Гримбартъ и Рейнеке вмѣстѣ шли по широкому полю,
Путь къ королевскому зАмку прямо держали. И молвилъ
Рейнеке Гримбарту: "Ну, судьба, вывози! но на сей разъ
Мнѣ сдается, что путь мой будетъ благополученъ.
Милый племянникъ, ужь снова духовнымъ отцомъ моимъ будьте!
Много съ-тѣхъ-поръ, какъ предъ вами я исповѣдался, много
Новыхъ грѣховъ накопилось на мнѣ многогрѣшномъ; услышьте
Исповѣдь всѣхъ великихъ и малыхъ, новыхъ и старыхъ.
"У медвѣдя изъ шкуры былъ вырѣзанъ мнѣ на котомку
Кожи добрый кусокъ: должны были волкъ и волчица
Мнѣ уступить по парѣ сапогъ; все это изъ мести
Я учинилъ. Я грубою ложью гнѣвъ королевскiй
Не устыдился разжечь и низко царя обманулъ я:
Сплелъ ему цѣлую басню о заговорѣ и кладѣ.
Мало того, я Зайца-Косаго безщадно зарѣзалъ,
Я Беллину всучилъ главу мертвеца; и ужасно
Принялъ король это къ сердцу, и бѣдный Беллинъ поплатился.
Также и кролика я схватилъ такъ сильно за шею,
Что чуть-чуть онъ не умеръ, и злился я, что ушелъ онъ.
Долженъ я тоже признаться, что правъ въ своей жалобѣ воронъ:
Съѣлъ я жену у него. Вотъ все, въ чемъ я грѣшенъ съ-тѣхъ-поръ, какъ
Исповѣдался вамъ; но плутню одну позабылъ я
Вамъ тогда сообщить; теперь ужь ее разскажу вамъ;
Долженъ ее вамъ повѣдать за тѣмъ, что я не желалъ бы
Грѣхъ подобный на сердцѣ дольше носить; все тогда я
На спину волку взвалилъ. Ну, слушайте: шли мы разъ вмѣстѣ
Черезъ Какисъ и Эльвердингенъ, и тамъ увидали
Съ жеребенкомъ кобылу и тотъ и другая, какъ воронъ,
Были черны. Жеребенку вѣрныхъ пять мѣсяцевъ было;
Голодъ томилъ Изегрима и сталъ ко мнѣ приставать онъ:
Дядя, спросите кобылу, не продастъ ли она намъ
Своего жеребенка? и сколько онъ стРитъ? И вотъ я
Къ ней подошелъ: "Госпожа кобыла, ей говорю я:
"Вашъ жеребенокъ, смѣю спросить? не угодноль вамъ будетъ
Намъ жеребенка продать? а мы бы купили." - "А если
Не поскупитесь" кобыла сказала: "продамъ я, пожалуй;
Крайнюю цѣну сказать вамъ? - извольте! ее вы прочтете;
Вотъ на заднемъ копытѣ она и написана." Понялъ
Тотчасъ я штуку и молвилъ: "Долгомъ считаю сознаться,
Грамота мнѣ не далася, сколько я ей ни учился.
Да и сына торгую у васъ не для собственной нужды:
Вотъ Изегриму угодно знать этР; меня и послалъ онъ."
"Пусть и прiйдетъ самъ" сказала она: "тогда и узнаетъ".
Я подошелъ къ Изегриму и такъ ему говорить сталъ:
"Если свой голодъ хотите вы утолить, такъ ступайте;
Жеребенка кобыла готова продать вамъ; цѣна же
У нея на копытѣ, сказала, написана, заднемъ.
Мнѣ и прочесть предлагала, да я, къ-сожалѣнью, теряю
Много тѣмъ, что не знаю грамотѣ. Ужь потрудитесь
Сами прочесть о цѣнѣ, авось кое-что разберете".
"КЮкъ не прочесть!" отвѣтилъ мнѣ волкъ: "великая мудрость!
Я по-латинѣ, я по-нѣмецки, по-итальянски
И по-французски умѣю: не даромъ я въ эрфуртской школѣ
У мудрецовъ и ученыхъ лекцiи слушалъ, не даромъ
Диспуты съ профессорами держалъ тамъ; лиценцiи также
Всѣ получилъ я формально, и всѣ скриптуры читаю
Также легко, какъ фамилью свою. Отъ-чего не прочесть мнѣ?
Ждите жь меня здѣсь, а я схожу и у ней почитаю."
И подошелъ онъ къ кобылѣ и молвилъ: "Что просишь за сына?
Мнѣ ты уступишь!" Она ему отвѣчала: "Вы цѣну
Можете сами прочесть: написана вотъ на копытѣ".
- "А покажи-ка!" волкъ возразилъ. - "Гляди, коли хочешь",
Молвила съ сердцемъ она, поднявъ изъ травы свою ногу;
Шесть гвоздей на подковѣ желѣзной при солнцѣ блистали;
Метко и быстро она лягнула ногою и волку
Въ лобъ потрафила прямо; онъ такъ и грохнулся нЮ-земь
И какъ убитый лежалъ. Она же со всѣхъ ногъ пустилась
Дальше отъ насъ и исчезла. И долго безъ чувствъ пролежалъ онъ,
Будетъ съ часъ коль не больше; очнувшись же, взвылъ, какъ собака.
Я сторонкой къ нему зашелъ и промолвилъ: "Ну, дядя,
Гдѣ же кобыла? Вкусенъ ли былъ жеребенокъ? Вы сами
Славно поѣли, не бось, - зачѣмъ же меня позабыли?
Несправедливы вы, дядя; вѣдь я торговалъ жеребенка!
Послѣ обѣда соснули часочекъ? А ну-ка, скажите,
Что подъ ногой у ней было написано, мужъ вы ученый?"
"Охъ!" отвѣчалъ онъ: "не смѣйтесь! Въ какой просакъ черезъ васъ я
Ныньче попался! Вы просто, Богъ съ вами, безчувственнѣй камня;
Длинноногая лошадь! Чортъ побери ея душу!
Вѣдь съ подковой нога-то была - какого тутъ дьявола надпись!
Новые гвозди! шесть ранъ на лбу у меня, посмотрите!"
"Чуть въ живыхъ онъ остался. Вотъ все, любезный племянникъ,
Я теперь исповѣдалъ предъ вами! Простите меня вы!
Плохо прiйдется, я знаю, мнѣ при дворѣ, за то совѣсть,
Будетъ чиста у меня и грѣхъ меня гнесть перестанетъ.
Молвите жь мнѣ, что мнѣ дѣлать, чтобъ получить отпущенье?"
Гримбартъ ему отвѣчалъ: "Опять грѣховъ у васъ много.
Но мертвецы не воскреснутъ; конечно, лучше бы было,
Еслибъ они еще жили. И потому въ уваженье
Страшной минуты и близкой смерти, надъ вами висящей,
Я, какъ церкви служитель, грѣхи отпустить вамъ рѣшаюсь:
ДЮ, при дворѣ на васъ страшно озлоблены всѣ; и за васъ я
Сильно боюсь; особливо за голову зайца съ васъ взъищутъ!
Дерзко тогда съ королемъ вы поступили, признайтесь,
Вамъ повредитъ это больше, повѣрьте, чѣмъ вы полагали."
"Ни на волосъ!" отвѣтилъ шельмецъ: "и сказать ли вамъ, дядя,
Въ свѣтѣ пробиться умѣть чего-нибудь стРитъ; нельзя же,
Сами вы знаете, святость въ немъ соблюдать, будто въ келльѣ.
Медомъ торгуешь, такъ пальцы себѣ кой-когда и оближешь.
Заяцъ меня раздражилъ, сталъ у меня предъ глазами
Прыгать туда и сюда; понравилось жирное тѣло
Мнѣ его очень, и я любовь отложилъ по неволѣ.
Вотъ и Беллину надѣлалъ я непрiятностей. Если
Вредъ на ихъ сторонѣ, то грѣхъ на моей точно также.
Да и они-то такiе грубые, право; въ поступкахъ
Неотесаны, глупы. Еще церемониться съ ними?
Многаго вы захотѣли. Я съ опасностью жизни
Кой-какъ отъ смерти ушелъ и ихъ то тому, то другому
Началъ еще поучать, да въ прокъ не пошло имъ ученье.
Правда, ближняго всякiй обязанъ любить, я согласенъ;
Только ихъ уважать я не могъ; да что толковать тутъ,
Не воскресить мертвецовъ намъ, сами вы это сказали...
Поговоримъ о другомъ; трудное время настало!
Выше-то какъ поступаютъ? Только нельзя говорить-то;
Видѣть всѣ мы здѣсь видимъ, да въ-тихомолку смекаемъ (*).
(*) Въ этой длинной тирадѣ видно страшное озлобленіе Ли¢са на несправедливости того вѣка; въ особенности негодуетъ онъ на католическое духовенство, которое въ то время, какъ извѣстно изъ исторіи, открыто предавалось всевозможнымъ порокамъ.
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
Сунься-ка съ жалобой тутъ! Да лучше начать ловить воздухъ!
Время даромъ уйдетъ, подумаешь, да и займешься
Чѣмъ-нибудь прибыльнымъ, новымъ. Что было, того не воротишь,
Что у тебя возьметъ сильный - тР и пиши ужь пропало.
Жалобъ и слушать не станутъ, только, какъ хрѣнъ, надоѣшь имъ.
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
Многимъ сядетъ на шею, что Изегримъ вмѣстѣ съ медвѣдемъ
Снова въ совѣтъ затесались. Крадутъ они безпощадно;
Любитъ левъ ихъ, и всякiй смотритъ на это безмолвно:
Думаетъ, самъ попадетъ когда-нибудь въ очередь. Больше
Четырехъ ихъ сидитъ тамъ по правую царскую руку,
Милостью взъисканныхъ, знатныхъ, великихъ по чину и званью.
А промысли цыпленка какой-нибудь Рейнеке бѣдный,
Всѣ на него такъ и лѣзутъ гурьбою, гонятъ и ловятъ
И на казнь громогласно въ голосъ одинъ осуждаютъ.
Такъ-то мелкихъ воришекъ и вѣшаютъ, чтобы у сильныхъ
Было побольше добра, побольше и зЮмковъ и бурговъ.
Видите, дядя, какъ станешь думать объ этомъ и въ жизнь-то
Всмотришься ближе, такъ самъ туда же за ними полѣзешь,
Да разсуждать еще станешь: стало, такъ быть тому должно;
Всѣ вѣдь такъ дѣлаютъ! Правда, и совѣсть тогда шевелится,
Кажетъ мнѣ вдалекѣ и Божiй гнѣвъ и судъ страшный,
И о смерти напомнитъ. Добро, добытое корыстью,
КАкъ бы ни было мало, должно возвратиться по праву.
Тутъ и раскаянье въ сердцѣ почувствуешь, да не надолго.
И что проку быть лучшимъ, когда въ наше трудное время
Лучшiе вмѣстѣ со всѣми на зубъ попадаютъ народу.
Всѣхъ-то толпа пересудитъ, никто отъ нея не уходитъ,
Каждаго рядитъ она, на всѣхъ небывальщину взводитъ.
Мало въ народѣ добра, и только немногiе стоютъ
Добрыхъ, правдивыхъ господъ. А въ пѣсняхъ и толкахъ народныхъ
Только и слышишь про злое, хоть знаютъ въ народѣ про многихъ
Знатныхъ и мелкихъ господъ довольно и добраго - только
О добрѣ-то молчатъ и рѣдко о немъ вспоминаютъ.
Что жь всего хуже по мнѣ, такъ это та вредная похоть
Мелкой, заблудшейся страсти, что всѣми теперь овладѣла:
Каждый подъ чарами воли нетрезвой только и мыслитъ,
КАкъ бы свѣтъ въ свои руки загресть, судить и рядить въ немъ.
Нѣтъ - чтобъ жену и дѣтей въ порядкѣ держать, свою челядь
Грубую, злую обуздать; нѣтъ - чтобъ себѣ въ тихомолку,
Коль мотаютъ глупцы, вкушать плодъ умѣренной жизни.
КЮкъ же послѣ того улучшиться мiру? Вѣдь каждый
Все позволяетъ себѣ, насильно хочетъ быть первымъ.
Такъ-то глубже и глубже въ тяжкое зло мы впадаемъ.
Ложь, обманъ, и измѣна, и кража, и лживыя клятвы.
Низость, грабежъ и разбой - объ этомъ только и слышишь.
Лже-пророки и плуты жестоко людей надуваютъ.
Всѣ живутъ какъ попало! а станешь по дружбѣ пенять имъ,
Слушаютъ съ полу-улыбкой и отвѣчаютъ: эхъ, еслибъ
Грѣхъ былъ великъ и тяжелъ, какъ намъ проповѣдуютъ часто,
Первые патеры стали бъ его избѣгать и страшиться.
Такъ вотъ примѣромъ дурнымъ они себя извиняютъ,
Какъ обезьяны живутъ, но тѣ ужь такими родились
И потому лишь страдаютъ, что размышлять не умѣютъ.
"Правда, особамъ духовнымъ должно бы вести себя лучше!
Многое было бъ не худо имъ дѣлать и скрытно и тайно:
Но они не щадятъ насъ свѣтскихъ, у насъ предъ глазами
Дѣлаютъ что захотятъ, какъ будто мы всѣ ужь ослѣпли...
Нѣтъ, не ослѣпли и видимъ, что имъ, какъ и грѣшникамъ свѣтскимъ
Не по нраву ужь больше обѣты, посты и молитвы.
"Вотъ хоть за Альпами, каждый патеръ любовницу держитъ:
Также и въ нашихъ мѣстахъ такихъ найдется не мало.
Какъ у прочихъ женатыхъ людей, у нихъ дѣти родятся;
Ихъ обезпечить они, конечно, желаютъ и часто
Ихъ на высокую степень богатства и власти возводятъ.
Что жь? они помнятъ о томъ, откуда и какъ они вышли?
Нѣтъ! они всѣмъ дорогу перебиваютъ и гордо
И съ-высока на всѣхъ смотрятъ, какъ-будто они и Богъ-знаетъ
Роду какого, и мыслятъ, что правы они да и только.
Прежде выскочекъ этихъ не такъ уважали; теперь же
Въ бары попали они. Конечно, все дѣлаютъ деньги.
Рѣдко земли встрѣчаешь, гдѣ бы процентовъ и пошлинъ
Не возвышали аббаты, и селъ не брали на откупъ.
Свѣтъ вверхъ дномъ они ставятъ, и учится злу прихожанинъ:
Всякiй, на патера глядя, грѣха и самъ не боится,
И слѣпецъ отъ добра другаго слѣпца лишь отводитъ.
Да и кто бы замѣтилъ теперь добродѣтели мирныхъ,
Благочестивыхъ отцовъ и то, какъ добрымъ примѣромъ
Зиждутъ церковь святую они? Кто живетъ по писанью?
Только въ порокахъ и злѣ коснѣютъ всѣ больше и больше.
Вотъ каковъ нашъ народъ, такъ кАкъ же тутъ исправляться?
"Слушайте дальше. Еще бѣды никакой я не вижу,
Если кто незаконно родился - чѣмъ виноватъ онъ?
Я это такъ говорю, меня вы поймите. И если
Онъ смиряется только, гордымъ своимъ обращеньемъ
Не раздражаетъ другихъ, то это ему пропускаютъ.
Было бы даже грѣшно надъ этимъ глумиться. Рожденье
Намъ не даетъ благородства и насъ позорить не можетъ.
Лишь добродѣтель съ порокомъ людей отличать въ состояньи.
Мудрыхъ и истинно-добрыхъ священниковъ всѣ почитаютъ,
Злые, однако, всегда дурной примѣръ подаютъ всѣмъ.
Сколько съ каsедры онъ о жизни святой ни толкуй намъ,
А прихожане все скажутъ: онъ о добрѣ говоритъ намъ,
Самъ же злое творитъ, чему же тутъ слѣдовать станешь?
Да и для церкви онъ пользы почти никакой не приноситъ,
Даромъ-что всѣмъ говоритъ: жертвуйте, зиждите церковь,
Если желаете внити въ царство небесное! Такъ онъ
Рѣчь заключаетъ свою; а самъ хоть бы что-нибудь подалъ,
Право, скорѣе онъ церкви дастъ развалиться! Живетъ онъ
Пышно, богато, одѣтъ всегда въ драгоцѣнныя ткани,
Любитъ попить и поѣсть; а если въ мiрскiя веселья
Пустится разъ человѣкъ, такъ станетъ ли пѣтъ и молиться?
Добрые пастыри денно и нощно должны быть на службѣ
Господу Богу и дѣлать добро; тАкъ только и могутъ
Быть они церкви полезны; должны они добрымъ примѣромъ
Паству стезею спасенья ввести во врата благодати.
"Знаю ихъ, стриженыхъ, я! трещать и болтать лишь для вида
Только и знаютъ, и ищутъ всегда что ни есть богатѣйшихъ;
Любятъ польстить человѣку, да по гостямъ только ходятъ.
Прошенъ одинъ - глядишь, и другой за нимъ слѣдомъ тащится.
А за другимъ ужь и двое и трое. Кто лучше у нихъ тамъ
Въ монастырѣ говоритъ, того и въ чины производятъ,
Дѣлаютъ стражемъ, чтецомъ, прiоромъ. А кто посмирнѣе,
Тотъ въ сторонкѣ держись. Работа тоже не равно
Раздѣлена у нихъ тамъ. Одни и ночью на хорахъ
Пѣть должны и читать, дозоромъ ходить по кладбищу,
Между-тѣмъ, какъ другiе живутъ во всякомъ довольствѣ,
Въ нѣгѣ, покоѣ, и лучшiй кусокъ имъ всегда достается.
"А легаты? а пробсты? аббаты, прелаты, бѣлицы
И монахини? много бъ объ нихъ разсказать было можно!
Только и слышишь вездѣ: давай мнѣ побольше, съ меня же
Ничего не бери. И, право, мало найдется
Между ними ведущихъ святую жизнь по закону.
ТАкъ духовенство теперь съ пути совратилось, ослабло."
"Дядя!" отвѣтилъ барсукъ: "вы, вижу, въ чужихъ прегрѣшеньяхъ
Начали каяться мнѣ. Вамъ это едва-ли поможетъ?
Я полагаю, что будетъ довольно и собственныхъ вашихъ.
Да, и вправду, скажите, что вамъ-то, дядя, за дѣло
До духовенства и прочихъ сословiй? Пусть всякiй по силамъ
НСшу носитъ свою и самъ за то отвѣчаетъ,
КЮкъ въ своемъ состояньи долгъ свой исполнить стремится;
И отъ такого отвѣта никто не избавится, старъ ли,
Молодъ ли, въ свѣтѣ ль живетъ, иль молится въ сумрачной келльѣ.
Вы жь далеконько зашли и слишкомъ-много сказали;
Этакъ, пожалуй, введете вы и меня въ искушенье.
Вы въ-совершенствѣ узнали, кАкъ все на свѣтѣ творится;
Вамъ бы только постричься скорѣе. Я самъ съ своей паствой
Къ вамъ бы нА-духъ явился, вашихъ ученiй послушалъ,
И поучился бъ уму; оно, конечно, и правда,
Много изъ нашихъ найдется грубыхъ, тупыхъ и развратныхъ.."
"ТЮкъ подходили они къ дворцу короля. И промолвилъ
Рейнеке-Лисъ: "рѣшено!" и съ духомъ сталъ собираться.
Тутъ имъ на встрѣчу попался Мартынъ-обезьяна: онъ только
Было собрался въ дорогу и въ Римъ отправлялся, обоимъ
Имъ поклонился и Лису молвилъ: "дядя, надѣйтесь!"
Сталъ о томъ и о семъ разспрашивать Ли?са, хоть дѣло
Было ему все извѣстно. - "Ахъ, кАкъ фортуна-то стала
Въ эти дни меня гнать!" Рейнеке-Лисъ ему молвилъ:
"Вотъ, какiе-то воры снова меня оболгали,
Снова меня обвиняютъ, особенно кроликъ и воронъ;
Ухо одинъ потерялъ, другой жены не отъищетъ.
Мнѣ-то до этого что? И если бы только съ монархомъ
Мнѣ удалось перемолвить, ужь имъ бы порядкомъ досталось.
Но подъѣло меня совсѣмъ отлученье отъ церкви.
Дѣло объ этомъ теперь въ рукахъ у пробста, а онъ, вѣдь,
Съ вѣсомъ большимъ при дворѣ. А подъ проклятьемъ за волка
Я нахожусь..................................................................
..................................................................................
..................................................................................
.................................................................................
Я и помогъ ему въ бѣгствѣ. Самъ сожалѣю; клевещетъ
Онъ на меня ежечасно и яму мнѣ роетъ. Такъ кАкъ же
Въ Римъ я отправлюсь? КАкъ дома, безъ помощи всякой, семейство
Я покину? Вѣдь, волкъ въ покоѣ его не оставитъ,
Всячески будетъ вредить, я ужь знаю. Также найдется
Много другихъ, кромѣ волка, ко мнѣ питающихъ злобу.
Еслибъ не Рима проклятье, я бы нашелся что дѣлать,
Могъ бы опять при дворѣ спокойно попробовать счастья."
Ли?су Мартынъ отвѣчалъ: "помочь я могу вамъ; какъ кстати!
Самъ я въ Римъ отправляюсь и тамъ вамъ буду полезенъ.
Васъ угнетать не позволю! Какъ бишофскiй писарь, я въ этомъ
Дѣлѣ имѣю понятье. Я устрою, чтобъ пробста
Вызвали въ Римъ, а ужь тамъ со мною онъ вѣдаться будетъ.
Дядюшка, будьте покойны, я ужь обдѣлаю дѣльцо;
Я аппелировать стану, о! у меня ужь, навѣрно,
Васъ абсольвируютъ тотчасъ - я самъ принесу вамъ извѣстье;
Всплачутся ваши враги, и деньги и трудъ потеряютъ:
Знаю, какъ въ Римѣ ведутся дѣла-то, знаю, чтС нужно
Сдѣлать, что пропустить. Тамъ мой дядюшка Симонъ
Въ силѣ большой и въ почетѣ; радъ помогать онъ за деньги.
Плутня, вотъ господинъ! и докторъ Взятка почтенный,
И Вертушка, и Безпрiютный - со всѣми знакомъ я!
Деньги впередъ я послалъ; такъ, знаете, лучше со всѣми
Тамъ познакомиться. Любятъ они волочить человѣка:
Денегъ хотятъ, вотъ и все тутъ. И будь ваше дѣло тЮкъ криво,
Что и поправить нельзя, его я ужь выпрямлю деньгой.
Дашь имъ грошъ, такъ милость найдешь; не дашь, такъ и двери
Всѣ предъ тобою запрутся. Вамъ лучше здѣсь оставаться;
Я ужь займусь вашимъ дѣльцомъ и распутаю узелъ.
Вы жь ко двору отправляйтесь; тамъ навѣрно найдете
Госпожу Рюкенау, жену мою вѣрную; любятъ
Царь и царица ее - умна и находчива страшно.
Вы перемолвите съ нею, она чрезвычайно-охотно
Добрымъ друзьямъ помогаетъ. Много родныхъ тамъ найдете.
Правымъ быть не всегда безопасно. Съ нею теперь тамъ
Двѣ сестрицы живутъ, да трое собственныхъ дѣтокъ,
Сверхъ-того много другихъ изъ вашего рода, готовыхъ
Вамъ за всегда услужить, какъ только вамъ будетъ угодно.
Еслижь вамъ все-таки въ правѣ откажутъ, увидите сами
Сколько я вѣсу имѣю. А станутъ васъ притѣснять тамъ,
Тотчасъ пишите ко мнѣ! и мигомъ я все государство
Отлучаю отъ церкви, короля съ королевой,
Жонъ, мужей и дѣтей. Я интердиктъ посылаю -
Нѣтъ больше пѣнiя въ церкви, нѣтъ обѣдень, молебновъ,
Ни похоронъ, ни крестинъ и такъ дальше! Такъ ли, племянникъ?
Папа и боленъ и старъ, въ дѣла никакiя не входитъ,
Тамъ на него и не смотрятъ. Всѣми теперь помыкаетъ
Кардиналъ Ненасытный - всю себѣ власть онъ загребъ тамъ,
Видный и пылкiй мужчина такой, и скоръ на рѣшенья.
Любитъ дѣвицу одну, я съ нею знакомъ, и она-то
Просьбу ему поднесетъ, а ей захотѣть только стРитъ,
Все вверхъ дномъ повернется; а Партiя - писарь? тотъ знаетъ
Толкъ въ монетахъ и древнихъ и новыхъ; при немъ проживаетъ
Многослышка - помощникъ, вСтъ такъ придворный! Нотарьусъ
Венденъ есть тамъ, баккалавръ обоихъ правъ, и когда он
Годъ лишь прослужитъ на мѣстѣ, то лихо въ письмѣ наторѣетъ.
Есть тамъ двое судей - одинъ Монетой зовется,
А Донарьемъ другой; что скажутъ, тР и случится.
Такъ-то дѣется въ Римѣ много проказъ и продѣлокъ;
Папа о нихъ и не знаетъ: было бъ друзей только больше!
Вѣдь они и прощаютъ грѣхи и съ народовъ проклятья
Церкви снимаютъ. Будьте жь покойны, дядюшка милый!
Знаетъ король ужь давно, что я не дамъ васъ въ обиду;
Выведу васъ на дорогу, ужь вы на меня положитесь.
Пусть онъ подумаетъ только, кАкъ много есть лицъ, состоящихъ
Съ нами въ тѣсномъ родствѣ и ему на совѣтѣ полезныхъ.
Это вамъ много поможетъ, какъ ни пойди ваше дѣло."
Лисъ ему отвѣчалъ: "Вы много меня ободрили;
Этого я не забуду, лишь-бы спастись удалось мнѣ."
Тутъ они оба простились. Рейнеке съ Гримбартомъ мудрымъ
Прямо пошелъ ко двору, гдѣ зло на него умышляли.