Изегримъ волкъ говорить сталъ: "Слушайте всѣ, со вниманьемъ!
Рейнеке, мудрый король нашъ, былъ и останется плутомъ;
Онъ и теперь насказалъ вамъ тьму небывальщины всякой,
Чтобъ мой родъ и меня посрамить. Со мною всегда онъ
Такъ поступалъ, а жену мою еще больше позорилъ.
Такъ однажды склонилъ онъ ее пойдти бродомъ по пруду,
Ей обѣщая, что много въ день она рыбы наловитъ;
Стоитъ въ воду ей только хвостъ опустить ненадолго:
И на космы насядетъ столько разнаго сорта
Рыбы, что ей вчетверомъ не съѣсть въ-теченiе сутокъ.
И пошла она въ бродъ и дошла до самой плотины;
Глубже вода тамъ была и тутъ-то совѣтовать началъ
Ей онъ хвостъ опустить. Но къ вечеру стало морозить,
Сдѣлалась стужа такая, что ей не въ мочь приходилось.
Скоро хвостъ ея вовсе примерзъ: шевельнуть не могла имъ,
Думала, рыба насѣла и ей удалась ея ловля.
Рейнеке это замѣтилъ, безсовѣстный воръ, и что дальше
Съ нею онъ сдѣлалъ... о томъ мнѣ совѣстно вамъ и повѣдать:
Было легко ему, плуту, несчастную скоро осилить.
Онъ не уйдетъ отъ меня! Ныньче же это злодѣйство
Будетъ намъ стРить обоимъ, какъ вы насъ видите, жизни.
Онъ отолгаться не можетъ; засталъ его самъ я на дѣлѣ -
Тою дорогой случайно шелъ я тогда и вдругъ слышу,
Бѣдная громко взываетъ о помощи; крѣпко примерзши,
Тамъ на плотинѣ стояла она безъ всякой защиты.
И все это своими глазами я видѣть былъ долженъ!
Самъ я дивлюсь, какъ тогда во мнѣ не лопнуло сердце.
Рейнеке! крикнулъ ему я: что ты здѣсь дѣлаешь? Только
Онъ услышалъ мой голосъ, какъ прыснулъ по улицѣ бѣгомъ.
Я же съ растерзаннымъ сердцемъ, въ водѣ студеной по поясъ,
Зубомъ о зубъ колотя, былъ ледъ обламывать долженъ,
Чтобъ спасти Гиремунду. И тутъ насъ постигло несчастье!
Сильно она порывалась и хвостъ на цѣлую четверть
Оборвала во льду. И вскрикнула, бѣдная, громко,
Стала и выть и вопить; крестьяне ее услыхали,
Всѣ сбѣжались гурьбой и насъ, несчастныхъ, завидя,
Стали скликать всю деревню. Бѣгомъ они по плотинѣ,
Прямо бѣжали съ дрекольемъ, цѣпами и прочимъ оружьемъ,
Съ прялками бабы летѣли съ крикомъ и визгомъ ужаснымъ.
Бейте ихъ! бейте! ловите! другъ другу они всѣ кричали.
Страху такого я въ жизни еще не испытывалъ; то же
И Гиремунда вамъ скажетъ. Съ трудомъ мы ужь какъ-то спаслися
И такъ шибко бѣжали, что шкура на насъ вся дымилась.
Тутъ увязался за нами, махая толстой дубиной,
Долговязый парнище какой-то, на ногу легкiй;
Сталъ въ насъ дубиной кидать и чуть-было насъ не нагналъ онъ.
Еслибъ вдругъ не стемнѣло, мы жизни своей бы лишились.
Тутъ еще вскрикнули бабы, старыя вѣдьмы, что будто
Мы ихъ овецъ потаскали. Имъ страшно хотѣлось поймать насъ.
Брань и ругательства слѣдомъ неслися за нами. Но быстро
Мы къ водѣ повернули и за шлюзами скрылись.
Дальше бѣжать не посмѣли за нами крестьяне: ужь очень
Стало темно на дворѣ, домой они возвратились.
Мы едва убѣжали. Вы видите сами, монархъ нашъ,
Дѣло идетъ о насильи, объ убiйствѣ, измѣнѣ -
Все о такихъ преступленьяхъ, за которыя строго
Взыщете вы, я надѣюсь, съ разбойника Рейнеке-Ли?са."
Выслушавъ жалобу, тотчасъ Нобель-король говорить сталъ:
"Пусть разсудятъ въ судѣ васъ, но пусть же и Рейнеке скажетъ
Что-нибудь въ оправданье свое". И Рейнеке молвилъ:
"Если бы дѣло такъ было, то сталъ бы безчестнымъ я плутомъ;
И сохрани меня небо, когда это все справедливо!
Но не хочу отрекаться, я точно училъ ее рыбной
Ловлѣ, и ей показалъ къ водѣ путь удобнѣйшiй, лучшiй.
Но не успѣла она услышать о легкой добычи,
Какъ куды-зря побѣжала, забывъ мои поученья.
Если примерзъ ея хвостъ, то, видно, въ водѣ она слишкомъ
Долго сидѣла: встань она раньше, много бы рыбы
Вѣрно она наловила, и съ чуднымъ обѣдомъ была бы.
Жадность излишняя вѣчно вредна. Когда привыкаемъ
Къ невоздержности мы, ничѣмъ не бываемъ довольны.
Кто духомъ алчности занятъ, тотъ въ безпрестанныхъ заботахъ
Жизнь проводитъ свою - никто его не насытитъ.
Вотъ, напримѣръ, Гиремунда - позарилась, да и замерзла.
Гдѣ жь благодарность за всѣ мои труды и заботы?
Я ли ей не помогъ? И вотъ мнѣ плата какая!
Я ее вытащить думалъ, всѣ силы свои напрягалъ я,
Но для меня она слишкомъ ужь тяжела, и за этой
Трудной работою насъ засталъ Изегримъ, проходившiй
Вдоль по плотинѣ; увидѣвъ насъ вмѣстѣ обоихъ, онъ тотчасъ
Остановился и сталъ кричать на меня и ругаться.
ДЮ, признаюсь вамъ, тогда я былъ не на шутку испуганъ
Вѣжливымъ тономъ его. Брань изрыгалъ онъ за бранью
На меня и кричалъ въ припадкѣ ужаснаго гнѣва.
Тутъ я подумалъ, не лучше ль, братъ, намъ съ тобой убираться;
Лучше бѣжать..... И умно я сдѣлалъ, затѣмъ, что
Онъ бы меня разорвалъ непремѣнно. Если грызутся
Двѣ собаки за кость - одна бываетъ побита.
Мнѣ самому показалось тогда, что лучше избѣгнуть
Съ волкомъ ссоры и драки и отъ грѣха удалиться.
Былъ онъ всегда кровожаденъ, онъ отпереться не можетъ!
Лучше спросите волчицу; а съ нимъ, со лжецомъ, не хочу я
И говорить понапрасну! Онъ все ругался и злился,
И помогалъ-то женѣ, крича на весь мiръ и ругаясь.
А что крестьяне напали, такъ это къ лучшему было:
Кровь разогрѣлась у нихъ и мерзнуть они перестали.
Что разсуждать по пустому? Не хорошо поступаетъ
Тотъ, кто подобною ложью жену срамитъ не стыдится.
Сами спросите ее, когда бы сказалъ онъ вамъ правду,
Ужь давно бы она сама къ вамъ съ просьбой явилась.
Между-тѣмъ я прошу васъ дать на недѣлю мнѣ сроку,
Чтобъ сговориться съ друзьями, какой мнѣ отвѣтъ приготовить
На показанiя волка, честь сохранивъ и приличье."
Тутъ Гиремунда сказала: "Въ васъ и въ вашихъ поступкахъ
Видны лишь плутни однѣ, буянство, развратъ и безчинство,
Ложь, обманъ и продерзость. Кто вашимъ хитрымъ разсказамъ,
Станетъ вѣрить, навѣрно тотъ вредъ понесетъ иль убытокъ.
Только и знаете вы, что сплетать витьеватыя фразы.
Ихъ я сама испытала недавно еще у колодца.
Двѣ бадьи тамъ висѣли; не знаю, зачѣмъ захотѣлось
Сѣсть вамъ въ одну изъ бадей; ко дну вы тотчасъ опустились
И не могли ужь подняться назадъ и струсили сильно.
Я на ту пору къ колодцу по утру пришла и спросила:
"Какъ вы попали сюда?" И вы мнѣ отвѣтили: "Радъ васъ,
Милая кумушка, видѣть! Пришли вы въ самое время;
Я угостить васъ сбираюсь; влѣзьте въ ведро наверху тамъ:
Вы опуститесь тотчасъ и рыбы въ сласть наѣдитесь."
Дура была я тогда, что тотчасъ на то согласилась;
Вы еще мнѣ побожились, что тамъ обкушались рыбой
И животомъ заболѣли. Повѣрила вамъ я и влѣзла
Кой-какъ въ пустую бадью, и стала я въ ней опускаться,
Вы же въ другой поднимались и мы повстрѣчались другъ съ другомъ.
Чудно мнѣ то показалось и я, дивуясь, спросила:
"Какъ же это, скажите, все происходитъ?" И вы мнѣ
Такъ тогда отвѣчали: "Да такъ, какъ и все здѣсь на свѣтѣ:
Внизъ и вверхъ какъ и съ нами теперь, кума, происходитъ.
Станутъ низко одни, другiе высоко, по праву
И добродѣтели каждаго." Такъ вы сказали и вышли
Изъ бадьи и пустились что было въ васъ мРчи по полю.
Я же въ колодцѣ осталась и въ горѣ и ужасѣ страшномъ,
Въ немъ весь день просидѣла; а сколько побоевъ пришлось мнѣ
Ввечеру испытать, пока я оттуда не вышла!
Тутъ къ колодцу крестьяне пришли и меня увидали.
Грустная, въ немъ я сидѣла и голодъ томить меня началъ.
А мужики говорили: смотрите, въ ведро тамъ забрался
Злѣйшiй нашъ врагъ, что овецъ таскаетъ у насъ безпощадно.
"Ну-ка" одинъ возразилъ: "тащи его поскорѣе,
Я его въ палки прійму, поплатится намъ за овецъ онъ!"
И ужь точно что принялъ меня! Ударъ за ударомъ
Сыпался на спину мнѣ; я отродясь не видала
Дня чернѣй и несчастнѣй - не знаю ужь, кАкъ и спаслась я."
Лисъ отвѣтилъ на это: "Послѣдствiя вы обсудите,
И сознАетесь сами, что были полезны вамъ палки.
Я съ своей стороны, конечно, ихъ избѣгаю;
Дѣло же было такое, что вы ли, я ли, но только
Обойдтись безъ ударовъ мы оба никакъ не могли ужь.
Если вы вникните въ дѣло, то пользу отъищете - вѣрно
Впредь вы не будете такъ легковѣрны. Мiръ полонъ коварства."
"ДЮ" промолвилъ тутъ волкъ: "нужны ли еще подтвержденья?
Кто оскорблялъ меня больше, чѣмъ этотъ гнусный измѣнникъ?
Я и забылъ разсказать вамъ, какъ онъ въ долинахъ саксонскихъ
Съ племенемъ злыхъ обезьянъ стравить меня вздумалъ однажды.
Влѣзть въ пещеру меня онъ тамъ убѣдилъ, хоть заранѣ
Зналъ, что бѣды натерпѣться въ пещерѣ мнѣ вдоволь прійдется.
И не ударься я въ бѣгство, глазъ и ушей я бъ лишился.
Онъ сначала сказалъ мнѣ ласково, будто найду я
Тамъ его милую тётку, жену обезьяны-Мартына;
Но ему стало досадно, что я его козней избѣгнулъ.
Онъ въ такое гнѣздо тогда заманилъ меня злобно,
Что я подумалъ не адъ ли вдругъ подо мною разверзся."
Лисъ въ присутствiи всѣхъ придворныхъ на это отвѣтилъ:
"Волкъ не въ полномъ умѣ, онъ путаться ужь начинаетъ.
Сталъ говорить онъ о тёткѣ, такъ пусть о ней и доскажетъ.
Два съ половиною года тому, какъ въ саксонскiя земли
Онъ вошелъ съ торжествомъ; при немъ я тогда находился,
Вотъ это правда, прочее ложь. То дикiя кошки
Были, не обезьяны, какъ онъ разсказалъ вамъ, а кошки
Тётками мнѣ никогда не бывали. Мартынъ-обезьяна
Съ милой супругой своею сродни мнѣ. Ее своей тёткой,
Дядей его я считаю. Онъ нотарьусъ искусный,
Знаетъ законы и право. О тѣхъ же тваряхъ презрѣнныхъ
Мнѣ въ насмѣшку и въ пику волкъ разсказывать началъ;
Съ ними связей не имѣю и имъ родней не бывалъ я;
Ибо на чорта скорѣе похожи они, чѣмъ на звѣря.
Что жь до того, что старуху предъ нимъ своей тёткой я назвалъ,
То это сдѣлано было мною съ намѣреньемъ добрымъ,
И отъ этого, право, языкъ мой не сдѣлался меньше:
Лишь бы меня угостила она, а тамъ хоть издохни!"
"Вотъ какъ было все дѣло! Съ дороги большой своротивши,
Мы пошли по горамъ и вдругъ набрели на пещеру
Темную, длинную. Волкъ въ то время сдѣлался боленъ,
Какъ и всегда съ нимъ бываетъ, голодомъ. Кто изъ васъ видѣлъ,
Чтобъ когда-нибудь онъ признался, что сытъ и доволенъ?
Я и сказалъ Изегриму: "въ этой пещерѣ довольно
Пищи различной; надѣюсь, что жители намъ не откажутъ
Въ гостепрiимствѣ, и съ нами подѣлятся всѣмъ, чѣмъ богаты."
Изегримъ мнѣ отвѣтилъ: "Я здѣсь подъ деревомъ, дядя,
Васъ обожду; вы искуснѣй, чѣмъ я, познакомитесь съ ними.
Если же кушанье будетъ вамъ подано, знакъ мнѣ подайте!"
Такъ-то думалъ хитрецъ на мнѣ сперва убѣдиться,
Нѣтъ ли опасности тамъ. Подумавъ немного, пошелъ я
Прямо въ пещеру; скажу откровенно, я не безъ страха
Въ длинный и сумрачный ходъ сталъ спускаться: онъ мнѣ безконечнымъ,
Право, тогда показался. А что я въ пещерѣ увидѣлъ -
Нѣтъ! подобнаго страха ни за какiя богатства
Я бъ не хотѣлъ испытать въ жизни своей во второй разъ!
Что за гнѣздо отвратительныхъ харь, огромныхъ и малыхъ!
А какъ на матку взглянулъ, такъ вспомнилъ невольно о чортѣ.
Страшная морда и пасть и бѣлые, длинные зубы,
Острые когти на лапахъ, а сзади предлинный хвостище!
Въ жизнь свою не видалъ я такихъ ужасныхъ созданiй!
Черныя дѣти престранно глядѣли, на корточкахъ сидя.
Какъ чертенята какiе. Злобно матка взглянула
Прямо въ глаза мнѣ. Жалѣлъ я, что къ нимъ такъ попался, да поздно!
Ростомъ крупнѣй Изегрима матка была, а ребята,
Право, будутъ съ него. И всѣ они съ маткой сидѣли
На полусгнившей соломѣ, и были по самыя уши
Грязью присохшей покрыты и запахъ смердящiй и острый,
Хуже адской смолы, ихъ окружалъ постоянно.
Правду сказать вамъ, такъ я струхнулъ не на шутку: ихъ было
Цѣлая куча, а я стоялъ одинокiй предъ ними.
Начали страшныя хари строить они. Я подумалъ,
Да и рѣшился съ ужасной хозяйкой вступить въ разговоры:
Вѣжливо ей поклонился - противъ воли, конечно -
И любезничать сталъ со старухой. Тётенькой милой
Началъ ее величать, дѣтей же братцами звалъ я,
И вообще не скупился я на слова и на ласки:
"Тётенька, долгiя лѣта судьба ниспошли вамъ въ сей жизни!
Это ваши малютки? И нХчего спрашивать; видно
Это по сходству! какiе живые, веселые, право!
Ишь милашки какiе! подумаешь, царскiя дѣтки.
О, да будете вы благословенны, что родъ нашъ
Вамъ довелося умножить такимъ знаменитымъ потомствомъ.
Я за счастье считаю имѣть такихъ милыхъ, прекрасныхъ
Братьевъ; въ случаѣ нужды родня великое дѣло!"
"Много почету тогда я ей оказалъ, хотя въ мысляхъ
Думалъ совсѣмъ о противномъ; матка на это мнѣ тѣмъ же
Отвѣчала, звалЮ меня дядей и видъ показала,
Будто не только знакома со мною, но даже сродни мнѣ.
Дура лгала: никогда она мнѣ родной не бывала,
Хоть тогда я и радъ былъ ея величать своей тёткой.
Между-тѣмъ я потѣлъ со страха и ужаса; впрочемъ
Кротко она мнѣ сказала: "Рейнеке, добрый родной нашъ,
Милости просимъ; вамъ рада сердечно! КЮкъ ваше здоровье?
Много меня обязали, насъ посѣтивъ. Вы малютокъ
Будете впредь у меня учить благороднымъ манерамъ,
Чтобы могли они въ свѣтѣ современемъ вѣсу добиться."
Вотъ что сказала она, и это мнѣ стоило, право,
Очень-немногаго: тёткой назвать ее, нѣсколько правды
Поурѣзать предъ нею. И все мнѣ хотѣлось на волю.
Но она не пускала меня и такъ мнѣ сказала:
"Нѣтъ, ужь позвольте мнѣ васъ поподчивать чѣмъ-нибудь, дядя!
Подождите немножко, откушайте хлѣба и соли."
И нанесла она мнѣ довольно кушеньевъ разныхъ;
Ихъ и назвать не съумѣю; я былъ удивленъ, признаюсь вамъ,
Тѣмъ, что умѣла дойдти она до всего. Разной рыбы,
Чудно сготовленной дичи было довольно, и ѣлъ я
Тогда съ большимъ аппетитомъ: все вкусно такъ мнѣ показалось.
А когда я наѣлся, она мнѣ еще на дорогу
Много дичи всучила, чтобъ снесъ я въ гостинецъ домашнимъ.
Я же прощаться съ ней сталъ и вѣжливо ей поклонился.
"Рейнеке", матка сказала: "прошу навѣщать меня чаще."
Радъ былъ я все обѣщать ей, только бъ уйдти поскорѣе.
Тамъ для носа и глазъ было совсѣмъ-нестерпимо,
Я чуть не умеръ отъ смраду: скорѣе уйдти постарался,
Мигомъ ходъ пробѣжалъ и къ дереву быстро пустился.
Изегримъ лежа тамъ охалъ. - "Ну, кЮкъ вамъ можется, дядя?"
Я спросилъ у него. "Плохо" мнѣ онъ отвѣтилъ:
"Съ голоду я умираю". И сжалился я надъ несчастнымъ,
Далъ ему дичи кусокъ. Онъ съѣлъ его съ жадностью страшной,
Много былъ мнѣ благодаренъ, - не бойсь, и это забылъ онъ!
Кончивъ обѣдъ свой, онъ молвилъ: "Скажите, кто же живетъ тамъ,
Въ этой пещерѣ? КЮкъ вы тамъ приняты были, племянникъ?
Хорошо, или дурно?" - Я всю разсказалъ ему правду,
Что это злое гнѣздо, что кушанiй разныхъ тамъ много -
Ну, и все попорядку; что если поѣсть онъ желаетъ,
Пусть идетъ смѣло туда, но только онъ долженъ стараться
Правду держать за зубами: она тамъ совсѣмъ не у мѣста.
"Если хотите успѣха, скупитесь только на правду!"
Вслѣдъ ему крикнулъ еще я: у кого постоянно
Правда вертится во рту, тотъ терпитъ одно лишь гоненье,
Всюду обходятъ его, другихъ же вездѣ приглашаютъ.
Такъ его научалъ я: что бы тамъ ни нашелъ онъ,
Долженъ лишь тР говорить, чтС всякому слушать прiятно -
Только тогда онъ и будетъ ласково принятъ хозяйкой.
Вотъ, государь, что ему сказалъ я, его отпуская.
Онъ меня не послушалъ, и если имѣлъ непрiятность,
Самъ на себя пусть пѣняетъ - была его добрая воля.
Волосъ-то сѣдъ у него на затылкѣ, да мудрости только
Видно немного подъ нимъ. Подобный народецъ не знаетъ
Толка ни въ рѣчи прiятной, ни въ хитрости тонкой. Для этихъ
Грубыхъ натуръ непонятна цѣна всей мудрости въ жизни.
Я не даромъ ему наказывалъ правды беречься;
"Знаю я самъ всѣ приличья!" онъ грубо на то отвѣчалъ мнѣ,
Самъ направляясь къ пещерѣ. Впередъ ему же наука!
Тамъ въ глубинѣ возсѣдала старая матка; онъ думалъ,
Дьявола встрѣтилъ! а тутъ еще дѣтки! И ну онъ горланить:
"Что за страшные звѣри! что за уроды такiе!
ЧтС, это ваше отродье? Да это чортово племя!
Лучше ужь вы утопите его поскорѣе, чтобъ только
Не плодить на землѣ такой нестерпимой породы!
Будь мои это дѣти, я бы сейчасъ удавилъ ихъ.
СтРитъ только въ болото ихъ снесть, отвратительныхъ тварей,
За молодыхъ дьяволятъ ихъ пріймутъ всѣ звѣри навѣрно!"
"Скороговоркой и гнѣвно матка ему возразила:
"Лѣшiе что ль занесли васъ? Кто васъ просилъ приходить къ намъ,
Насъ ругать и позорить? И чтС до дѣтей вамъ за дѣло?
Ну, и дурны, да не ваши! Сейчасъ только съ нами простился
Рейнеке-Ли?съ, мужь разумный; онъ лучше толкъ въ этомъ знаетъ.
Дѣти мои, увѣрялъ онъ, всѣ умны и прекрасны,
И благонравны и смирны; за честь онъ себѣ поставляетъ
Ихъ родными считать. Все это онъ съ часъ тому только
Всѣмъ намъ здѣсь говорилъ. Если же вамъ мои дѣти
Не по нраву пришлись, никто сюда не просилъ васъ.
И зачѣмъ вы пришли? Что здѣсь вы забыли такое?"
Онъ же не медля ни мало ѣсть попросилъ и примолвилъ:
"Ну, выноси мнѣ скорѣе, иль самъ помогать тебѣ стану!
ЧтС тутъ болтать попустому?" сказалъ и началъ самъ шарить,
И насильно хотѣлъ въ ея кладовыя забраться;
Но поплатился за это! Она на него наскочила,
Стала кусать и царапать и рвать его шкуру когтями,
И отдѣлала страшно, все тѣло ему искусала.
Дѣти отъ ней не отстали и тоже его теребили.
Тутъ онъ съ кровавою мордой началъ выть что есть мСчи,
Пересталъ защищаться и въ бѣгство отъ нихъ обратился.
Весь искусанный, прямо бѣжалъ онъ ко мнѣ и висѣла
Шкура кусками на немъ, ухо разгрызено было,
Кровью носъ истекалъ и раны на тѣлѣ зiяли.
Я его спрашивать началъ: "вы вѣрно ей рѣзали правду?"
Онъ же мнѣ отвѣчалъ: "Какъ видѣлъ, такъ и сказалъ ей.
Старая вѣдьма всего меня изувѣчила; право,
Мнѣ бы хотѣлось сойдтись съ ней на мѣстѣ открытомъ, она бы
Дорого мнѣ поплатилась! КАкъ вамъ это кажется, дядя?
Вы видали ль когда такихъ ужасныхъ уродовъ,
КАкъ ея гадкiя дѣти? Только сказалъ я ей это,
Какъ и пошла переборка. Мнѣ плохо у ней приходилось."
"Что вы? въ умѣ ли?" ему я отвѣтилъ: "такiе ль совѣты
Вамъ я давалъ передъ этимъ? Здравствуйте, тётенька (вамъ бы
Должно было сказать ей), все ли вы въ добромъ здоровьѣ?
Ваши милыя дѣтки здоровы ль? Несказанно радъ я,
Что племянниковъ милыхъ мнѣ удалося увидѣть."
Но Изегримъ мнѣ на это промолвилъ: "Чтобъ старую вѣдьму
Тёткой я назвалъ? ея отродье считать сталъ роднею?
Чортъ бы ихъ побралъ совсѣмъ! Страшна мнѣ такая роденька!
Экiя хари какiя! я больше ужь ихъ не увижу."
Вотъ почему онъ и принятъ былъ ими такъ дурно. Теперь же
Вы, государь, разсудите: правъ ли онъ, утверждая,
Будто ему измѣнилъ я! Пусть самъ онъ признается, такъ ли
Было все дѣло, какъ вамъ теперь о немъ разсказалъ я.
Волкъ рѣшительнымъ тономъ на это отвѣтилъ: "Словами
Намъ никогда не окончить нашего спора. И что тутъ
Дольше напрасно браниться? Право останется правомъ!
И за кѣмъ оно будетъ, конецъ это лучше покажетъ,
А до-тѣхъ-поръ, пожалуй, пусть будетъ оно хоть за вами!
Лучше сразимся другъ съ другомъ, тогда все выйдетъ наружу.
Мастеръ вы говорить, вы живо теперь описали,
Какъ я тогда голодалъ и какъ вы меня накормили
Передъ пещерой. Я что-то, право, объ этомъ не помню!
Кость одну вы тогда ко мнѣ принесли; вѣроятно,
Мясо вы скушали сами. Вы, что ни слово, смѣетесь
Надо мною нахально и честь мою съ дерзостью явной
Стали теперь задѣвать. Вы отвратительной ложью
Оклеветали меня, что будто я въ зломъ заговорѣ
Былъ противъ царскаго дома замѣшанъ, что будто хотѣлъ я
Жизни лишить короля. А вы, между-тѣмъ, насказали
Всякаго вздора ему о кладѣ какомъ-то: трудненько
Будетъ вамъ кладъ отъискать! Съ женой моей срамно, безчестно
Вы поступили, и мнѣ за это отвѣтите жизнью.
Вотъ въ какихъ преступленьяхъ я васъ обвиняю предъ всѣми!
Я сражаться хочу за нихъ и еще повторю вамъ:
Вы убiйца, измѣнникъ и воръ; и мы будемъ сражаться
Съ вами на смерть, а теперь пусть кончатся брань и всѣ споры.
Я вамъ перчатку бросаю, какъ всякiй истецъ благородный;
Пусть остается она у васъ подъ залогомъ; увидимся скоро.
Самъ король мнѣ внимаетъ и всѣ чины королевства!
Я надѣюсь, они всѣ присутствовать будутъ при нашей
Праведной битвѣ. А вы не въ правѣ теперь отлучаться
До окончанiя дѣла: скоро все выйдетъ наружу!"
Рейнеке сталъ размышлять: дѣло идетъ тутъ о жизни!
Онъ великъ, а я малъ и если мнѣ не удастся,
Вся моя хитрость и ложь немного мнѣ сдѣлали пользы.
Но подождемъ, да посмотримъ. Выгода, право, едва-ли
Не на моей сторонѣ; когтей-то на лапахъ переднихъ
Нѣтъ у него! и когда дуракъ не измѣнитъ рѣшенья,
Пусть въ дуракахъ остается, коль хочетъ, во что бы ни стало.
Волку Рейнеке молвилъ: "Не вы ли сами ужь полно,
Изегримъ, воръ и измѣнникъ? все, что вы ни сказали,
Всѣ преступленья, въ какiя меня вы запутать хотѣли,
Все это сущая ложь. Вы биться хотите со мною?
Пусть по вашему будетъ, въ борьбу вступить съ вами рискну я.
Я давно ужь желаю того! Вотъ моя вамъ перчатка."
И король принялъ залоги; смѣло ему они оба
Подали ихъ. И онъ имъ промолвилъ: "Вы мнѣ представьте
Оба заложниковъ вѣрныхъ, что завтра вы явитесь къ битвѣ;
Я нахожу ваше дѣло страшно запутаннымъ, сложнымъ;
Кто васъ пойметъ? кто васъ знаетъ, чего вы оба хотите?"
Волкъ кота и медвѣдя въ заложники тотчасъ поставилъ,
Брауна съ Гинце; за Ли'са также собой поручились
Монке, двоюродный братъ, сынъ Мартына, да Гримбартъ.
"Рейнеке", тихо сказала Ли'су супруга Мартына,
"Будьте спокойны, смотрите, и бодрости вы не теряйте!
Мужъ мой, вашъ дядя почтенный, что въ Римѣ теперь проживаетъ,
Разъ одному заговору меня научилъ; заговоръ же
Этотъ найденъ былъ аббатомъ Глотаемъ и мужу имъ отданъ,
За одно одолженье; онъ на бумажкѣ написанъ
И, какъ аббатъ увѣряетъ, въ сраженьяхъ полезенъ мужчинамъ.
Только его на-тощакъ по утру прочитывать должно
И на весь день отъ нужды и бѣдствiй будешь избавленъ,
Будешь отъ смерти и боли и всякихъ ранъ охраняемъ.
Такъ успокойтесь, племянникъ; чѣмъ-свѣтъ его завтра поутру
Я надъ вами прочту и бодро вы выйдете въ битву."
- "Милая тётушка," ей Лисъ отвѣтилъ: "отъ чистаго сердца
Я вамъ за то благодаренъ и вашихъ услугъ не забуду.
Но всего больше помочь мнѣ можетъ мой искъ справедливый
Въ этомъ дѣлѣ, во-первыхъ, а тамъ ужь умѣнье и ловкость." -
Ли'са друзья провели съ нимъ всю ночь и его веселили
Какъ могли разговоромъ веселымъ. Но Рюкенау
Пуще всѣхъ суетилась и на-скоро Ли'су велѣла
Межъ головой и хвостомъ, желудкомъ и грудью обриться,
И всего его жиромъ и масломъ умащивать стала.
Рейнеке послѣ того въ себѣ почувствовалъ легкость,
Крѣпость и силу въ ногахъ и всѣмъ молодцомъ показался.
Сверхъ-того, стала она ему говорить: "Хорошенько
Вы обсудите теперь, что вамъ предстоитъ, и совѣтамъ
Умныхъ друзей вы внемлите; вамъ это, повѣрьте, поможетъ.
Пейте больше воды, а завтра, когда въ кругъ войдете,
Вы изловчитесь и хвостъ своею водой помочите,
И врага постарайтесь имъ хорошенько потрафить;
Еслибъ вамъ удалось попасть ему въ самыя очи,
Было бы лучше всего - тотчасъ бы ослѣпъ онъ, проклятый.
Вамъ это на руку будетъ, ему же ужасной помѣхой.
Также съ начала не худо бъ прикинуться вамъ боязливымъ
И отъ него противъ вѣтра искусно удариться въ бѣгство.
Онъ рванется за вами, а вы ему пыли побольше!
Такъ-таки прямо въ глаза ему и пылите и острой
Нечистью вмѣстѣ съ пескомъ его ослѣпить постарайтесь.
Прыгните тутъ къ сторонѣ и зорко за нимъ примѣчайте:
Станетъ глаза вытирать онъ - вы снова острой водою
Прысните въ очи ему, чтобъ онъ ослѣпъ совершенно,
Чтобъ ничего ужь не видѣлъ, и будетъ побѣда за вами.
А теперь вы усните, племянникъ; мы васъ ужь разбудимъ,
Какъ настанетъ пора. Но, впрочемъ, сейчасъ же надъ вами
Я прочту заговоръ свой, чтобъ онъ подкрѣпилъ васъ заранѣ."
И на голову руки ему положивши, сказала:
" Некрестъ негибуаль гейдъ сумъ намтефликъ днудка мой тедаусъ!
Ну, вы теперь спасены, теперь совсѣмъ успокойтесь!"
То же за ней повторилъ и Гримбартъ благоразумный.
И потомъ уложили Рейнеке спать, и проспалъ онъ
Очень-спокойно до утра. Солнце давно ужь всходило...
Гримбартъ и выдра пришли будить проспавшаго дядю.
Поздоровались съ нимъ и сказали: "ну, приготовьтесь!"
Выдра гдѣ-то утенка добыла ему и сказала:
"Кушайте; много прыжковъ утёнокъ мнѣ стоитъ: его я
У плотины поймала; кушайте, милый мой братецъ."
"О, это славный задатокъ!" Рейнеке весело молвилъ:
"Этимъ не брезгаю я. Богъ да воздастъ вамъ, племянникъ,
Что вы меня не забыли!" Онъ кушалъ съ большимъ аппетитомъ,
Въ мѣру водицы испилъ и гордо съ своими родными
Въ кругъ вошелъ на песчаной равнинѣ, гдѣ долженъ былъ биться.