ВНУТРЕННЯЯ ВОЙНА
Глава VIII
«Новый курс»
Моя опора — демократия и еще раз демократия. Президент Франклин Д. Рузвельт 18 августа 1937 г
.
1. Франклин Делано Рузвельт
«Я заклинаю вас, заклинаю самого себя направить жизнь американского народа по новому курсу… Речь идет не о простой политической кампании, — это сигнал к бою. Помогите мне не только завоевать голоса на выборах, но и одержать победу в крестовом походе, цель которого — вернуть Америку ее народу».
Так говорил Франклин Делано Рузвельт 2 июля 1932 г., когда он дал согласие на выдвижение его кандидатуры в президенты от демократической партии. Так начался новый период в истории Америки, получивший в США и во всем мире название «нового курса».
«Новый курс» должен был стать периодом решительных и радикальных демократических преобразований во всех областях американской жизни. Больше того, сложные, изменчивые и нередко парадоксальные черты «нового курса» и формы его проявления складывались под влиянием двух величайших конфликтов нашей эпохи, затронувших широчайшие народные массы: возмущения миллионов американских граждан невыразимыми страданиями, нуждой и растратой человеческих сил в период великого кризиса и исторической борьбы свободолюбивых народов мира против варварского нашествия фашистской контрреволюции, несшей им порабощение.[54]
Утром 30 января 1933 г., почти за месяц до вступления Рузвельта на пост президента США, дряхлый президент Германской республики фельдмаршал Пауль фон Гинденбург назначил германским рейхсканцлером бывшего шпиона германской военной разведки Адольфа Гитлера.
27 февраля, за пять дней до прихода Рузвельта в Белый дом, гитлеровцы подожгли рейхстаг и обвинили в этом поджоге коммунистов. Гитлер провозгласил в стране чрезвычайное положение и захватил в Германии верховную власть.
В тот же день, 27 февраля, английский министр иностранных дел Джон Саймон объявил в палате общин, что английское правительство наложило эмбарго на вывоз оружия как в Китай, так и в Японию. Это произошло через полтора года после того, как Япония вторглась в Маньчжурию, и в момент, когда готовые к бою китайские армии отчаянно нуждались в английском оружии…
Над Европой и Азией нависла мрачная тень второй мировой войны.
Америка тоже переживала тяжелые испытания. Миллионы людей нищенствовали, не имея работы. Миллионы не имели крова или ютились в жалких лачугах. Миллионы лихорадочно метались, не зная, чем накормить своих детей. Страна была во власти страха.
В субботу, 4 марта, в день вступления Рузвельта в должность президента, все банки Америки закрылись и вся банковская система богатейшей в мире страны перестала функционировать.
Вот что заявил президент Франклин Д. Рузвельт измученному американскому народу в своем первом послании:
«Наш великий народ перенесет все тяготы, как переносил их и прежде, возродится и придет к процветанию. Поэтому позвольте мне прежде всего высказать свое твердое убеждение, что единственное, чего мы должны бояться, — это сам страх, безымянный, бессмысленный, ничем неоправданный страх, который парализует силы, необходимые для перехода от отступления к наступлению… Изобилие у нас на пороге, но широкое использование его невозможно, хотя его видит всякий. Это происходит главным образом потому, что люди, управляющие товарооборотом, из-за своего упрямства и непонимания потерпели крах, признали свое поражение и умыли руки. Бесчестные менялы осуждены общественным мнением, и люди отреклись от них и в сердце и в мыслях своих… Менялы покинули свои высокие места в храме нашей цивилизации… Мы не потеряли веры в основные принципы демократии. Народ Соединенных Штатов не потерпел поражения. В трудный для него момент он потребовал прямых и решительных действий. Он требует дисциплины, порядка и руководства. Теперь он сделал меня орудием своей воли. Я принимаю на себя эту ответственность, разделяя волю тех, кто на меня ее возложил».
Подобно всем великим государственным деятелям, Франклин Делано Рузвельт формировался под влиянием событий и общественных течений своего времени и в то же время сам способствовал их формированию. Когда Рузвельт в 51 год стал президентом, он был необычайно образованным, энергичным и проницательным политическим деятелем, блестящим оратором и исключительно обаятельной личностью. Он был, по словам Карла Шрифтгиссера, «едва ли либеральнее своего предшественника в Олбэни (губернатора Альфреда Е. Смита)». Уолтер Липпман считал, что этот отпрыск богатого американского аристократического рода не является «опасным противником чего бы то ни было». По поводу деятельности Рузвельта во время избирательной кампании он высказал следующие язвительные замечания:
«Рузвельт как бы добивался двух противоположных целей… Американские политические деятели обладают высоко развитым искусством балансирования; к их числу относится и Рузвельт. Его послание к конгрессу, во всяком случае та часть, где он говорит о выдвижении своей кандидатуры, представляет собой почти безупречный образец балансирования между двумя противоположностями…
Послание составлено таким образом, что представитель прогрессивного, левого крыла, прочтя его, найдет в нем достаточно таких формулировок, которые убедят его в том, что с Франклином Д. Рузвельтом он согласен. Он найдет здесь и отголосок недавнего замечания губернатора Лафоллета насчет потери «экономической свободы», и отголосок замечательных рассуждений Лафоллета о росте концентрации богатства… С другой стороны, в послании содержатся и всяческие заверения в адрес консерваторов: «Мы не будем пытаться в какой бы то ни было мере разрушать или уничтожать что бы то ни было»; наш строй «будет существовать вечно»; мы должны добиваться «сохранения навеки наших основных общественных установлений».
Еще более знаменательно звучит замечание Липпмана о том, что «он не сможет долго отвечать таким различным требованиям таких различных людей…»
Франклин Делано Рузвельт умер двенадцать лет спустя. Он нарушил все прецеденты, четырежды завоевав пост президента США. К тому времени в его внутренней и внешней политике уже не оставалось ничего двусмысленного. Рузвельт был одним из титанических деятелей нашей эпохи. Он стал одним из самых выдающихся, если не самым выдающимся из президентов США — великим строителем американской демократии, поборником прав маленьких людей и всех обездоленных, одним из руководители всемирной борьбы против фашизма и за установление прочного мира между народами.
Миллионы людей во всех частях света знали инициалы «Ф. Д. Р.» и с любовью говорили о человеке, которому эти инициалы принадлежали. Неукротимое мужество Рузвельта, его речи, его внешний облик, добродушная улыбка, задушевный, убедительный голос, его манера откидывать назад голову, держать мундштук — были известны всему человечеству. Незабываемые выражения Рузвельта: «экономические роялисты», «карантин для агрессоров», «политика доброго соседа», «арсенал демократии», «четыре свободы» — вошли во все языки мира.
«Рузвельт был тесно связан с простыми людьми Америки, — писала Фрэнсис Перкинс, министр труда в правительстве Рузвельта в своей книге «Рузвельт, которого я знала», — и не только Америки, но и всего мира».
Американский народ никогда еще не имел президента, которого бы он так любил. О глубокой личной любви миллионов американцев к Франклину Д. Рузвельту рассказывает корреспондент радиовещательной компании «Колумбия бродкастинг систем» Боб Траут, часто путешествовавший с президентом по США:
«Среди ночи, когда поезд мчался среди полей или даже по пустыне, поздно ложившиеся спать корреспонденты, выглянув в окно, почти всегда могли увидеть стоящие на протяжении многих миль вдоль полотна дороги молчаливые толпы фермеров, торговцев, шахтеров, рыбаков, рабочих. И мы наблюдали это изо дня в день. Люди приезжали к железной дороге на своих ветхих автомобилях, верхом, приходили пешком, пройдя бог знает сколько миль, только для того, чтобы темной ночью постоять у полотна и увидеть мчащийся поезд президента. Видимо, это давало им удовлетворение — просто стоять, смотреть на поезд и, быть может, помахать ему платком или шляпой.
Однажды мы проезжали по горным районам штата Айдахо; на протяжении многих миль мы не видели ни домов, ни людей. Вдруг кончился лес, и появилось тихое горное озеро. Здесь на маленькой самодельной пристани рядом со своей бревенчатой хижиной стоял человек, — вероятно, рыбак или охотник, По обе стороны от себя он поднял два больших американских флага, а сам стоял между ними «смирно», при всех орденах, отдавая честь проходящему поезду. Он подготовил все это заранее, чтобы приветствовать президентский поезд в течение нескольких минут, пока он мог его видеть».
С самого начала правления Рузвельта члены его так называемого «мозгового треста», как и другие его помощники, резко отличались от тех миллионеров, политиканов, пройдох и растратчиков, которые составляли окружение трех предыдущих президентов. Правда, некоторые из ведущих деятелей «нового курса», вроде болтливого и шумливого руководителя Управления хозяйственного восстановления генерала Хью С. Джонсона, были самовластными бюрократами, другие, как способный молодой преподаватель. Колумбийского университета Адольф Берли, со временем стали злобными циниками, но почти все без исключения люди, окружавшие Рузвельта, отличались умом, энергией, инициативой и пониманием своего долга перед обществом. В их числе были: прямой и вспыльчивый министр внутренних дел Гарольд Л. Икес, либеральный республиканец, бывший сторонник Теодора Рузвельта; министр труда, строго одетая «матушка» Фрэнсис Перкинс, первая женщина-министр, которой протежировала известная общественная деятельница Джейн Адамс; блестящий судья Сэмюэль Розенман, добродушный толстяк, не занимавший никакого официального поста, но известный как один из самых близких и доверенных советников Рузвельта; драматург Роберт Шервуд, серьезный человек выдающихся способностей; помощник министра труда бывший профессор Рексфорд Гай Тагвелл; известный поэт Арчибальд Маклиш.
Самым близким другом и помощником Рузвельта был болезненный Гарри Л. Гопкинс. Сын шорника, бывший социалист, этот умный и глубоко сердечный человек, страстный любитель стихов Джона Китса, много занимался благотворительной деятельностью. При Рузвельте он был сначала руководителем федерального Управления социального обеспечения, потом министром торговли, в военные же годы Гопкинс стал, как выразился один английский государственный деятель в беседе с Робертом Шервудом, — «рузвельтовским личным министром иностранных дел». Почти исчерпывающую характеристику Гопкинса дает заявление, сделанное им в бытность руководителем Управления социального обеспечения: «Голод — не тема для прений».
2. Первые четыре года правления Рузвельта
В своем обращении к народу при вступлении на пост президента Рузвельт обещал действовать и сразу же приступил к действиям — смелым, быстрым, энергичным, заражавшим и других энергией, а иногда — сумбурным и вызывавшим недоумение. Действий такого размаха американский народ еще никогда не видел.
Не пробыв в Белом доме и десяти дней, Рузвельт созвал специальную сессию конгресса, на которой потребовал для себя чрезвычайных полномочий, определенных в семидесяти пяти пунктах, дававших ему громадную власть, какой ни один президент еще не обладал в мирное время. Эти полномочия он получил. Он временно закрыл все банки в стране; разработал проект закона о национальной экономике; запретил вывоз золота и все сделки с иностранной валютой; значительно урезал расходы на содержание государственного аппарата; предложил конгрессу узаконить продажу пива; снова открыл банки; и наконец, через неделю после вступления в должность обратился к народу с первой из своих знаменитых неофициальных, теплых «бесед у камина».
Назовем некоторые из законов, в спешном порядке проведенных через конгресс за первые три месяца правления Рузвельта:
Закон о восстановлении промышленности.
Закон об экономии.
Чрезвычайный закон о банках.
Закон о создании Управления долины реки Теннесси.
Закон о создании гражданских отрядов для охраны природных ресурсов.
Закон о реорганизации сельского хозяйства.
Закон об ассигновании 500 млн. долларов на чрезвычайные мероприятия по оказанию помощи населению.
Закон о предоставлении кредита домовладельцам.
Закон о пиве.
Закон Гласса Стигаля о банках.
Закон Вагнера о найме рабочей силы.
Постановление о золоте.
Закон о назначении координатора работы железных дорог.
Закон о ценных бумагах.
Лихорадочная деятельность продолжалась и в дальнейшем; была намечена обширная программа общественных работ, и вся страна покрылась плакатами Управления национального восстановления с изображением синего орла и подписью: «Мы вносим свою лепту». Страна воспрянула духом. На протяжении трех черных лет народ жил, испуганно затаив дыхание, а теперь он как бы вдруг снова вздохнул полной грудью…
В начале 1934 г. Уолтер Липпман писал в своем обзоре деятельности Рузвельта за первый год:
«Когда г-н Рузвельт вступил в должность президента, все спрашивали себя лишь об одном, — сможет ли страна «поправиться»… Весь народ находился во власти паники, нищеты, возмущения и отчаяния, которые подрывали его веру не только в успех коммерческой деятельности, но и в американский образ жизни в целом. Никто не знает, до чего бы мы докатились, если бы это продолжалось еще год… Сейчас перед нами еще стоят серьезные проблемы, но мы уже вышли из опаснейшего кризиса. Народ вновь обрел мужество и надежду».
Однако в тот момент, когда Липпман писал эти слова, в настроениях народа происходили глубокие и тревожные изменения. Пришел к концу медовый месяц «нового курса», когда крупный капитал и профсоюзы вступили в непрочный союз для поддержки чрезвычайных мероприятий Рузвельта; всюду быстро нарастало недовольство и волнение. Слова Рузвельта о том, что «менялы покинули свои высокие места в храме», оказались скорее поэтическим образом, чем истиной, а в политике нового правительства стали проявляться противоречия и склонность к компромиссам, которые вызывали разочарование народа.
Впоследствии Фредерик Льюис Аллен писал в своей книге: «Род человеческий»:
«Люди, внимательно наблюдавшие за развитием «нового курса», стали замечать, что все чаще и чаще новые планы провозглашались торжественно, под звуки фанфар, но затем, по мере усиления оппозиции, они становились все умереннее… Постепенно обнаружилось, что Управление национального восстановления было рукой помощи, протянутой правительством бизнесменам, объединявшимся для борьбы против новых конкурентов и против снижения розничных цен; это управление оказалось орудием, которое ускоряло и только отчасти контролировало процесс концентрации промышленности».
Орган Уолл-стрита «Анналист» писал: «В конечном счете крупные объединения финансового капитала выиграют от нового режима; устранение конкуренции, более тесное слияние частных банков с правительственными финансовыми органами, усиление контроля и координации действий — все это способствует дальнейшему укреплению финансового капитала».[55]
Многие предприниматели соблюдали те требования закона о восстановлении промышленности, которые считали для себя выгодными, но нагло нарушали пункты, выгодные для рабочих. Когда Джордж Р. Лейтон осенью 1933 г. стал проверять, как соблюдается закон о восстановлении промышленности, один рабочий сказал ему: «Ради бога, не говорите никому, что вы были здесь. Тут неподалеку, на цементном заводе, рабочие попробовали пожаловаться, а их за это прогнали с работы». Лейтон писал в журнале «Харперс мэгэзин», что «самый дух и цели закона о восстановлении промышленности и отдельные его положения явно и тайно саботируются».
Рабочие стали называть Управление национального восстановления «Управлением бега на месте».
И все же в 1934–1935 гг. все больше недовольных рабочих настойчиво добивались соблюдения раздела 7 закона, гласившего, что «рабочие имеют право создавать свои организации и заключать коллективные договоры с предпринимателями».
«Закон на нашей стороне!» — гремел председатель союза горнорабочих, вечно хмурый Джон Л. Льюис, чрезвычайно любивший театральные эффекты. Вложив все средства своего союза в вербовочную кампанию, он за четыре месяца утроил численность профсоюза. 12 тыс. членов союза портовых грузчиков тихоокеанского побережья во главе со своим боевым руководителем, выходцем из низов, Гарри Бриджесом в мае 1934 г. забастовали вместе с моряками и остановили все движение вдоль побережья от Сан-Диего до Сиэттля. В середине июля полицейские убили нескольких забастовщиков; в Сан-Франциско вспыхнула всеобщая стачка, на четыре дня парализовавшая всю жизнь города. В 1935 г. в 19 штатах было призвано для подавления стачек свыше 40 тыс. членов Национальной гвардии. По всей стране рабочие вели ожесточенную борьбу, бастовали, проводили вербовку новых членов профсоюзов.
В ноябре 1935 г. лидеры восьми межнациональных союзов, входивших в Американскую федерацию труда, восстали под руководством Джона Л. Льюиса против консервативной политики старого руководства АФТ и создали Комитет производственных профсоюзов, который должен был организовать профсоюзы по производственному принципу и вовлечь в них неорганизованных рабочих.[56]
Тем временем богачи стали проявлять еще большее недовольство «новым курсом», чем бедняки. Президент гигантского химического концерна «Дюпон де Немур» Ламмот Дюпон заявил в январе 1934 г.: «В 1933 г. мы были свидетелями непродуманного наскока правительства на все пороки политической, социальной и экономической жизни нашей страны». Другие виднейшие промышленники и финансисты, которые сначала выслушивали «радикальные» выступления Рузвельта с улыбкой, считая их отнюдь не оригинальной демагогией, стали, наконец, убеждаться с нескрываемым озлоблением, что президент говорил о «привилегированном меньшинстве», «о гуманистических идеалах демократии», о праве рабочих на организацию и о праве «обездоленных требовать от правительства помощи» — совершенно всерьез. Когда правительство под давлением народа расширило общественные работы и государственную помощь безработным и когда профсоюзное движение усилилось, крупные предприниматели прозвали Рузвельта «изменником своему классу» и подняли злобную кампанию против «красного», засевшего в Белом доме, и всего его кабинета. К весне 1935 г., по оценке бюллетеня «Киплингерс Уошингтон ньюслеттер», 80 % предпринимателей стали врагами «нового курса».
Озлобление крупных капиталистов против «нового курса» отнюдь не уменьшилось после решительной победы демократической партии на выборах в конгресс в ноябре 1934 г., когда Рузвельт заявил в своей речи на открытии сессии конгресса 4 января 1935 г.:
«Народ совершенно ясно заявил, что Америка должна отказаться от такого порядка накопления богатства, при котором чрезмерные прибыли частных лиц дают им чрезмерную власть не только над частной жизнью, но, к несчастью для нас, и над общественной жизнью».
В Вашингтоне «политические представители капитала» готовились саботировать все новые законодательные мероприятия «нового курса». Как сообщала «Нью-Йорк таймс» 24 февраля, в палате представителей был образован «Комитет 100», ставивший себе целью разрабатывать на «тайных заседаниях» планы действий, направленных против политики правительства.
В передовой статье эта же газета писала:
«Наш президент номинально имеет на своей стороне две трети голосов в обеих палатах конгресса, но ему приходится ежедневно сталкиваться с разногласиями в рядах его же сторонников и с угрозой растущего противодействия его важнейшим мероприятиям».
В середине лета 1935 г. правительство перешло Рубикон. 27 мая верховный суд США признал недействительным закон о восстановлении промышленности. Доводы, которыми было подкреплено это решение, по словам Чарльза и Мэри Бэрд, «не оставляли ни малейшей лазейки для регулирования федеральными законами вопросов организации труда в промышленности, продолжительности рабочего дня или уровня заработной платы».
На пресс-конференции в Белом доме в присутствии 200 с лишним корреспондентов президент Рузвельт заявил, что это решение верховного суда является, пожалуй, самым важным «со времени дела Дреда Скотта».[57] Президент зачитал некоторые из тысяч телеграмм, а которых его просили сделать что-нибудь для «спасения народа».
«Важно вот что, — сказал Рузвельт, — означает ли это решение верховного суда, что правительство Соединенных Штатов не имеет права решать какие бы то ни было экономические проблемы?»
Рузвельт был твердо убежден, что так быть не должно. Месяц спустя, 27 июня, конгресс принял закон о трудовых отношениях. Опираясь на законное право конгресса регулировать вопросы торговли между штатами, этот закон учреждал постоянное Национальное управление по урегулированию трудовых отношений, в задачи которого входило рассмотрение жалоб и вынесение постановлений, запрещающих предпринимателям препятствовать заключению коллективных договоров, создавать профсоюзы, финансируемые предпринимателями, проводить дискриминацию членов профсоюзов при приеме на работу и применять другие меры, ущемляющие права рабочих.
Теперь линии фронта четко определились, и Рузвельт ясно показал американскому народу, на чьей стороне он стоит. В своей первой «беседе у камина» в 1936 г. президент заявил:
«Мы утверждаем, что труд имеет такое же право на уважение, как и собственность. Но наши рабочие, обладающие мастерством и умом, нуждаются не только в уважении к их труду. Им нужна действенная защита их права получать за свой труд столько, сколько необходимо для приличного существования при постоянно повышающемся уровне жизни и для того, чтобы делать некоторые сбережения на случай неизбежных превратностей судьбы…»
Рузвельт продолжал:
«Кое-кто не умеет разобраться ни в современной обстановке, ни в уроках истории США. Эти люди пытаются отрицать право рабочих на заключение коллективных договоров, на человеческий уровень жизни и на материальную обеспеченность. Именно эти близорукие люди, а не рабочие, создают угрозу классовых распрей, которые в других странах привели к диктатуре, к власти страха и ненависти над жизнью людей».
На протяжении всех тридцатых годов страну раздирал ожесточенный конфликт, разжигаемый «близорукими людьми», о которых говорил Рузвельт.
Этот конфликт Теодор Драйзер охарактеризовал в 1931 г. в следующих пророческих словах:
«Сейчас в Америке происходит великий спор между богатством и нищетой. Решается вопрос: сможет ли человек, как бы он ни был мал и беден, сохранить свое достоинство и свою жизнь или олигархия богатства окончательно возьмет всю власть в свои пуки и будет указывать всем остальным — а их 125 миллионов, — что им делать, о чем думать и сколько они должны расходовать на жизнь, в то время как кучка остальных (сильных и хитрых) будет делать все, что ей угодно и жить в свое удовольствие. Именно в этом и будет заключаться надвигающийся конфликт!»