Забор и ворота склада пылали. Бочка краем задела столб ворот и уронила. Осыпанная искрами и головнями, бочка выкатилась со двора. Под бочкой захрустел антрацитовый орешник: им была засыпана, как дресвою, вокруг завода вся земля.
— Куда ж ты правишь? — закричал Чиркин, видя, что бочка катится направо мимо машинной, — держи левей!..
— Как левей?!..
— Конешно! Зайдем им в бок, да ахнем!.
— Эге! Спасибо, друг, напомнил. А я уж шкуру спасать хотел, — весело ответил Дудкин и закричал на Тоньку:
— Не вертись ты, рак морской, под ногами. Держи левей… Стой! Ребята, давай сюда кобылку…
Из патрубка котла высунулось рыло пулемета…
Бочка выкатилась за линию штабелей, и в зареве пожара видно, что за гребнем штабеля лежат в укрытии стрелки. Стреляют по заводу.
— Гляди, лежат и не чуют. Палят в вольный свет.
— Огонь!
— Есть огонь!
Видно было, как цепь стрелков, подобно стае воробьев, испуганно снялась под выстрелами и перебежала за другие кучи. Несколько человек осталось на месте. Из-за куч по бочке открыли огонь, — пули со звоном захлопали по стенкам бочки, наполнив ее нестерпимым гулом…
— Дай сюда скорей винтовку! — вдруг закричал Чиркин, — заходят сзади.
Три винтовки выставились из люка.
— Жарь пачками!
— Поворачивай! — кричал Чиркин, — бегут на нас!..
К бочке подбегало, то стреляя, то прячась за столбами и залегая за кучами шлака, несколько солдат.
Бочка стала медленно к ним поворачивать другою стороной — и на полуобороте: стоп — ни с места!..
— Баста! На камень наехали. Давай назад! — закричал Чиркин.
Бочка откатилась, повернулась, но опять наткнулась тотчас на упор…
— Я вылезу! — кричит Тонька, — камень уберу!
— Вылазь!
Тоньку подсадили, и он вывалился из бочки наружу… Заполз под бочку — под боком у нее огромный, пудов пяти, ком антрацита. Тонька попробовал отвалить и не может даже шевельнуть. Осмотрелся — кругом раскиданы все. такие ж комья.
— Давай назад!.. Ворочай! — кричит Тонька и захлебнулся криком.
— Вжиг! — визгнула пуля, отскочив от железа, и обожгла мальчишке грудь. Тонька упал лицом на землю…
Бочка покатилась назад, отстреливаясь.
— Тонька, айда сюда! — Напрасно звал из люка, стреляя, Чиркин. — Лежит. Никак его убило!..
— Пусти! — расталкивая товарищей, сунулся к люку Дудкин…
Он, ободрав плечо, вывалился из бочки наружу и пополз к тому месту, где ничком лежал Тонька…
Ружейная стрельба внезапно стихла. Снова орудийные удары. По главной прогремел на заднем ходе бронепоезд. Задержался. Заиграл рожок. Поезд подобрал своих стрелков и снова загремел и, отступая, бил куда-то вдоль линии из всех орудий и пулеметов.
Дудкин дополз до Тоньки, приподнял его, — Тонька, как мешок; Дудкин обнял сына, встал во весь рост, взяв на руки сына, и побежал назад к бочке. Откуда-то стукнул одинокий выстрел. Дудкин споткнулся и упал ничком.
С шумом, похожим на горную реку весною, с севера накатил в дыму и грохоте орудий новый бронепоезд… У завода встал, и из вагонов посыпались бойцы… Просыпав их на землю, поезд мелькнул красным флагом в полыме пожара, пошел вслед неприятелю, кроя линию из длинных пушек.
* * *
Тоньку зарыли. Положили его в красном гробу в одну братскую могилу с отцом и другими товарищами. Играла музыка, стреляли из орудий, и знамя склонилось над могилой.
Когда к зиме угомонилось, и Врангеля загнали в Крым, заводской маляр написал на железной бочке крупными буквами:
— Тонькин Танк.
Почти три года пролежал «Тонькин Танк» на том самом месте, где его покинули Дудкины в ночь врангелевского налета — около штабелей антрацита близ заводских тупиков. Когда завод возобновляли, «Тонькин Танк» вмазали и замуровали на свое место в заводе.
И уж про Тонькин подвиг стали забывать. На заводе большею частью — новые рабочие, старых повыбило на фронтах. Когда новеньким рассказывают про те года и поминают «Тонькин Танк», иные говорят:
— Полно врать-то!
Больше помнят про Тоньку мальчишки, но они вспоминают чаще «Танка» про паровоз в упоре лбом, про то, как гуся шибанула воздуходувка в небо, и много еще разных проделок Тоньки: озорник был, не тем будь помянут.