
Писали и говорили, напримѣръ, что англичане сознательно не во-время снабжали наши сѣверныя арміи оружіемъ и боевыми припасами, сознательно не поддерживали насъ въ нужные моменты бомбардировкой финскаго побережья; посылали пушки безъ замковъ, зубочистки и клозетную бумагу вмѣсто сапогъ и шинелей, но въ то же время бранили французовъ, которые обслуживали южный фронтъ Деникина, заваливали его массой снаряженія, а впослѣдствіи рискнули даже своимъ политическимъ самолюбіемъ, оставшись одинокими въ признаніи ген. Врангеля. Когда большевистская эскадра пыталась въ концѣ августа 1919 г. прорваться къ Ревелю и вышедшій ей навстрѣчу англійскій флотъ потопилъ нѣсколько крупныхъ русскихъ судовъ и тѣмъ отбросилъ большевиковъ назадъ къ Кронштадту, наши «бѣлые» моряки видѣли въ этомъ желаніе уничтожить подъ благовиднымъ предлогомъ «будущій русскій флотъ обновленной Россіи». Объ этомъ писали въ письмахъ, громко говорили на улицахъ Парижа и Лондона. Англичане были возмущены такой неблагодарностью, но послѣ этого, въ слѣдующей фазѣ борьбы, русскіе «бѣлые» возмущались англичанами, не пожелавшими уничтожать фортовъ нашего Кронштадта и Красной Горки, когда «бѣлые» двигались къ Петрограду.
Однимъ словомъ, съ точки зрѣнія эмигрантской въ дипломатіи Антанты или. не получалось никакой логики или въ ней была опредѣленная логика, клонящаяся къ дальнѣйшему расчлененію Россіи. Въ этихъ разсужденіяхъ не доглядѣли одного, что послѣ войны европейскія народныя массы стали играть въ международной политикѣ болѣе замѣтную роль, нежели то наблюдалось до войны. Ихъ вліяніе стало проявляться въ видѣ того открыто-враждебнаго общественнаго давленія, которое они довольно успѣшно оказывали на свои правительства и парламенты, избранные въ первые дни послѣ окончанія міровой войны.
Обращеніе соціалистическаго конгресса къ міровому пролетаріату, а еще болѣе усталость этого пролетаріата отъ только что закончившейся общеевропейской войны, повели къ тому, что буржуазные верхи въ Европѣ въ отношеніи къ русской гражданской войнѣ разошлись со своими низами самымъ капитальнымъ образомъ. Антогонизирующія теченія были и во Франціи и въ Англіи, но давленіе низовъ на верхи въ Англіи, гдѣ пролетаріатъ во много разъ сильнѣе и относительно численнѣе, чѣмъ во Франціи, временами оказывалось настолько сильно, что спутывало всѣ политическія карты правительства, дѣлая поневолѣ его политику пестрой и непослѣдовательной.
Стоящій во главѣ англійскаго военнаго министерства Черчилль былъ сторонникомъ самой широкой помощи русскому «бѣлому» движенію, наоборотъ — англійскій премьеръ Ллойдъ-Джорджъ, отвѣтственный за всю работу кабинета и вынужденный считаться съ мощными теченіями, господствовавшими въ рабочихъ кварталахъ, велъ колеблющуюся политику опасливой помощи «изъ подъ полы». Оффиціально онъ всячески увѣрялъ оппозицію, что никакой борьбы противъ большевиковъ британскимъ правительствомъ не ведется, не оффиціально — закрывалъ глаза на ту помощь боевымъ снабженіемъ, которую оказывалъ членъ его кабинета изъ арсеналовъ и интендантства военнаго министерства. Съ такой точки зрѣнія становятся болѣе понятными отдѣльныя фазы англійской помощи. Въ 1919 году оффиціальная англійская политика не вела войны съ Совѣтской Россіей, но она въ собственныхъ интересахъ поддерживала неприкосновенность балтійскихъ государствъ, какъ буферъ противъ большевизма и какъ оплотъ противъ германизма. Такая позиція въ извѣстныхъ случаяхъ давала возможность оправданій дѣйствій англійскаго флота. Когда большевики, напримѣръ, вышли съ флотомъ по направленію къ Ревелю, англійскій адмиралъ могъ топить русскіе корабли на томъ основаніи, что они угрожали существованію буфера — Эстоніи. Когда Бермонтъ пошелъ со своей арміей на Ригу, англійскій адмиралъ бомбардировалъ его армію и побережье на томъ основаніи, что за спиной Бермонта пряталась старая Германія, мечтавшая, путемъ реставраціи въ Россіи, реваншировать у Антанты. И въ первомъ и во второмъ случаѣ бомбардировка спасала, между прочимъ, тылъ нашей арміи, она была и въ нашу пользу — шагъ Антанты, перетолковываемый по своему, былъ понятенъ. И дѣйствительно въ то время, какъ въ Лондонѣ потопленіе русскихъ кораблей преподносилось, какъ необходимая самооборона противъ воинствующаго большевизма, на мѣстѣ, въ Ревелѣ, командующій англійскимъ флотомъ адмиралъ Коуэнъ немедленно явился къ С. Г. Ліанозову съ сообщеніемъ, что опасность для нашей арміи миновала, врагъ отбитъ отъ Ревеля, тылъ сѣв.-зап. арміи огражденъ. То же объясненіе намъ давалось, когда Бермонтъ угрожалъ эстонской территоріи, а тѣмъ самымъ угрожалъ тыловой базѣ нашей арміи и ставилъ насъ въ фальшивое положеніе передъ эстонцами. Но обстановка и характеръ вмѣшательства мгновенно мѣняются, какъ только русскіе бѣлые начинаютъ требовать отъ англичанъ наступательныхъ на большевиковъ дѣйствій. Тутъ передъ запросами въ парламентѣ и широкой оглаской никакъ не отвертишься, поэтому англійская эскадра становится необыкновенно вялой, англійскій адмиралъ начинаетъ лукавить и въ нужный моментъ уходить съ эскадрой въ сторону безъ выстрѣла.
Та же картина наблюдается въ области снабженія нашей арміи и въ дипломатическомъ насъ признаніи.
Лицомъ, которое вѣдало снабженіе для русскихъ заграницей, былъ нѣкій генералъ Гермоніусъ. Онъ заключалъ договоръ съ Хуверомъ о помощи хлѣбомъ, онъ же велъ переговоры съ союзниками о помощи оружіемъ и снаряженіемъ. Представителемъ его въ Лондонѣ являлся полковникъ Бѣляевъ. На имя этого офицера было прислано, напримѣръ, слѣдующее письмо:
Переводъ съ англійскаго. Копія. Военное Министерство. Вайтхолъ S. W. 17 іюля 1919 г. Дорогой полковникъ Бѣляевъ, въ отвѣтъ на Ваше письма отъ 15 іюля сообщаю вамъ, что мы все время получаемъ свѣдѣнія о нуждахъ сѣвернаго корпуса [122], оперирующаго противъ Петрограда и что мы дѣлаемъ все, чтобы удовлетворить эти нужды. Значительное количество вооруженія было отправлено и много боевыхъ припасовъ нынѣ грузится. Вашъ Р. Стиль полковникъ Генер. Штаба.
Интересно добавить къ этому нѣсколько строкъ, которыя пишетъ другой офицеръ въ сопроводительномъ къ документу письмѣ изъ Лондона въ концѣ іюля. «Бѣляевъ дважды получалъ отъ британскаго военнаго министерства оффиціальныя извѣщенія о томъ, что оно беретъ на себя обязательства снабжать всѣмъ необходимымъ Сѣверную Армію. Копію этихъ двухъ бумагъ я вамъ высылаю и передаю настоятельную просьбу полк. Бѣляева ихъ никому не показывать; особенно важно, чтобы союзники о нихъ не узнали».[123]
Подъ «союзниками», очевидно, разумѣлась Франція, ревниво слѣдившая за дѣйствіями Англіи въ Прибалтикѣ. Но я думаю, что это все-таки была не главная причина, почему такихъ писемъ не слѣдовало показывать. Обстоятельства, сопровождавшія отправку англійскаго снаряженія, опредѣленно указывали, кого боялся военный министръ Черчилль. Корабли съ пушками и снаряженіемъ отправлялись изъ англійскихъ гаваней въ неизвѣстномъ направленіи, иначе рабочіе отказывались ихъ грузить. А въ тѣхъ случаяхъ, когда, казалось, эту бдительность удавалось обмануть, грузчики все-таки умудрялись тайно отвинтить у части пушекъ замки. Кромѣ того, все снаряженіе обѣщали посылать только до 1 октября — дня открытія засѣданій въ англійскомъ парламентѣ. Безпристрастный читатель газетъ навѣрное помнить, какъ въ то время изворачивалось англійское правительство, когда его донимали въ прессѣ и въ парламентѣ коварными вопросами вродѣ: «правда ли, что оно снабжаетъ оружіемъ арміи, воюющія противъ большевиковъ?» «правда ли, что оно отправляло транспорты снаряженія для ген. Юденича?» и т. д. Премьеръ Ллойдъ-Джорджъ обычно никогда не давалъ прямыхъ и удовлетворительныхъ отвѣтовъ.
Въ вопросѣ съ признаніемъ сѣв.-зап. правительства повторилась почти та же колеблющаяся политика, хотя здѣсь дѣло осложнилось усердіемъ нашихъ собственныхъ заграничныхъ политиковъ и той поддержкой, которую по слѣпотѣ своей поспѣшила имъ оказать оффиціальная Франція. Помогая организовать сѣв.-зап. правительство, ген. Маршъ и полк. Пиригордонъ дѣлали это, конечно, не безъ вѣдома и сочувствія Черчилля, которому непосредственно были подчинены генералы Гофъ и Маршъ. Но оффиціально защищать этотъ актъ по тѣмъ же соображеніямъ, о которыхъ я сказалъ выше, было неудобно. Посему для своихъ англійское правительство, кажется, вовсе замолчало всю эту исторію; но когда противъ дѣйствій Марша и Пиригордона посыпались жалобы адмирала Колчака и нашего реакціоннаго генералитета всѣхъ сортовъ, сидѣвшаго на всѣхъ главныхъ политическихъ путяхъ, англійское правительство огрызнулось въ томъ смыслѣ, что, молъ, все, что дѣлаютъ его агенты — они дѣлаютъ не безъ вѣдома правительства, но тутъ же вскорѣ, чтобы не дразнить особенно «гусей», убрало изъ Прибалтики всю миссію ген. Гофа, одновременно поручивъ оставшемуся въ Ревелѣ англійскому консулу г. Бозанкету всемѣрно оказывать поддержку сѣв.-зап. правительству. Въ угоду требованіямъ Франціи, миссія Гофа, въ которую входили ген. Маршъ и полк. Пиригордонъ, была замѣнена миссіей французскаго ген. Этьевана[124], человѣка опредѣленно реакціонныхъ взглядовъ, какъ разъ подстать ко вкусамъ нашихъ командныхъ верховъ. Съ точки зрѣнія англійскаго пролетаріата, упорно протестовавшаго противъ всякой интервенціонной политики его правительства въ Прибалтикѣ, такая попятная политика только привѣтствовалась. Ему вѣдь не были извѣстны тѣ инструкціи, которыя довѣрительно получилъ англійскій консулъ въ Ревелѣ, г.Базанкетъ, откровенно заявившій М. С. Маргуліесу, что они секретные, но благопріятные для сѣв.-зап. правительства.
Въ такомъ видѣ вырисовывалась, по моему мнѣнію, колеблющаяся кривая антантовской политики въ памятный интервенціонный годъ.
Консулъ Базанкетъ былъ уже старый, нерѣшительный человѣкъ и ни въ коемъ случаѣ не могъ замѣнить полк. Пиригордона. Сѣв.-зап. правительство оставалось почти безъ всякой поддержки. Единственнымъ спасеніемъ, по мнѣнію уѣзжавшаго ген. Марша, было немедленное наступленіе на Петроградъ, иначе все дѣло погубятъ свои и эстонцы.
Передъ отъѣздомъ полк. Пиригордонъ послалъ еще два письма эстонскому правительству; въ одномъ онъ выразилъ увѣренность отъ имени своего правительства, что дѣйствія эстонцевъ въ переговорахъ съ большевиками будутъ согласованы съ интересами союзниковъ, въ другомъ — просилъ эстонское правительство не настаивать на отъѣздѣ изъ Ревеля сѣв.-зап. правительства или во всякомъ случаѣ согласиться на пребываніе въ Ревелѣ тѣхъ членовъ правительства, которымъ нужны сношенія съ союзниками и портъ. Протестъ противъ выселенія насъ изъ Ревеля тѣмъ болѣе былъ кстати, что въ Эстонскомъ Учредительномъ Собраніи собирались это сдѣлать въ формѣ унизительнаго для насъ «договора», который правильнѣе было бы назвать не договоромъ (ибо всякій договоръ какъ-никакъ подразумѣваетъ двусторонность правъ и обязанностей), а безцеремоннымъ ультиматумомъ, исключающимъ возможность дальнѣйшей совмѣстной работы. Текстъ этого «договора» былъ заготовленъ правительствомъ для Учредительнаго Собранія въ такомъ духѣ:
19.9.1919. Принятое Эстонскимъ Учредительнымъ Собраніемъ постановленіе… сентября 1919 г., касающееся договора между Эстонскимъ Правительствомъ и Сѣв. Зап. Русскимъ Правительствомъ, пока послѣднее находится въ предѣлахъ Эстонской Республики. 1) Предлагается Эстонскому Правительству заключить договоръ съ Сѣв.-Зап. Русскимъ Правительствомъ на время пребыванія послѣдняго въ предѣлахъ Эстоніи. 2) Договоръ этотъ долженъ опираться на слѣдующіе пункты: а) Сѣв.-Зап. Русское Правительство не должно имѣть въ предѣлахъ Эстоніи никакой власти и на этомъ основаніи всѣ его приказы, постановленія и предписанія обязательны только въ занятыхъ сѣв.-зап. правительствомъ губерніяхъ (Петроградской, Новгородской и Псковской); б) Что въ областяхъ названныхъ трехъ губерній, занятыхъ сейчасъ эстонцами [125], а также въ тѣхъ, которыя въ будущемъ будутъ ими заняты, постановленія Русскаго Правительства должны быть обязательны настолько, посколько Эстонское Правительство это разрѣшаетъ; с) чтобы Сѣв.-Зап. Правительство утвердило границы, установленныя и принятыя Учредительнымъ Собраніемъ (Эстонскимъ); 8) Новое русское Сѣв.-Зап. Правительство имѣетъ свое мѣстопребываніе въ Нарвѣ, гдѣ ему будутъ отведены эстонскими властями нужныя помѣщенія; 4) Пребываніе Сѣв.-Зап. Правительства въ предѣлахъ Эстоніи зависитъ отъ усмотрѣнія Эстонскаго Правительства, такимъ образомъ Эстонское Правительство предоставляетъ себѣ право во всякое время пріостановить дѣятельность Сѣв.-Зап. Правительства и требовать выѣзда послѣдняго изъ предѣловъ Эстонской Республики».
Надо было во что бы то ни стало предупредить новый надвигающійся скандалъ. С. Г. Ліанозовъ съ М. С. Маргуліесомъ пошли къ предсѣдателю Учредительнаго Собранія Рею. Максимумъ, что могъ сдѣлать своей властью г. Рей, это снять вопросъ съ повѣстки дня, заморозивъ докладъ еще на недѣлю. Началась утомительная борьба за «право жительства» Русскаго Правительства въ Ревелѣ.
Въ свое время, для урегулированія взаимныхъ треній, С. Г. Ліанозовъ предложилъ эстонцамъ образовать на паритетныхъ началахъ межъ-правительственную комиссію, въ которую входили бы по три министра съ каждой стороны. С. Г. имѣлъ этимъ въ виду не ухудшить, а, конечно, улучшить положеніе русскаго правительства въ Ревелѣ. Эстонцы пошли навстрѣчу такому предложенію, но использовали идею С. Г. довольно коварно. 20 сентября Поска извѣстилъ С. Г., что его предложеніе паритетной комиссіи эстонскимъ правительствомъ принято, что первымъ дѣломъ комиссіи будетъ разрѣшить вопросъ о мѣстѣ пребыванія русскаго правительства, такъ какъ на дальнѣйшее функціонированіе его въ Ревелѣ эстонцы не могутъ согласиться. 24 сентября премьеръ Штрандманъ сообщилъ С. Г. Ліанозову, что мин. вн. дѣлъ Геллатъ уже выѣхалъ въ Нарву, чтобы выяснить, можетъ ли тамъ устроиться русское правительство, т. е. мѣсто нашего пребыванія предрѣшалось прямо по одностороннему усмотрѣнію эстонскаго правительства. А вечеромъ того же дня намъ сообщили, чтобы мы «пожаловали» на засѣданіе этой комиссіи въ Нарвѣ на другой день. Выходило такъ, что, снявши съ повѣстки дня обсужденіе помянутаго «договора» въ Учредительномъ Собраніи, мы все-таки не предупредили непріятныхъ для насъ послѣдствій, которыя, казалось бы, вытекали лишь послѣ принятія «договора» эстонскимъ Учр. Собраніемъ. Очевидно, мин. вн. дѣлъ Геллатъ былъ недоволенъ задержкой, происшедшей въ канцеляріи Учр. Собранія, и рѣшилъ форсировать этотъ вопросъ въ надеждѣ на обычную благосклонность къ нему парламента.
М. С. Маргуліесъ бросился къ проф. Пійппу, своему давнишнему знакомому и будущему эстонскому министру иностр. дѣлъ. Придя къ нему, «съ трудомъ сдерживаюсь», дѣлаетъ у себя запись М. С. «Говорю, что есть предѣлъ нажиму на чувство человѣческаго достоинства, что хотя съ тѣхъ поръ, какъ я въ Эстоніи, я заглушилъ въ себѣ это чувство, все же больше не могу и для себя рѣшилъ, что уйду изъ правительства. Но пусть эстонцы помнятъ, что друзей у нихъ немного въ Россіи и если они не будутъ беречь и тѣхъ, кто взялъ на себя тяжкое бремя защиты ихъ самостоятельности въ Россіи, — у нихъ и совсѣмъ друзей не будетъ. Пійппъ увѣрялъ меня, что отношеніе къ намъ самое дружеское, что въ Нарву желательно перенести лишь юридическое мѣстопребываніе правительства и учрежденія, но что министры, какъ частныя лица, могутъ оставаться въ Ревелѣ сколько угодно, что такое положеніе лишь улучшитъ взаимныя отношенія, такъ какъ уменьшитъ нажимъ слѣва, что эстонцы готовы оказывать намъ всякое содѣйствіе и т. д.»
Бросаемъ очередныя дѣла, ѣдемъ въ Нарву. Тамъ собирается «квартирная» комиссія въ составѣ: отъ эстонцевъ — министръ Геллатъ, Пійппъ и ген. Теннисонъ (нач. 1-й эстонской дивизіи, стоящей въ Нарвѣ), отъ сѣв. зап. правительства — Е. И. Кедринъ, М. С. Маргуліесъ и я. Предсѣдательствуетъ Геллатъ. У него матеріалъ подобранъ заранѣе, а мы о Нарвѣ узнали только наканунѣ. Оглашаетъ списокъ нашихъ учрежденій, расположившихся на лѣвобережной Нарвѣ. На 220 офицеровъ, 3000 солдатъ и десятокъ чиновниковъ помѣщенія заняты въ 79 мѣстахъ, въ общемъ 536 комнатъ. Впечатлѣніе создается нехорошее. Наши занимали помѣщенія на «жадные глаза», кто успѣлъ захватить вдвое, втрое большее, чѣмъ это было нужно, другихъ не пускалъ, — наоборотъ, эстонцы размѣстились чрезвычайно экономно. Эстонскій командующій арміей, напримѣръ, со своимъ штабомъ помѣщался въ двухъ комнатахъ, нашъ съ тучей прикомандированныхъ въ шестнадцати; ихъ развѣдка занимала двѣ комнаты, наша шесть, и т. д. въ томъ же родѣ. Геллатъ, поэтому, предложилъ сжаться, а, чтобы устранить мелкія будничныя взаимныя тренія, проектировалъ перевести всѣ русскія учрежденія въ Ивангородъ (худшая часть Нарвы на правомъ берегу).
Мы призадумались. Возникали опасенія, которыми тутъ же вслухъ нельзя было подѣлиться. Маргуліесъ заявилъ, что безъ представителей нашей арміи, въ данномъ случаѣ генерала Родзянко, мы не можемъ рѣшать вопроса о передвижкѣ и сжатіи нашихъ учрежденій. Послали автомобиль за Родзянкой. У насъ, по правдѣ говоря, была надежда, что онъ упрется, выставитъ со своей стороны разныя соображенія и «атака» будетъ отбита. Въ создавшійся перерывъ — минутъ въ 20 — мы вполголоса все же успѣли обмѣняться кое-какими словами. Противъ сжатія принципіально трудно было возражать; его слѣдовало сдѣлать независимо отъ того, переѣдетъ или нѣтъ въ Нарву правительство со своими ревельскими учрежденіями, просто хотя бы по той причинѣ, что въ маленькой Нарвѣ, вблизи фронта, гдѣ дорого каждое помѣщеніе и гдѣ уже чувствовался сильный квартирный кризисъ, нельзя было шириться безъ крайней надобности. Но «страшно, говорилъ М. С., въ случаѣ наступленія большевиковъ у Ямбурга, защищаемаго (4 версты на западъ позиція эстонцевъ) одними эстонцами. Податься можно только въ лѣвобережную Нарву, а мосты въ рукахъ эстонцевъ, какъ и весь городъ».
Хлопоты оказались лишними. Явившійся ген. Родзянко убилъ насъ наповалъ:
«А мнѣ все равно, лѣвый или правый берегъ!»
Геллатъ откровенно разсмѣялся; вопросъ былъ рѣшенъ окончательно. Эстонцы заявили, что они немедленно очистятъ въ Ивангородѣ 259 комнатъ, выселивъ оттуда живущихъ (оказалось, что тамъ живутъ главнымъ образомъ русскіе обыватели!)
Перешли къ вопросу о переселеніи въ Нарву нашего правительства. На вопросъ М. С., «какими мотивами это вызывается?»
Геллатъ коротко отвѣтилъ:
«Воля народа!»
Тогда Е. И. Кедринъ, сильно волнуясь, началъ говорить, что сильныя правительства сами создаютъ волю народа, у слабыхъ народъ создаетъ волю и выразилъ опасеніе, какъ бы эстонцы своимъ отношеніемъ къ намъ не сдѣлали ложнаго шага, чреватаго послѣдствіями въ будущемъ. Сказалъ хорошо и внушительно. Къ сожалѣнію, ни у М. С., ни у меня не сохранилось въ памяти всей его рѣчи.
Эстонцы почувствовали неловкость. Пійппъ снова поспѣшилъ затушевать обнажившуюся въ нашихъ отношеніяхъ трещину и началъ увѣрять, что они относятся къ намъ доброжелательно, что авторитетъ нашъ только выиграетъ, если правительство переѣдетъ поближе къ фронту.
М. С. еще разъ подчеркнулъ унизительный характеръ требованій, внесенныхъ въ видѣ «договора» правительствомъ въ Учредительное Собраніе, и (къ сожалѣнію, не посовѣтовавшись съ нами) въ видѣ компромисса предложилъ коллективное представительство правительства въ Ревелѣ изъ 3-хъ министровъ, съ тѣмъ, что всѣ правительственныя учрежденія будутъ въ Нарвѣ и акты станутъ датироваться Нарвою. Пійппъ сейчасъ же согласился, но Геллатъ уклонился отъ прямого отвѣта, заявивъ, что вопросъ подлежитъ разрѣшенію всего состава эстонскаго правительства.
Лично я сдѣлалъ попытку напомнить Геллату о необходимости для него, какъ эсдека, побольше считаться съ настроеніемъ нашей соціалистической части кабинета, опредѣленно считающей переѣздъ правительства изъ Ревеля въ Нарву ущербомъ для дѣла. Но Геллатъ рѣзко взъѣлся на мое замѣчаніе и оборвалъ меня фразой:
«Простите, здѣсь комиссія, а не партійное засѣданіе».
Говорить больше было не о чемъ. Я рѣшилъ про себя, что подыму противъ Геллата нашъ соціалистическій блокъ, тѣмъ болѣе что Геллатъ не имѣлъ рѣшительно никакого права ссылаться на «волю народа», т. е. рѣшеніе своего парламента, разъ вопросъ о нашемъ переѣздѣ еще не былъ разсмотрѣнъ Учр. Собраніемъ.
Соціалистическій блокъ, дѣйствительно, заступился за интересы сѣв.-зап. правительства, и 29 сентября, черезъ своего представителя, передалъ предсѣдателю Учр. Собранія соц. — дем. Рею, обращеніе слѣдующаго содержанія:
Копія. КОМИТЕТЪ Русскаго Соціалистическаго БЛОКА 29 сентября 1919 года №… г. Ревель, Желѣзная 17, кв. 1. Въ Центральный Комитетъ Эстонской Соціалъ-Демократической Рабочей Партіи. ТОВАРИЩИ! Угроза реакціи, которую несла бы съ собою военная диктатура Россіи, произволъ и угнетеніе демократіи въ областяхъ, оккупированныхъ С. 3. Арміей, и вся сумма бытовыхъ и политическихъ условій момента потребовали участія соціалистовъ въ коалиціонномъ Вр. Правительствѣ Сѣверо-Западной Области Россіи. Только при этомъ условіи возможно будетъ обезпечить интересы и самостоятельность сложившихся во-время революціи Республикъ и подготовить силы для захвата власти демократіей, безъ чего военный успѣхъ неизбѣжно повлекъ бы за собой уничтоженіе всѣхъ завоеваній 1917 г. Въ это отвѣтственное время Русскій Соціалистическій Блокъ выдалъ мандаты своимъ членамъ для участія въ дѣятельности демократіческаго Правительства, образованнаго на коалиціонныхъ началахъ. Неизбѣжность борьбы за подлинную демократію противъ реакціонныхъ стремленій военнаго командованія была въ достаточной мѣрѣ оцѣнена нами. Оторванное отъ широкихъ массъ демократіи, отдѣленное отъ нихъ вооруженными войсками, вполнѣ подчиняющимися своему командованію, Правительство не могло дѣйствовать революціонными методами, не подготовивъ для сего надлежащей почвы. Нынѣ ко всѣмъ препятствіямъ, стоящимъ на путяхъ борьбы съ реакціей, въ моментъ, когда наши силы начали концентрироваться надлежащимъ въ революціонномъ смыслѣ образомъ, прибавился цѣлый рядъ затрудненій на почвѣ взаимоотношеній съ Правительствомъ Демократической Эстонской Республики. Въ Учредительное Собраніе внесенъ законопроектъ, принятіе котораго поведетъ если не къ окончательной гибели задачъ демократіи въ областяхъ, пограничныхъ Эстонской Республикѣ, то во всякомъ случаѣ нанесетъ непоправимый ударъ не реакціоннымъ силамъ арміи, для которыхъ существованіе демократическаго Правительства ненавистно, а намъ, соціалистамъ, ведущимъ организаціонную работу. Выдавая мандаты своимъ членамъ, мы тѣмъ самымъ приняли на себя обязательство дать отчетъ въ своей дѣятельности передъ лицомъ русской демократіи и передъ Интернаціоналомъ. Политическая обстановка повелительно требуетъ яснаго опредѣленія внутреннихъ взаимоотношеній и внѣшнихъ условій работы. Отчетъ Интернаціоналу не можетъ быть не ясенъ и построенъ на догадкахъ, поэтому мы, во имя международной солидарности интересовъ соціализма, просимъ Васъ, Товарищи, не отказать высказать свое отношеніе! къ создавшемуся положенію вещей и, въ частности, къ тѣмъ труднымъ условіямъ, въ которыхъ приходится развивать революціонную работу соціалистическому и подлинно демократическому большинству Правительства Сѣверо-Западной Области Россіи. Съ товарищескимъ привѣтомъ Предсѣдатель Комитета Б. Дюшенъ Секретарь М. Бренстедтъ Члены Комитета Г. Алексѣевъ Л. Михельсонъ.
Послѣ этого обращенія пресловутый «договоръ», внесенный въ Учредительное Собраніе, провалился, какъ сквозь землю, и вопроса о выселеніи сѣв.-зап. правительства, а равно и о сжатіи нашихъ помѣщеній въ Нарвѣ, больше не подымалось. Мѣсяцевъ шесть спустя послѣ этого, когда правительство наше уже ликвидировалось, мин. внутреннихъ дѣлъ Геллатъ какъ-то въ бесѣдѣ со мною по другому дѣлу, остановился и на этомъ эпизодѣ.
«Ваша главная ошибка была та, — говорилъ онъ, — что вы не сумѣли забрать въ руки всю военную компанію, а когда мы васъ толкали въ Нарву, вы уперлись и не пожелали туда къ нимъ переѣхать».
Упрекъ по меньшей мѣрѣ коварный, въ особенности, если вспомнить ту подрывающую престижъ правительства форму, въ которой г. Геллатъ «подталкивалъ» насъ на переѣздъ въ Нарву. Въ дѣйствительности наше удаленіе и дискредитированіе было нужно для переговоровъ съ большевиками, такъ какъ г. Геллатъ и сторонники его политики давно уже рѣшили, что сѣв.-зап. правительству ничего не удастся сдѣлать, отъ него надо скорѣе отдѣлаться, а въ Нарвѣ оно «разсосется» само собой. Съ оставшимися же генералами Геллатъ разсчитывалъ быстро справиться, какъ умѣлъ справляться со своимъ эстонскимъ генералитетомъ, когда послѣдній становился поперекъ дороги его демократическимъ планамъ.
Для насъ Ревель былъ нуженъ потому, что тамъ находился портъ, сообщеніе съ Европой, наша опора — представители союзниковъ, вся наша матеріальная база, пунктъ распредѣленія военнаго снабженія между нами и эстонцами — операція, за которой нужно было слѣдить, какъ говорится, «въ оба», потому что эстонцы естественно пускали въ ходъ всѣ средства, чтобы оттягать у нашей арміи возможно больше пушекъ, снарядовъ и прочаго снаряженія. А между тѣмъ для самой простой поѣздки въ Ревель и обратно требовалось разрѣшеніе даже для русскихъ министровъ[126]; наши курьеры изъ Нарвы передвигались, какъ черепахи, а нашъ главнокомандующій ген. Юденичъ могъ выѣзжать изъ Нарвы въ тотъ или иной опредѣленный моментъ, предупредивъ лишь заблаговременно эстонскія власти.
Въ Нарвѣ насъ дѣйствительно «засосали» бы еще до октябрьскаго наступленія. Изъ всего правительства, спустя нѣкоторое время, по собственной иниціативѣ въ Нарву переѣхало только мин. внутреннихъ дѣлъ, которому по роду его дѣятельности слѣдовало быть ближе къ занятой нами полосѣ.
Изъ Нарвы мы вернулись въ Ревель 26 сентября, а 28 Балаховичъ съ Ивановымъ сдѣлали попытку устроить новый переворотъ. Съ того времени, какъ Балаховичъ былъ исключенъ изъ списковъ арміи, а Ивановъ удаленъ изъ состава правительства, оба они, такъ сказать, повисли въ воздухѣ. Вначалѣ они пытались вновь поладить съ правительствомъ, а когда эти комбинаціи не удались, рѣшили доканать его другимъ путемъ. Благодаря попустительству эстонцевъ, Балаховичъ задумалъ сформировать свою собственную армію, перенеся ея дѣйствія въ районъ Пскова. Съ этой цѣлью онъ сталъ всячески переманивать къ себѣ офицеровъ и солдатъ изъ арміи Родзянко, обѣщая имъ золотыя горы и добычу. Затѣя, однако не удалась, охотниковъ нашлось мало и пришлось перенести взоры на другія возможности. Вскорѣ пошли слухи о заговорахъ Балаховича и Иванова, о чемъ я уже писалъ выше. Съ помощью извѣстныхъ читателю по псковской исторіи офицеровъ Пускара и Озоля они организовали «военную экспедицію» въ Нарву и намѣревались силой захватить тамъ всю организацію нашей арміи. Въ особый поѣздъ въ Ревелѣ посадили 300 человѣкъ балаховцевъ съ пулеметами и по пропуску, данному начальникомъ 2 эстонской дивизіи Пускаромъ, пустили этотъ поѣздъ по направленію къ Нарвѣ. Въ поѣздѣ, разумѣется, сидѣли Балаховичъ и Ивановъ, а можетъ быть даже и Озоль. Планъ атаки, какъ это видно изъ телеграммъ ген. Родзянко, не удался только благодаря вмѣшательству ген. Теннисона, начальника 1-й эстонской дивизіи, стоявшей въ Нарвѣ.
Копія. Ревель изъ Штаба Сѣв.-Зап. Арміи № 1873/227, внѣ очереди безъ словъ 28/19—5. Ревель, Главнокомандующему. 26 сентября (въ) «Новой Россіи» [127]напечатана была телеграмма о наступленіи Балаховича (въ) тылъ краснымъ, между тѣмъ въ этотъ день Балаховичъ съ бандою (въ) триста человѣкъ садился (въ) поѣздъ для движенія на Нарву, съ цѣлью производства переворота и захвата власти. Сегодня Балаховичъ прибылъ въ Вайвару [128], но распоряженіемъ генерала Теннисона навстрѣчу ему высланъ былъ броневой поѣздъ съ приказаніемъ, въ случаѣ попытки Балаховича двинуться дальше, открыть огонь. Такъ какъ вся эта авантюра представляетъ собой несомнѣнно большевистскую затѣю, вдохновителемъ которой являются большевистскіе агенты Ивановъ и Озоль, то ходатайствую объ арестѣ Иванова и Озоля и разоруженіи отряда Балаховича. Считаю долгомъ подчеркнуть благороднымъ и доброжелательнымъ къ намъ дѣйствія генерала Теннисона. Нарва 28 сентября 1919 г. № 227. Родзянко. Принята отъ штаба С.-З. арміи 28/9 19/58. Генералу Лайдонеру. Въ виду того, что Балаховичъ заявилъ при отъѣздѣ изъ Вайвара, что онъ теперь будетъ дѣйствовать черезъ Чудское озеро на Гдовъ, прошу Ваше Превосходительство принять мѣры (къ) огражденію командуемой мною арміи отъ подобныхъ налетовъ, мѣшающихъ спокойной работѣ (въ) моихъ операціяхъ, о которыхъ я съ Вами говорилъ при послѣднемъ свиданіи съ Вами. Въ Нарвѣ появился полковникъ Озоль, начальникъ штаба Балаховича, думаю, что цѣль его пріѣзда агитаціонная. Прошу распоряженія Вашего Превосходительства или о высылкѣ, или арестѣ Озоля. Прошу Вашего отвѣта. Генералъ-маіоръ Родзянко.
Чѣмъ не мексиканская картинка?! А какова откровенность Балаховича: не удалось съ Вайвары васъ захватить, попробую черезъ Чудское озеро съ Гдова!
Ген. Лайдонеръ одобрилъ дѣйствія ген. Теннисона и обѣщалъ сдѣлать головомойку полк. Пускару. Никакихъ другихъ послѣдствій этотъ инцидентъ для его вдохновителей не имѣлъ: никто не былъ ни удаленъ изъ предѣловъ Эстоніи, ни арестованъ![129]
Въ тѣ же памятные дни случайно обнаружилось, что нѣкоторые изъ насъ находятся подъ бдительнымъ тайнымъ надзоромъ.
Съ нѣкоторыхъ поръ я сталъ замѣчать, что въ швейцарской той гостиницы, гдѣ я жилъ, неизмѣнно торчитъ типичное гороховое пальто, которое при моемъ проходѣ упорно отворачиваетъ свое лицо въ сторону. Разъ заинтересовавшись, я затѣмъ обнаружилъ, что типъ этотъ всюду слѣдуетъ за мной въ городѣ, какъ тѣнь, а утромъ, пока я сплю, или днемъ, когда я почему-нибудь остаюсь у себя въ номерѣ, неизмѣнно дежуритъ въ швейцарской. Одновременно на то же самое сталъ жаловаться П. А. Богдановъ, жившій въ другой гостиницѣ. Даю соотвѣтствующую мзду и разспрашиваю эстонца-швейцара. Оказывается, что шпик дежуритъ не отъ эстонской власти, а служитъ у кого то «изъ русскихъ», но у кого, швейцару не говоритъ. Я пригрозилъ жалобой эстонскому мин. внутреннихъ дѣлъ, послѣ чего субъектъ исчезъ изъ швейцарской безслѣдно, а на улицѣ его смѣнилъ какой-то другой, болѣе ловкій мужчина, старавшійся держаться вдали и незамѣтно. М. С. Маргуліесъ жаловался, что за нимъ не только слѣдятъ, но и угрожаютъ подстрѣлить, такъ что съ нѣкотораго времени онъ вынужденъ ходить по улицѣ въ сопровожденіи переодѣтаго вооруженнаго офицера, перемѣнить одну гостиницу на другую.
Сначала мы думали, что слѣжкой за нами занимаются исключительно Балаховичъ съ Ивановымъ. Но потомъ пришлось оставить эту мысль. Балаховичу болѣе интересны были гг. военные, а не мы, которые жили открыто и сами находились съ военнымъ элементомъ въ нѣсколько прохладныхъ отношеніяхъ. Балаховичъ если и слѣдилъ за членами правительства, то въ самыя первыя времена, когда онъ не утратилъ оффиціальной возможности поладить съ нами и побороть съ открытымъ забраломъ конкуррирующихъ съ нимъ генераловъ. Попавъ же въ положеніе «исключеннаго изъ списковъ арміи», онъ горѣлъ непримиримой местью къ командующему генералитету и думалъ только о сверженіи ихъ, разсчитывая, что надстройка, въ видѣ правительства, послѣ переворота пойдетъ сама собой насмарку. Гораздо большій интересъ мы представляли для нашего собственнаго генералитета, все время полуприкрыто антагонизирующаго противъ правительства. Армію имъ, какъ Балаховичу, не приходилось «завоевывать», они командовали ею, но каждую минуту жило опасеніе, что съ помощью союзниковъ или организованнаго офицерства, или даже просто общественнаго мнѣнія мы можемъ спихнуть кого-нибудь изъ главныхъ китовъ и потому необходимо было вооружить противъ насъ союзниковъ черезъ Колчака въ Омскѣ и Сазонова въ Парижѣ и тѣмъ или инымъ путемъ постараться лишить насъ всякаго моральнаго авторитета въ мѣстной русской средѣ. Гельсингфорсъ давно уже кишмя кишѣлъ сплетнями по адресу сѣв.-зап. правительства; распускались небылицы въ Парижѣ и Лондонѣ.
Одинъ случай раскрылъ всю эту позорную кротовую работу.
Офицеръ, служившій въ канцеляріи М. С. Маргуліеса, однажды доложилъ ему совсѣмъ необычныя вещи. Оказалось, что ранѣе этотъ офицеръ служилъ въ морскомъ отдѣлѣ у капитана Н., который состоялъ агентомъ контръ-развѣдки адм. Колчака и въ семъ качествѣ почти исключительно занимался слѣжкой за членами сѣв.-зап. правительства. Офицеръ при этомъ назвалъ двухъ штатскихъ господъ, негласно работавшихъ въ канцеляріи у капитана Н. по той же отрасли, изъ коихъ одинъ состоялъ, въ свою очередь, агентомъ г. Иванова, а второй — г.Карташева. Эта «канцелярія» посылала характеристики членовъ правительства въ Омскъ и Парижъ, уснащая ихъ всевозможными, порочащими нашу честь, измышленіями; особенно доставалось Маргуліесу и Ліанозову.
Адм. Пилкинъ, нашъ коллега по кабинету, въ учрежденіи котораго служилъ капитанъ Н., рѣшительно протестовалъ противъ правдивости добытыхъ свѣдѣній. Къ сожалѣнію, М. С. Маргуліесу почему-то не удалось надлежаще оформить сдѣланнаго ему доклада и онъ до поры до времени не сталъ поднимать шума. Но было немедленно организовано со своей стороны контръ-бюро, чтобы окончательно нащупать ведомую противъ правительства махинацію.
За ревельской 29 сентября послѣдовала юрьевская согласительная конференція тѣхъ же прибалтійскихъ государствъ. Опять нужно было зорко слѣдить за колебаніями ея членовъ, стараться какъ-нибудь разстроить или затянуть переговоры этихъ государствъ съ большевиками. Эту тяжелую и строго отвѣтственную задачу мы возложили на одного М. С. Маргуліеса. Трудъ его не пропалъ даромъ, но среди коллегъ по правительству въ то время не нашелъ должной оцѣнки. Эстонская пресса сумѣла влить каплю яда даже въ наши взаимныя дружескія отношенія, представивъ всю поѣздку М. С. въ Юрьевъ верхомъ навязчивости барина, любящаго только пообѣдать на всякихъ собраніяхъ.
«Эстуръ» (оффиціальное эстонское бюро прессы, руководимое тогда министромъ г. Теннисономъ) сообщило, что сѣв.-зап. правительство вовсе не приглашено на юрьевскую конференцію, а когда г. Теннисону указали, что приглашеніе было сдѣлано черезъ Поску и о немъ хорошо зналъ г. Пійппъ, Теннисонъ выразилъ сожалѣніе, «что не зналъ этого». Въ свое время Эстуръ так же оповѣщало, что мы не приглашены на ревельскую конференцію, когда же М. С. Маргуліесъ послалъ опроверженіе въ гельсингфорскую газету «Huvads bladet», оно просто не дошло до Гельсингфорса. Въ такомъ видѣ систематически оттиралось отъ конференцій сѣв.-зап. правительство въ Ревелѣ.
Въ Юрьевѣ, наоборотъ, предупредительности и любезностямъ не было конца: эстонцы предоставили М. С. Маргуліесу и его секретарямъ прекрасное помѣщеніе, прислали приглашеніе на всѣ завтраки и обѣды членовъ конференціи и неизмѣнно отводили ему на нихъ самое почетное мѣсто. Фактически эта общая ежедневная трапеза превратилась въ филіальное отдѣленіе конференціи съ той лишь разницей, что здѣсь вопросы конференціи обсуждались интереснѣе и откровеннѣе.
Основное внутреннее противорѣчіе интересовъ сѣв.-зап. правительства и республикъ Прибалтики въ вопросѣ о мирѣ съ большевиками дѣлало и по существу невозможнымъ оффиціальныя совмѣстныя засѣданія, въ конференціи и по необходимости нужно было найти какую-то форму, въ которой цѣли информаціи и противодѣйствія со стороны сѣв.-зап. правительства достигались бы всего удобнѣе и полнѣе. Развѣ не ироніей было обсуждать вопросъ о мирѣ совмѣстно съ представителемъ сѣв.-зап. правительства, которое по самой своей идеѣ исключало всякіе разговоры о какихъ-либо мирныхъ соглашеніяхъ съ большевиками; съ другой стороны, какъ бы ни храбрился И. И. Поска, онъ и сопровождавшій его Пійппъ то и дѣло вынуждены были оглядываться на настроеніе большинства членовъ своего парламента, недвусмысленно заявившаго въ своей послѣдней резолюціи, что «въ настоящее время, когда русскимъ совѣтскимъ правительствомъ сдѣлано предложеніе о мирѣ, Учредительное Собраніе находитъ, что у эстонскаго государства нѣтъ основаній оставить безъ вниманія это предложеніе, такъ какъ нашъ (эстонскій) народъ велъ войну лишь въ цѣляхъ самозащиты»[130]. Съ этой точки зрѣнія парламентаріи желали, чтобы гг. министры изыскивали на конференціи пути для заключенія мира съ большевиками, а не способы проволочекъ и оттяжекъ, что входило, какъ minimum, въ задачу М. С. Маргуліеса. Ежедневныя совмѣстныя трапезы послужили прекраснымъ выходомъ изъ создавшагося положенія: М. С. не поднималъ вопроса о своемъ присутствіи на оффиціальныхъ засѣданіяхъ конференціи, а члены ея не стѣснялись обсуждать съ нимъ поднятые на конференціи вопросы за общимъ обѣденнымъ столомъ и съ глазу на глазъ, въ частности.
На Юрьевской конференціи И. И. Поска метался то въ одну, то въ другую сторону[131]. Вначалѣ онъ велъ опредѣленную и усиленную агитацію за миръ съ большевиками. Мотивы были отчасти старые — усталость отъ войны арміи и народа, частью новые — появившаяся вѣра въ возможность эволюціи большевизма, настроенія западно-европейской демократіи въ пользу большевиковъ.
«Съ ними Красинъ, а развѣ онъ большевикъ?» — говорилъ Поска.
Или: «французы опредѣленно стоять за миръ съ большевиками!»
М. С. приходилось опровергать Поску, напоминая присутствующимъ, что Красинъ давно съ большевиками и, въ качествѣ максималиста, давно извѣстенъ по знаменитому дѣлу въ Фонарномъ переулкѣ; что французы и не помышляютъ о мирѣ съ Совѣтской Россіей.
На это Поска возражалъ, что, кромѣ Красина, съ большевиками пошли такіе люди, какъ Боголѣповъ; что же касается настроенія французовъ, то онъ готовъ внести нѣкоторую оговорку:
«Французское правительство — противъ мира съ большевиками, но французскій народъ — за».
Маргуліесъ повелъ разговоры съ премьерами отдѣльно. По прежнему выяснилось, что миръ не улыбается финляндцамъ и латышамъ, но ихъ сильно смущаетъ собственная домашняя агитація за. миръ слѣва. Начались опасныя для нашего дѣла колебанія. Благодаря, однако, упорной контръ-агитаціи М. С. Маргуліеса, латыши и финны на время какъ будто укрѣпляются въ отрицательной къ большевикамъ позиціи. Но тутъ совсѣмъ некстати появляется освѣдомленіе англійскаго представителя полк. Таллендса о томъ, что союзники по-прежнему будутъ благожелательны къ Прибалтійскимъ государствамъ совершенно независимо отъ того, заключатъ ли они или не заключатъ миръ съ большевиками.
М. С. идетъ за разъясненіями къ полковнику Таллендсу.
Оказывается, что полк. Таллендсъ только что получилъ соотвѣтственную ноту изъ Лондона. Англичане напуганы разразившейся у нихъ грандіозной желѣзнодорожной забастовкой и, въ связи съ этимъ, наблюдается рѣшительное полѣвѣніе Англіи. Правительство, по словамъ Таллендса, нѣсколько перемѣнило свою политику, оно находитъ, что отъ балтійскихъ народовъ теперь невозможно требовать дальнѣйшей войны съ Сов. Россіей, тѣмъ болѣе, что всѣ запасы оружія переданы Колчаку и Деникину, и Англія больше ничего не можетъ дать балтійцамъ.
О настроеніяхъ конференціи Таллендсъ сказалъ такъ: раньше 10-ти дней прерванныхъ переговоровъ о мирѣ съ большевиками они не возобновятъ, Латвія до начала переговоровъ перейдетъ въ наступленіе и, что, по словамъ эстонцевъ, при переговорахъ съ большевиками не пожертвуютъ интересами сѣв.-зап. арміи. Въ заключеніе Таллендсъ спросилъ М. С., какія условія поставило бы русское правительство въ мирныхъ переговорахъ для спасенія своей арміи?
«Я, говоритъ М. С. въ своемъ дневникѣ, не могъ дать точнаго отвѣта, потому что все, кромѣ наступленія, — есть конецъ арміи; раствореніе ея въ эстонской… при Балаховичахъ и Ивановыхъ, при Геллатахъ — только позоръ, униженіе и гибель арміи».
На конференціи по-прежнему не знали къ чему придти. Поска, убѣждавшій въ первые дни финновъ, что Эстія устала и не можетъ вести дальнѣйшей войны, заявилъ М. С. на одномъ изъ послѣднихъ обѣдовъ:
«Если Колчакъ признаетъ нашу независимость, то мы не только не будемъ вести переговоровъ съ большевиками, но поведемъ наши войска вмѣстѣ съ вашими на Петроградъ».
«Вы подпишите такой договоръ?» — спросилъ Маргуліесъ.
«Да, мы имѣемъ на это полномочіе» — отвѣтилъ Поска.
Трудно сказать, когда Поска былъ искрененъ, но его отвѣтъ въ Юрьевѣ какъ-то не вязался съ тѣми настроеніями, которыя въ это время наростали въ Ревелѣ. Спустя всего лишь пять дней послѣ описаннаго разговора эстонское мин. иностранныхъ дѣлъ опубликовало свое знаменитое «разъясненіе», имѣющее въ виду ознакомить съ его точкой зрѣнія на происходящія вокругъ Россіи событія европейское общественное мнѣніе. Документъ настолько ярокъ по содержанію, что его стоитъ сохранить для исторіи цѣликомъ.
«ПОЗИЦІЯ ЭСТОНІИ ВЪ ВОПРОСЪ О МИРЪ» [132]. Министерство иностранныхъ дѣлъ Эстоніи передало отправленное 7-ого октября делегаціи слѣдующее разъясненіе для освѣдомленія общественнаго мнѣнія Западной Европы: «Одна часть періодической печати весьма отрицательно оцѣниваетъ рѣшеніе Прибалтійскихъ государствъ начать мирные переговоры съ Совѣтской Россіей, что, надо полагать, происходитъ отъ того, что общественное мнѣніе не достаточно знакомо съ обстоятельствами. Принимая предложеніе Совѣтской Россіи, Прибалтійскія государства руководствовались тѣми принципами, которые были одобрены мирной конференціей при созывѣ совѣщанія на Принцевыхъ островахъ, стремясь укрѣпить за каждымъ народомъ тѣ права, изъ за которыхъ они боролись, путемъ соглашенія, вмѣсто кровопролитія. Нападающей стороной была Совѣтская Россія. Прибалтійскія государства вели оборонительную войну. Если совѣтское правительство откажется отъ своихъ цѣлей войны и готово будетъ признать полную самостоятельность Прибалтійскихъ государствъ, съ одной стороны, если, съ другой стороны, Прибалтійскія государства не имѣютъ никакого желанія расширитъ свои границы и вмѣшиваться въ русскія дѣла, то естественно нѣтъ основанія Прибалтійскимъ государствамъ продолжать войну, при условіи, если русскимъ большевистскимъ правительствомъ будутъ даны необходимыя гарантіи въ выполненіи обѣщанія. Удастся ли это и какъ — выяснится лишь во время переговоровъ. Во всякомъ случаѣ, въ виду особаго характера большевиковъ, Прибалтійскія государства могутъ заключить миръ лишь въ томъ случаѣ, если будетъ обезпечено недопущеніе русской большевистской пропаганды внутри этихъ странъ. Правительства Прибалтійскихъ государствъ вправѣ вѣрить, что великія союзныя государства, которыя неоднократно обѣщали сдѣлать все для того, чтобы возстановить порядокъ въ Восточной Европѣ, въ предпринятыхъ нынѣ опытахъ не откажутъ въ своемъ содѣйствіи и совѣтѣ по вопросу объ условіяхъ, которыя Прибалтійскія государства будутъ отстаивать въ цѣляхъ обезпеченія мира, а также готовы будутъ гарантировать черезъ Союзъ Народовъ исполненіе этихъ условій. Во избѣжаніе недоразумѣнія слѣдуетъ подтвердитъ, что Прибалтійскія государства, борясь за неприкосновенность своихъ границъ и государственную самостоятельность, никогда не ставили себѣ Задачей и никто также отъ нихъ не требовалъ сверженія большевистскаго правительства въ Россіи. Такая цѣль имѣется у Колчака и у подвѣдомственныхъ ему правительствъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ они не скрываютъ, что послѣ побѣды надъ большевиками они хотятъ уничтожить самостоятельность Прибалтійскихъ государствъ. Это грозитъ новой войной, и Прибалтійскія государства не желаютъ ускорить приближеніе этой новой войны. Однако, они содѣйствовали бы этому (т. е. всѣмъ бѣлымъ правительствамъ. В. Г.), если бы они съ Колчакомъ и его единомышленниками дѣйствовали въ западно-европейскомъ смыслѣ, и при всѣхъ условіяхъ продолжали бы борьбу съ Совѣтской Россіей [133]. Поэтому тѣ, которые требуютъ продолженія войны съ большевиками, меньше заинтересованы сверженіемъ большевистской власти, чѣмъ уничтоженіемъ самостоятельности Прибалтійскихъ государствъ».
Иными словами — у насъ нѣтъ основаній уклоняться отъ мирныхъ переговоровъ и даже отъ пріемлемаго мира, такъ какъ свергать большевиковъ въ Россіи мы не брались, тѣмъ болѣе, что, при современномъ настроеніи бѣлыхъ вождей, мы считаемъ ихъ побѣду надъ большевиками въ Россіи для себя опредѣленно опасной. Разъясненіе ставило всѣ точки надъ «і», а на русскомъ бѣломъ движеніи огромный крестъ. Изъ за спины Поски явственно высунулась фигура грубо-откровеннаго Геллата. «Имѣющіе уши» заткнули ихъ еще покрѣпче ватой. Нашъ генералитетъ никакихъ предостереженій знать не хотѣлъ.
Въ одномъ только погрѣшили въ этомъ разъясненіи эстонцы: они напрасно заявляли о тягѣ къ миру съ большевиками «Прибалтійскихъ государствъ». Латвія послѣ Юрьевской конференціи двинула свои войска къ Рѣжицѣ, а Финляндія стала уклоняться отъ подписи сообщенія о возобновленіи мирныхъ переговоровъ[134].
М. С. Маргуліесъ во всякомъ случаѣ поспѣшилъ использовать разговоръ съ Поской и немедленно послалъ курьера къ С. Г. Ліанозову въ Ревель, рекомендуя ему еще разъ снестись съ парижскимъ совѣщаніемъ и убѣдить послѣднее признать на указанныхъ условіяхъ эстонскую независимость.
Тщетная надежда!
«Парижъ» упрямо и безповоротно игнорировалъ насъ.
Изъ Юрьева М. С., по приглашенію латышскаго мин. иностр. дѣлъ Мееровица, поѣхалъ съ нимъ въ Ригу, чтобы окончательно убѣдить латышскіе правящіе круги въ опасности мира съ большевиками. Произошли бесѣды съ государственнымъ контролеромъ Минцемъ, министромъ-предсѣдателемъ Ульманисомъ, мин. иностр. дѣлъ Мееровицемъ, съ предсѣдателемъ Латвійскаго Національнаго Совѣта Чаксте и др., о чемъ позже доложилъ намъ Маргуліесъ.
Минцъ заявилъ, что онъ врагъ всякихъ соглашеній съ большевиками и переговоры съ ними считаетъ опасными. Обѣщалъ, что на другой день, когда въ Нац. Совѣтѣ Ульманисъ и Мееровицъ будутъ дѣлать свои доклады о конференціи, сообщить Совѣту всѣ сомнѣнія М. С. Маргуліеса. М. С. формулировалъ позицію нашего правительства такимъ образомъ: 1) своими переговорами съ большевиками латыши снимаютъ съ сѣверо-западнаго правительства моральную обязанность поддерживать и передъ будущимъ центральнымъ правительствомъ и Учредительнымъ Собраніемъ независимость Латвіи; 2) что и сейчасъ сѣв.-зап. правительство не будетъ дѣлать никакихъ шаговъ къ признанію Латвіи Колчакомъ, Деникинымъ и союзниками, разъ разговорами съ
большевиками расшатываютъ его армію; 3) что эстонцы говорятъ неправду другимъ, утверждая, что они вынуждены говорить о мирѣ въ виду усталости; если бы это было такъ, Поска не сдѣлалъ бы предложенія идти вмѣстѣ съ нами на Петроградъ. Минцъ со всѣмъ этимъ согласился и посовѣтовалъ сообщить все Ульманису (предс. сов. мин.).
На вопросъ М. С., обращенный къ мин.-предс. Ульманису, что передать сѣв.-зап. арміи объ отношеніи Латвіи къ переговорамъ, Ульманисъ отвѣтилъ:
«Скажите, что это одна видимость; большевикамъ никто не вѣритъ, мы также. Но за нами народъ и лѣвыя партіи, для которыхъ мы не можемъ отказаться отъ кажущихся попытокъ соглашенія. Ваша армія не будетъ предана, будьте спокойны».
М. С. освѣдомилъ Ульманиса о точкѣ зрѣнія сѣв.-зап. правительства на переговоры въ томъ видѣ, какъ онъ говорилъ государственному контролеру Минцу. Ульманисъ еще разъ завѣрилъ, что о мирѣ съ большевиками никто не думаетъ.
Между министромъ иностр. дѣлъ Мееровицемъ и М. С. произошелъ еще болѣе интересный діалогъ:
Мееровицъ: «Настаиваютъ на перемиріи эстонцы, ибо они боятся финансоваго кризиса».
Маргуліесъ: (напоминая о предложеніи Поски совмѣстно идти на Петроградъ) — «гдѣ же тутъ боязнь финансоваго кризиса?»
Мееровицъ: «Въ послѣдній моментъ въ Юрьевѣ выплылъ вопросъ о военной конвенціи съ правительствомъ сѣверо-западной Россіи».
Маргуліесъ: «Это единственно здоровая мысль, иначе мы съ эстонцами одними будемъ договариваться о признаніи независимости Колчакомъ за военную помощь. Если же вы всѣ вступите съ нами въ конвенцію, мы будемъ хлопотать о всѣхъ, а дружнымъ фронтомъ мы сбросимъ большевиковъ въ короткое время».
Мееровицъ: «У насъ нѣтъ ружей, намъ трудно воевать; сегодня пришла одежда для солдатъ, а ружей нѣтъ».
Маргуліесъ: «Составимъ военный союзъ и мы подѣлимся съ вами излишками».
Мееровицъ: «Во всякомъ случаѣ, успокойте вашу армію — въ ея распоряженіи будутъ весь октябрь и ноябрь»…[135].
Чаксте, предсѣдатель Національнаго Совѣта, бывшій членъ первой Государственной Думы, выслушавъ всѣ доводы М. С., обѣщалъ доложить о нихъ сеньоренъ-конвенту Совѣта, а на убѣжденія М. С. отказаться отъ переговоровъ сказалъ:
«Я надѣюсь, что никакого мира съ большевиками не будетъ; прежде всего, вѣдь мы начали немедленно военныя дѣйствія противъ большевиковъ, чтобы прогнать ихъ изъ Латгаліи».
Когда М. С. уѣзжалъ на другой день изъ Риги, были двѣ новости: сѣверо-западная Армія двинулась на Петроградъ, а Бермонтъ-Аваловъ изъ Митавы на Ригу.
Большевики справа вторично поспѣшили на помощь большевикамъ слѣва.
Насталъ тяжелый октябрь.