ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

(Узкая готическая комната, съ высокими сводами, прежній рабочій кабинетъ Фауста, перемѣны).

Мефистофель.

(Показывается изъ за занавѣси. Когда онъ приподнимаетъ ее и оборачивается,

то можно видѣть Фауста распростертаго на старинной кровати).

Ложи тутъ, злополучный! плѣнный,

Среди крѣпчайшихъ путъ любви!

А пораженному Еленой

Въ разсудокъ скоро не придти.

(Озираясь).

Какъ посмотрю, такъ здѣсь осталось все какъ было,

Нѣтъ перемѣны никакой:

На стеклахъ лишь цвѣтныхъ, какъ будто, тусклый слой,

Побольше паутинъ, сгустилося чернило,

Бумага пожелтѣла; но,

На мѣстѣ прежнемъ все; и даже, вотъ перо,

Которымъ Фаустъ расписался,

Какъ чорту онъ передавался;

И крови капелька, что у него тогда

Я вытянулъ, еще тутъ въ глубинѣ ствола.

Желаю я, на, счастье чтобъ достался

Сбирателю усердному, такой

Рѣдчайшій экземпляръ! Виситъ передо мной,

И шуба старая, и на крюкѣ все старомъ....

Забавный случай мнѣ напомнила она,

Какъ мальчика училъ я въ оны времена;

И можетъ быть мораль моя прошла не даромъ,

И юношей теперь, надъ нею чахнетъ онъ.

А хочется мнѣ, впрямь, знакомый балахонъ,

Одежда грубая и теплая, съ тобою

Соединясь, повеличаться вволю,

Принявъ доцента видъ, въ которомъ все умно,

Въ которомъ правыми себя во всемъ считаютъ.

Ученые того и достигаютъ,

А бѣсъ, такъ нѣтъ -- отвыкъ давнымъ-давно.

(Онъ встряхиваетъ снятую съ крюка шубу, изъ нея скачутъ и вылетаютъ сверчки, жуки, молъ, ночныя бабочки).

Хоръ насѣкомыхъ.

Нашъ старый хозяинъ

Пришелъ въ добрый часъ!

Жужжимъ мы, порхаемъ,

Знакомъ ты для насъ!

Ты насъ одиночно

Селилъ въ тишинѣ,

Мирьядой, родитель,

Мы скачемъ къ тебѣ.

Такъ скрыто коварство

Глубоко къ груди;

Скорѣй можно въ мѣхѣ

Козявку найти.

Мефистофель.

Вотъ такъ нечаянность! Совсѣмъ сверхъ ожиданья,

Какъ разутѣшили вѣдь, юныя созданья!

Кто разъ посѣетъ, тотъ, со временемъ пожнетъ.

Встряхну еще я эту тряпку; вотъ,

Еще одинъ, другой оттуда полетѣли.--

И вверхъ, и внизъ, повсюду въ уголки,

Скорѣе прячьтеся, милѣйшіе мои!

Туда, гдѣ ветхіе тѣснятся сундуки,

Сюда, въ пергаментъ побурѣлый,

Въ осколки пыльные горшковъ,

И въ орбиты пустыя череповъ.

Среди подобнаго скопленья,

Гдѣ прахъ и тлѣнъ, и гниль, и хламъ,

Вовѣкъ пріютъ такимъ жильцамъ.

(Завертывается въ шубу).

Еще разокъ покрой-ка плечи намъ!

Опять хозяиномъ вхожу я во владѣнье.

Но мало прибыли, что такъ назвался я;

Гдѣ тѣ, которые признать могли-бъ меня?

(Дергаетъ за колоколъ, раздается пронзительный, рѣзкій звукъ, отъ него дрожатъ стѣны., замки разлетаются и открываются двери).

Фамулъ.

(Идетъ пошатываясь по длинному и темному корридору)

Что за звуки, за смятенье!

Весь я ужасомъ объятъ:

Всколебалися ступени,

Стѣны вкругъ меня дрожатъ.

Вижу въ трепетномъ мерцаньи

Разноцвѣтнаго окна,

Бурной молніи сверканье;

Полъ трясется, съ потолка

Рухнулъ щебень; и забита

Здѣсь была прекрѣпко дверь --

Силой нѣкою, теперь,

Сверхъестественно раскрыта!--

Тамъ-же, что за страшный видъ!

Всталъ, какой-то, исполиномъ

Въ мѣхѣ Фауста старинномъ!

Какъ киваетъ, какъ глядитъ!

Гнутся ноги подо мною.

Не бѣжать-ли прочь скорѣй?

Иль остаться у дверей?

Ахъ, что станется такое!

Мефистофель ( подавая ему знакъ).

Войди, мой другъ!-- Ты Никодимъ.

Фамулъ.

Да, такъ меня зовутъ, почтенный господинъ!-- Oremus.

Мефистофель.

Этаго не нужно между нами!

Фамулъ.

Какъ радъ, что вамъ я нѣсколько знакомъ!

Мефистофель.

Да, знаю я, богатый днями,

Но все еще студентъ, о мужъ обросшій мхомъ!

И то сказать -- все учится ученый,

И продолжаетъ потому,

Что не способенъ онъ къ другому ни къ чему.

Такъ домикъ карточный и строятъ немудреный;

Да только геніямъ и высшимъ, никогда

Не удавалося достроить до конца.

Но вотъ, учитель вашъ, мужъ знанья превосходный;

И докторъ Вагнеръ благородный

Извѣстенъ всякому; въ нашъ вѣкъ,

Въ ученомъ мірѣ онъ первѣйшій человѣкъ,

Онъ тамъ единственно, и связь, и основанье,

Онъ, въ комъ растетъ премудрость съ каждымъ днемъ.

Къ нему идутъ толпы всѣхъ алчущихъ познанья;

На каѳедрѣ, одинъ, онъ яркое сіянье;

Какъ Петръ владѣетъ онъ ключомъ,

И преисподній міръ, и горній отмыкаетъ.

Когда предъ всѣми онъ и блещетъ, и сверкаетъ,

Не устоять тутъ славѣ никакой,

Ни знаменитости какой-либо другой:

И даже Фауста въ тѣни онъ оставляетъ --

И силой творческой онъ одаренъ одинъ!--

Фамулъ.

Простите мнѣ, достойный господинъ,

Что прекословіемъ, смиренно вамъ отвѣчу:

О томъ, что сообщать изволите, нѣтъ рѣчи;

Лишь кротость скромная дана ему въ удѣлъ.

Исчезъ великій мужъ такъ необыкновенно --

Онъ съ этимъ свыкнуться доселѣ не успѣлъ,

И съ возвращеньемъ вожделѣннымъ

Утѣхи ждетъ себѣ и блага. И ничья,

Вотъ въ этой комнатѣ, рука не прикасалась --

Какъ докторъ Фаустъ въ ней жилъ, она такъ и осталась,

И ждетъ все стараго хозяина. Самъ я,

Едва входить въ нее осмѣливаюсь. Что-же

Теперь за знаменье въ созвѣздіи быть можетъ?--

Мнѣ чудится, устрашена,

Какъ будто, самая стѣна;

Дрогнули косяки и лопнули засовы --

Войти вамъ не было и способа другаго.

Мефистофель.

Да самъ-то онъ запрятался куда?

Веди меня къ нему, давай его сюда!

Фамулъ.

Ахъ, запрещеніе его на столько строго,

Что и не знаю я, дерзнуть-ли? Заключенъ

По цѣлымъ мѣсяцамъ, въ молчаніи, глубоко

Въ великое онъ дѣло погруженъ.

Изнѣженъ, болѣе другихъ ученыхъ даже,

Какъ угольщикъ теперь онъ съ виду, черный, въ сажѣ

Отъ носа до ушей; при жарѣ очаговъ

Глаза всегда красны; томится ежечасно;

Слухъ полонъ музыкой отъ звяканья щинцовъ.

Мефистофель.

А если онъ меня не впуститъ, то напрасно!

Я дѣло ускорю.

(Фамулъ уходитъ. Мефистофель садится съ важностью).

Едва я занялъ постъ,

Какъ слышу, тамъ, зашевелился гость;

Изъ прежнихъ онъ еще моихъ знакомыхъ,

Но только нынче, онъ изъ лицъ

Слывутъ что подъ названьемъ новыхъ,

И дерзокъ будетъ безъ границъ.

Баккалавръ.

(Входитъ стремительно чрезъ корридоръ).

Двери настежь, все открыто!

Можно думать, наконецъ,

Что живой, досель зарытый

Фаустъ.

Въ прахѣ, въ тлѣньи какъ мертвецъ,

Пересталъ ужь въ сокрушеньи

И въ самоуничтоженьи,

Безполезно изнывать

И средь жизни умирать.

Стѣны здѣсь, карнизы гнутся,

Все обрушится какъ разъ.

Если намъ не отшатнуться,

То разгромъ задѣнетъ насъ.

Я смѣлѣе всѣхъ на свѣтѣ,

Но меня въ руины эти,

Дальше двинуться на шагъ

Не заставятъ ужь никакъ.

Что-то нынче я узнаю?

Сколько лѣтъ прошло, какъ я,

Новичкомъ сюда вступая,

Еле духъ переводя,

Простодушно довѣрялся,

Слушалъ такъ и умилялся

Передъ вздорами хрычей,

Болтуновъ бородачей!

Все что знали, то и врали,

Вытряхая книжный хламъ,

Знанью-жъ вѣры не давали,

Портя жизнь себѣ и намъ.

Но, что это за видѣнье?

Въ этой кельѣ, въ углубленьи,

Кто-то есть, опять никакъ,

Облеченный въ полумракъ!

Ну, вглядясь, дивлюсь не мало!

Тотъ-же самый все сидитъ,

Въ темной шубѣ, какъ бывало!

Сохранилъ весь прежній видъ,

И закутаннымъ остался

Въ грубый мѣхъ! И мнѣ, хотя,

Какъ неопытенъ былъ я,

Онъ ученымъ показался --

Но теперь меня на томъ

Не надуешь; подойдемъ!

Ну, старый господинъ, волною мутной Леты,

Коль не совсѣмъ еще запружена вотъ эта,

Что на бокъ свѣсилась плѣшивая башка,--

То можете во мнѣ признать ученика,

Который вырвался теперь изъ подъ Ферулы

Академической. Васъ нахожу такимъ

Какъ прежде; время-то надъ вами какъ заснуло --

А я сюда вернулся ужь другимъ.

Мефистофель.

Радъ, что явилися вы при моемъ трезвонѣ.

И прежде вамъ давалъ не мало я цѣны:

И въ червячкѣ и въ золотомъ коконѣ,

Начатки бабочки блестящей ужь видны.

Ребячески тогда васъ веселили

И кудри по плечамъ, и воротъ кружевной --

Я чаю, никогда косы вы не носили?

Сегодня вижу васъ я на другой покрой,

И въ шведской шапкѣ такъ молодцовато, бойко

Глядите вы: но не являйтесь только,

Вы такъ стремительно домой!

Баккалавръ.

Почтеннѣйшій! Хоть мы опять на мѣстѣ старомъ,

О ходѣ времени подумайте-ко вы,

Да словъ двусмысленныхъ не расточайте даромъ!

Другой и взглядъ у насъ и не плошаемъ мы.

Вы на смѣхъ подняли добрѣйшаго мальчишку:

Не требовалось тутъ умѣнія излишку,

И было вамъ ужь вовсе не хитро

То сдѣлать, что теперь и не дерзнетъ никто!

Мефистофель.

Да если правду мы и скажемъ молодежи,

Молокососамъ то совсѣмъ вѣдь не съ руки;

Л черезъ много лѣтъ, какъ собственною кожей

Поплатятся -- вообразятъ они,

Что это самое своимъ умкомъ рѣшили!

Готовъ и приговоръ: Наставникъ простофиля!

Бакалавръ.

Быть можетъ плутъ! Изъ тѣхъ что учатъ и учили,

Кто сталъ-бы говорить намъ истину въ лицо?

То съ важностью, то кротко и мудро,

Усилить и смягчить умѣютъ тѣмъ и этимъ,

Подладиться чтобъ къ умнымъ дѣтямъ.

Мефистофель.

Учиться время намъ одно,

Конечно, опредѣлено;

И вижу я теперь, любуясь вами,

Что вы учить готовы уже сами.

Немного фазъ и солнца и луны,

Едва-лишь пережить успѣли,

Какъ даръ пріобрѣсти съумѣли,

Полнѣйшей опытности вы.

Баккалавръ.

О, сущность опытности! Пѣна

И дымъ! И съ геніемъ она

Происхожденьемъ не равна!

И вы признайтесь -- несомнѣнно,

Что знали въ прежніе года,

То знать не стоитъ и труда.

Мефистофель (помолчавъ немного).

Я самъ давно смекалъ свою нелѣпость!

Теперь глупцомъ зову себя!

Банкалавръ.

Чрезмѣрно радъ! Хоть признакъ смысла; рѣдкость!

Хоть старца одного нашелъ съ разсудкомъ я!

Мефистофель.

Искалъ я тайники роскошно золотые

И вынесъ страшное лишь уголье съ собой.

Банкалавръ.

Такъ черепъ лысый вашъ, согласны вы со мной,

Не годенъ, какъ и тѣ, вонъ, черепа пустые?

Мефистофель ( добродушно ).

Не знаешь ты, мой другъ, насколько ты грубишь?

Баккалавръ.

А по нѣмецки -- лжешь, коль сладко говоришь.

Мефистофель

(придвигаясь все ближе къ рампѣ, въ своемъ креслѣ на

колесахъ, обращается къ партеру).

Лишаютъ здѣсь меня и воздуха и свѣта;

Пристроюсь къ вамъ; могу я ждать привѣта?

Бакалавръ.

Считаю наглецомъ того,

Кто разъ сквернѣйшаго предѣла достигая,

Глупитъ, быть чѣмъ нибудь желая

Ужь обратившися въ ничто.

Въ крови живетъ жизнь человѣка; гдѣ-же

Кровь такъ вращается какъ въ юномъ существѣ?

Та кровь живая, въ силѣ свѣжей,

Изъ жизни черпаетъ жизнь новую себѣ:

Тогда все движется и дѣйствуетъ вполнѣ;

И немощь надаетъ, и выступаютъ силы.

Межь-тѣмъ какъ мы полміра покорили,

Вы что-же дѣлали? На мѣстѣ вы сидя,

Кивали, грезили среди тупой дремоты,

Да взвѣшивали все, соображали что-то,

И планъ на планы громоздя.

Да! старость лихорадка злая,

Ознобъ потребностей сварливыхъ. Полагаю,

Кому лѣтъ за-тридцать зашло,

Тотъ хоть-бы умеръ, все равно.

А лучше-бы всего, не дожидаясь много,

Да своевременно, васъ на смерть пришибать.

Мефистофель.

На это нечего и чорту отвѣчать.

Бакалавръ.

Коль я не захочу, и чорту не бывать!

Мефистофель (всторону).

А скоро чортъ таки тебѣ подставитъ ногу.

Бакалавръ.

О, благородное призванье юныхъ силъ!

Міръ не былъ до меня, его я сотворилъ,

И солнце вывелъ я изъ-за морей; со мною

И мѣсяцъ началъ свой измѣнчивый обходъ;

И по моимъ путямъ, день заблисталъ красою,

И разсцвѣла земля вся подъ моей стопою,

И мановеніемъ моимъ небесный сводъ

Изъ ночи вышелъ первобытной.

Весь просіялъ для міра звѣздъ раскрытый.

Кто какъ не я, освободилъ людей

Отъ мелочныхъ границъ мѣщанскихъ ихъ идей?

А я, свободный умъ, иду по вдохновенью

За внутреннимъ своимъ сіяніемъ во слѣдъ,

И быстро я иду, и въ чудномъ упоеньи!

Тьма позади меня, передо мною свѣтъ!

(Уходитъ).

Мефистофель.

Ступай себѣ съ своей великолѣпной славой,

Оригиналъ! Тебя обидѣло-бы, право,

Сознанье здравое! Иль глупо, иль умно,

Его что ни вздумаетъ -- все думано давно!--

Мы не смущаемся подобною задачей;

Пройдетъ немного лѣтъ, и будетъ все иначе;

А какъ нелѣпо мустъ ни забродилъ-бы, но,

Все выйдетъ наконецъ вино.

(Къ младшимъ изъ партера, не апплодирующимъ).

Преравнодушно вы сидите;

Васъ, дѣтокъ, извиняю я;

Вѣдь дьяволъ старъ, поразсудите!

Такъ чтобъ понять его, состарьтеся, друзья!

-----

(Лабораторія въ средневѣковомъ вкусѣ; объемистые, неуклюжіе аппараты для фантастическихъ цѣлей).

Вагнеръ (у очага). *)

Звучитъ онъ, колоколъ ужасный, содроганьемъ

Проникнулъ стѣны; цѣль близка,

Пора исполниться важнѣйшимъ ожиданьямъ.

Мгла просвѣтляется; уже внутри стекла

Живой какъ уголь, будто, рдѣетъ,

Карбункулъ чудный пламенѣетъ,

И будто молніи въ ночи

Бросаетъ яркіе лучи!

Свѣтъ ясный, бѣлый показался!

О, если-бъ онъ не утерялся!--

Но, Боже! Кто стучится въ дверь?

*) Знаменитый Парацельсъ подробно описываетъ воспроизведеніе Гомункуловъ, (Homunculus, человѣчекъ), посредствомъ алхимическихъ дѣйствій.

Мефистофель (входя).

Привѣтъ вамъ! съ добрымъ я намѣреньемъ вступаю.

Вагнеръ (боязливо).

Привѣтствую звѣзду мгновенья! Умоляю

Васъ удержать слова, дыханіе, теперь!

Великое и чудное свершится.

Мефистофель (тише).

Да что тамъ?

Вагнеръ (еще тише).

Человѣкъ творится.

Мефистофель.

Вотъ что! какую-же влюбленную чету

Вы здѣсь запрятали въ трубу?

Вагнеръ.

О, Боже сохрани! Рожденья способъ прежній

Мы признаемъ дурачествомъ пустымъ.

Источникъ жизни, центръ тотъ нѣжный,

И сила внутренняя съ нимъ,

Что притягала, сообщала,

Что близкое усвоивши сначала,

И постороннимъ веществомъ

Для возсозданія питалася потомъ --

Достоинство свое все это потеряло!

И ежели еще не перестанетъ звѣрь,

Животное, въ томъ находитъ забаву,

Начало высшее, чистѣйшее, по праву,

Отнынѣ суждено для человѣка, вѣрь.

(Обращенный къ очагу).

Вотъ свѣтится! Смотрите! Безъ сомнѣнья,

Теперь надежда есть на то,

Что если сотнею веществъ, черезъ смѣшенье,--

Вѣдь отъ смѣшенія зависитъ все оно --

Удастся произвесть какъ должно

Намъ человѣческій составъ,

И въ колбу заключивъ, два раза перегнавъ,

То дѣло все въ тиши устроить можно.

(Снова оборачиваясь къ очагу).

Осуществляется! И движется яснѣй!

И убѣжденіе мое сильнѣй, сильнѣй!

Что почиталося столь тайнымъ, недоступнымъ

Въ природѣ искони, то опытомъ разумнымъ,

Которому теперь часъ торжества пробилъ,

Мы нынѣ доказать дерзаемъ:

Что прежде организмъ творилъ --

Кристаллизаціей слагаемъ.

Мефистофель.

Кто долго жилъ, тотъ многое узналъ;

Нѣтъ новаго, ничѣмъ не удивишь нимало:

Кристаллизовавшихъ людей уже видалъ

Я въ прежнихъ странствіяхъ бывало.

Вагнеръ

(все время наблюдающій за склянкой).

Вздымается, блеститъ, скопляется! И вмигъ

Свершится! Да! какъ замыселъ великъ,

Несбыточнымъ онъ кажется сначала;

Но случай осмѣять для насъ пора настала;

Отнынѣ, сотворить мыслителю легко

И мозгъ съ отмѣнною способностью мышленья

(Восторженно глядя на склянку).

Прекрасной силою затронуто, стекло

Звенитъ.... Взмутилося, затѣмъ и освѣтленье;

Такъ, все своимъ порядкомъ шло!

Я вижу, обликомъ красивый,

Тамъ человѣчекъ! вотъ зашевелился онъ!

Чего намъ ждать еще! Что хочетъ міръ пытливый?

Открытъ таинственный законъ!

Прислушай только -- этотъ звонъ,

Онъ въ голосъ, въ говоръ обращенъ.--

Гомуннулъ

(изъ склянки къ Вагнеру).

Здорово, батюшка! Такъ вышло не на шутку!

Прижми нѣжнѣй къ груди ты своего малютку!

Не очень крѣпко лишь, не лопнуло-бъ стекло --

Вещей, вѣдь, свойство таково:

Естественному дай вселенную, пожалуй,

И той едва-ль довольно для него;

Но что искуственно, то требуетъ ужь малый

И ограниченный предѣлъ.

(Къ Мефистофелю).

И ты здѣсь, плутъ, мой кумъ -- сударикъ? Подоспѣлъ

Ты во-время, какъ разъ! За то благодарю я.

Благопріятная судьба

Къ намъ привела тебя сюда.

А я, однажды существуя,

Хочу и дѣятельнымъ быть.

Скорѣй работу-бъ мнѣ какую!

Ты, свѣдущій, пути мнѣ можешь сократить!

Вагнеръ.

Еще скажи одно мнѣ слово!

Стыдился я, до сихъ временъ,

Я стараго и молодаго --

Задачами отъ нихъ я осажденъ.

Вотъ, напримѣръ, доселѣ неизвѣстно,

Не могъ еще постичь единый человѣкъ,

Какъ тѣло и душа, такъ связанныя тѣсно,

Приспособленныя чудесно

Другъ къ другу, будто-бы вовѣкъ

Имъ неразлучнымъ быть -- межь тѣмъ себя терзаютъ,

И жизнь себѣ взаимно отравляютъ?

За тѣмъ-же --

Мефистофель.

Нѣтъ, ужь ты постой!

Я лучше-бы спросилъ, зачѣмъ между-собой

Мужъ и жена всегда такъ ладятъ плохо?

На чистоту, никакъ, дружище мой,

Не вывести вопросъ! А тутъ есть дѣла много.

Малютка самъ того и ждетъ.

Гомункулъ.

Что дѣлать?

Мефистофель.

Да надъ этимъ вотъ,

Намъ покажи какой ты обладаешь силой.

Вагнеръ

(не спустя глазъ со склянки).

Ну, право, мальчикъ ты премилый!

(Боковая дверь отворяется; видѣнъ Фаустъ лежащій на кровати).

Гомункулъ (изумленный).

Многозначительно!

(Склянка выскользаетъ изъ рукъ Вагнера, порхаетъ надъ Фаустомъ и освѣщаетъ его).

Какъ хорошо кругомъ!-- *)

И свѣтлыя струи подъ зеленью густою;

И женщины -- какъ милы! Надъ водою

Всѣ раздѣваются.-- И лучше все потомъ!

Отъ нихъ, сверкающей красою,

Вотъ отдѣляется одна:

Геройское ея происхожденье,

И даже отъ боговъ ведетъ свой родъ она..

Вступаетъ, вотъ, въ прозрачное теченье,

И пламень жизни молодой

Горящій въ тѣлѣ благородномъ,

Въ кристаллѣ освѣжаетъ водномъ

Свѣтящей, зыбкою волной.--

Но что за шумъ, что за движенье

Тревожно -- быстраго крыла,

И шелестъ, бурное волненье

На глади влажнаго стекла?

Всѣ, встрепенувшися, въ испугѣ,

Бѣгутъ и скрылися подруги.

Царица-же глядитъ, спокойная одна,

Но съ женственнымъ и гордымъ наслажденьемъ,

Какъ, кротко-смѣлъ, ластясь, къ ея колѣнямъ

Приникнулъ лебедей прекрасный властелинъ;

Онъ будто прирученъ.-- Вдругъ облако явилось...

Прелестнѣйшая изъ картинъ

Непроницаемой завѣсою покрылась.

*) Согласно съ мнѣніями алхимиковъ, Гомункулъ, одаренный сверхъестественной проницательностью, видитъ сонъ Фауста, и разсказываетъ его.

Мефистофель.

Еще чего-бъ не насказалъ!

Великъ мечтатель ты, насколько съ виду малъ.

Я ничего не нижу.--

Гомункулъ.

И не странно.

Ты съ сѣвера пришлецъ, во времена тумана,

Въ безпутствѣ рыцарства, монашества, взросталъ;

Гдѣ-жь разгуляться глазъ твой можетъ невозбранно?

Удѣлъ твой мракъ, и въ этой лишь средѣ,

Какъ въ домѣ у себя хозяинъ ты вполнѣ.

(Озираясь кругомъ).

Какъ отвратительно чернѣютъ камней груды,

И низкій, острый сводъ, нелѣпыя волюты!--

А этотъ, ежели здѣсь будетъ пробужденъ,

То новая бѣда; умретъ на мѣстѣ онъ.

Лѣсныхъ ключей струи живыя,

И лебеди, и красоты нагія --

Таковъ ему предсталъ предчувствій полный сонъ;

Не помирить уже ему свою природу

Со здѣшнимъ! Я -- переношу едва,

Хотя уживчивѣй меня нѣтъ существа.

Возьмемъ его -- и прочь отсюда!

Мефистофель.

Радъ походу!

Гомункулъ.

На битву воина пошли,

Да въ плясъ ты дѣвочку веди:

Такъ и улаживаютъ дѣло.

Сообразилъ я.-- Подоспѣла

Вальпургская классическая ночь,

И это случай преудобный,

Чтобъ въ элементъ ему такъ сродный,

Перенестись ему помочь!

Мефистофель.

Про это не было какъ будто-бы и слуха.

Гомункулъ.

Да какъ-же и дойти до вашего-бы уха?

Вѣдь съ романтическимъ лишь призракомъ вашъ родъ

Знакомъ; а истый призракъ, тотъ

Быть и классическимъ обязанъ.

Мефистофель.

Такъ куда-же

Лежитъ нашъ путь? А мнѣ чужды, противны даже,

Античные товарищи мои.

Гомункулъ.

Я знаю, Сатана, что округи твои

Къ сѣверо-западу; ты любишь ту дорогу;

А мы, на этотъ разъ, направимъ поскорѣй

Всѣ паруса къ юго-востоку.--

Течетъ равниною обширною Пеней,

Приволенъ, окаймленъ весь зеленью дубравной,

Съ заливами прохладныхъ, тихихъ водъ.

Вплоть до ущелій горъ долина все идетъ;

На высотахъ Фарсалъ раскинутъ славный,

И древній тамъ и новый.

Мефистофель.

Горе мнѣ!

Охъ, ужь оставьте въ сторонѣ,

Съ тиранствомъ рабства всѣ раздоры!

Тоску наводятъ, ну, ей-ей:

Едва покончатъ--глядь! и снова тѣ-же споры,

И не въ домекъ, что дразнитъ Асмодей

Ихъ подзадоривая сзади.

И говорятъ тогда, что правъ свободы ради

Идетъ великая борьба;

Взглянуть поближе -- рабъ идетъ противъ раба.

Гомункулъ.

Оставь людямъ обычай ихъ упорный!

Никто не можетъ жить безъ личной обороны,

Сначала мальчикъ, мужъ потомъ.

Теперь одинъ вопросъ лишь долженъ разрѣшиться --

Чѣмъ можно этому субъекту исцѣлиться?

Есть средство у тебя, такъ испытай на немъ!

А нѣтъ, такъ мнѣ ужь предоставь все дѣло!

Мефистофель.

Пустить-бы можно было въ ходъ,

Тутъ штучку Броккенскую, смѣло;

Но заперты замки языческихъ воротъ.

А Греческій всегда негоденъ былъ народъ!

Какъ чувственности онъ свободною игрою,

Къ грѣху веселому влечетъ сердца людей,

Такъ обольщая ихъ -- то ужь, само-собою,

Понятно: нашъ-то грѣхъ покажется мрачнѣй.

Что-жь будемъ дѣлать мы?

Гомункулъ.

Вотъ это презабавно!

Ты, знать, такимъ наивнымъ сталъ недавно?

Про Ѳессалійскихъ я напомню чаровницъ,

Такъ что-нибудь да значитъ, это слово.

Мефистофель ( похотливо).

А! Ѳессалійскія колдуньи! Безподобно!

А я разузнавалъ давно про этихъ лицъ --

И съ ними, думаю что было-бъ неудобно,

Мнѣ сряду нѣсколько ночей -- бы провести;

Но попытаюсь.--

Гомункулъ.

Плащъ сюда, и заверни

Героя своего! А тряпка, какъ бывало,

Обоихъ васъ и понесетъ.

Я буду освѣщать дорогу вамъ впередъ.

Вагнеръ (робко).

А я?

Гомункулъ.

Ты посиди! Тебѣ что помѣшало

Остаться чтобъ дѣла важнѣйшія свершать,

Ворочать древніе пергаменты; сбирать,

Но предписаніямъ, животныя начала;

Одно къ другому ты прилаживай какъ стать,

Цѣль обсуждай, а средство наипаче.

Пройдя земли частицу жду удачи --

Авось придется мнѣ найти

И точечку надъ буквой I.

Великой цѣли я тогда достигну; право,

Стремленье стоило-бъ награды, вѣдь, такой,

И золота, и почестей, и славы,

И званья, жизни долгой, здравой --

И добродѣтели, пожалуй, хоть самой.

Прощай!

Вагнеръ (печально)

Прощай! Щемитъ мнѣ сердце поневолѣ;

Боюся, мнѣ съ тобой не увидаться болѣ.

Мефистофель.

Скорѣй, къ Пенейскимъ берегамъ!

Пригоденъ кумъ средь похожденій.

(Къ зрителямъ )

Такъ суждено зависѣть намъ

Отъ нашихъ собственныхъ твореній.

Классическая Валпургіева ночь. Фарсальскія поля. Мракъ.

Эрихеа *)

Я, Эрихеа. мрачная, нынѣ выступаю,

Какъ бывало, ночью, на ужасный пиръ;

И не такъ дурна я и гнусна безмѣрно,

Какъ гласитъ поэтовъ жалкихъ клевета:

Безъ конца хвалы ихъ, также порицанья....

Вижу я, равнина, будто, тамъ вдали,

Какъ шатровъ наплывомъ блѣднымъ побѣлѣла,

Отраженьемъ ночи страшной, полной мукъ.

Часто повторенье! И всегда такъ будетъ

Повторяться ввѣки.... Не отдастъ никто

Власть другому въ руки; также не уступитъ

И тому, кто силой власть себѣ стяжавъ,

Дланію могучей царство сохраняетъ;

Ибо неспособный управлять собой,

Надъ чужою волей, разумомъ надменнымъ

Властвовать желалъ-бы. И разыгранъ былъ

Здѣсь, въ кровавыхъ браняхъ, тотъ примѣръ великій,

Сила противъ силы большей какъ идетъ,

Какъ вѣнецъ свободы, чудный, многоцвѣтный

Рвется, и покорно гнется твердый лавръ

Вкругъ чела побѣдой гордаго владыки.

Здѣсь мечталъ Великій о славнѣйшихъ дняхъ,

О зарѣ цвѣтущей древняго величья;

Бодрствуя самъ Кесарь здѣсь подстерегалъ

На вѣсахъ судьбины стрѣлки колебанье.

Будетъ все размѣрено мѣрою своей.

Вышелъ кто съ успѣхомъ, міру то извѣстно.

Вотъ, сторожевые рдѣютъ огоньки,

Красной брызжутъ искрой, и вдыхаетъ почва

Отраженье крови пролитой. Вотъ онъ,

Привлеченъ сіяньемъ ночи необычнымъ,

Эллинскихъ сказаній древнихъ легіонъ.

У огней колеблясь призрачно, иль сидя,

Всюду видѣнъ образъ баснословныхъ дней;

Мѣсяцъ, хоть неполный, но свѣтящій ясно,

Всходить, разливая тихій блескъ вокругъ.

Вотъ, шатровъ исчезло съ ноля наважденье,

Голубымъ мерцаньемъ ужь горятъ огни.

Что тамъ надо мною? Метеоръ нежданный!

Онъ несется, свѣтитъ, плотное ядро

Озаривъ собою. Чую жизнь! Къ живому

Близиться неловко -- я вредна ему --

Принесетъ, безъ выгодъ, славу мнѣ дурную.

Но полетъ все ниже. Удаляюсь я.

(Удаляется).

*) Знаменитая Ѳессалійская колдунья -- прорицательница, предсказавшая Помпею исходъ Фарсальской битвы.

Воздушные путники въ вышинѣ.

Гомункулъ

Облети еще немного

Этотъ ужасъ огневой;

Долъ, лощина, но дорогѣ

Видъ все призрачный такой.

Мефистофель.

Точно сѣверъ, запустѣнье;

Какъ изъ старыхъ оконъ я

Вижу мерзкихъ привидѣній;

Здѣсь и тамъ я у себя.

Гомункулъ.

Передъ нами зашагала,

Тамъ вонъ, длинная одна.

Мефистофель.

Будто боязно ей стало;

Летъ нашъ видѣла она.

Гомункулъ.

Пусть шагаетъ! Опуститесь,

Оживетъ онъ отъ того --

Жизнь которой жаждетъ витязь

Въ царствѣ миѳа для него.

Фаустъ (касаясь земли).

Гдѣ, гдѣ она?

Гомункулъ.

Не знаемъ мы объ этомъ!

Но можно справки тутъ навесть.

Скорѣе, обойди огни передъ разсвѣтомъ,

И вѣроятно, гдѣ -- нибудь услышишь вѣсть.

Въ обитель Матерей кто проникалъ, отважный,

Неисполнимаго нѣтъ ничего тому.

Мефистофель.

И я здѣсь въ долѣ. Вотъ, что вамъ я предложу:

За приключеньями отправится пусть каждый

Своимъ путемъ; потомъ другъ -- друга чтобъ найти,

Малютка свѣтомъ ты звучащимъ озари.

Гомункулъ.

Вотъ какъ звенѣть, сверкать онъ долженъ!

(Стекло гремитъ и сіяетъ ).

Живо!

Идемъ на новыя мы дива!

Фаустъ (одинъ).

Гдѣ, гдѣ она?-- Но, нѣтъ, не спрашиваю я!

И если не ее носившая земля,

И не волна что ей катилася на встрѣчу,

То въ этомъ воздухѣ былъ отзвукъ ея рѣчи.

Здѣсь! Въ Греціи, какимъ-то чудомъ! Вмигъ,

Я почву ощутилъ. И соннаго проникъ

Какъ Духъ живой, сознаньемъ жгучимъ вѣя;

Мгновенно силу я почувствовалъ Антея.

Хотя-бъ всѣ ужасы мнѣ предстояли здѣсь,

Горящій лабиринтъ изслѣдую я весь.

(Удаляется).

Мефистофель (бродя тамъ и сямъ).

По мѣрѣ какъ брожу чрезъ эти огонечки,

Я словно отчужденъ, суюсь туда -- сюда --

Почти все голое, лишь кое -- гдѣ сорочки:

Срамные Грифы тутъ, и Сфинксы безъ стыда,

И сколько ихъ еще, крылатыхъ, волосатыхъ!

Все это, спереди и со сторонъ обратныхъ,

Такъ и кидается въ глаза, хоть не глядѣть!....

Хотя, всѣмъ существомъ, въ конецъ мы не приличны,

Но образъ нахожу, что слишкомъ живъ античный.

По современному -- бы вкусу пріодѣть,

Примазать -- бы на ладъ новѣйшей моды

Пренепріятные народы!

Но это мнѣ не можетъ помѣшать,

Новопришельцу, имъ привѣтствіе сказать

Какъ слѣдуетъ Ну -- съ здравія желаю

Красавицамъ, и вамъ, премудрые хрычи.

Грифъ (хрипло).

Мы не хрычи, мы Грифы!-- Полагаю,

Нѣтъ лестнаго, хрычомъ кого ни назови.

По звуку словъ и корень ихъ понятенъ:

Гробъ, грубъ, угрюмъ, хрипъ, храпъ -- подобные слова

Согласны межь -- собой, но звукъ ихъ непріятенъ,

Разстраиваетъ насъ.

Мефистофель.

Однако, господа,

На тотъ -- же я предметъ скажу, безъ уклоненья,

Что въ Грифа титулѣ, почетномъ, нѣтъ сомнѣнья,

Созвучья гр и хр -- не лишнія никакъ.

Грифъ (продолжая хрипѣть).

Извѣстно! и родство доказано прямое;

Хотя его хулили зачастое,

Но чаще -- же хвалили. Это такъ!

Коронъ и дѣвъ, и золота грабитель,

Грабаздай, загребай нахрапомъ -- не бѣда,

Какъ, большей частію, Фортуна покровитель.

Муравьи (колоссальной породы)

Про золото вы говорите -- Да!

Довольно мы его таки пособирали,

Пещеры, нѣдра горъ тихонько наполняли;

Но, Аримасповъ родъ провѣдалъ, какъ всегда;

Смѣются, вонъ, что унесли далеко.

Грифы.

Мы приведемъ къ дознанью ихъ.

Аримаспы*)

Не въ ночь торжествъ и радостей такихъ!

Схоронимъ все до завтрашняго срока.

Авось удастся въ этотъ разъ.

*) Аримаспы, баснословное племя, похищавшее золото. Геродотъ упоминаетъ объ немъ, равно какъ и о Грифахъ стерегущихъ золото, и о гигантскихъ муравьяхъ собирающихъ золотой песокъ при сооруженіи своихъ муравейниковъ.

Мефистофель

(усѣвшійся между Сфинксовъ).

Вѣдь какъ легко, уютно мнѣ средь васъ!

И рѣчи каждаго понятны совершенно.

Сфинксы.

Таинственный отъ насъ исходитъ голосъ; вы

И воплощаете его. Но непремѣнно,

Теперь самъ назовися ты,

Пока еще не узнанъ нами.

Мефистофель.

Какими ужъ меня не звали именами!

Британцевъ нѣтъ-ли тутъ? Вѣдь эти господа,

Такъ много странствуютъ, свои разносятъ взгляды,

Изслѣдывая битвъ поля, и водопады,

Классическія всѣ заглохшія мѣста,

Постройки разныя въ руинахъ.

Здѣсь цѣль достойную нашли-бы. И меня

Признали-бы они: Въ мистеріяхъ старинныхъ

Какъ Old Iniquity *) имъ представлялся я.

*) Подъ этимъ названіемъ (коренное зло), въ средневѣковыхъ мистеріяхъ, въ Англіи, появлялся дьяволъ, и клоунъ издѣвался надъ нимъ, билъ его къ удовольствію зрителей.

Сфинксъ.

Какое этому могло быть основанье?

Мефистофель.

А самъ не знаю я, могу завѣрить васъ.

Сфинксъ.

Быть можетъ! Но, силенъ-ли ты въ познаньи

Свѣтилъ? Что скажешь ты про настоящій часъ?

Мефистофель ( глядя на верхъ.)

Звѣзда стремится за звѣздою,

Урѣзанъ мѣсяцъ, ярокъ свѣтъ,--

А мнѣ здѣсь хорошо съ тобою,

О львиный мѣхъ твой я согрѣтъ;

Не ладно-бы наверхъ взбираться.

Задай загадку, позабавь,

Въ шарадахъ можно упражняться.

Сфинксъ.

На разрѣшеніе ты самъ -- себя представь --

Задача не мала. Тебѣ-бы, пояснѣе,

Попробовать себя поразгадать: "Равно

И праведнику онъ потребенъ и злодѣю:

Онъ первому -- нагрудникъ, чтобъ въ него

Колоть, изъ аскетизма злаго;

Сообщникъ онъ въ дурачествахъ другаго;

Обоимъ -- средство онъ, чтобъ Зевса потѣшать."

Первый Грифъ (хрипя).

Я не терплю его!

Второй Грифъ (хрипя сильнѣе).

Чего пришелъ искать?

Оба.

Урода намъ не нужно здѣсь такого!

Мефистофель (грубо).

Не думаешь-ли ты, что ногти у гостей

Не стоютъ и твоихъ заостренныхъ когтей?

Попробуй!

Сфинксъ (кротко).

Что-жь, останься. Только знаю,

Наскучитъ скоро самому.

Что-либо доброе найдешь въ своемъ ты краѣ,

А здѣшній, кажется, тебѣ не но-нутру.

Мефистофель.

Ты аппетитна сверху только,

А снизу мнѣ противенъ звѣрь.

Сфинксъ.

Здѣсь наказанье будетъ горько,

Тебѣ лукавый лицемѣръ;

У насъ вѣдь лапы-то здоровы,

А ты, что втерся, безтолковый,

Съ кривою конскою ногой

Въ союзѣ нашемъ ты чужой.

(Сверху слышны прелюдіи Сиренъ.)

Мефистофель.

Какія птицы тамъ еще поналетали,

Качаются въ вѣтвяхъ прибрежныхъ тополей?

Сфинксъ.

Поберегитеся! Ихъ пѣсни покоряли

Сильнѣйшихъ, лучшихъ изъ людей.

Сирены.

Ахъ, зачѣмъ вниманье ваше

Приковалъ ужасный рой!

Вотъ явились хоры краше,

Сладкозвучно пѣнье наше!

Долгъ Сирены знаютъ свой.

Сфинксы.

(Передразнивая ихъ мелодію).

А заставьте ихъ спуститься!

Когти скрыты подъ листвой,

Чтобы ястребомъ вцѣпиться,

Растерзать васъ, коль случится

Ихъ заслушаться, порой.

Сирены.

Зависть, злоба, прочь отселѣ!

Радость, ясное веселье,

Что разсѣялъ бѣлый свѣтъ,

Все у насъ въ полнѣйшемъ сборѣ!

И на сушѣ, и на морѣ,

Самымъ рѣзвымъ, въ вольномъ хорѣ,

Раздается пусть привѣтъ!

Мефистофель.

Ну, изобрѣтенья прекрасны!

Струна и горло такъ согласны,

Что въ звукѣ тонетъ звукъ другой.

Но, ужь совсѣмъ, концертъ такой

Для моего потерянъ слуха;

Пожалуй и щекочетъ ухо,

До сердца лишь не доходя!

Сфинксъ.

Не говори про сердце! Глупо.

Кошель изъ старой кожи грубой

Приличнѣй былъ-бы для тебя.

Фаустъ. (Приближаясь)

Какъ чудно! Зрѣлище отвѣтствуетъ желаньямъ,

И въ отвратительномъ могучія черты;

Уже предчувствую я милости судьбы.

Куда, торжественнымъ и строгимъ созерцаньемъ,

Мнѣ суждено перенестись?

( Указывая на Сфинксовъ).

Эдипа предъ собой подобные видали.

(Указывая на Сиренъ)

Терзался, связанный, предъ этими Улиссъ.

(Указывая на муравьевъ)

Они, сокровища огромныя собрали,

( Указывая на Грифовъ)

И эти, вѣрные, хранили честно кладъ

Я духомъ бодрымъ весь объятъ;

Воспоминанія и образы велики.

Мефистофель.

Въ другое время, ты, подобный сбродъ-бы дикій

Прогналъ съ проклятіемъ -- Ну, а теперь не то,

Въ средѣ ихъ будто-бы тебѣ и хорошо;

Въ мѣстахъ гдѣ милую найти хотятъ, конечно,

Самихъ чудовищъ тамъ привѣтствуютъ сердечно.

Фаустъ ( Сфинксамъ )

Вы, женщинъ облики, должны мнѣ отвѣчать:

Одной изъ васъ, случалось-ли встрѣчать

Елену?

Сфинксы.

Нѣтъ. До дней ея существованья

Исчезли мы съ лица земли,

Гераклъ убилъ изъ насъ послѣднее созданье.

Хиронъ повѣдаетъ; найдешь его -- спроси;

Онъ по окрестностямъ сегодня ночью скачетъ --

Его отвѣтъ ужь много значитъ.

Сирены.

Удалось-бы и скорѣй!...

Былъ межъ нами Одиссей,

И желалъ онъ, въ гнѣвѣ страстномъ,

Бѣгъ замедлить корабля;

Говорилъ онъ -- и разсказомъ

Мы утѣшили-бъ тебя,

Если-бъ принялъ ты рѣшенье

Въ наши слѣдовать владѣнья,

Въ изумрудныя моря.

Сфинксъ.

Не слушай ихъ, не увлекися,

Не вдайся, честный мужъ, въ обманъ!

Совѣтъ тебѣ что нами данъ,

Будь вмѣсто крѣпкихъ узъ Улисса.

Хирона мудраго найди:

Узнаешь Вотъ слова мои.

(Фаустъ удаляется).

Мефистофель (съ неудовольствіемъ).

Что это каркаетъ и шумно бьетъ крылами,

Несется мимо съ быстротой,

Рядами, за однимъ другой?

Нельзя и прослѣдить глазами;

Ловцу-бы не дались, его лишь утомивъ.

Сфинксъ.

Какъ ярый вихрь, зимы стремительный порывъ,

Полетъ ихъ быстръ; едва стрѣламъ Алкида

Доступныя, то мчатся Стимфилиды.

Благонамѣренъ ихъ привѣтъ на этотъ разъ;

Хоть съ клювомъ ястреба, съ гусиною ногою,

Хотятъ какъ въ родственномъ кругу быть между насъ.

Мефистофель (какъ-бы сробѣвъ).

Но въ чащѣ слышенъ шипъ -- что тамъ еще такое?

Сфинксъ.

Не бойся этого -- пустое!

Лернейской гидры то лишь головы однѣ,

Отдѣлены, отрублены отъ тѣла,

И придаютъ еще значеніе себѣ

Но, объясни, какого ждешь ты дѣла?

Что за тревожныя ужимки эти всѣ?

Куда направить путь ты хочешь? Уходи-же!....

Совсѣмъ свернешь ты шею, вижу,

Такъ озирался на дальнюю толпу.

Ну, что-жь, иди! Поклонъ неси ты безъ стѣсненья,

Не одному прелестному лицу --

Тамъ Ламіи, разгульныя творенья,

Со смѣхомъ на устахъ и съ дерзостью на лбу,

Какихъ и надобно Сатирамъ для утѣхи;

Нѣтъ козлоногому ни въ чемъ у нихъ помѣхи.

Мефистофель.

Но, какъ вернуся я сюда,

Вы будете все здѣсь, на этомъ мѣстѣ?

Сфинксъ

Да!

Вмѣшайся въ хороводъ летучій.

А намъ, Египтянамъ, давно обыченъ видъ

Недвижный, каждаго изъ насъ, какъ онъ могучій,

Тысячелѣтія царитъ.

Доколѣ наше ложе чтимо,

Дотоль и вѣрно будемъ мы

Ходъ дней и солнца и луны

Опредѣлять непогрѣшимо.

Предъ пирамидами сидимъ

Верховными мы судіями,

И надъ земными племенами,

Надъ наводненьемъ, временами

Войны-ли, мира-ль -- И за симъ,

Нашъ ликъ вовѣкъ неизмѣнимъ.

-----

Пеней, окруженный водами и нимфами

Пеней.

Поднимайся ты, съ прибрежій,

Шопотъ, ропотъ камышей,

Тростниковъ семья, ты свѣжей.

Тихой нѣгою новѣй.

Ива легкая, пусть вдоволь

Шелеститъ твоя листва,

Лепечи дрожащій тополь

Грезамъ прерваннаго сна!

Что-то страшное такое

Я почуялъ; все земное

Потрясло до глубины;

Пробужденъ я средь покоя

Колыхаемой волны.

Фаустъ (подходя къ рѣкѣ).

Вѣрно! Слышу я ушами!

За сплетенными вѣтвями,

За листвой, изъ-за ракитъ,

Человѣчья рѣчь звучитъ.

Струйки катятся болтливо.

Будто звонкій голосокъ,

Будто свищетъ шаловливо

Перелетный вѣтерокъ.

Нимфы (Фаусту).

Сюда, здѣсь прохладно,

Прилягъ, отдохни,

Усталое тѣло

Свое оживи,

И миръ небывалый

Узнай въ тишинѣ;

Журчимъ мы, струимся

И шепчемъ тебѣ.

Фаустъ.

Такъ! Несравненныя видѣнья,

Чаруйте властно на яву!

Да, вѣрно глаза отраженье,

И страннымъ чувствомъ я живу.

Воспоминанья-ль это? Сны-ли?

Мгновенья эти разъ ужъ были,

И также счастливъ былъ тогда

Чрезъ чашу свѣжую, вода

Едва журча, безъ шума льется,

И пробираясь, струйка вьется,

И еле -- зыблется листва.

Отвсюду бьютъ ключи живые,

Потомъ сливаются въ одно;

Поверхность блещетъ, гладко дно;

И формы женщинъ молодыя

Во влажномъ зеркалѣ онѣ

Видны, плѣняютъ взоръ вдвойнѣ!

И вмѣстѣ всѣ, толпой игривой,

То вдругъ отважно поплывутъ,

То въ бродъ идутъ, какъ-бы пугливо,

И всплески, возгласы., Мнѣ тутъ

Довольно было-бъ наслажденья,

Но ненасытимо стремленье --

И взоръ пытливый шлю туда,

Въ укрому, гдѣ листва густая

Царицу дивную скрывая,

Навѣсъ роскошный заплела.

Чудно это, снова диво!

Приплываютъ изъ залива,

Также лебеди сюда.

Величавы ихъ движенья,

И несется вдоль теченья,

Тихо, кроткая толпа.

Но, красуясь гордо, вольно,

Какъ поводятъ головой!

Вотъ одинъ, самодовольно,

Между стаей остальной,

Рѣетъ, мчится съ быстротою,

Перья вздулись, онъ впередъ,

Гонитъ волны за волною

И къ святилищу плыветъ....

Спокойно воды разсѣкая,

Блестя сверкающимъ крыломъ,

Плыветъ разсѣянная стая;

Вотъ устремилась, робкій сонмъ

Борьбой роскошной отвлекая --

И дѣвъ испуганныхъ порывъ

Спасаться, долгъ свой позабывъ.

Нимфы.

Напрягите слухъ вашъ тонкій,

На уступу береговой

Наклонитесь! Топотъ звонкій

Будто слышу. Кто такой,

Мы узнать бы всѣ охочи,

Спѣшный вѣстникъ этой ночи?

Фаустъ.

Какъ-бы звучитъ, гудитъ земля

Подъ бѣгомъ быстраго коня.

Туда, мой взоръ! Ужели

Могу достигнуть цѣли?

О, рѣдкимъ чудомъ, рокъ

Меня сюда привлекъ.

Несется всадникъ,-- Вижу, смѣлымъ,

Высокимъ духомъ одаренъ

Онъ на конѣ блестяще-бѣломъ

Не ошибаюсь -- это онъ,

Филиры сынъ! Постой, Хиронъ!

Къ тебѣ я съ просьбою одною

Хиронъ. *)

Что тамъ? Зачѣмъ?

Фаустъ.

Умѣрь свой бѣгъ.

*) Кентавръ, (полу-человѣкъ, полу-конь), сынъ Сатурна и нимфы Филиры, воспитывавшій Геракла, Тезея, Язона, Ахилла, Эскулапа и многихъ другихъ.

Хиронъ.

Не останавливаюсь ввѣкъ.

Фаустъ.

О, такъ возьми-жь меня съ собою!

Хиронъ.

Садись! Теперь бесѣдовать могу.

Куда ты? Перенесть тебя черезъ рѣку?

Фаустъ (Сидя на его хребтѣ).

Неси меня куда тебѣ угодно.

О, какъ благодарю! Наставникъ благородный,

Великій, кто себѣ на славу воспиталъ

Геройскій родъ, красу и диво свѣта,

Сонмъ Аргонавтовъ научалъ,

И всѣхъ кѣмъ зиждется прекрасный міръ поэта.

Хиронъ.

Оставимъ это въ сторонѣ!

Паллада, Ментора принявши видъ и званье,

Почетомъ небольшимъ попользовалась; всѣ

По своему живутъ себѣ,

Какъ будто-бъ не дано имъ вовсе воспитанья.

Фаустъ.

Врача, который злакъ малѣйшій назоветъ

И свойства тайныя кореньевъ познаетъ,

Кто вѣрное несетъ больному исцѣленье

И раненому кто даруетъ облегченье --

Его, теперь, объемлю самаго

Всей силою души и тѣла моего.

Хиронъ.

Умѣлъ я помогать и дѣломъ и совѣтомъ

Какъ упадалъ герой сраженный близь меня:

По практику, потомъ, въ искусствѣ этомъ,

Знахаркамъ и попамъ ужь предоставилъ я.

Фаустъ.

Воистину, ты мужъ великій, не внимая

Хваламъ, ихъ скромно избѣгая,

И поступая такъ, какъ будто-бы мудрецъ

Есть не одинъ еще такого рода.

Хиронъ.

Сдается мнѣ, что ты преловкій льстецъ

И властелина и народа.

Фаустъ.

Но согласись, что зналъ ты, наконецъ,

Всѣхъ знаменитостей своей эпохи славной,

И дѣятелемъ былъ въ возвышенныхъ дѣлахъ;

Въ глубокомысленныхъ трудахъ

Дни проводилъ, ты, полубогу равный.

Межь близкими тебѣ героями,-- кого-жь

Способнѣйшимъ, храбрѣйшимъ признаешь?

Хиронъ.

Кругъ Аргонавтовъ былъ величественъ; безспорно,

Въ немъ каждый мужъ по своему былъ смѣлъ,

И дополнялъ своей онъ силой животворной

Все то, что не было дано другимъ въ удѣлъ.

И Діоскуровъ тамъ побѣда баловала

Всегда, гдѣ перевѣсъ имѣла красота,

И роскошь юности гдѣ съ ней первенствовала.

Рѣшительность и въ дѣлѣ быстрота,

На помощь ближняго направленная воля --

То Бореадъ была прекраснѣйшая доля.

Могучимъ разумомъ господствовалъ Язонъ,

Столь осмотрительный въ совѣтѣ;

И женамъ былъ пріятенъ онъ.

Бряцаньемъ струнъ плѣнявшій все на свѣтѣ,

Былъ нѣжный и всегда задумчивый Орфей.

Со взоромъ острымъ былъ Линкей,

Который, день и ночь, чрезъ камни и чрезъ мели

Корабль священный проводилъ.

Опасности, средь дружныхъ только силъ

Испытывать возможно; въ этомъ дѣлѣ,

Когда работаетъ одинъ для общей цѣли,

Другіе хвалятъ всѣ его.

Фаустъ.

А про Геракла ты не скажешь ничего?

Хиронъ.

Не пробуждай ты горя моего!

Ни Эрмія, ни Феба, ни Арея,

Кого-бъ тамъ ни было, не видѣлъ я порой,

Когда то созерцалъ, что чтитъ весь родъ людской

Божественнымъ, предъ нимъ благоговѣя.

Онъ властелиномъ былъ рожденъ,

Какъ юноша, былъ взора услажденьемъ;

И брага старшаго несъ иго со смиреньемъ,

Покоренъ также былъ красѣ прелестныхъ женъ.

Втораго Гея не родитъ, и Геба

Подобнаго еще не возведетъ на небо;

Напрасенъ гимнъ слагаемый пѣвцомъ,

И камень мучимый рѣзцомъ.

Фаустъ.

Какое-бъ ни было художниковъ стремленье

Достойно передать его изображенье,

Въ такомъ величіи еще не виданъ онъ.

Про мужа ты сказалъ; повѣдай, въ дополненье,

Про самую красивую изъ женъ!

Хиронъ.

Что женская краса! Пустое --

Недвижный образъ, зачастое.

Цѣню лишь существо въ которомъ жизнь торитъ

Избыткомъ радости, живымъ ключемъ кипитъ.

Сама -- собой ужъ красота блаженна;

А грація всегда всѣ чувства покоритъ --

И таковой предстала мнѣ Елена,

Когда ее нести пришлось, однажды, мнѣ,

Фаустъ.

Ты несъ ее?

Хиронъ.

На собственной спинѣ.

Фаустъ.

Такъ мало мнѣ еще безумнаго волненья!

Вотъ здѣсь, гдѣ я теперь, сидѣла и она!

Хиронъ.

Какъ ты, такъ и она, меня за волоса

Держала.

Фаустъ.

О, разсудокъ мой въ затмѣньи!

Какъ это было? Въ ней мое все вожделѣнье!

Скажи, откуда ты, куда ее ты несъ?

Хиронъ.

Не трудно мнѣ отвѣтить на вопросъ:

Сестру свою Касторъ и Поллуксъ, той порою,

Отъ похитителей спасали, мчась стрѣлою;

Враги-жь ихъ, надъ собой не вѣдая побѣдъ,

За Діоскурами во слѣдъ

Всѣ устремилися, погонею ужасной.

И Элевзинскихъ, вдругъ, болотъ

Преграда братьямъ предстаетъ;

Тогда примчавшися, на берегъ безопасный

Съ сестрицей я поплылъ; они пошли-же въ бродъ.

Спрыгнувъ, она, по влажной гривѣ, мило

Погладила меня, и какъ нельзя умнѣй,

Такъ ласково меня благодарила.

Какъ хороша была, и юностью своей

Утѣхой старику.

Фаустъ.

И только было ей

Семь лѣтъ!...

Хиронъ.

Филологи обмануты, а ими

Обманутъ ты, какъ вижу. А за тѣмъ,

Миѳологической жены, передъ другими,

И личность и судьба особенны совсѣмъ:

Писатели, какъ нужно имъ для дѣла,

Ее по своему хотятъ изобразить;

Ей не вступить никакъ ни въ возрастъ зрѣлый,

Ни старою ей никогда не быть;

Всегда наружностью плѣнительной владѣя,

Въ соблазнъ вовлечена въ расцвѣтѣ первыхъ лѣтъ,

И въ поздніе года поклонниковъ имѣя --

Ну, словомъ, времени не признаетъ поэтъ.

Фаустъ.

Такъ время пусть теряетъ власть надъ нею!

Вѣдь въ Ферѣ внѣ временъ нашелъ ее Ахиллъ.

Блаженство чудное: самъ рокъ тутъ презрѣнъ былъ!

Любови торжество! Ужели всею силой

Желанья страстнаго, не призову я самъ

Вновь къ жизни, образъ тотъ единственный и милый,

Созданье вѣчное и равное богамъ,

Величья дивнаго и нѣжности сліянье,

Предметъ въ которомъ все любви очарованье,

Благоговѣнія достойный идеалъ!

Ее ты видѣлъ разъ,-- а нынче я видалъ,

Прелестною, къ себѣ влекущей все желанье,

И обаятельной блестящею красой.

И вотъ, всѣмъ помысломъ, всѣмъ существомъ, къ одной,

Теперь лишь къ ней, горячее стремленье;

Я не достигну -- прочь и съ жизнію пустой!

Хиронъ.

Мой чужестранецъ! Ты, какъ смертный, въ восхищеньи --

Средь Духовъ-же, ты кажешься въ бреду.

Но случай вотъ тебѣ: Являюсь, разъ въ году,

Я къ Менто, дочери Асклепія; *) мгновенье

Съ ней провожу. Она, смиренно шлетъ моленье

Къ отцу, чтобы для чести хоть своей,

Онъ просвѣтилъ умы врачей,

И отъ убійствъ, въ безумномъ ихъ незнаньи,

На истинный-бы путь скорѣе обратилъ.

Ее люблю я больше всѣхъ Сивиллъ.

Обходится она безъ глупаго кривлянья,

И благодѣтельно -- кротка. Увѣренъ я,

Что силою кореньевъ и старанья,

Удастся ей совсѣмъ и вылечить тебя.

(*) Асклепій -- греческое имя Эскулапа, бога медицины.

Фаустъ.

Нѣтъ, не хочу я исцѣленья!

Мой духъ могучъ! И въ случаѣ такомъ,

Не стану въ уровень я съ низкимъ большинствомъ.

Хиронъ.

Изъ благороднаго источника, спасенья

Не отвергай!-- На мѣстѣ мы. Долой.

Фаустъ

Скажи: Меня ночной порой,

Промчавъ чрезъ гравій, черезъ воды,

Къ какимъ ты вынесъ берегамъ?

Хиронъ.

Въ противуборствѣ здѣсь сходилися народы,

Римъ съ Греціей. Пеней направо; влѣво намъ

Олимпъ, и средь песковъ теряется зыбучихъ

Славнѣйшее изъ царствъ могучихъ.

Здѣсь въ бѣгство обращенъ народа властелинъ

И торжествуетъ гражданинъ.

Взгляни сюда. Луною озаренный,

Вотъ вѣчный храмъ стоитъ уединенный.

Менто.

(Погруженная въ себя, въ сонномъ мечтаніи.)

Помостъ священный звучитъ;

На порогѣ,

Конскимъ копытомъ гремитъ;

Полубоги

Вступаютъ сюда!

Хиронъ.

Вѣрно! Открой-же глаза!

Менто ( пробуждаясь )

Привѣтъ тебѣ! Ты посѣщеньемъ,

Меня, какъ вижу, не забылъ?

Хиронъ.

Твой храмъ на мѣстѣ, какъ и былъ?

Менто.

Ты мчишься все неутомимо?

Хиронъ.

Ты все живешь невозмутимо,

Межь тѣмъ какъ любъ мнѣ мой обходъ?

Менто.

Я жду; меня обходитъ время. Тотъ,

Съ тобою, кто?

Хиронъ.

Его сюда примчала,

Какъ ураганъ, ославленная ночь.

Его смущенный духъ Елена оковала,

И всюду ищетъ онъ се, Зевеса дочь.

Не вѣдаетъ что предпринять въ смятеньи.

Онъ Эскулапова леченья

Достоинъ болѣе чѣмъ кто-либо другой,

Менто.

Кто къ невозможному паритъ- любимецъ мой.

(Хиронъ уже далеко).

Входи сюда, ты полный дерзновенья!

И радуйся. Вотъ, темный ходъ

Ведетъ туда, сидитъ гдѣ Персефона

Въ пещерѣ, подъ пятой Олимпа, и поклона

Запретнаго, тихонько ждетъ.

По этому пути водила я Орфея:

Но ты воспользуйся успѣшнѣе. Смѣлѣе!

(Они уходятъ).

На верховьи Пенея какъ прежде.

Сирены.

Сестры, бросимтесь въ Пеней!

Надо плавать тутъ плескаясь,

Въ разныхъ пѣсняхъ упражняясь,

Угодить чтобы вѣрнѣй

Роду жалкому людей.

Безъ воды нѣтъ и спасенья!

Весь нашъ свѣтлый хороводъ,

Въ море! Ждутъ насъ всѣ веселья

Средь Эгейскихъ вольныхъ водъ.

(Землетрясеніе)

Пѣну бѣлую вздымая,

Прочь идетъ волна рѣчная,

И покинула русло;

Почву страшно потрясло,

Все дрожитъ, вода въ кипѣньи,

Берега, песокъ, каменья,

Издаютъ и трескъ и дымъ.

О, скорѣе, убѣжимъ!

Всѣ идите, всѣ отсюда!

Никому не въ пользу чудо.

Гости, въ радости живой,

Поспѣшимъ на пиръ морской,

Гдѣ сверкаетъ и трепещетъ,

И на берегъ тихо плещетъ

И вздувается волна;

Гдѣ луна сіяетъ вдвое,

И священною росою

Окропляетъ насъ она.

Тамъ свобода, жизнь, движенье,

Здѣсь-же страхъ, землетрясенье;

Тотъ спасайся кто уменъ!

Ужасъ здѣсь распространенъ.

Сеизмосъ *)

(ворча и ворочаясь въ глубинѣ.)

Разъ еще сильнѣе двинемъ,

Да плечомъ еще поднимемъ!

И пробьемся вверхъ; а тамъ,

Все должно дать мѣсто намъ.

(*) Заключенный Юпитеромъ въ нѣдра земли, титанъ Сеизмосъ, (олицетвореніе землетрясенія), усиліями своими выйти на поверхность, выдвинулъ горы Пеліонъ и Оссу, многіе острова, между прочимъ и самый большой изъ Цикладскихъ острововъ -- Делосъ. Юнона, ревнуя къ Юпитеру Латону.велѣла змѣю Пиѳону преслѣдовать ее, и запретила землѣ давать ей пріютъ; тогда и вышелъ изъ моря островъ Делосъ, гдѣ Латона нашла убѣжище и вскорѣ у нее родились тамъ близнецы -- Аполлонъ и Діана.

Сфинксы.

Нестерпимое дрожанье,

Отвратительнѣйшій звукъ

Сотрясенье, колебанье,

И туда -- сюда качанье --

О, досадный шумъ и стукъ!

Мы недвижны, хоть-бы, вдругъ,

Разразился адъ здѣсь цѣлый.

Вотъ, какъ чудомъ выросъ сводъ.

Это старецъ самый тотъ,

Ужь издавна посѣдѣлый,

И которому, изъ чувствъ,

Для бѣглянки захотѣлось

Вдругъ состроить островъ Делосъ,

Изъ воды его толкнувъ.

И съ усильемъ напирая,

Руки крѣпко напрягая,

Кверху давитъ, весь согбенъ,

Взявъ Атланта положенье;

Въ безпорядочномъ движеньи

Поднимаетъ почву онъ,

И съ травой, землей, камнями,

Съ крупнымъ гравіемъ, съ песками

Роетъ илъ спокойный дна,

Возмущаетъ берега:

Вдругъ прорѣжетъ полосою

Долъ покрытый муравою,

Онъ и вдоль и поперегъ;

И въ трудѣ не изнемогъ --

Каріатидою -- колоссомъ,

Онъ выноситъ на себѣ

Грузъ утеса надъ утесомъ,

Самъ по грудь еще въ землѣ.

Не зайдетъ онъ дальше въ дѣлѣ!

Сфинксы мѣстомъ завладѣли.

Сеизмосъ.

И все устроено лишь мной,

Авось сознаются народы:

Коль не мои-бъ перевороты,

Что было-бъ съ вашею землей,

Съ красой видимаго міра?....

Въ лазури яснаго эѳира,

Возникли-бъ выси вашихъ горъ,

Когда-бъ не двинулъ я, на славу,

Ихъ живописно, величаво,

Чтобъ восторгать изящно взоръ!

Въ виду лишь Ночи и Хаоса,

Древнѣйшихъ предковъ на землѣ --

Союзнику Титановъ, мнѣ,

Служили, въ мощной той игрѣ,

Мячами Пеліонъ и Осса.

И долго подвизались мы,

И съ юнымъ пыломъ въ этомъ дѣлѣ,

Пока, игрой утомлены,

Двойною шапкой не надѣли

Мы на Парнассъ тѣхъ горъ, доселѣ

Которыми увѣнчанъ онъ....

Тамъ пребываетъ Аполлонъ

Средь Музъ блаженнѣйшаго клира!

И Зевса и, владыку міра,

Съ его перунами возвелъ

На мной воздвигнутый престолъ.

И чтобы выбраться, не мало

Усилій всѣхъ употребя,

Теперь, взываю громко я:

Пусть жизни новой здѣсь начало

Даетъ веселая семья!

Сфинксы.

Подумать можно-бы, что эти всѣ твердыни

Дѣла временъ древнѣйшихъ, если-бъ мы

Не были тутъ свидѣтелями нынѣ,

Какъ поднялись онѣ изъ глубины.

И за громадой скалъ, встаетъ еще громада;

По скатамъ тянется, все выше, боръ густой;

Но Сфинксъ для этаго не поворотитъ взгляда:

Ничто не возмутитъ священный нашъ покой.

Грифы.

Вижу, золото слоями,

Розсыпь искрится дрожа,

Сквозь расщелинъ, межъ камнями!

Кладъ такой отъ грабежа,

Зорко, вы оберегайте!

Имзы, живо! Выгребайте!

Хоръ муравьевъ.

Пущено въ ходъ

Все исполинами --

Съ лапками длинными

Цѣпкій народъ,

Кверху скорѣе!

Снуйте живѣе!

Вотъ такъ мѣста!

Въ нихъ и крупинкѣ

Каждой цѣна.

Малой соринки

Не пропускать,

Норки всѣ, щелки,

Все обыскать.

Вы, родъ весь мелкій,

Дѣло труда

Пусть идетъ дружно,

Золото нужно --

Что тамъ гора!

Грифы.

Сюда! Лишь золото все кучей!

Наложимъ когти, и надъ нимъ

Вѣрнѣй замковъ и стражи лучшей

Не можетъ быть. Все сохранимъ.

Пигмеи.

Мы тутъ вправду очутились,

Знать не знаемъ какъ явились.

Кто, откуда насъ принесъ,

Былъ излишенъ-бы вопросъ.

Здѣсь мы -- этого довольно!

Мѣсто каждое привольно

Въ жизни радостной земной.

Только треснетъ межь скалами,

Какъ и карло подъ рукой.

Карло съ карлицей, трудами

Образцовыя четы.

Такъ-ли было и въ Эдемѣ,

Ужь не знаемъ -- только мы

Пресчастливы въ это время,

Чтимъ признательностью рокъ;

Мать -- земля родитъ охотно,

И предъ нею, плодородной,

Равны Западъ и Востокъ.

Дактилеи.

Разъ, одною ночью, малый

Ею выведенъ народъ,

То малѣйшій, вслѣдъ, пожалуй,

Вдругъ она произведетъ --

Каждаго равнаго найдетъ.

Старшій изъ Пигмеевъ.

Живо, удобное

Мѣсто занять!

За дѣло доброе!

Вамъ помогать

Надобно силѣ!

Здѣсь пока въ мирѣ

Наши страны;

Но куйте латы,

Вы, кузнецы,

Войску булаты!

Имзы, сюда!

Ройте металлы!

Вы, какъ ни малы,

Служба дана

Вамъ Дактилеи --

Нужно намъ дровъ!

Стройте живѣе

Груды костровъ,

Много что-бъ было

Тайнаго пыла!

Уголь готовь!

Генералиссимъ.

Вы, со стрѣлами,

Бодро въ походъ!

Прудъ съ камышами

Видите тотъ --

Цаплей бить надо!

Гнѣздится тьмой

Гадкое стадо

Гордой семьей.

Въ цѣль, вѣрнымъ глазомъ!

Мѣтко бей разомъ!

Каждому, всѣмъ

Послѣ потѣхи,

Скрасить доспѣхи,

Перьями шлемъ!

Имзы и Дактилеи *)

Гибель настала!

Гдѣ намъ пріютъ!

Нуженъ нашъ трудъ

Имъ для металла,

И намъ-же тутъ

Цѣпи куютъ!

Освобожденья

Не пробилъ часъ --

Значитъ, смиренье

Лучше для насъ.

*) Имзы и Дактилеи -- баснословные племена, еще мельче Пигмеевъ.

Ивиковы Журавли *)

Крикъ убійства, стонъ великій!

Бьются крылья, всюду страхъ!

Вопли, жалобные клики

Слышны въ нашихъ высотахъ!

Всѣ убиты, обагряетъ

Воду кровь ихъ О, позоръ!

Алчность съ мертвыхъ ужь срываетъ

Благороднѣйшій уборъ!

И на шлемы, эти плуты,

Неуклюжи всѣ, согнуты,

Прицѣпили ужь трофей!

Къ вамъ, союзнымъ нашимъ стаямъ --

Съ вами мы перелетаемъ

Зыбь пространную морей --

Къ вамъ, сегодня мы взываемъ:

Къ общей мести! Кровь нужна,

И нужна вся сила ваша!

Всей породѣ этой наша

Вѣковѣчная вражда.

(Разсѣеваются по воздуху съ гарканьемъ,).

*) Журавли обличившіе тайное убійство пѣвца -- поэта Ивика.

Мефистофель (на равнинѣ).

На сѣверѣ, умѣлъ я съ вѣдьмами справляться,

Здѣсь, съ духами мнѣ чуждыми -- не то.

Нашъ Блокебергъ, вотъ такъ можетъ называться

Прекраснѣйшимъ изъ мѣстъ -- удобно, хорошо;

Куда ни забредешь, все знаешь направленье:

На камнѣ тамъ своемъ насъ Ильза сторожитъ,

И Гейнрихъ съ высоты тамъ бодро такъ глядитъ;

Хоть Храпунами тамъ прозвали возвышенья,

Что словно дуются на Бѣдствія *) -- но чтожь,

Но крайности, увѣренъ что все это

Безъ перемѣнъ, еще на многи лѣта.

А здѣсь, не знаешь гдѣ стоишь, куда идешь,

Да проченъ-ли и грунтъ-то подъ тобою?

Вотъ я, равнинкою иду -- себѣ, иду --

А позади, ростетъ гора, вдругъ, на виду;

Хоть много чести-то назвать ее горою,

Но все таки, еще довольно высока,

Чтобъ разлучить меня со Сфинксами..... Тамъ, вижу

Въ долинѣ, кое -- гдѣ, миганье огонька.....

Вотъ, пляшетъ и кружитъ, то далѣе, то ближе,

И бѣгомъ плутовскимъ желаетъ приманить

Разгульная ватага предъ глазами.

Ну, подберемся-ка! Вѣдь съ этими дѣлами

Какъ ни знакомъ, все ищешь подцѣпить.

*) Названіе возвышенностей Блоксберга.

Ламіи *)

(заманивая Мефистофеля)

Шибче, все шибче!

Дальше, все прытче

Надо бѣжать!

Послѣ, нарочно,

Будто-бы ждать

И неумолчно

Будемъ болтать!

Право, потѣха!

Надо для смѣха,

Хоть заманить!

Грѣшникъ онъ старый!

Трудъ вѣдь не малый

Ногу тащить!

Ахъ, пробирается,

Какъ спотыкается

Онъ по буграмъ!

За нашимъ бѣгомъ,

Слѣдомъ, все слѣдомъ

Крадется къ намъ!

*) Ламіи -- чудовища съ женскимъ лицомъ, имѣвшія способность во все превращаться, часто завлекавшія молодыхъ людей, чтобы высосать изъ нихъ кровь; также называли и чародѣекъ.

Мефистофель (пріостанавливаясь).

Проклятая судьба! Порода ты мужская

Ввѣкъ обольщенная, съ Адама начиная!

Хоть каждому старѣть-то суждено,

Но, старѣясь, умнѣлъ-ли кто?

Иль не дурачили тебя все это время?

Самъ знаешь, никуда не годно это племя:

Подтянуты, съ расписаннымъ лицомъ,

Не надѣлятъ тебя ничѣмъ здоровымъ,

Все гниль; и убѣжденъ, вѣдь, въ томъ --

А только, твари эти, словомъ,

Насъ продолжаютъ заставлять

По дудкѣ ихъ всегда плясать.

Ламіи (останавливаясь).

Стой! онъ колеблется, раздумываетъ много,

Остановился недвижимъ;

Къ нему на встрѣчу поспѣшимъ

А то и ускользнуть ему отъ насъ недолго!

Мефистофель

(продолжаетъ шагать направляясь къ нимъ).

Впередъ! Я время потерялъ!

Насъ не запутаютъ недоумѣнья сѣти!

Въ концѣ концовъ -- не было-бъ вѣдьмъ на свѣтѣ,

То кой-бы чортъ быть чортомъ пожелалъ?

Ламіи ( привѣтливо ).

Окружимте-ка героя!

Сердце въ немъ уже такое,

Что полюбитъ онъ тотчасъ,

Хоть одну сестру изъ насъ.

Мефистофель.

Хоть не ясно ваши лица

Въ полумракѣ вижу я,

Но, мнѣ кажется, дѣвицы,

Вы -- красивая семья.

Порицать васъ непригоже.

Эмпуза *) ( протѣсняясь ).

И меня, конечно, тоже!

Въ ваше общество хочу.

*) Одна изъ Ламій, съ единственной ослиной ногой, посланница богини мрака Гекаты.

Ламіи.

Ну, эта лишняя обуза,

Всегда испортитъ намъ игру!

Эмпуза ( Мефистофелю ).

Здорово! Я кума Эмпуза.,

Съ ослиной ножкою! Хотя,

Ты съ лошадиной лишь ногою,

Но я привѣтствую роднею,

Любезный куманекъ, тебя!

Мефистофель.

Вотъ, думалъ быть въ толпѣ безвѣстной --

Съ роденькой встрѣтился прелестной!

Все переборка старыхъ книгъ:

Свойство отъ Гарца до Эллады!

Эмпуза.

Быстра я въ дѣйствіяхъ своихъ,

Могу на всѣ мѣняться лады;

Но чтобъ уважить васъ сполна,

Съ ослиной мордочкой пришла.

Мефистофель.

А кумовство-то въ этомъ людѣ

Считаютъ важнымъ; только мы

Отречься рады, будь что будетъ,

Ужь отъ ослиной головы.

Ламіи.

Оставь ужасное творенье!

Съ ней опротивѣетъ, въ мгновенье,

Все въ чемъ пріятность, красота;

Что увлекательно и мило,

Что безъ нея прекрасно-бъ было,

Все исчезаетъ безъ слѣда

Гдѣ лишь появится она.

Мефистофель.

Вѣдь вотъ, нѣжны, тонки сестрицы,

Но подозрительны ихъ лица;

И что-то я, средь этихъ розъ,

Ухъ, какъ боюсь метаморфозъ!

Ламіи.

Все-жь попытайся! Выборъ вволю!

Лови! Коль счастливый игрокъ,

То лучшую возьмешь ты долю!

Что медлишь? Что за жадный вздохъ?

Ну, волокитство преплохое!

Еще и чванный-то какой!

Но вотъ и онъ средь нашей пляски;

Поочередно бросимъ маски,

И обнаружимъ видъ мы свой!

Мефистофель.

Красотку выбралъ.......

(Обнимая ее)

Какое помело сухое!

Горе злое

(Схватывая другую)

А эта?.... Гнусное лицо!

Ламіи.

Ты развѣ лучшаго чего

Достоинъ? Не мечтай и въ шутку!

Мефистофель.

А подцѣплю-ка ту малютку.....

Но что-же это? Вонъ изъ рукъ

Скользитъ, какъ ящерица, вдругъ,

И гладкая коса змѣею

Въ вознагражденье, съ той большою,

Не поискать-ли счастья? Ну!

Взялъ тирсъ, и съ шишкою еловой,

На мѣсто головы, вверху

Чѣмъ это кончится?.... Но снова

Ужь попытаюся, хотя

На счетъ вотъ этой толстой я;

Утѣшусь можетъ быть. И точно,

Рискну! Куда ни шло! Она

Мягка, объемиста, жирна;

Высоко цѣнитъ людъ восточный

Все это Что такое? Вмигъ,

Пропало,-- лопнулъ дождевикъ!

Ламіи.

Всѣ въ разсыпную, всѣ летите!

Молніеносный, мрачный рой!

Свивайтесь, рѣйте, оцѣпите

Колдуньи выродка собой!

Вертись, невѣрными кругами,

Ужасный летъ нетопырей!

Пари безшумными крылами!

Уйдетъ онъ дешево злодѣй!

Мефистофель ( отряхаясь ).

Сдается мнѣ, что я не слишкомъ -- то умнѣю.

Здѣсь, какъ на сѣверѣ, нелѣпо все идетъ;

И призраки, одинъ другаго все чуднѣе

И здѣсь и тамъ; поэты и народъ

Всѣ пошлы; какъ вездѣ, одна и та же сказка;

Все маскерадъ, все чувственная пляска.

Красивыхъ масокъ ухватя,

Я ощутилъ такихъ существъ, что страху дался...

Но согласился-бы обманутымъ быть я,

Лишь-бы обманъ подолѣ продолжался.

(Блуждая между камнями).

Куда-жь идти? Да гдѣ-же мы?

Тропа, вдругъ стала грудой сорной;

Я шелъ сюда дорогой торной,

Теперь что ступишь -- валуны.

Какъ Сфинксовъ мнѣ моихъ прекрасныхъ

Найти? И гдѣ? Въ трудахъ напрасныхъ,

Спускаюсь, лезу -- ужь не въ мочь!

Мнѣ-бъ и придумать не пришлося

Такого глупаго хаоса!

Взошла гора какая въ ночь!

Ну, вѣдьмы лихо прикатили:

Съ собой свой Блоксбергъ притащили.

Орей (природный утесъ).

Всходи сюда! Моей горы

Видъ не утраченъ первобытный.

Шероховатый путь гранитный

Почтить достойно долженъ ты;

То Пинда отрасли послѣдней

Рядъ древнихъ видишь ты ступеней!

Неколебимъ ужь я стоялъ,

Какъ чрезъ меня Помпей бѣжалъ.

Но образъ, вызванный мечтою,

Исчезнетъ, лишь пѣтухъ впервые пропоетъ.

Издавна свыкся я съ исторіей такою --

Мгновенно вспрянетъ все, мгновенно пропадетъ.

Мефистофель.

Такъ честь тебѣ, главѣ достопочтенной,

Вѣнчанной мощію дубовъ.

Не проскользнетъ во мракъ твой сокровенный

Яснѣйшій лунный свѣтъ... Но вижу, межь кустовъ,

Что движется сюда какъ огонечекъ малый....

Вотъ какъ все ладиться-то стало!

Вѣдь это нашъ Гомункулъ. Эй!

Куда твой путь, товарищъ -- крошка?

Гомункулъ.

Порхаю всюду понемножку.

Хотѣлъ-бы жизни пополнѣй,

Въ другомъ-бы, лучшемъ смыслѣ. Право,

Разбилъ-бы я свое стекло:

Но что, до сей поры, я видѣлъ, ужь на то

Я не пущусь, мнѣ не по нраву.

По дружбѣ, я тебѣ скажу --

Тутъ два Философа, за ними я слѣжу;

Прислушался къ рѣчамъ, и уловилъ я слово:

"Природа"! и рѣшилъ, чтобъ ихъ не покидать.

Ужь эти-то должны, конечно, знать

Всю сущность бытія земнаго:

Такъ, наконецъ, провѣдаю и я

Про то какъ поумнѣй пристроить мнѣ себя.

Мефистофель.

По своему тутъ дѣйствуй, милый!

Гдѣ призраки свои владѣнья оснуютъ,

Тамъ и философу пріютъ:

Чтобъ милости его, искуства, чтимы были

Онъ дюжину ихъ новыхъ натворитъ.

Безъ заблужденія, путь къ разуму закрытъ;

Жить хочешь -- такъ живи на собственныя силы!

Гомункулъ.

Такъ отправляемся-жь. Что дальше, поглядимъ.

( Разстаются J.

Анаксагоръ (Ѳалесу ).

Такъ твой упорный умъ не хочетъ преклониться?

Чего-же надобно еще чтобъ убѣдиться?

Ѳалесъ.

Предъ каждымъ вѣтеркомъ склоняется волна,

Но удаляется отъ грубыхъ скалъ она.

Анаксагоръ.

Громада этаго утеса здѣсь возстала

Отъ огненныхъ паровъ.

Ѳалесъ.

А влага лишь одна

Всему живущему дала свое начало.

Гомункулъ ( между ними).

Позвольте мнѣ поближе къ вамъ;

Произойти желаю я и самъ!

Анаксагоръ.

Когда-же, о, Ѳалесъ! тебѣ возможно было,

Такую гору, въ ночь, произвести изъ ила?

Ѳалесъ.

Въ природѣ и въ ея теченіи живомъ,

Что день, и ночь, и часъ? Такъ зиждется творенье,

Что, въ величайшемъ проявленьи,

Все стройно, правильно -- насилья-жь нѣтъ ни чемъ.

Анаксагоръ.

А было-жь здѣсь оно! Отъ грознаго напора

Огня Плутонова, отъ взрыва и громовъ

Трескучихъ силъ Эоловыхъ паровъ,

Должна была и плоской почвы, скоро

Прорваться древняя кора,

Подняться вмигъ, и новая гора.

Ѳалесъ.

Что-жь далѣе? Не стоитъ разговора.

Гора на мѣстѣ -- хорошо.

Съ такими преньями теряешь трудъ и время,

А достигаешь одного --

Что водишь за носъ лишь довѣрчивое племя.

Анаксагоръ.

Ужь Мирмидонами кишитъ,

Повсюду, треснувшій гранитъ;

Свои ужь начали затѣи

Тамъ крошки, Имзы и Пигмеи.

(Гомункулу).

Ты другъ отшельникомъ живя,

Къ величью не имѣлъ стремленья;

Но если ты, безъ затрудненья,

Привыкнуть къ власти можешь -- я

Тебя здѣсь королемъ вѣнчаю!

Гомункулъ.

Что скажетъ нашъ Ѳалесъ?

Ѳалесъ.

Никакъ не одобряю.

Творятся съ малыми и малыя дѣла,

Съ великими-жь великъ и малый. Вотъ, грозою,

Какъ туча черная взошла --

Смотри! То журавли идутъ несмѣтной тьмою

На возмущенный вражій родъ;

Грозило-бъ и царьку напастію такою.

И съ высоты низринулся полетъ;

Съ когтями, съ острымъ клювомъ, вотъ,

На тварей мелкихъ мчатся силой,

И разразилася великая бѣда!

Злодѣйство цаплей умертвило,

Средь мирной жизни ихъ, вкругъ соннаго пруда.

Дождь смертоносныхъ стрѣлъ и породилъ отмщенье,

Союзниковъ ближайшихъ раздражилъ,

Въ нихъ жажду крови возбудилъ

Онъ противъ злаго поколѣнья.

Къ чему теперь и мечъ, и шлемъ, и щитъ?

Къ чему-же карликамъ блестящіе трофеи?

Дактили, Имзы, какъ все прячется скорѣе!

И вотъ, колеблется, бѣжитъ,

И опрокинутъ строй, разбитъ.

Анаксагоръ

(послѣ нѣкотораго молчанія, торжественно).

Подземное я чествовалъ хвалою,

Теперь и къ вышнему я обращусь съ мольбою....

Ты трехъимянная, въ трехъ образахъ, къ тебѣ,

Вовѣки юная царица въ высотѣ,

Къ тебѣ взываю я трикраты,

Луна, Діана и Геката,

При бѣдствіи народа моего!

Глубокодумная, сердце жизящая,

Ты, многомощная, мирно -- свѣтящая,

Бездны ты мрака раскрой своего!

Пусть-же могущество древнее., славно,

Нынѣ безъ магіи дѣйствуетъ явно!

(Молчаніе).

Ужель услышанъ я!

Ужель мольба моя

Къ тѣмъ высямъ воспарила,

Естественный порядокъ возмутила?....

И приближается вотъ онъ,

Громаднѣе растетъ шарообразный тронъ,

И необыченъ онъ для глаза! Страхъ и горе!

И пламя красное побагровѣло вдругъ

Остановися, грозный кругъ,

Иль уничтожишь насъ, и землю всю, и море!

Такъ, вправду, съ твоего пути,

Женъ Ѳессалійскихъ злое знанье,

Тебя заставило сойти,

Посредствомъ чаръ ихъ заклинанья?

Преступно, изъ тебя оно

На гибель тайны извлекло?

Дискъ помрачился свѣтозарный,

И, вмигъ, сверкающій разрывъ!

Свистъ, грохотъ, яростный порывъ!

Съ громами мчатся ураганы!....

Въ прахъ предъ тобой, вотъ, повергаюсь я

И вызвалъ это все. Прости, прости меня!

(Падаетъ ницъ).

Ѳалесъ.

Чего ужь не видалъ, не слышалъ онъ, мечтая!

Какъ, что произошло, я не скажу, не зная;

Онъ что-то ощущалъ -- я -- жь ровно ничего.

Признаться, часъ шальной; луна-жь, все также плавно,

По прежнему, качается исправно.

Гомункулъ.

Взгляни на мѣсто, гдѣ цвѣло

Народовъ мелкихъ поселенье!

Съ начала самаго, гора

Была кругла, теперь остра;

Я ощутилъ и сотрясенье

Какъ камень съ мѣсяца упалъ,

И безъ суда, и безъ расправы,

Давилъ, ломалъ и убивалъ

Онъ друга съ недругомъ. Но, право,

Нельзя не превознесть хвалой

Мнѣ творческой способности такой,

Что одновременно свершила,

Подземною и верхней силой,

Строенье горное, и ночью лишь одной!

Ѳалесъ.

Ты успокойся! Было это

Лишь въ мысли! Пропадай со свѣта

Отродье гадкое! Что не былъ королемъ

Ты у него, то ладно. Ну, идемъ,

На пиръ морской; въ владѣньяхъ водныхъ

Гостей ищутъ чудныхъ и почетныхъ.

( Удаляются ).

Мефистофель

(карабкаясь съ противуположной стороны).

Тащиться долженъ средь камней,

Я по крутымъ, теперь, уступамъ,

Да между грубыхъ всѣхъ корней

Простертыхъ всюду старымъ дубомъ!

На Гарцѣ-то, странѣ родной,

Все отзывается смолой;

Мнѣ это нравится, и также запахъ сѣрный

У этихъ Грековъ -- же, едва-ли слѣдъ сыскать

Тѣхъ испареній. Вотъ, узнать

Прелюбопытно-бы, примѣрно,

Чѣмъ поджигаютъ же -- они

Мученья адскаго огни?

Дріада.

Въ своихъ краяхъ, по мѣстному обычью,

Ты можешь умъ тебѣ врожденный изощрять,

А на чужбинѣ ты не знаешь и приличья.

Чтобъ дуба здѣсь почтить священное величье

Не долженъ къ родинѣ ты мысли обращать.

Мефистофель.

Мы думаемъ всегда о томъ что покидаемъ;

Къ чему привыкли мы, то и бываетъ раемъ.

Скажи, однако, что за образъ тамъ тройной,

При слабомъ, будто-бы, мерцаньи,

Въ пещерѣ корчится, и пречудной такой?

Дріада.

То Форкіады, по названью.

Осмѣлься къ мѣсту подойти,

А не боишься, то и рѣчи заводи.

Мефистофель.

А почему-жь и нѣтъ! Однако, что-же это?

Я гордъ, но мнѣ пришлось сознаться -- до сихъ поръ,

Не видывалъ еще подобнаго предмета!

Вѣдь, просто, хуже мандрагоръ

Тройнаго этаго увидѣвши урода,

Возможно-ль находить, что безобразенъ грѣхъ?

Да мы такихъ прогнали-бы съ порога,

Вѣдь, круга адскаго страшнѣйшаго изъ всѣхъ.

Укоренилась-же въ землѣ красы античной,

Какъ величать ее обычно,

Такое чудище! Почуявши меня,

Должно быть, шевелится. Странно

Онѣ чирликаютъ свистя,

Ночницы, мерзкіе кожаны.

Форкіады.

Давайте, сестры, глазъ, чтобъ разъяснилъ онъ намъ,

Кто, дерзкій, въ нашъ вступаетъ храмъ.

Мефистофель.

Достопочтенныя! Прошу я дозволенья,

Принять тройное, здѣсь, отъ васъ благословенье.

Хоть незнакомцемъ я пришелъ, но не чужой,

И прихожусь, кажись, вамъ дальнею родней.

Древнѣйшихъ всѣхъ божествъ я знаю, безъ сомнѣнья,

Предъ ними преклонялся въ прахъ,

Я чествовалъ, какъ должно Рею, Опсу,

И Парокъ родственныхъ Хаосу;

Сестеръ-то вашихъ, я видалъ на этихъ дняхъ,

Но вамъ подобныхъ, нѣтъ и не встрѣчалъ, признаться!

И вотъ, могу лишь молча восхищаться.

Форкіады.

Сдается, этотъ Духъ не глупъ.

Мефистофель.

Какъ не воспѣлъ

Васъ ни одинъ поэтъ! Скажите, какъ случилось?

Изображенія я вашего не зрѣлъ.

Вотъ что-бы передать искуство-то потщилось!

Вамъ долженъ-бы художника рѣзецъ

Трудъ посвятить свой наконецъ,

Дань принести вамъ въ должной мѣрѣ,

А не Юнонѣ тамъ, Палладѣ иль Венерѣ!

Форкіады.

Во тьмѣ глухой, отвсюду далеко,

Мы никогда еще не думали про это.

Мефистофель.

Понятно, разъ вы такъ отчуждены отъ свѣта,

Что васъ нельзя видать, вамъ, тоже, никого!

Но поселиться вы въ такихъ мѣстахъ должны-бы,

Искуство съ роскошью царятъ гдѣ наравнѣ,

Гдѣ, что ни день, то мраморныя глыбы

Вступаютъ въ жизнь героями, и гдѣ

Форкіады.

Молчи ты, нашего не возбуждай желанья!

Къ чему служило-бы и большее намъ знанье

На этотъ счетъ? Порождены въ ночи

И близкія всему ночному,

Себѣ самимъ безвѣстны мы почти,

И вовсе, міру остальному.

Мефистофель.

Не значитъ ровно ничего:

Свой образъ передать возможно и другому.

Довольно зуба съ васъ и глаза одного --

Миѳологично-бы свершить соединенье,

Въ двѣ формы слить тройное естество;

Подобье третьей, во владѣнье

Тогда ко мнѣ-бы перешло;

Охотно-бъ взялъ его на срокъ я малый.

Одна изъ Форкіадъ.

Какъ думаете -- вы? Возможно такъ?

Другія Форкіады.

Пожалуй --

Но глаза лишь, и зуба не давать.

Мефистофель.

Ну, вотъ! Хотите вы все лучшее отнять!

Что-жь сходство будетъ за такое?

Одна изъ Форкіадъ.

Ты только глазъ одинъ закрой --

Не трудно вѣдь -- и клыкъ ты выставь свой,

И, въ профиль, будемъ мы такъ схожи ужь съ тобою,

Какъ только можетъ братъ съ сестрою,

Мефистофель.

Честь велика! Идетъ!

Форкіады.

Идетъ!

Мефистофель

(въ образѣ Форкіады съ профиля.)

И такъ, пошелъ уже я въ ходъ

Сынкомъ возлюбленнымъ Хаоса.

Форкіады.

Хаоса дщери мы, объ этомъ нѣтъ вопроса.

Мефистофель.

Гермафродитомъ я обозванъ -- о, позоръ!

Форкіады.

Какая красота теперь, въ тройнѣ сестеръ!

Два глаза есть, два зуба, вдругъ, сегодня!

Мефистофель.

Ну, надо прятаться, чтобъ чей не встрѣтить взоръ;

Пойти да попугать чертей -- то въ преисподней.

(Уходитъ).

-----

Утесистыя бухты Эгейскаго моря. (Луна неподвижна на зенитѣ *)

*) Во время волшебныхъ ночей, луна останавливалась въ своемъ теченіи.

Сирены

(напѣваютъ расположившись по утесамъ).

Ѳессаліанокъ дерзкій родъ,

Могъ средь ужаса ночнаго,

Заклинанья зная слово,

Совлекать тебя съ высотъ;

Ты съ небеснаго-же свода

Брось теперь спокойный взглядъ

На трепещущія воды,

Свѣтомъ яснымъ что горятъ,

Въ быстромъ бѣгѣ что шумятъ.

Озари, о, лучъ лазурный,

Тотъ наплывъ тревоги бурной,

Что несетъ сюда волна!

Служимъ мы тебѣ, богиня,

Будь къ намъ милостива нынѣ,

О, прекрасная Луна!

Нереиды и Тритоны

(въ образѣ морскихъ чудовищъ).

Пойте звонче, пусть равнины

Моря дальняго звучатъ,

Обитатели пучины,

Пусть на зовъ вашъ поспѣшатъ!--

Мы, при видѣ безднъ раскрытыхъ,

Бурей страшною изрытыхъ,

Въ глубину совсѣмъ ушли,

Глухо гдѣ, не слышно рева;

Звуки-жь сладкаго напѣва

На поверхность привлекли.

Посмотрите, съ восхищенья,

Какъ нарядны мы: Въ цѣпяхъ

Золотыя вьются звенья,

Въ драгоцѣнныхъ мы вѣнцахъ,

Самоцвѣтные каменья

На запястьяхъ, поясахъ!

Поглощенные крушеньемъ,

Это ваши все плоды!

Все втянули вашимъ пѣньемъ

Вы, о, демоны воды!

Сирены.

Знаемъ мы -- въ прохладѣ моря,

Жизнь пловучая безъ горя

Рыбьимъ нравамъ благодать.

Но, вы радостные хоры,

Выше рыбъ что вы, безъ спора,

Намъ пріятно-бы узнать.

Нереиды и Тритоны.

Мы объ этомъ ужь судили,

Прежде чѣмъ сюда приплыли.

Сестры, братья, всѣ въ походъ!

Намъ не дальняя дорога --

И докажемъ, что на много

Выше рыбьяго нашъ родъ!

(Удаляются,)

Сирены.

Уплыли въ мгновеніе ока!

Въ Самоѳракію, мчитъ съ быстротой,

Ихъ вѣтеръ попутный. Подвигъ какой

Исполнятъ, его оцѣняя высоко,

Въ царствѣ великихъ Кабировъ они?

Эти боги такъ чудно странны,

Вѣчно сами себя порождаютъ,

И что они -- ввѣкъ того сами не знаютъ.

Неподвижна и кротка,

Въ выси царствуй, о, Луна!

Время намъ продли ночное,

И свѣтило пусть дневное

Не разстроитъ торжества!

Ѳалесъ

(на берегу съ Гомункуломъ).

Повелъ-бы я тебя къ Нерею прямо;

Недалеко его отсюда гротъ;

Но онъ, старикъ, ворчунъ и преупрямый,

Не угодитъ ему весь человѣчій родъ,

Чтобъ ни творилось тамъ, брюзгѣ все не по нраву.

Но у него есть даръ предвидѣнья; по праву,

Онъ уваженіе и пріобрѣлъ за то;

И многимъ дѣлалъ онъ, по истинѣ, добро.

Гомункулъ.

Что-жь, попытаемся, пойдемъ и постучимся!

Стекла и пламени не тотчасъ-же лишимся.

Нерей.

Не человѣческій-ли голосъ рѣжетъ слухъ?

Какъ, вмигъ, болѣзненно мой возмутился духъ

И гнѣвъ мной овладѣлъ до глубины сердечной!

Пустые образы, стремящіеся вѣчно

Достигнуть равенства съ богами, но судьбой,

Ввѣкъ обреченные на сходство лишь съ собой!

Я съ давнихъ лѣтъ, въ божественномъ покоѣ

Могъ пребывать -- но что-жь? Наставить на благое

Я лучшихъ изъ людей хотѣлъ;

Когда-жь я, наконецъ, итогъ свершенныхъ дѣлъ

Просматривалъ, то все такъ выходило,

Какъ будто ни о чемъ говорено не было.

Ѳалесъ.

Но, старецъ моря, всѣ тебя довѣрьемъ чтутъ:

Мудрецъ, насъ не гони! Взгляни на пламя. Тѣла,

Хоть человѣчьяго подобье въ немъ -- всецѣло,

Тебѣ ввѣряется; совѣтъ твой нуженъ тутъ.

Нерей.

Зачѣмъ совѣтъ! Когда-же оцѣняли

Его межь смертными? Не знаю; до сихъ поръ,

Слова добра въ глухомъ ихъ ухѣ замирали.

Какъ часто былъ ужасный приговоръ

Свершенъ самимъ-же дѣломъ надъ собою --

Людъ все упорствуетъ по прежнему покрою.

Я такъ отечески съ Парисомъ говорилъ!

Предупреждалъ его еще я той порою,

Какъ сѣтью онъ еще не окружилъ

Жену чужую! Здѣсь онъ былъ, отваги полный.

Что духъ мой прозрѣвалъ, я то открылъ ему:

Пары тяжелые и пурпурныя волны,

Пространство все залившія; вверху,

Твердыни гордыя всѣ пожирало пламя,

Внизу-же, ужасы убійства, смерти тѣнь;

Увѣковѣченный, прославленный стихами,

Я Трои зрѣлъ послѣдній, судный день,

И грозенъ, знаменитъ какъ онъ въ вѣкахъ остался.

Но старческій совѣтъ игрою показался

Безумцу этому; своимъ желаньямъ онъ

Послѣдовалъ -- и палъ священный Иліонъ,

Какъ долгой мукою истерзанное тѣло,

Гигантскій трупъ оцѣпенелый,

Роскошный пиръ для стай орловъ

Съ вершины Линда!-- Вотъ, еще объ Одиссеѣ:

Заранѣе спасти его я былъ готовъ;

Я говорилъ ему о хитрости Цирцеи,

И о неистовствѣ Циклоповъ, о его

И собственномъ погибельномъ медленьи,

О легкомысліи товарищей; чего

Не говорилъ еще! Но что изъ наставленья

Извлекъ онъ? Претерпѣвъ и бури и крушенья,

Къ гостепріимному онъ берегу присталъ,

Какъ вынесъ ужь его благопріятный валъ.

Ѳалесъ.

Все это мудрому докучливо, конечно;

Но добрый, все попытку повторитъ,

И благодарности частица оживитъ

Его такой отрадою сердечной,

Что уничтожитъ разомъ весь

Неблагодарности огромный перевѣсъ.

А наше съ мальчикомъ прошенье вотъ какое:

Разумно хочетъ жизнь начать онъ -- не пустое.

Нерей.

Удался рѣдкій мигъ -- я нынче не сердитъ,

Такъ не мѣшайте мнѣ! Другое предстоитъ:

Всѣхъ грацій царства я морскаго

Созвалъ, дѣтей моихъ, Доридъ.

Не движется нигдѣ подобія такого,

И на Олимпѣ нѣтъ, не носитъ и земля.

Бросаются онѣ съ дракона водянаго,

Игриво, на хребетъ Нептунова коня,

И со стихіею въ такомъ союзѣ нѣжномъ,

Что пѣна самая, кипѣньемъ бѣлоснѣжнымъ,

Какъ будто-бы поддерживаетъ ихъ.

И краше всѣхъ своихъ сестеръ морскихъ,

На раковинѣ, вотъ, плыветъ и Галатея;

Несетъ ее, средь радужной игры,

Тронъ перламутровой богини красоты.

Какъ насъ покинула Венера -- Астартея,

Въ Паѳосѣ воздаютъ ей почесть, какъ самой

Богинѣ. Такъ, давно, преемницей прямой,

И царственной она владѣетъ колесницей,

И храма славнаго столицей.

Идите-жь прочь! Отцу-ли, въ часъ такой,

Въ часъ чистыхъ радостей избранный,

На сердцѣ злость имѣть, въ устахъ и рѣчи бранной

Слова? Ступайте-же! Ищите, гдѣ Протей;

Его и спросите; онъ научить васъ можетъ,

И какъ произойти, какъ превратиться тоже --

Все объяснитъ вамъ этотъ чудодѣй.

( Удаляется, къ морю).

Ѳалесъ.

Ну, здѣсь трудились мы съ тобою попустому:

Протея настигать случится-ли иному --

Онъ улетучится; поговоритъ-ли съ кѣмъ,

То, ужь навѣрное, всегда кончаетъ тѣмъ,

Что собесѣдника приводитъ въ затрудненье;

Дивится только тотъ и чувствуетъ смятенье.

Но, все-жь, тебѣ необходимость въ немъ;

Такъ попытаемся, и далѣе пойдемъ!

(Удаляются).

Сирены (съ высоты утеса).

Вдали тамъ, что такое,

Чрезъ царство водяное

Скользитъ? Какъ паруса

Несутся съ вѣтромъ рѣя,

Въ сіяніи бѣлѣя,

Такъ дѣвъ морскихъ краса,

Сверкая, ослѣпляетъ.

Сойдемъ! Все подплываетъ

Чу! Слышны голоса.

Нереиды и Тритоны.

Да будетъ вамъ отрадно

То что приносимъ мы;

Хелоны *) щитъ громадный

Великія черты

Вотъ отражаетъ,-- Строгій

Вы видите въ немъ ликъ:

Приплыли съ нами боги

Воспойте гимномъ ихъ.

*) Нимфа Хелона была превращена Меркуріемъ въ черепаху. Кабиры принесены на щитѣ черепахи. Отполированный щитъ черепахи служилъ зеркаломъ у древнихъ.

Сирены.

Ростъ не высокій,

Мощь велика,

Въ буряхъ оплотъ моряка,

Съ древности самой глубокой,

О, чтимые боги ввѣка!

Нереиды и Тритоны.

Чтобъ не былъ пиръ нарушенъ,

Кабировъ **) принесли;

Нептунъ тамъ благодушенъ

Гдѣ властвуютъ они.

*) Кабиры -- божества глубокой древности; считались геніями -- покровителями мореходовъ; изображали ихъ въ видѣ пузатыхъ карловъ, кувшиновъ и т. п.

Сирены.

Мы вамъ уступаемъ;

Бурей-ли былъ

Корабль сокрушаемъ,

Сонмищемъ силъ

Людъ вы спасали,

Одолѣвали.

Нереиды и Тритоны.

Примчали мы троихъ;

Не захотѣлъ въ путь съ нами

Четвертый -- но изъ нихъ,

Онъ настоящій самый,

Сказалъ онъ -- и за тѣхъ

Онъ думаетъ за всѣхъ.

Сирены.

Божокъ надъ божками

Пусть вдоволь трунитъ,

А вы, предъ властями,

Откуда летитъ

Милость, склоняйтесь,

Всегда опасайтесь

Того что вредитъ.

Нереиды и Тритоны.

Ихъ семь числомъ быть должно.

Сирены.

Гдѣ трое остальныхъ?

Нереиды и Тритоны.

Не вѣдаемъ о нихъ;

Узнать въ Олимпѣ можно;

Пожалуй, также, тутъ

Осьмой нашелъ пріютъ.

О немъ не помышляли

Еще, вѣдь до сихъ поръ!

Насъ милостиво ждали,

Но былъ не полонъ сборъ.

Это боги безъ сравненья,

Вѣчно далѣй ихъ стремленье,

И въ неутомимомъ

Вожделѣньи безконечномъ,

То страдальцы жажды вѣчной

По непостижимомъ.

Сирены.

Привыкли мы

Нести мольбы

Всегда царямъ;

Въ лунѣ-ли тронъ,

Иль въ солнцѣ онъ --

Зачтется намъ.

Нереиды и Тритоны.

Вотъ апогея нашей славы!

Вести весь праздникъ наше право!

Сирены.

Въ древности славы такой не дано

Героямъ, какъ громки дѣла ихъ ни были;

Добыли они золотое руно!

Вы-же Кабировъ добыли!

( Повтореніе древнимъ напѣвомъ ).

Добыли они золотое руно.

Мы съ нами Кабировъ добыли!

(Нереиды и Тритоны проплываютъ мимо ).

Гомункулъ.

Обыкновенные горшки,

Уроды тѣ, наглядно;

О нихъ-то, мудрые земли,

Споткнувшись, головы свои

Ломаютъ безпощадно!

Ѳалесъ.

Снаровка эта и нужна!

Монета ржавчиной цѣнна.

Протей (невидимый).

Вотъ, старый я болтунъ, доволенъ!

Да, то почтеннѣй, что чуднѣй.

Ѳалесъ.

Гдѣ ты, Протей?

Протей

(голосомъ чревовѣщателя, то вблизи, то издали).

Я здѣсь! и здѣсь!

Ѳалесъ.

Играть ты старой шуткой воленъ;

Я извиню, но вздоръ со мной по расточай!

Въ другомъ вѣдь мѣстѣ ты.

Протей (будто издалека).

Прощай!

Ѳалесъ ( тихо Гомункулу).

Онъ возлѣ насъ! Блесни-ка поживѣе!

Вѣдь любопытство рыбье въ немъ;

Гдѣ-бъ ни былъ онъ, и въ видѣ-ли какомъ

Его огонь притянетъ.

Гомункулъ.

Не жалѣя,

Готовъ потоки свѣта лить,

Но съ осторожностью, стекла чтобъ не разбить.

Протей

(въ видѣ гигантской черепахи).

Что за пріятный свѣтъ я вижу?

Ѳалесъ ( прикрывая Гомункула).

А хочешь посмотрѣть, такъ подойди поближе,

Трудъ не великъ; ты по казаться-бъ могъ

На парѣ человѣчьихъ могъ.

А нами скрытаго предмета

Тебѣ видать иль нѣтъ -- лишь въ нашей волѣ это.

Протей (въ благородномъ образѣ).

Ты хитростей мірскихъ еще не позабылъ?

Ѳалесъ.

До превращеній ты охотникъ, какъ и былъ?

(Открываетъ Гомункула ).

Протей (изумленный).

Ахъ, карликъ крошечный, свѣтящій! Никогда я

Не видывалъ такого!

Ѳалесъ.

Онъ

Совѣта проситъ, въ жизнь совсѣмъ вступить желая;

Преудивительно на свѣтъ онъ порожденъ,

Какъ онъ мнѣ сообщилъ, и вполовину только.

Духовной стороной не слабъ онъ, и нисколько

Не обдѣленъ способностьми, умомъ;

Но плотности въ немъ нѣтъ, онъ весь неосязаемъ.

Покуда вѣсъ его лишь держится стекломъ,

Но воплощенья онъ мечтой одолѣваемъ.

Протей.

И впрямь, дѣвичье ты дитя:

Предсуществуешь ты еще до бытія!

Ѳалесъ (тихо)

Сомнителенъ еще въ одномъ онъ отношеньи:

Гермафродитъ, по моему онъ мнѣнью.

Протей.

А тѣмъ ему вѣрнѣй удачи ожидать,

Какъ ни возмется онъ за дѣло -- сладитъ вскорѣ:

Но нечего намъ долго разсуждать --

Произойти ты долженъ въ дальнемъ морѣ.

Всегда тамъ, съ малаго начнутъ,

И пробавляются малѣйшихъ поглощеньемъ,

И такъ все далѣе, и болѣе растутъ,

И образуются ужь къ высшимъ назначеньямъ.

Гомункулъ.

Какъ воздухъ легокъ здѣсь, какъ зелено, свѣжо!

Какъ нравятся мнѣ эти испаренья.

Протей.

Я вѣрю, милый мальчикъ! Но,

Тамъ далѣе еще привольнѣй ощущенья.

Тамъ, видишь, узкой полосой,

Гдѣ берегъ вдался въ море -- чудно

Вліянье атмосферы той,

И описать его всю прелесть трудно.

Оттуда, видимо для насъ

Все будетъ шествіе; какъ разъ,

Оно плыветъ вблизи. Пойдемъ со мною.

Ѳалесъ.

И я туда-жь, я не оставлю васъ.

Гомункулъ.

О, Духовъ славное хожденіе тройное!

-----

Тельхины Родосскіе *) (на гиппокампахъ и морскихъ драконахъ, съ Нептуновымъ трезубцемъ въ рукахъ).

*)Тельхины -- сыновья Солнца и Минервы, меньшіе братья Вулкана, (Гефеста), первые мореплаватели, обитавшіе нѣкоторое время въ Родоссѣ. Они, также, но преданію, выливали первоначально бронзовыя статуи боговъ.

Хоръ.

Трезубецъ Нептуновъ сработали мы,

Онъ имъ укрощаетъ морскіе валы,

Въ сильнѣйшемъ ихъ яростномъ бѣгѣ, могучій.

Властитель громовъ, разверзаетъ-ли тучи

Полныя грозъ, на грохочущій стонъ

Вмигъ откликается богъ Посейдонъ;

Съ выси-ль блескъ острый сверкаетъ стрѣлою,

Снизу бьетъ пѣной волна за волною.

Межь ними что долго боролось въ тоскѣ,

То все исчезало въ морской глубинѣ;

Такъ нынѣ намъ далъ онъ свой скипетръ достойно.--

Плывемъ съ торжествомъ, и легко и спокойно.

Сирены.

Вамъ поемъ привѣты мы,

Дѣтямъ Геліоса священнымъ,

Дня избранникамъ блаженнымъ,

Въ оживленные часы

Почитанія Луны!

Тельхины.

Богиня любимая! Съ дальняго свода,

Внимаешь съ восторгомъ ты гласу народа

Хвалящаго брата; твой слухъ преклоненъ

Къ Родоссу блаженному, гдѣ возглашенъ

Пэанъ *) во славу ему неумолчный.

Начнетъ-ли дневной свой обходъ онъ урочный,

Кончаетъ-ли путь, озаряетъ своимъ

Насъ окомъ лучистымъ всегда огневымъ.

И берегъ, и городъ, и горы, и волны,

Любимы имъ, свѣтомъ привѣтливымъ полны.

Надъ ними не носится облака, но

Случится-ль когда проскользнетъ и одно --

Довольно луча, дуновенья простого,

И островъ нашъ ясенъ становится снова!

Безсмертный себя созерцаетъ тамъ; онъ

Во множествѣ видовъ изображенъ;

Гигантомъ могучимъ и юношей милымъ,

Онъ кроткій, великій! Духовныя силы,

Мы первые, будто-бы въ плоть облекли,

Въ достойный боговъ образъ сына земли.

*) Гимнъ въ честь побѣды Аполлона надъ змѣемъ Пиѳономъ, заканчивавшійся словами Iò Poean.

Протей.

Оставь хвастливое ихъ пѣнье!

Вѣдь мертвое изображенье

Предъ яснымъ солнечнымъ лучемъ,

Предъ этимъ свѣтомъ животворнымъ,

Бездѣльемъ кажется лишь вздорнымъ.

Слѣпивъ, расплавивши потомъ

Металлъ, изъ бронзы выльютъ что-то,

И мыслятъ, важную работу

Свершили! Что же гордецовъ

Постигло наконецъ? На славу,

Такъ красовались величаво

Изображенія боговъ --

Простое почвы сотрясенье

Ихъ опрокинуло въ мгновенье;

Всѣ въ переплавкѣ ужь давно.

А дѣло всякое земное --

Одна возня, всегда пустое,

Какоебъ ни было оно.

Для жизни нужно влаги моря;

Протей -- Дельфинъ доставитъ вскорѣ

Тебя на лоно вѣчныхъ водъ.

(Онъ преображается ).

Готово! Сядь, плывемъ съ тобою!

Твой съ Океаномъ бракъ устрою;

Тебя тамъ лучшее все ждетъ.

Ѳалесъ.

Держись желанія благаго

Начать свое рожденье снова.

Будь къ быстрымъ дѣйствіямъ готовъ!

Вращаться будешь тамъ, въ мильонахъ

Различныхъ видовъ, все въ законахъ

Тѣхъ неуклонныхъ образцовъ,

Что утвердилися отъ вѣка.

Тебѣ-жь еще до человѣка

Есть много времени, пока

Придетъ урочная пора.

(Гомункулъ помѣщается на спинѣ Протея -- Дельфина)

Протей.

Такъ, отправляемся, безплотный,

Съ тобою вдаль равнины водной!

Жизнь испытаешь тамъ вполнѣ;

Въ длину и въ ширь, кружась но волѣ:

Но къ высшей не стремись ты долѣ!

Разъ человѣкъ -- конецъ тебѣ!

Ѳалесъ.

Придетъ впослѣдствіи, но, все вѣдь, хорошо-же

Свой срокъ прожить и честнымъ мужемъ, тоже.

Протей.

Пожалуй, да, на твой покрой!

На лишній мигъ еще продержится такой;

Прошло ужь сколько поколѣній,

Столѣтій много, а тебя

Еще межь духовъ вижу я,

Средь сонмищъ блѣдныхъ привидѣній.

Сирены (на утесахъ).

Что за пышный кругъ такой

Обвилъ мѣсяцъ облачками?

Горлицъ то любовный рой

Съ свѣтозарными крылами.

Прямо въ Паѳоса, сюда,

Эти страстныя творенья

Прилетѣли. Какъ полна

Радость пира въ заключенье!

Нерей (подступая къ Ѳалесу).

Видя лунное кольцо,

За воздушное явленье

Поздній странникъ-бы его

Принялъ; мнѣніе-жь одно

Наше вѣрно: Это стая

Свѣтозарныхъ голубей

Вьется вкругъ, сопровождая

Поѣздъ дочери моей.

Чудный летъ ихъ, необычный,

Но издревле имъ привычный.

Ѳалесъ.

Въ мирѣ-ль теплаго гнѣзда

Жизнь священная хранится,

То что честнымъ мужемъ чтится,

Лучшимъ я почту всегда.

Псилы и Марсы *)

(на морскихъ быкахъ, тюленяхъ и морскихъ окнахъ).

Въ Кипридиныхъ мы дикихъ гротахъ,

Защищены ихъ глубиной;

Насъ не тревожитъ богъ морской,

Ни Сеизмосъ въ переворотахъ,

И вѣчной атмосферой мы,

Обвѣяны, окружены,

Какъ въ дни глубокой старины.

Въ довольствѣ мирномъ пребывая,

И колесницу охраняя

Киприды, въ ропотѣ ночномъ,

Чрезъ волнъ сквозистое сплетенье,

Для новаго мы поколѣнья

Скользимъ невидимымъ путемъ,

И дочь любезную ведемъ.

Ничто, въ спокойномъ дѣлѣ нашемъ,

Насъ не смутитъ, никто не страшенъ,

Ни левъ крылатый, ни орелъ,

Ни крестъ, ни мѣсяцъ, что-бъ ни жило

Тамъ на верху, чтобъ ни царило,

Другъ съ другомъ кто-бъ борьбу ни велъ,

Другъ -- друга чтобы ни смѣняло,

Жгло-бъ города и жатвы мяло --

Намъ все равно. Несемъ же мы

Царицу милой красоты.

*) Псилы -- баснословное африканское племя, заклинатели змѣй. -- Марсы, также баснословные первобытные обитатели Олипійскихъ горъ, (нижне-Абруццкихъ).

Сирены.

Съ легкой силою движенья,

Со свободной быстротой,

То сплетясь какъ цѣпи звенья,

Колесницы кругъ живой,

То какъ нитью, то рядами,

То завившися змѣями,

Приплывайте ближе вы,

Въ силѣ мощной, Нереиды,

Дикой прелести полны.

Мчитесь нѣжныя Дориды,

Образъ матери своей,

Галатею провожая;

Въ строгомъ ликѣ отражая

Блескъ божественныхъ лучей,

Будто-бы жена земная,

Нравомъ кроткая, она

Привлекательно -- мила.

Дориды

(хоромъ, проплывая передъ Нереемъ, всѣ на дельфинахъ).

О, Луна! Дай тѣни, свѣту,

Ясный блескъ свой удѣли

Этой молодости цвѣту!

Мы супруговъ привели

Предъ родителя, съ мольбою.

(          Нерею).

Погубило-бъ пламя злое

Этихъ милыхъ намъ дѣтей,

Но спасли мы, положили

Ихъ на мохъ, межь камышей,

Въ міръ живущій возвратили;

Пусть, красавцы, горячѣй,

Насъ цѣлуютъ за спасенье;

Брось имъ взглядъ благоволенья!

Нерей.

Благомъ двойнымъ это должно считать --

При милосердьи блаженство вкушать.

Дориды.

Коль одобришь нашу волю,

Въ заслуженной счастья доли

Намъ, отецъ, не откажи,

Ихъ въ безсмертьи сохрани;

Пусть, на груди юной вѣчно

Ихъ лелѣемъ безконечно!

Нерей.

Добычѣ этой, съ торжествомъ,

Повеселитесь, и притомъ,

Вамъ нѣтъ препятствія нимало,

Мужей изъ юношей, пожалуй

Образовать; но Зевсъ одинъ

Въ томъ лишь верховный властелинъ,

Что ваше чувство нынче проситъ.

Качая васъ, колебля носитъ

Переходящая волна,

И постоянно-неизмѣнной,

Любви не можетъ дать она.

Такъ, если вспышкою мгновенной

Вы увлеклись, то поскорѣй,

Сложите на берегъ дѣтей!

Дориды.

Вы намъ такъ милы! но въ печали,

Вамъ шлемъ прощальный взглядъ:

Мы вѣчной вѣрности желали,

Но боги не хотятъ!

Юноши.

О, будьте все такой отрадой,

Вы смѣлымъ морякамъ!

Такъ хорошо, и ввѣкъ не надо

Другаго счастья намъ!

(Галатея приближается на перламутровой раковинѣ).

Нерей.

Ты, дочь любимица!

Галатея.

Счастье! Дельфины,

Стойте! помедлите мигъ хоть единый!

Отецъ! О, твой взоръ меня манитъ, влечетъ!...

Нерей.

И мимо! И плывутъ все далѣ!

Въ движеньи вѣчномъ, съ вихремъ водъ!

Въ томъ дѣла нѣтъ имъ, нѣтъ печали,

Что нашу душу шевелитъ!

Зачѣмъ съ собой меня не взяли!

Но взглядъ за годъ вознаградитъ.

Ѳалесъ.

Слава! о слава! пусть все повторяетъ!

Какъ цвѣтомъ радости духъ мой сіяетъ!

Истиной я оживленъ, красотой!....

Дано все начало водой!!

Все ею зиждется. Вѣчнымъ господствомъ,

Насъ, Океанъ удостой!

Если-бъ озеръ не питалъ многоводство.

Тучъ не скоплялъ ты, въ потокъ не лилась

Силой твоей-бы вся мощь водныхъ массъ,

Рѣкъ не провелъ-бы во всѣ направленья,

Чѣмъ были-бъ горы, поля, все творенье?

И точно, ты свѣту жизнь свѣжую влилъ!

Эхо (хоръ звуковыхъ волнъ).

Источникъ ты свѣжихъ всѣхъ жизненныхъ силъ!

Нерей.

Вотъ плывутъ путемъ обратнымъ,

Колыхаемы волной,

Но ужь взоромъ благодатнымъ

Ей не встрѣтиться со мной!

Заплетясь какъ-бы вѣнками,

По обычью торжества,

Быстро движутся кругами

И мелькаютъ безъ числа.

Но, престолъ изъ перломутра

Галатеи вижу я,

И горитъ звѣздою утра,

Между хоромъ всѣмъ блестя.

Что мы любимъ, то прекрасно

Средь толпы, хоть далеко,

Намъ сверкаетъ искрой ясной,

Вѣчно близко и свѣтло!

Гомункулъ.

Во влагѣ дивной этой,

Куда ни брошу свѣта,

Все вижу красоты.

Протей.

Лишь въ элементѣ этомъ,

Живымъ блистаешь свѣтомъ,

И съ чуднымъ звукомъ ты.

Нерей.

Какая-же тайна свершается снова?

Еще что увидимъ средь хора морскаго?

У ногъ Галатеи, у трона вокругъ

Что тамъ пылаетъ? то вспыхнетъ онъ вдругъ,

То вьется ласкаясь, то тихо чуть блещетъ,

Какъ фибры любви будто бьются, трепещутъ.

Ѳалесъ.

Это Гомункулъ! Онъ здѣсь, обольщенъ

Протеемъ!... Всѣ признаки страстныхъ желаній,

Дерзкихъ, я вижу; среди содроганій,

Слышу его я болѣзненный стонъ;

Будетъ разбитъ о сіяющій тронъ.

Вспыхнулъ, сверкнулъ, расплавляется онъ.

Сирены.

Чѣмъ озарилась вода? Набѣгаютъ

Волны, всѣ въ искрахъ дробясь золотыхъ!

Свѣтитъ, колеблется что-то... Пылаютъ

Тѣла, возгоряся средь ночи -- И вмигъ,

Объято огнемъ, все пространство зардѣлось....

Все это свершивши, да властвуетъ Эросъ. *)

Слава морю и волнамъ,

Чья лазурь съ огнемъ въ смѣшеньи!

Слава пламени, водамъ!

Слава дивному явленью!

*) Фосфорическій свѣтъ волнъ, обусловливаемый свѣченіемъ микроскопическихъ животныхъ во время ихъ усиленной жизнедѣятельности, послужилъ Гете къ образному изображенію стремленія Гомункула вступить въ круговоротъ жизни,

Всѣ.

Слава воздуха теченью!

Глубинамъ съ прохладной тѣнью!

Славу громкую поемъ

Всѣмъ стихіямъ четыремъ!