Отъ Бастиліи до улицы "Де-Cotte".
Площадь Бастиліи была въ одно и то же время пуста и полна. Три полка стояли на ней, но не было ни одного прохожаго.
Четыре запряженные баттареи выстроились у подножія колонны. Тамъ стояли групами офицеры, мрачные, разговаривавшіе вполголоса.
Одна изъ этихъ групъ въ особенности привлекла мое вниманіе. Она была безмолвна, въ ней не разговаривали. Она состояла изъ нѣсколькихъ человѣкъ, на лошадяхъ. Одинъ, находившійся впереди всѣхъ, былъ въ генеральскомъ мундирѣ, въ шляпѣ съ чернымъ султаномъ. Позади его два полковника, а позади полковниковъ кавалькада адъютантовъ и штабныхъ офицеровъ. Эта блиставшая галунами група стояла неподвижно, словно чѣмъ-нибудь задержанная, между колонной и началомъ! предмѣстья. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ нея, занимая всю площадь, выстроены были развернутымъ фронтомъ полки, и тянулись батареи пушекъ.
Мой кучеръ остановился.
-- Ступайте дальше, сказалъ я:-- въѣзжайте въ предмѣстье.
-- Да насъ не пропустятъ, сударь.
-- Посмотримъ.
Однако насъ пропустили.
Извощикъ продолжалъ ѣхать, но неохотно шагомъ. Появленіе фіакра на площади нѣсколько удивило всѣхъ. Жители начинали выходить изъ домовъ. Многіе подходили къ моему экипажу.
Мы проѣхали мимо групы людей съ густыми эполетами. Они -- тактика, которую поняли уже впослѣдствіи -- дѣлали видъ, что не замѣчаютъ насъ даже.
Волненіе, которое я испыталъ наканунѣ, при встрѣчѣ съ кирасирскимъ полкомъ, опять овладѣло мной. Видѣть передъ собою, въ нѣсколькихъ шагахъ, безстыдное, спокойное торжества убійцъ отечества -- это было выше силъ моихъ; я не могъ воздержаться. Я сорвалъ съ себя шарфъ свой, взялъ его въ руку, высунулся въ опущенное окно фіакра и закричалъ:
-- Солдаты!.. Взгляните на этотъ шарфъ, это символъ закона! Гдѣ этотъ шарфъ -- тамъ право. Такъ слушайте же, что повелѣваетъ вамъ право. Васъ обманываютъ, возвратитесь къ долгу. Съ вами говоритъ представитель народа; а кто представляетъ народъ -- тотъ представляетъ и армію... Солдаты! прежде, чѣмъ сдѣлаться солдатами, вы были крестьянами, были рабочими, вы были и остаетесь гражданами; выслушайте же меня, граждане. Только законъ имѣетъ право начальствовать надъ вами. А сегодня законъ нарушенъ. Кѣмъ? Вами. Луи Бонапартъ вовлекъ васъ въ это преступленіе. Солдаты,-- вы, которые сама честь, послушайтесь меня,-- потому что я долгъ. Солдаты! Луи Бонапартъ душитъ республику. Защитите ее. Луи Бонапартъ бандитъ; всѣ его сообщники пойдутъ за нимъ на каторгу. Они ужъ тамъ Кто достоинъ каторги, тотъ уже на каторгѣ. Заслужить кандалы, значитъ уже носить ихъ. Взгляните на этого человѣка, который смѣетъ вами командовать. Вы принимаете его за генерала -- а онъ каторжникъ.
Солдаты казались окаменѣвшими.
Кто то изъ присутствовавшихъ при этомъ (благодарность моя этому великодушному, преданному человѣку) схватилъ меня за руку, и, нагнувшись къ моему уху, сказалъ: Вѣдь васъ разстрѣляютъ! Но я ничего не слыхалъ, ничего не слушалъ.
Я продолжалъ, махая шарфомъ.
-- Вы, который стоите тутъ, одѣтый какъ генералъ,-- я говорю съ вами!-- вы знаете кто я; я представитель народа, и знаю, кто вы... я сказалъ вамъ это: вы злодѣй. Теперь не хотите ли узнать мое имя! Вотъ оно.
И я крикнулъ ему свое имя, прибавивъ:
-- Скажите же мнѣ ваше.
Онъ не отвѣтилъ. Я продолжалъ:
-- Хорошо. Мнѣ не нужно знать имени генерала, но я узнаю номеръ каторжника.
Человѣкъ въ генеральскомъ мундирѣ опустилъ голову. Другіе молчали. Я, однакожъ, понималъ всѣ эти потупленные взоры, я чувствовалъ въ нихъ ярость. Исполненный глубокаго презрѣнія, я поѣхалъ дальше.
Какъ звали этого генерала? Я не зналъ и до сихъ поръ не знаю.
Авторъ одной изъ апологій государственнаго переворота, изданной въ Англіи, передавая этотъ случай, который онъ называетъ "безумнымъ и преступнымъ вызовомъ", говоритъ, что умѣренность, выказанная при этомъ военными начальниками, "д ѣ лаетъ честь генералу..." Оставляемъ на отвѣтственность панегириста и эту похвалу и это имя.
Я въѣхалъ въ улицу Сент-Антуантскаго Предмѣстья.
Извощикъ, узнавшій теперь мое имя, не колебался больше, и погонялъ свою лошадь. Эти парижскіе извощики -- умный и отважный народъ.
Девять часовъ било въ церкви св. Павла, когда я миновалъ первыя лавки большой улицы.
-- Прекрасно, сказалъ я себѣ.-- Я являюсь во время.
Предмѣстье имѣло необычайный видъ. Въѣздъ въ него охраняли, но не заграждали, двѣ роты. Двѣ другія роты были разставлены далѣе, эшелонами, на нѣкоторомъ разстояніи одна отъ другой; занимая улицу, онѣ, однакоже, оставляли проѣздъ свободнымъ. Лавки, отпертыя при въѣздѣ въ предмѣстье, далѣе,-- шаговъ черезъ сто, были чуть-чуть пріотворены. Жители, между которыми я замѣтилъ много рабочихъ въ блузахъ, разговаривали въ дверяхъ и смотрѣли. На каждомъ шагу я видѣлъ аффиши переворота -- невредимыми.
За фонтаномъ, находящимся на углу улицы Шароннъ, лавки были заперты. Двѣ шеренги солдатъ тянулись по обѣимъ сторонамъ улицы предмѣстья, занимая края тротуара. Солдаты стояли на разстояніи пяти шаговъ другъ отъ друга, съ ружьями на готовѣ, держа правую руку у курка; безмолвные въ выжидающемъ положеніи. Начиная отсюда, при поворотѣ въ каждый маленькій переулокъ, примыкавшій къ большой улицѣ предмѣстья, стояла пушка.
Однакожь, возница мой начиналъ безпокоиться. Онъ обернулся ко мнѣ и сказалъ:
-- Мнѣ что-то сдаётся, сударь, что мы можемъ встрѣтить здѣсь баррикады... не повернуть ли назадъ?
-- Не надо, отвѣчалъ я ему.-- Поѣзжайте дальше.
Онъ продолжалъ подвигаться. Но вдругъ это сдѣлалось невозможнымъ.
Рота, построенная въ три линіи, занимала всю улицу отъ тротуара до тротуара. Направо былъ маленькій переулокъ. Я сказалъ извощику: "Поверните сюда".
Онъ взялъ направо, потомъ налѣво. Мы очутились въ лабиринтѣ переулковъ.
Вдругъ я услышалъ залпъ.
Извощикъ спросилъ:-- Въ какую сторону ѣхать, сударь?
-- Въ ту, откуда слышатся ружейные выстрѣлы.
Мы находились въ узкой улицѣ. Влѣво отъ себя, я увидалъ надпись надъ одной дверью: "Большая Прачешная"; а вправо четырехъугольную площадку, съ зданіемъ по срединѣ, имѣвшую видъ рынка. Площадка и улица были пусты.
-- Въ какой мы улицѣ?
-- Въ улицѣ de Cotte.
-- Гдѣ кафе Руазенъ?
-- Прямо передъ нами.
-- Везите туда.
Онъ поѣхалъ, но шагомъ. Раздался новый залпъ, и очень близко отъ насъ. Конецъ улицы наполнился дымомъ. Мы проѣзжали въ эту минуту мимо No 22. У этого дома была калитка, надъ которой я прочелъ: "Малая прачешная".
Вдругъ чей-то голосъ крикнулъ кучеру: Стой!
Извощикъ остановился. Окно фіакра было опущено, и чья-то рука протянулась къ моей. Я узналъ Александра Рея.
Этотъ неустрашимый человѣкъ былъ блѣденъ.
-- Не ѣздите дальше, сказалъ онъ.-- Все кончено.
-- Какъ! Кончено?
-- Да. Пришлось начать раньше назначеннаго часа. Баррикада взята. Я оттуда. Она въ нѣсколькихъ шагахъ отъ насъ.
И онъ прибавилъ:
-- Боденъ убитъ.
Дымъ разсѣялся въ концѣ улицы.
-- Вотъ она... сказалъ мнѣ Александръ Рей.
Я увидѣлъ, въ ста шагахъ, передъ нами, тамъ, гдѣ улица de Cotte сходится съ улицей св. Маргариты, баррикаду, очень низкую, которую разрушали солдаты. Несли чей-то трупъ.
Это былъ Боденъ.