День еще не занимался, а что прикажете дѣлать ночью? Мнѣ пришла идея. Я всталъ и съ лампою началъ осматривать четыре стѣны моего каземата. Онѣ испещрены надписями, рисунками, странными фигурами, именами, которыя смѣшиваются между собою и стираются одно другимъ. Кажется, каждый осужденный хотѣлъ оставить послѣ себя слѣдъ, хоть здѣсь по-крайней-мѣрѣ. Тутъ и карандашъ, и мѣлъ, и уголь, буквы чорныя, бѣлыя, сѣрыя, часто глубоко-вырѣзынныя въ камень, иногда проржавленныя, как-будто были написаны кровью. Безъ сомнѣнiя съ болѣе-свободнымъ умомъ, я съ любопытствомъ занялся-бы этою странною книгою, которая страница за страницею развертывается передъ моими глазами на каждомъ камнѣ моей кельи. Я съ удовольствiемъ возсоздавалъ-бы цѣлое изъ этихъ обломковъ мысли, разбросанныхъ по плитамъ, отыскивалъ-бы человѣка подъ именемъ, придавалъ-бы плоть и жизнь этимъ изувѣченнымъ надписямъ, исковерканнымъ фразамъ, изуродованнымъ словамъ, тѣлу безъ головы, какъ тѣ, которые все это написали.
Надъ самымъ изголовьемъ моимъ есть два пламенѣющихъ сердца, пронзенныхъ стрѣлою, а вверху надпись: любовь на жизнь. Не на долго-же несчастный бралъ на себя обязательство.
Въ сторонѣ нѣчто въ родѣ треугольной шляпы съ маленькой, грубо-нарисованной фигуркой подъ нею, и эти слова: Да здравствуетъ императоръ! 1814.
Опять пламенѣющiя сердца съ надписью, весьма характеристическою въ тюрьмѣ: Люблю и обожаю Матье Данвена. Жакъ.
На противоположной стѣнѣ читаешь имя: Папавуанъ.
Прописное П раздѣлано арабесками и тщательно изукрашено.
Куплетъ неприличной пѣсни.
Шапка, вырѣзанная довольно-глубоко въ камнѣ, а внизу: Борисъ. -- Республика. Это былъ одинъ изъ Ларошельскихъ унтеръ-офицеровъ. Бѣдный молодой человѣкъ! какъ отвратительны ихъ политическiя необходимости! За одну мысль, мечту, отвлеченность какую-нибудь, эта ужасающая дѣйствительность, которую зовутъ гильотиной! -- И я еще жалуюсь, я, несчастный, совершившiй настоящее преступленiе, пролившiй кровь!
Полно разсматривать стѣны.
Въ углу я вдругъ увидѣлъ убiйственный образъ, начертанный бѣлыми чертами: фигуру эшафота, который теперь уже, можетъ-быть, готовится для меня. -- Чуть-было не выронилъ лампы изъ рукъ.