Рабочія ассоціаціи просятъ у насъ приказанія вступить въ бой.
Фактъ Сент-Антуанской баррикады, такъ героически воздвигнутой представителями и такъ печально покинутой населеніемъ" долженъ былъ разсѣять мои послѣднія иллюзіи. Боденъ палъ и предмѣстье оставалось равнодушнымъ -- это говорило слишкомъ громко. Это было высшимъ, неопровержимымъ, очевиднымъ доказательствомъ того явленія, съ которымъ я никакъ не могъ свыкнуться -- инерціи народа. Прискорбная инерція -- если онъ ее сознавалъ; и измѣна самому себѣ, если не сознавалъ; во всякомъ случаѣ -- пагубная нейтральность, бѣдствіе, отвѣтственность за которое, повторяемъ, падаетъ не на народъ, но на тѣхъ, кто въ іюнѣ 1848 г. обѣщалъ ему амнистію, и не далъ ея, кто смутилъ великую душу парижскаго народа, не сдержавъ своего слова. Что посѣяло учредительное собраніе, то пожало законодательное. На насъ, не повинныхъ въ этомъ проступкѣ, отразились его послѣдствія.
Искра, вспыхнувшая на минуту въ толпѣ, какъ намъ показалось это -- Мишелю де Буржъ съ балкона Бонвале, а мнѣ на бульварѣ Тампль -- эта искра теперь, повидимому, потухла. Сначала Мень, потомъ Бриллье, потомъ Брюкнеръ, впослѣдствіи Шарамоль, Мадье де-Монжо, Бастидъ и Дюлакъ пришли дать намъ отчетъ о томъ, что происходило на Сент-Антуанской баррикадѣ, о томъ, что побудило представителей, присутствовавшихъ тамъ, не дождаться назначеннаго часа, и, наконецъ, о смерти Бодена. Мое донесеніе о томъ, что сдѣлалъ и видѣлъ я самъ, дополненное нѣсколькими новыми подробностями, сообщенными Кассалемъ и Александромъ Ре, окончательно выяснило положеніе. Комитетъ не могъ долѣе колебаться. Я самъ потерялъ всякую вѣру въ возможность какой-нибудь великой манифестаціи, какого-нибудь энергическаго отпора; въ возможность правильной битвы между защитниками республики и бандитами Елисейскаго Дворца. Предмѣстья ускользали отъ насъ. У насъ былъ рычагъ, было право, но массы, которую бы могли поднять имъ, народа -- у насъ не было. Ждать чего-нибудь -- какъ это съ самаго начала объявили
Мишель де-Буржъ и Жюль-Фавръ, съ своимъ глубокимъ политическимъ смысломъ -- можно было только отъ долгой, медленной борьбы, избѣгающей рѣшительныхъ стычекъ. Намъ оставалось перемѣнять кварталы, держать Парижъ въ напряженномъ состояніи, такъ чтобы всѣ говорили: "дѣло еще не кончено"; утомлять войска... Парижскій народъ не можетъ долго дышать безнаказанно воздухомъ, пропитаннымъ порохомъ, и, можетъ быть, наконецъ, воспламенится. Строить повсюду баррикады, плохо защищаемыя; безпрестанно возобновлять ихъ; скрываться и въ то же время появляться всюду -- вотъ стратегія, которой требовало положеніе. Комитетъ принялъ ее и разослалъ во всѣ стороны приказанія въ этомъ смыслѣ. Мы засѣдали въ эту минуту, въ улицѣ Ришелье No 18, у нашего товарища Греви, арестованнаго наканунѣ въ 10 мъ округѣ и находившагося въ Мазасѣ. Братъ его предложилъ намъ для засѣданій его домъ. Представители, наши естественные эмиссары, стекались къ намъ, и потомъ разсыпались по всему Парижу, съ нашими инструкціями, для организаціи сопротивленія на всѣхъ пунктахъ. Они были руки, а комитетъ -- душа сопротивленія. Нѣсколько бывшихъ конституціоналистовъ -- люди испытанные: Гарнье-Пажесъ, Мари, Мартенъ (изъ Страсбурга), Сенаръ, бывшій президентъ учредительнаго собранія, Бастидъ, Лессакъ, Ландренъ, присоединились къ намъ наканунѣ. Во всѣхъ кварталахъ, гдѣ это было возможно, учредили постоянные комитеты, сносившіеся съ нами -- съ центральнымъ комитетомъ, и состоявшіе изъ представителей или преданныхъ гражданъ. Мы избрали себѣ лозунгомъ: Боденъ.
Около полудня въ центрѣ Парижа началось волненіе. Увидѣли нашъ призывъ къ оружію, вывѣшенный сначала на площади Биржи и въ улицѣ Монмартръ. Групы, тѣснясь, спѣшили прочесть его и боролись съ полицейскими агентами, старавшимися сорвать аффиши. Другіе, литографированные листки, заключали въ себѣ, на двухъ столбцахъ, декретъ о низложеніи, обнародованный правой, и объявленіе Луи Бонапарта внѣ закона, вотированное лѣвой. Кромѣ того, раздавали напечатанное на сѣрой бумагѣ постановленіе верховнаго суда, которымъ Луи Бонапартъ обвинялся въ государственной измѣнѣ. Оно было за подписью президента и судей.
Въ ту минуту всѣ вѣрили -- и мы сами также -- этому постановленію, хотя, какъ извѣстно, это было не подлинное постановленіе.
Въ тоже самое время, въ народныхъ кварталахъ, на углу всѣхъ улицъ, наклеивали двѣ прокламаціи. Вотъ содержаніе первой:
КЪ НАРОДУ.
Ст. 3 {Опечатка. Нужно читать ст. 68. По поводу этой прокламаціи, авторъ настоящей книги получилъ слѣдующее письмо, дѣлающее честь тому, кто ею писалъ: "Гражданинъ В. Гюго. Мы знаемъ, что вы написали призывъ къ оружію, но мы не могли достать себѣ его. Мы замѣняемъ его этими аффишами, которые подписываемъ вашимъ именемъ. Вы, конечно, не разоблачите насъ. Когда. Франція въ опасности; ваше имя принадлежитъ всѣмъ. Ваше имя -- общественная сила. Даба. Феликсъ Бони".} Охрана конституціи ввѣряется патріотизму французскихъ гражданъ. Луи Бонапартъ объявляется внѣ закона.
Осадное положеніе отмѣняется. Всеобщая подача голосовъ возстановлена.
Да здравствуетъ республика! Къ оружію! Именемъ депутатовъ Горы делегатъ В. Гюго.
Вторая заключала съ себѣ слѣдующее:
Жители Парижа!
Національные гвардейцы и народъ изъ департаментовъ идутъ на Парижъ, чтобъ помочь вамъ схватить изм ѣ нника Луи Бонапарта. За представителей народа:
В. Гюго, президентъ.
Шёльхеръ, секретарь.
Эта послѣдняя аффиша, напечатанная на маленькихъ листикахъ, въ четвертушку, разошлась, по словамъ одного исторіографа переворота, въ тысячахъ экземпляровъ.
Съ своей стороны, злоумышленники, поселившись въ правительственныхъ зданіяхъ, отвѣчали угрозами. Широкія бѣлыя, т. е. оффиціальныя объявленія размножились.
На одномъ значилось:
"Мы, префектъ полиціи.
"Постановили:
"Ст. 1. Всѣ сборища строго воспрещаются, и тотчасъ же будутъ разогнаны силой.
"Ст. 2. Всякій мятежный крикъ, всякое обращеніе къ публикѣ, всякое объявленіе, исходящее не отъ правильно установленной власти, восирещаются.
"Ст. 3. Агентамъ полиціи предписывается наблюдать за исполненіемъ этого приказа.
"Писано въ префектурѣ полиціи 3-го декабря 1851. Префектъ полиціи Де-Мопа.
"Дано и одобрено.
Министръ внутреннихъ дѣлъ де-Морни".
Вторая гласила:
"Военный министръ,
"На основаніи закона объ осадномъ положеніи,
"Предписываетъ:
"Каждый, уличенный въ сооруженіи или защитѣ баррикады, или взятый съ оружіемъ въ рукахъ -- будетъ разстрѣлянъ.
Дивизіонный генералъ, военный министръ
Де Сент Арно".
Мы воспроизводимъ эти аффиши съ буквальною точностью. Слова "будетъ разстрѣлянъ" были напечатаны большими буквами.
Бульвары покрывались волнующейся толпой. Волненіе усиливалось въ центрѣ и охватывало 6-й, 7-й и 12-й округа. Оно началось и въ Школьномъ Кварталѣ. Студенты юристы и медики привѣтствовали де-Флотта на площади Пантеона. Мадье де-Монжо, пылкій, краснорѣчивый, возбуждалъ Белльвиль. Войско, увеличиваясь каждую минуту, занимало всѣ стратегическіе пункты Парижа.
Въ часъ, адвокатъ рабочихъ ассоціацій, бывшій членъ Учредительнаго собранія, Леблонъ, у котораго въ то самое утро засѣдалъ комитетъ, привелъ къ намъ молодого человѣка. Карно, Жюльфавръ, Мишель де-Буржъ и я находились на лицо. Этотъ молодой человѣкъ, съ умнымъ взглядомъ и серьёзной рѣчью, назывался Кингъ. Онъ явился къ намъ делегатомъ отъ рабочихъ ассоціацій. Рабочія ассоціаціи, говорилъ онъ, отдаютъ себя въ распоряженіе инсуррекціоннаго комитета, законно избраннаго лѣвой. Онѣ могли выставить отъ пяти до шести тысячъ бойцовъ -- людей рѣшительныхъ. Порохъ брались приготовить. Что касается до ружей, то и они нашлись бы. Ассоціаціи просили у насъ приказанія за нашей подписью, чтобы начать борьбу. Жюль-Фавръ взялъ перо и написалъ:
"Нижеподписавшіеся представители уполномочиваютъ гражданина Книга и друзей его защищать, вмѣстѣ съ ними и съ оружіемъ въ рукахъ, всеобщую подачу голосовъ, республику и законы".
Онъ выставилъ число, и мы подписались всѣ четверо.
-- Этого довольно, сказалъ намъ делегатъ.-- Вы услышите о насъ...
Два часа спустя, насъ извѣстили, что бой начался. Дрались въ улицѣ Омеръ (Ашпане)