Событія ночи. Улица Petit-Carreau.
Въ эту же ночь, почти въ ту же самую минуту, въ нѣсколькихъ шагахъ оттуда происходила кровавая расправа.
Послѣ взятія баррикады, гдѣ былъ убитъ Пьеръ Тисье, семьдесятъ или восемьдесятъ человѣкъ сражавшихся отступало въ порядкѣ улицею Сен-Совёръ. Они достигли улицы Монторгёйль и собрались въ пунктѣ соединенія улицъ Пти-Карро и Надранъ. Въ этомъ мѣстѣ улица подымается въ гору. Въ пунктѣ, гдѣ улица Пти-Карро примыкаетъ къ улицѣ Клери, находилась оставленная баррикада, довольно высокая и хорошо устроенная. Тамъ утромъ происходила битва. Солдаты взяли эту баррикаду, но но разрушили ея. Почему? Въ этотъ день, какъ мы уже сказали, было много загадокъ подобнаго рода"
Група вооруженныхъ людей, которые шли съ улицы Сен-Дени, остановилась тамъ въ ожиданія. Эти люди удивлялись тому, что ихъ не преслѣдуютъ. Не побоялось ли войско проникнуть по ихъ слѣдамъ въ эти маленькія тѣсныя улицы, гдѣ за каждымъ угломъ дома могла скрываться засада? Не былъ ли отмѣненъ приказъ? Они дѣлали множество догадокъ. Впрочемъ, они слышали, какъ разъ возлѣ, должно быть, на бульварѣ, страшный трескъ ружейной пальбы и канонаду, походившую на безпрерывный громъ. Не имѣя боевыхъ припасовъ, они поневолѣ ограничивались тѣмъ, что слушали въ бездѣйствіи. Еслибы она знали, что происходило тамъ, то поняли бы, почему ихъ не преслѣдуютъ. Это начиналось избіеніе на бульварѣ. Генералы, употребленные для этой бойни, оставили битву.
Къ нимъ приливала толпа людей, бѣжавшихъ съ бульвара, но, замѣтивъ баррикаду, бѣглецы возвращались назадъ. Однакоже, нѣкоторые изъ нихъ присоединились къ групѣ, негодуя и крича о мщеніи. Одинъ изъ нихъ, жившій въ этой сторонѣ, побѣжалъ къ себѣ въ домъ и принесъ оттуда маленькій жестяной боченокъ, наполненный патронами.
Этого запаса было достаточно для того, чтобы сражаться въ теченіи одного часа. Они принялись строить баррикаду на углу улицы Кадранъ. Такимъ образомъ, улица Пти-Карро, замкнутая двумя баррикадами, одною къ улицѣ Клери и другою на углу улицы Кадранъ, командовала надъ всею улицею Монторгейль. Подъ защитою этихъ двухъ баррикадъ они находились какъ бы въ цитадели. Вторая баррикада была сильнѣе первой.
Эти люди почти всѣ были одѣты въ платье буржуа, нѣкоторые ворочали камни мостовыхъ въ перчаткахъ. Между ними было мало рабочихъ, но эти рабочіе были люди смышленые энергичные, ихъ можно было бы назвать отборнымъ цвѣтомъ толпы.
Къ нимъ присоединился Жанти Сарръ; онъ тотчасъ же сдѣлался начальникомъ.
Его сопровождалъ Шарпантье, слишкомъ храбрый для того, чтобы отказаться отъ битвы, но слишкомъ мечтательный ли тюго, чтобы командовать.
На высотѣ улицы Моконсейль только-что были устроены двѣ баррикады, замыкавшія такимъ же образомъ около сорока метровъ улицы Монторгёйль.
Еще три баррикады, но очень слабыя, пересѣкали улицу Монторгёйль въ промежуткѣ, отдѣляющемъ улицу Моконсейль "ль площади St. Eustache.
Вечеръ приближался. Ружейная пальба стихала на бульварѣ. Возможно было нечаянное нападеніе. Они поставили часовыхъ на углу улицы Кадранъ и послали большой караулъ къ улицѣ Монмартръ. Ихъ развѣдчики возвратились и сообщили имъ нѣкоторыя свѣдѣнія. Одинъ полкъ, повидимому, готовился расположиться бивуакомъ на площади Побѣдъ.
Ихъ позиція, сильная, повидимому, не была таковою въ дѣйствительности. Ихъ число было слишкомъ незначительно для того, чтобы защищать на улицахъ Клери и Монторгёйль разомъ двѣ баррикады, и войско, зайдя имъ съ тыла, подъ прикрытіемъ второй баррикады, могло надвинуться на нихъ прежде, чѣмъ оно было бы замѣчено. Это побудило ихъ поставить сторожевой постъ на улицѣ Клери. Они вошли въ сообщеніе съ баррикадами улицы Кадранъ и съ двумя баррикадами улицы Моконсейль. Эти двѣ послѣднія баррикады были отдѣлены отъ нихъ только пространствомъ около ста шаговъ. Онѣ имѣли болѣе шести футовъ высоты, были довольно крѣпки, но охранялись только шестью рабочими, которые построили ихъ.
Около четырехъ часовъ съ половиною, въ сумеркахъ -- сумерки въ декабрѣ наступаютъ рано -- Жанта-Сарръ взялъ съ собою четырехъ человѣкъ и пошелъ на рекогносцировку. Онъ думалъ устроить также передовую баррикаду въ какой нибудь изъ маленькихъ сосѣднихъ улицъ. По пути они нашли одну оставленную баррикаду, выстроенную изъ бочекъ. Но эти бочки были пусты, только въ одной было нѣсколько камней, и тамъ нельзя было продержаться и двухъ минутъ. Выходя изъ этой баррикады, они были встрѣчены названнымъ полкомъ. Какъ разъ вблизи находился взводъ пѣхоты, едва видный въ сумеркахъ. Они быстро отступили, но одинъ изъ нихъ, башмачникъ изъ Тамильскаго Предмѣстья, былъ раненъ и остался на мостовой. Они вернулась и унесли его. Ему перебило большой палецъ правой руки.
-- Слава Богу, сказалъ Жанти Сарръ:-- они не убили его.
-- Нѣтъ, сказалъ бѣднякъ:-- они убили мой хлѣбъ.-- Затѣмъ онъ прибавилъ:-- ужь мнѣ нельзя будетъ работать. Кто будетъ кормить моихъ дѣтей?
Они вернулись, неся раненаго. Одинъ изъ нихъ, медицинскій студентъ, сдѣлалъ ему перевязку.
Пикеты, которыя они должны были ставить повсюду и которыя были выбраны изъ самыхъ надежныхъ людей, истощали и уничтожали небольшую центральную силу. На баррикадѣ оставалось не болѣе тридцати человѣкъ.
Тамъ, такъ же какъ въ кварталѣ Тампля, всѣ фонари были погашены, газопроводы заперты, окна закрыты и темны. Не видно было луны, даже звѣздъ. Царствовала глубокая ночь.
Вдали была слышна ружейная пальба; Войско стрѣляло съ оконечности S-te Eustache и посылало имъ оттуда каждыя три минуты по одной пулѣ, какъ бы желая этимъ сказать: -- Я здѣсь. Однако же, они не ждали нападенія ранѣе утра.
Между ними происходили разговоры въ такомъ родѣ:
-- Очень желалъ бы я имѣть пукъ соломы, говорилъ Шарпантье.-- Мнѣ кажется, что въ эту ночь намъ придется сомъ здѣсь.
-- Развѣ ты будешь въ состояніи заснуть? спросилъ его Жанти Сарръ.
-- Я-то засну навѣрное.
Дѣйствительно, онъ заснулъ, нѣсколько минуть спустя.
Въ этой темной сѣти маленькихъ улицъ, пересѣченныхъ баррикадами и блокированныхъ войсками, два винные погреба оставались открытыми. Тамъ занимались больше щипаніемъ корпіи, чѣмъ питьемъ вина: начальники запретили имъ всякіе напитки, кромѣ воды съ краснымъ виномъ.
Дверь одной изъ этихъ винныхъ лавокъ выходила какъ разъ въ промежутокъ между двумя баррикадами улицы Пти-Карро. Тамъ были стѣнные часы, по которымъ производили смѣну карауловъ. Въ задней части лавки были заперты двѣ подозрительныя личности, которыя присоединились къ сражавшимся. Одинъ изъ этихъ людей, въ ту минуту, какъ его арестовали, сказалъ.
-- Я пришелъ драться за Генриха V.
Его держали подъ замк о мъ, поставивъ часового у двери.
Въ сосѣдней валѣ былъ устроенъ подвижной лазаретъ. Тамъ, на матрасѣ, брошенномъ на полъ, лежалъ раненый башмачникъ.
Въ улицѣ Кадранъ устронлы, на всякій случай, другой подвижной лазаретъ. Съ этой стороны, на углу баррикады быль сдѣланъ проходъ, для того чтобы было удобно носить раненыхъ.
Около половины десятаго вечеромъ, на баррикаду пришелъ одинъ человѣкъ.
Жанти Сарръ узналъ его.
-- Здравствуй, Денисъ, сказалъ онъ ему.
-- Называй меня Гастономъ, отвѣчалъ тотъ.
-- Почему это?
-- Такъ нужно.
-- Развѣ ты -- твой братъ?
-- Да, я -- мой братъ. На сегодня.
-- Пусть будетъ такъ. Здравствуй, Гастонъ.
Они пожали руки другъ другу.
Это былъ Денисъ Дюссубъ.
Онъ былъ блѣденъ, спокоенъ и окровавленъ, онъ уже дрался утромъ. На одной баррикадѣ Сенмартенскаго Предмѣстія пуля попала ему въ грудь, скользнула по нѣсколькимъ монетамъ, лежавшимъ у него въ жилетѣ, и пробила ему только кожу. Онъ имѣлъ рѣдкое счастіе -- быть только оцарапаннымъ пулею. Это былъ, такъ сказать, первый ударъ когтей смерти. На головѣ у него была фуражка, такъ какъ его шляпа осталась на баррикадѣ, гдѣ онъ сражался, а свое пальто изъ белильскаго драпа, продиравленное пулей, онъ замѣнилъ плащемъ, купленнымъ у старьевщика.
Какимъ образомъ добрался онъ до баррикады въ улицу Пти-Карро? Онъ этого не могъ объяснить. Онъ шелъ куда глаза глядятъ. Онъ проскальзывалъ изъ улицы въ улицу. Судьба беретъ отмѣченныхъ ею людей за руку и ведетъ ихъ во тьмѣ прямо къ цѣли.
Когда онъ входилъ во внутренность баррикады, ему крикнули:
-- Кто идетъ?
Онъ отвѣчалъ:
-- Республика!
Видя, что Жанти-Сарръ жметъ ему руку, спрашивали у перваго:
-- Кто это?
Жанти-Сарръ отвѣчалъ:
-- Это -- нѣкто.
И онъ прибавилъ:
-- Сейчасъ насъ было всего шестьдесятъ человѣкъ, а теперь мы составляемъ сотню.
Всѣ тѣснились вокругъ новоприбывшаго. Жанти-Сарръ предложилъ ему командованіе.
-- Нѣтъ, сказалъ тотъ:-- для баррикады существуетъ особая тактика, которой я не знаю. Я былъ бы плохимъ начальникомъ, но я -- хорошій солдатъ. Дайте мнѣ ружье.
Усѣлись на камняхъ мостовой. Обмѣнивались разсказами о происшествіяхъ дня. Денисъ разсказалъ о сраженіяхъ, о битвахъ въ Сенмартенскомъ Предмѣстьѣ, а Жанти-Сарръ разсказалъ ему о схваткахъ въ улицѣ Сен-Дени.
Между тѣмъ, генералы приготовляли послѣднюю атаку.
Во всемъ Парижѣ оставался только этотъ пунктъ сопротивленія. Этотъ узелъ баррикадъ, эта сѣть улицъ, покрытая зубцами подобно редуту -- была послѣднею цитаделью народа и права. Генералы осаждали ее медленно, шагъ-за-шагомъ и со всѣхъ сторонъ. Они сосредоточили свои силы. А бойцы роковой минуты не знали ничего о происходившемъ. Только отъ времени до времени они прерывали свои разсказы и прислушивались. Справа, слѣва, спереди, сзади, со всѣхъ сторонъ разомъ до нихъ доходилъ сквозь ночную тишину шумъ, ясный, слышавшійся все громче и отчетливѣй каждую минуту, хриплый, громкій, грозный. Это шли батальйоны, по сигналу горнистовъ разсыпавшіеся по всѣмъ сосѣднимъ улицамъ. Они снова заводили свои мужественные разговоры, затѣмъ, черезъ минуту, останавливались опять и прислушивались къ этому зловѣщему шуму приближавшейся смерти.
Однако же, нѣкоторые все еще думали, что на нихъ будетъ сдѣлано нападеніе только утромъ. Ночныя сраженія въ уличной войнѣ рѣдки. Они больше, чѣмъ всякія другія битвы, подвержены "риску". Немногіе генералы отваживаются на нихъ. Но ветераны баррикадъ, по нѣкоторымъ, никогда не обманывающимъ признакамъ, ожидали немедленнаго нападенія.
Дѣйствительно, въ половинѣ одиннадцатаго (а не въ восемь часовъ, какъ говоритъ генералъ Маньянъ въ гнусномъ документѣ, который онъ называетъ своимъ рапортомъ), со стороны рынка послышалось какое-то странное движеніе. Это заколыхалось войско. Полковникъ де-Лурмель рѣшился сдѣлать нападеніе. 51-й линейный батальйонъ, поставленный на оконечности площади 8-te Eustache шолъ въ улицу Монторгёйль. 2-й батальйонъ составлялъ авангардъ. Гренадеры и стрѣлки, пущенные бѣглымъ шагомъ, быстро овладѣли тремя небольшими баррикадами, находившимися, такъ сказать, за ширмами улицы Моконсейль и слабо защищенными баррикадами сосѣднихъ улицъ. Въ этотъ-то моментъ была прорвана та, возлѣ которой находился я.
Съ баррикады Пти-Карро слышно было приближеніе ночной битвы, сопровождавшееся безпрерывнымъ, страннымъ и грознымъ шумомъ. Сперва громкіе крики, потомъ -- батальный огонъ, затѣмъ -- молчаніе; далѣе опять возобновлялось то же. При блескѣ молніи ружейной пальбы, фасады домовъ внезапно выступили изъ мрака и имѣли какой-то испуганный видъ.
Критическая минута приближалась.
Ведеты отступали въ баррикаду; передовые посты въ улицѣ Клери вернулись туда же. Число всѣхъ бойцовъ было сосчитано. Изъ находившихся утромъ всѣ были на-лицо.
Мы сказали, что всѣхъ было шестьдесятъ человѣкъ, а не сто, какъ утверждаетъ въ своемъ разсказѣ Маньякъ.
Изъ этой верхней оконечности улицы, гдѣ они помѣщались, было трудно дать себѣ ясный отчетъ о происходившемъ. Они не знали въ точности, сколько баррикадъ въ улицѣ Монторгёйль между ихъ баррикады и оконечностью площади откуда шло войско. Имъ было извѣстно только то, что ближайшій пунктъ сопротивленія представляла двойная баррикада улицы Моконсейль и что какъ только тамъ будетъ все кончено наступитъ ихъ очередь.
Дениса помѣстили на внутреннемъ изгибѣ баррикады, такимъ образомъ, что половина его тѣла возвышалась надъ ея гребнемъ, и оттуда онъ дѣлалъ наблюденія. Свѣтъ, выходившій изъ лавки виноторговца, давалъ возможность видѣть его жесты.
Вдругъ онъ подалъ знакъ. Начиналась атака на редутъ Моконсейль.
Солдаты, послѣ нѣкотораго колебанія передъ этою двойною довольно высокою и хорошо построенною стѣной изъ булыжника, которую они считали хорошо защищенною, наконецъ, бросились на нее, стрѣляя.
Они не ошибались: баррикада была хорошо защищена. Мы уже сказали, что тамъ было только шесть человѣкъ -- шесть работниковъ, которые построили ее. Изъ нихъ только одинъ имѣлъ три патрона, другіе могли сдѣлать только по два выстрѣла. Эти шесть человѣкъ слышали приближеніе батальйона и слѣдовавшей за нимъ батареи, но не трогались съ мѣста. Каждый остался безмолвно на своемъ посту, положивъ дуло своего ружья между двумя камнями. Когда войско подошло на надлежащее разстояніе, они выстрѣлили; батальйонъ отвѣчалъ имъ.
-- Ладно, побѣситесь голубчики! смѣясь, сказалъ тотъ, у котораго было три заряда.
Позади нихъ защитники баррикады Пти-Карро сгрупировались вокругъ Дениса и Жанти-Сарра и, облокотившись на гребень баррикады, вытянувъ шею въ редуту Моконсейль, ожидали своей очереди, подобно гладіаторамъ.
Шестеро бойцовъ этого редута выдерживали нападеніе батальйона около четверти часа. Они не стрѣляли всѣ разомъ, чтобы, по словамъ одного изъ нихъ, продлитъ это удовольствіе.
Удовольствіе дать убить себя за исполненіе долга, это -- великія слова въ устахъ работника. Они отступили въ сосѣднія улицы только по совершенномъ истощеніи ихъ боевыхъ припасовъ. Послѣдній, именно тотъ, который имѣлъ три патрона, оставался на мѣстѣ до той самой минуты, когда солдаты взобрались на вершину баррикады.
Въ баррикадѣ Пти-Карро никто не произносилъ ни слова; тамъ слѣдили за всѣми фазами этой борьбы и пожимали руки другъ другу.
Внезапно, шумъ прекратился: послѣдній ружейный выстрѣлъ былъ сдѣланъ. Минуту спустя, во всѣхъ окнахъ, выходившихъ къ редуту Моконсейль, показались зажженныя свѣчи. Штыки и бляхи на киверахъ блестѣли отъ этого свѣта. Баррикада была взята.
Начальникъ батальйона, по существующему въ подобныхъ случаяхъ обыкновенію, послалъ въ сосѣдніе дом а приказъ освѣтить всѣ дкна.
Съ редутомъ Моконсейль все было покончено.
Шестьдесятъ человѣкъ, сражавшіеся на баррикадѣ Пти-Карро, видя, что ихъ часъ настунилъ, взошли на свою груду камня и въ одинъ голосъ крикнули:-- Да здравствуетъ республика!
Никто не отвѣчалъ имъ.
Они слышали только, что батальйонъ заряжаетъ ружья.
Между ними поднялось нѣчто въ родѣ боевой тревоги. Всѣ они изнемогали отъ усталости; со вчерашняго дня они были на ногахъ, таская камни или сражаясь; большинство изъ нихъ не ѣло и не спало.
Шарпантье сказалъ Жанти-Сарру:
-- Насъ всѣхъ убьютъ.
-- Parbleu! сказалъ Жанти-Сарръ.
Жанти-Сарръ велѣлъ затворить дверь лавки виноторговца, чтобы ихъ баррикада, совершенно погруженная въ тьму, давала имъ нѣкоторое преимущество надъ баррикадою, занятою солдатами, которая была освѣщена.
Между тѣмъ, 51-й батальйонъ осматривалъ улицы, носилъ раненыхъ на перевязочные пункты и занималъ позиціи въ двойной баррикадѣ Моконсейль. Такъ прошло полчаса.
Чтобы составить себѣ ясное понятіе о томъ, что послѣдовало далѣе, нужно вообразить себѣ -- въ этой безмолвной улицѣ, среди мрака ночи, на промежуткѣ шестидесяти или восьмидесяти метровъ -- эти два редута, стоящіе другъ противъ друга могущіе обмѣниваться между собою словами.
Съ одной стороны армія, съ другой -- народъ; мракъ надъ всѣмъ.
Нѣчто въ родѣ перемирія, которое всегда предшествуетъ рѣшительнымъ ударамъ, приходило къ концу, и съ той, и съ другой стороны приготовленія были окончены. Съ баррикады слышались движеніе солдатъ и команда офицеровъ. Было очевидно, что скоро начнется борьба.
-- Начнемъ, сказалъ Шарпантье и зарядилъ свой карабинъ.
Денисъ удержалъ его руку.-- Подождите, сказалъ онъ.
Тогда произошло нѣчто эпическое.
Денисъ медленно взобрался на камни баррикады и сталъ на ея вершинѣ безъ оружія, съ обнаженною головой.
Оттуда онъ возвысилъ голосъ и, обратившись къ солдатамъ, вскричалъ имъ:-- Граждане!
При этомъ словѣ произошло какое-то электрическое сотрясеніе, пробѣжавшее отъ одной баррикады до другой. Всякій шумъ прекратился, всѣ голоса замолчали, съ обѣихъ сторонъ наступило безмолвіе -- глубокое, религіозное, торжественное. При отдаленномъ мерцаніи освѣщенныхъ оконъ, солдаты смутно видѣли человѣка, стоявшаго на какой-о "темной массѣ, подобно призраку, который въ глубинѣ кочи обращался къ нимъ съ рѣчью.
Денисъ продолжалъ.
-- Граждане арміи! выслушайте меня.
Безмолвіе удвоилось.
Онъ началъ снова.
-- Зачѣмъ вы пришли сюда? И вы, и мы -- всѣ мы, находящіеся въ этой улицѣ, въ этотъ часъ, съ ружьемъ или саблею въ рукѣ, что хотимъ мы дѣлать? Убить другъ друга. Убить другъ друга, граждане? Почему? Потому что между нами посѣяно недоразумѣніе! потому что всѣ мы повинуемся: вы -- вашей дисциплинѣ, а мы -- нашему праву! Вы думаете, что исполняете данный вамъ приказъ; а мы знаемъ, что мы исполняемъ свой долгъ. Да, мы защищаемъ общую подачу голосовъ, право республики, мы защищаемъ наше право, а наше право, солдаты, есть также и ваше! Армія есть народъ, такъ же какъ и народъ есть армія. Мы все -- одна и та же нація, одна и та же страна, одни и тѣ же люди! Слушайте, развѣ есть русская кровь въ моихъ жилахъ, во мнѣ, говорящемъ съ вами? Есть ли прусская кровь въ вашихъ жилахъ, у васъ, которые меня слушаете? Нѣтъ! Въ такомъ, случаѣ, изъ-за чего же мы сражаемся другъ съ другомъ? человѣкъ стрѣляющій въ человѣка это -- всегда прискорбно. Однакоже, ружейный выстрѣлъ француза въ англичанина понятенъ, но выстрѣлъ француза въ такого же француза -- о! это оскорбляетъ Разумъ, это оскорбляетъ Францію, это оскорбляетъ нашу мать!
Его слушали съ безпокойствомъ. Въ эту минуту съ противуположной барикады какой-то голосъ крикнулъ ему:
-- Въ такомъ случаѣ, уходите домой!
Этотъ грубый перерывъ вызвалъ въ средѣ товарищей Дениса гнѣвное содроганіе. Послышался шумъ заряжаемыхъ ружей, Денисъ остановилъ ихъ жестомъ.
Этотъ жестъ обладалъ какимъ-то страннымъ могуществомъ.
-- Кто этотъ человѣкъ? спрашивали другъ друга защитники баррикады. Вдругъ они вскричали:
-- Это -- представитель народа.
Дѣйствительно, Денисъ внезапно опоясался шарфомъ своего брата Гастона.
Его замыселъ долженъ былъ осуществиться, часъ геройской лжи насталъ. Онъ вскричалъ:
-- Солдаты, знаете ли вы кто тотъ человѣкъ, который говоритъ съ вами въ эту минуту? Это -- нетолько гражданинъ, это -- законодатель! Это -- избранникъ всеобщаго голосованья! Меня зовутъ Дюссубъ, и я -- представитель народа. Я, во имя Національнаго Собранья, во имя верховнаго собранія, во имя народа, во имя закона, требую, чтобы вы меня выслушали. Солдаты, вы -- сила. Хорошо! когда законъ говоритъ, то сила слушаетъ!
На этотъ разъ молчаніе не было прервано.
Мы приводимъ эти слова почти буквально, въ такомъ видѣ, какъ они запечатлѣлись въ памяти людей, которые ихъ слышали; по, чтобы понять ихъ дѣйствіе, къ нимъ должно прибавить позу, тонъ, трепетъ волненья, вибрацію словъ, выходившихъ изъ этой благородной груди, торжественную и грозную обстановку времени и мѣста.
"Онъ говорилъ около двадцати минутъ", говоритъ одинъ свидѣтель. По словамъ другого, "онъ говорилъ громко, вся улица слушала ого." Онъ былъ пылокъ, краснорѣчивъ, глубокъ, являясь судьею Бонапарта и другомъ солдатъ. Онъ старался расшевелить ихъ кѣмъ, что еще могло найти отголосокъ въ ихъ душѣ; онъ напомнилъ имъ истинныя войны, истинныя побѣды, національную славу, истинную военную честь, знамя. Онъ сказалъ имъ, что все это они намѣреваются убить своими пулями. Онъ заклиналъ ихъ, приказывалъ имъ -- присоединиться къ защитникамъ народа и закона; затѣмъ, вдругъ возвращаясь къ первымъ произнесеннымъ имъ словамъ, увлеченный чувствомъ братства, переполнявшимъ его душу, онъ прервалъ свою рѣчь въ половинѣ начатой фразы я вскричать:
-- По къ чему всѣ эти слова? Нужно не это, а пожатіе рукъ между братьями! Солдаты, вы стойте тамъ, лицомъ къ лицу съ нами, въ сотнѣ шаговъ отъ насъ, на баррикадахъ, съ обнаженными саблями, съ наведенными ружьями, вы прицѣливаетесь въ меня -- пусть такъ, но мы всѣ, находящіеся здѣсь, любимъ васъ! Между нами нѣтъ ни одного, который не отдалъ бы своей жизни за каждаго изъ васъ. Вы -- крестьяне французскихъ деревень, мы -- парижскіе работники. Что же намъ нужно дѣлать! Просто поплакаться, поговорить, а не душить другъ друга. Скажите, не попытаться ли намъ? О, что касается меня, то на этомъ ужасномъ полѣ битвы, среди междоусобной войны, я желаю лучше умереть, чѣмъ убивать. Слушайте, я сейчасъ спущусь съ этой баррикады и пойду къ вамъ; у меня нѣтъ оружія, я знаю только, что вы -- мои братья. Я твердъ, я спокоенъ, и если кто изъ васъ приставитъ къ моей груди штыкъ, я протяну ему руку.
Онъ замолчалъ.
Съ противуположной баррикады раздался голосъ:-- Подходи!
Тогда увидѣли, какъ онъ медленно сошелъ съ едва освѣщеннаго гребня баррикады и какъ его высоко поднятая голова исчезла въ темнотѣ.
Изъ баррикады слѣдили за нимъ глазами съ невыразимымъ безпокойствомъ. Сердца перестали биться, губы -- дышать.
Никто не пытался удержать Дениса Дюссуба. Каждый чувствовалъ, что онъ идетъ туда, куда долженъ былъ идти. Шарпантье хотѣлъ сопровождать его.
-- Хочешь, чтобъ я шелъ съ тобою? вскричалъ онъ. Дюссубъ отрицательно покачалъ головой.
Дюссубъ, одинокій и величественный, приблизился къ баррикадѣ Моконсейль. Ночь была такъ темна, что его почти тотчасъ же потеряли изъ виду. Только на нѣсколько секундъ можно было различить его спокойную и неустрашимую осанку. Затѣмъ ничего не было видно болѣе. Это былъ зловѣщій моментъ. Ночь была черна и безмолвна. Въ этой тьмѣ слышали только мѣрный и твердый звукъ удалявшихся шаговъ.
Спустя нѣкоторое время, продолжительность, котораго никто не могъ опредѣлить, до того сильно было волненіе свидѣтелей этой необычайной сцены на баррикадѣ, занятой солдатами, появился свѣтъ. Это, вѣроятно, принесли и поставили тамъ фонарь. При этомъ свѣтѣ увидѣли Дюссуба; онъ былъ вблизи баррикады, онъ уже подходилъ къ ней съ открытыми объятіями.
Вдругъ послышалась команда: -- Пли!
Раздался ружейный залпъ.
Они выстрѣлили въ Дюссуба въ упоръ.
Дюссубъ упалъ.
Затѣмъ онъ всталъ и вскричалъ: -- Да здравствуетъ республика!
Его поразила другая пуля, и онъ упалъ снова. Затѣмъ видѣли, какъ онъ поднялся еще разъ, и услыхали, какъ онъ громкимъ голосомъ вскричалъ: -- Я умираю съ республикой.
Это были его послѣднія слова.
Такъ умеръ Денисъ Дюссубъ.
Не даромъ онъ сказалъ своему брату: твой шарфъ будетъ тамъ.
Онъ желалъ, чтобы этотъ шарфъ исполнилъ свой долгъ. Въ глубинѣ своей великой души онъ рѣшилъ, что этотъ шарфъ восторжествуетъ посредствомъ закона или же посредствомъ смерти.
То есть, что въ первомъ случаѣ онъ спасетъ право, а во второмъ -- честь.
Умирая, онъ могъ сказать себѣ: я достигъ успѣха.
Изъ двухъ возможныхъ тріумфовъ, о которыхъ онъ мечталъ, этотъ мрачный тріумфъ не менѣе прекрасенъ.
Елисейскій крамольникъ думалъ, что онъ убилъ представителя народа, и похвалился этимъ. Единственный журналъ, издававшійся государственнымъ переворотомъ подъ разнообразными заглавіями -- Patrie, Univers, Moniteur parisien и проч., возвѣстилъ на другой день, въ пятницу 5 декабря, что "экс-представитель Дюссубъ (Гастонъ)" убитъ на баррикадѣ въ улицѣ Neuve Saint Eustache и что "въ рукахъ у него было красное знамя".