Свиданіе, назначенное рабочимъ ассоціаціямъ.
Что дѣлалъ нашъ комитетъ, во время этихъ трагическихъ событій? Необходимо сказать объ этомъ.
Возвратимся за нѣсколько часовъ назадъ.
Въ ту минуту, какъ началась бойня, комитетъ засѣдалъ еще въ улицѣ Ришельё: я только-что посѣтилъ нѣкоторые возставшіе кварталы и давалъ своимъ сотоварищамъ отчетъ о своей поѣздкѣ.
Мадье де-Монжо, также возвратившійся съ баррикадъ, въ свой чередъ разсказалъ то, что онъ видѣлъ санъ. Мы слышали съ нѣкотораго времени страшную пальбу, и очень близкую, которая перемѣшивалась съ нашими голосами. Вдругъ пришелъ Версиньи. Онъ сообщилъ намъ, что на бульварѣ происходить нѣчто ужасное -- что нельзя еще знать въ чемъ дѣло, но что стрѣляютъ картечью и ядрами и вся мостовая усѣяна трупами; что, по всей вѣроятности это -- рѣзня, нѣчто въ родѣ варѳоломеевской ночи, импровизированной переворотомъ, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ насъ обыскиваютъ дом а и всѣхъ убиваютъ. Убійцы ходятъ изъ дома въ домъ и приближаются къ намъ. Онъ убѣждалъ насъ тотчасъ же оставить домъ Греви. Ясно, что комитетъ возстанія былъ бы находкой для ихъ штыковъ. Мы рѣшились уйти. Человѣкъ высокаго характера и талантливый, г. Дюпонъ-Витъ, предложилъ намъ убѣжище у себя, въ улицѣ Монтаборъ, No 11. Мы прошли черезъ черную лѣстницу, выходившую въ улицу Фонтенъ-Мольеръ, но не спѣша и по двое: Мадье де Монжо съ Версиньи, Мишель де-Буржъ съ Карно, я шелъ подъ руку съ Жюль-Фавромъ. Жюль-Фавръ, всегда мужественный и улыбающійся, повязалъ себѣ ротъ фуляромъ и сказалъ мнѣ:-- "пускай меня разстрѣливаютъ, но кашля я не хочу нажить".
Мы достигли съ Жюль-Фавронъ улицы Saint Roch, наводненной толпой прохожихъ, которые, возвращаясь со стороны бульваровъ, скорѣй бѣжали въ испугѣ, нежели шли. Мужчины говорили громко, женщины кричали. Слышались пушечные выстрѣлы и трескъ картечи. Всѣ лавки запирались. Де-Фаллу, подъ руку съ Альберомъ Рессетье, большими шагами шли по направленію къ улицѣ Сент-Оноре.
Вся улица Сент-Оноре была въ смятеніи. Люди сновали туда и сюда, останавливались, бѣжали, распрашивали другъ друга. Купцы, стоя у своихъ пріотворенныхъ дверей, обращались къ прохожимъ съ вопросами и слышали только крикъ: "О, Боже, Боже!" жители выходили изъ своихъ домовъ съ открытой головой и примѣшивались къ толпѣ. Шелъ мелкій дождь. Ни одного экипажа на улицѣ.
При поворотѣ изъ улицы Saint-Roch въ улицу Сент-Оноре, мы услышали за собой голоса, говорившіе: Викторъ Гюго убитъ.-- "Пока еще нѣтъ", сказалъ Жюль-Фавръ, продолжая улыбаться и сжавъ мнѣ локоть. Наканунѣ говорили тоже самое Эсккросу и Мадье де-Монжо. И этотъ слухъ, пріятный людямъ реакціи, дошелъ до моихъ сыновей, сидѣвшихъ въ Консьержери.
Толпы прохожихъ, оттѣсненныхъ отъ бульваровъ и улицы Ришельё, направлялись въ улицу Мира. Мы узнали нѣсколькихъ представителей правой, за два дня передъ тѣмъ арестованныхъ и уже выпущенныхъ. Г. Бюффе, бывшій министръ г. Бонапарта, въ сопровожденіи многихъ другихъ членовъ правой, шелъ къ Пале-Руайялю. Проходя мимо насъ, онъ съ проклятіемъ произносилъ имя Луи Бонапарта. Г. Бюффе -- человѣкъ не безъ значенія. Это одинъ изъ трехъ руководителей правой, остальные два -- Фульдъ и Моле.
Въ улицѣ Монтаборъ, въ двухъ шагахъ отъ улицы Сент-Оноре -- тишина и молчаніе. Ни одного прохожаго, ни одной отворенной двери, ни одной головы въ окнахъ.
Въ комнатѣ третьяго этажа, куда насъ ввели, спокойствіе было не менѣе полное. Окна ея выходили на внутренній дворъ. Пять или шесть креселъ, обитыхъ краснымъ, были разставлены вокругъ камина. На столѣ лежало нѣсколько книгъ, принадлежавшихъ, къ области права и политической экономіи. Представители, шумно вошедшіе почти вслѣдъ за нами, бросали въ уголъ этой мирной гостиной, какъ попало, свои зонтики и плащи, по которымъ струилась вода. Никто не зналъ въ точности, что происходило; каждый выражалъ свои предположенія.
Едва комитетъ успѣлъ размѣститься въ сосѣдней съ гостиной комнатѣ, какъ намъ сообщили о приходѣ нашего стараго товарища Леблона. Онъ привелъ съ собой Кинга, делегата отъ рабочихъ ассоціацій. Делегатъ сказалъ намъ, что комитеты ассоціацій, собравшіеся въ непрерывное засѣданіе, прислали его къ намъ Согласно инструкціямъ комитета возстанія, они дѣлали все, что могли, для того чтобы затянуть борьбу, избѣгая слишкомъ рѣшительныхъ столкновеній. Главная часть ассоціацій еще не выступала. Но дѣйствіе, однакожъ, обозначается. Бой впродолженіе всего утра былъ очень жаркій. "Общество Правъ Человѣка" было на улицѣ. Бывшій конституціоналистъ Белэ собралъ въ пассажѣ du Caire, отъ шести до семи сотъ рабочихъ изъ Марэ и велѣлъ имъ занять позицію вокругъ банка. Вечеромъ будутъ воздвигнуты, по всей вѣроятности, новыя баррикады; сопротивленіе ускориваетъ свою дѣятельность; и стычка, которую комитетъ желалъ отдалить по возможности, казалась неизбѣжной. Всё неудержимо стремится впередъ. Слѣдовать ли за этетъ движеніемъ, или остановитъ его? Попытаться ли кончитъ однимъ ударомъ, который будетъ послѣднимъ и. очевидно, положитъ на мѣстѣ или имперію, или республику? Рабочія ассоціація требовали нашихъ инструкцій; онѣ еще все удерживаютъ въ резервѣ отъ трехъ до четырехъ тысячъ бойцовъ и могутъ, смотря потому какое приказаніе получатъ отъ комитета, продолжать ихъ удерживать, или тотчасъ же послать ихъ въ огонь. Они ручаются за своихъ единомышленниковъ и поступятъ такъ, какъ рѣшитъ комитетъ; хотя не скрываютъ отъ насъ, что рабочіе желали бы немедленной битвы и что дать імъ успокоиться едвали будетъ полезно.
Большинство членовъ комитета, по прежнему, склонялось къ нѣкоторой медлительности дѣйствій, имѣвшей цѣлью затянуть борьбу; трудно было не согласиться съ этимъ. Ясно было, что, если можно продлить до слѣдующей недѣли то положеніе, въ которое Парижъ поставленъ переворотомъ, то Луи-Бонапартъ погибъ. Парижъ не даетъ войску попирать его ногами въ теченіи восьми дней. Но что касается до меня лично, то у меня являлось слѣдующее соображеніе: рабочія ассоціаціи предлагали намъ отъ трехъ до четырехъ тысячъ бойцовъ: помощь значительная. Работникъ плохо понимаетъ стратегію. Онъ живетъ энтузіазмомъ: промедленія сбиваютъ его съ толку. Его пылъ не гаснетъ, но охлаждается. Сегодня три тысячи; будетъ ли завтра пять сотъ? И потомъ что-то важное произошло на бульварахъ. Что именно -- мы все еще не знали. Къ какимъ результатамъ это поведетъ -- мы не могли угадать. Но мнѣ казалось невозможнымъ, чтобъ этотъ фактъ, хотя еще неизвѣстный, но, во всякомъ случаѣ, кровавый, не измѣнилъ положенія, а слѣдовательно, и нашего плана дѣйствій. Я сталъ говорить въ этомъ смыслѣ. Я объявилъ, что нужно было принять предложеніе ассоціацій и тотчасъ же ввести ихъ въ борьбу. Я прибавилъ, что революціонная война часто требуетъ внезапныхъ перемѣнъ тактики. Генералъ, въ открытомъ полѣ, можетъ дѣйствовать какъ онъ хочетъ. Вокругъ него свѣтло. Онъ знаетъ наличный составъ войска, число своихъ солдатъ, цифру своихъ полковъ; столько то людей, столько то лошадей, столько то пушекъ; онъ знаетъ свою силу и силу непріятеля; онъ выбираетъ часъ и мѣсто, у него передъ глазами карта, онъ видитъ что дѣлаетъ.
Онъ спокоенъ на счетъ своего резерва, который никуда не уйдетъ отъ него, который всегда у него подъ рукой. Онъ можетъ употребить его въ дѣло, когда захочетъ. "Но мы, вскричалъ я:-- мы находимся въ области неопредѣленнаго, неуловимаго. Мы идемъ на рискъ, мы во власти случайностей. Кто противъ насъ -- мы видимъ. Но кто за насъ -- мы не знаемъ. Сколько солдатъ? Сколько ружей? Сколько патроновъ? Ничего! и мракъ. Можетъ быть, весь народъ, можетъ быть -- никто. Беречь резервъ! Но кто намъ отвѣчаетъ за этотъ резервъ? Сегодня это -- армія, завтра -- горсть пыли. Мы видимъ ясно одно -- нашъ долгъ; что касается до всего остальнаго -- темная ночь. Мы даемъ слѣпую битву. Будемъ наносить всѣ удары, какіе возможно наносить; пойдемъ прямо на встрѣчу случаю; ринемся въ опасность и будемъ вѣрить, потому что мы -- законъ, мы -- справедливость! Богъ долженъ быть съ нами -- въ этомъ мракѣ. Примемъ эту гордую и злополучную роль -- безоружнаго и борющагося пр а ва!"
Лебланъ и Кингъ, спрошенные комитетомъ, примкнули къ моему мнѣнію. Комитетъ рѣшилъ, что ассосіаціи будутъ приглашены, отъ нашего имени, немедленно собрать всѣ свои силы и вывести ихъ на улицу. "Но мы ничего не оставляемъ на завтрашній день! возразилъ одинъ изъ членовъ комитета.-- Какой союзникъ будетъ у насъ завтра?" -- "Побѣда!" сказалъ Жюль Фавръ,-- Карно и Мишель де-Буржъ замѣтили, что было бы не безполезно членамъ ассосіацій, принадлежавшимъ къ національной гвардіи, надѣть свои мундиры.-- Такъ и условились.
Делегатъ Кингъ всталъ. "Граждане представители! сказалъ онъ намъ:-- Приказанія будутъ немедленно отданы. Наши друзы готовы. Черезъ нѣсколько часовъ они соберутся. Въ эту ночь -- баррикады и битва!"
Я спросилъ его: "Не признаете ли вы полезнымъ, чтобы кто нибудь изъ представителей, членъ комитета, нынѣшней ночью находился посреди васъ, въ своемъ шарфѣ?"
-- Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ онъ.
-- Я готовъ идти съ вами. Возьмите меня, сказалъ я.
-- Мы пойдемъ всѣ! вскричалъ Жюль Фавръ.
Делегатъ замѣтилъ, что достаточно, если одинъ изъ насъ будетъ присутствовать при выступленіи ассосіацій, и что погонъ дадутъ знать остальнымъ членамъ комитета, которые могутъ присоединиться къ нему.
Мы условились, что, когда пункты сбора и мѣсто свиданія будутъ назначены, онъ пришлетъ кого нибудь увѣдомить меня и проводить къ ассосіаціямъ.-- Не пройдетъ часа, какъ вы получите отъ меня извѣстіе, сказалъ онъ мнѣ, оставляя насъ.
Въ ту минуту, какъ делегаты уходили, пришелъ Матьё (изъ департамента Дромы). Онъ остановился на порогѣ, блѣдный, к закричалъ намъ: "Вы болѣе не въ Парижѣ; у васъ болѣе не республика -- вы въ Неаполѣ! у короля Бомбы!"
Онъ явился съ бульваровъ.
Позже а снова увидѣлся съ Матьё и сказалъ ему:
-- Хуже, чѣмъ Бомба -- Сатана!