"Морис Серван…
"Дорогой друг!
"Ты часто обвинял меня, что я мечтатель, на что я всегда отвечал тебе, что невозможно спорить об умственных или физических странностях, но теперь дело идет не об этом.
"Помнишь–ли ты, что я говорил тебе, в последнем письме, о графине Листаль? Трудно найти более очаровательную, более прелестную женщину; все говорят, что она крайне добра, в высшей степени любезна; только и говорят, что о ея милосердии к страждущим, о ея привязанности к всем окружающим ее.
"Что–же касается меня, то я повторял и опять повторяю что в этой женщине есть что–то, чего никто не знает. Тебе одному могу я высказать вполне мою мысль, зная, что ты не выдашь меня; эта женщина преступна, если не в прошедшем, то в будущем. Я уверен, что не ошибаюсь и Подумай как я несчастлив! Я наблюдаю за ней или, говоря вернее, я просто слежу за каждым ея шагом и до сих пор не открыл ничего положительнаго. Я знаю, я чувствую, что в ней есть что–то дурное; я чувствую что она опасна для меня и для тех, кого я люблю; но я еще должен покоряться перед общим чувством уважения и симпатии, которыя она внушает.
"Все мои способности устремлены на разрешение этой задачи, которую я сам себе задал; пока эта женщина будет стоять на моей дороге, до тех пор для меня не будет счастия.
"Впрочем война уже обявлена, и обявление ея принадлежит не мне. Я решился бороться до конца и уверен, что восторжествую; к счастию, я уже давно знал, что война начнется рано или поздно; на этот раз опять мой инстинкт не обманул меня. Я готов и у меня есть в руках ужасное орудие!
"Я сказал — война, но знаешь–ли ты, что такое эти ужасныя битвы, театром которых служит гостиная, где наблюдают друг за другом сидя рядом, где враг прячется за дверью будуара или в амбразуре окна?
"Впрочем, я все говорю тебе загадками, лучше будет, если я разскажу тебе, что произошло и каковы были первыя действия двух неприятельских армий, из которых каждая состоит только из предводителя, т. е. одна — графиня Листаль, другая — твой друг Морис Серван.
"Не смотря на отвращение или, лучше сказать, инстинктивную боязнь, которую внушала мне графиня Листаль, я принужден был быть с ней любезен. Действительно, с одной стороны, я без ума люблю Берту, этого чистаго и невиннаго ребенка, который достоин полнаго счастия.
"Затем я чувствую к графу де-Листаль самую глубокую симпатию. Это благородная душа. Он добр в полном значении этого слова.
"В нем я нашел только один недостаток и то в виду антипатии, которую внушает мне его жена. Он слаб до крайности. Эта женщина кажется покорной, преданной, кажется, будто у нея нет своей воли. Я уверен, что она разрывает полное самоотвержение. Граф даже и не подозревает, что он отказался от своей воли. Он любит жену, ловкость которой вполне покорила его. То, чего она хочет, ему кажется, что он сам пожелал, он думает, что приказывает, тогда как на самом деле только повинуется.
"О! друг мой, какия опасныя политики женщины!
"Прибавь к этому нравственному состоянию графа постоянную болезнь, и ты поймешь, что он видит только глазами жены и что, не сознавая того зла, которое может сделать, он действует согласно с ея желаниями, и главная сила этой женщины состоит в том, что она умеет скрыть свое влияние.
"Я тебе говорил, что я готов был жениться.
"Две недели тому назад, граф Листаль дал мне слово; Берта, моя дорогая Берта призналась мне в своей привязанности и я был счастлив. Но в ту минуту, когда все, казалось, улыбалось мне, когда ни одной тучки не было на горизонте моего счастья, я читал…. как? я сам не знаю…. я читал в спокойных и даже любезных взглядах графини предсказание близкой, неизбежной опасности.
"Однажды графиня уехала на несколько дней. Куда она ездила? я не знаю. Ея муж, казавшийся сначала очень озабоченным, по ея возвращении совершенно успокоился. Я не могу предположить, чтобы он не знал причины этого отсутствия, и между тем….
"Уже несколько дней, граф желал переговорить со своей женой о моей женитьбе на обожаемой Берте, и назначить окончательно время свадьбы. Этот разговор все откладывался с часу на час.
"По возвращении графини, казалось, что решению моей участи нет более никаких препятствий. Но тут судьба стала против меня. Хроническая болезнь, которой страдает граф, и которая на время успокоилась, вдруг, едва графиня вернулась, появилась с новою силою и с графом сделался сильный припадок болезни.
"Не предполагай ничего. Нет! Графиня ничем не виновата в этом возврате болезни. Напротив того, чем более я изучаю эту женщину, тем яснее я вижу ее чувства. Когда граф страдал, я смотрел на его жену. Ея глаза были сухи, взгляд лихорадочный, ея и без того бледное лице бледнело еще более под влиянием тайнаго ужаса. Она внимательно следила за ходом болезни, разспрашивала докторов, с безпокойством следила за больным, ухаживала за ним день и ночь. Это была истинная привязанность жены к любимому мужу, к другу, за жизнь котораго трепещут….
"Ну! в этом возбуждении я видел не палача, следящаго за действием яда, на лице жертвы, но также и не нежную привязанность жены; я видел графиню, богатую и уважаемую, счастливую в своей гордости и удовлетворенном тщеславии, я видел, что она боялась не смерти любимаго мужа, а смерти графа, существование котораго обезпечивает ея богатство и то положение, которое она занимает.
"Вот что любит эта женщина. Она любит графа только за то положение, которым она ему обязана. Даже более: она чувствует, что он ей необходим.
"Оставшись вдовой, она будет не так неуязвима.
"Почему? Как? Я не знаю, но жизнь графа залог безопасности для этой женщины. Если его не будет, между ней и обществом станет, я не знаю, какой призрак, существование котораго я угадываю, не будучи еще в состоянии дать ему имя. Она хочет, чтобы он жил во–что–бы–то ни стало. Я сужу по выражению ужаса на ея лице при виде страданий графа.
"Эта женщина — это сам эгоизм, свирепый, безпощадный. Ея сердце не знает привязанности. И в тоже время я чувствую тайну, которая при моем прикосновении разсеивается как туман…. О, я должен во чтобы то ни стало осветить этот мрак.
"Если–бы она не бросила мне вызова, я мог–бы — да и то еще не знаю! Я мог–бы пройти мимо нея, не стараясь проникнуть ея тайну. Но вот что она сделала….
"Она также угадывает меня, как я ее. Она знает, что я для нея опасен. Она инстинктивно боится моей проницательности, и, следовательно, не любит меня, не хочет чтобы я вошел в семейство. Но, в виду расположения ко мне графа, ей было трудно прямо воспротивиться выраженной им воле. Сначала она медлила: болезнь графа позволила ей действовать открыто и она не колеблясь сбросила маску.
"Прежде всего она захотела уехать из Амиена. По ея мнению, графу необходимо было ехать в Париж. Только там он мог найти уход, какого требовало его положение. Провинциальные доктора не понимали ничего в болезни, которой страдал ея муж. Необходимо было посоветоваться со светилами науки.
"Для меня не было ни малейшаго сомнения, что этой женщине надо было или уехать из Амиена или быть в Париже. Я пытался сопротивляться, но предлог был слишком ловко выбран. Графиня бросила на меня взгляд холодный, как лезвие ножа.
— Разве вы желаете, сухо сказала она, чтобы Берта скорее наследовала отцу?
"На это нечего было отвечать. Мой друг Даблэн, которому я сообщил мои подозрения, с которыми он не согласен, сделался в этом случае моим ярым противником.
"Надо было уступить. Сама Берта ничего не понимала в моем желании, чтобы путешествие не состоялось. Я был один против всех. Доктора также были очень рады, чтобы парижские доктора сняли с них ответственность….
"Граф и графиня уехали в Париж. Мне сделалось невозможным сопровождать их, но я последовал за ними. Вот уже десять дней, как они живут здесь, в предместья Сен—Жермень.
"Я вернулся в свою квартиру на шоссе д'Антэн. Каждый день я хожу к графу, но едва могу его видеть. Графиня принимает меня более чем холодно и уже не скрывает своей неприязни.
"Я разлучен с Бертой, с которой едва могу обменяться несколькими словами. И так, я был прав, говоря тебе, что война обявлена.
"Состояние графа не улучшается нисколько. Я знаю только, что опасность миновалась. Через две недели его страдания уменьшатся. Останется только слабость, от которой он не скоро поправится.
"Но это еще не все. И тут–то свет начинает мелькать для меня среди мрака.
"В узкой рамке этой драмы появилось новое лице.
"Едва Листали приехали в Париж, как на другой–же день явился господин, желавший засвидетельствовать свое почтение графине. Это молодой человек, ея соотечественник, американец. Я узнал, что при виде его она, казалось, была сильно взволнована этой неожиданной встречей. Я подчеркиваю слово неожиданной потому. что я не верю в эту неожиданность, и я уверен, что появление этого юноши имеет прямую связь с необходимостью ехать в Париж.
"Я не видел этого человека. Но, по словам Берты, это высокий брюнет, с вьющимися волосами. Голова его восхитительна, она напоминает головы неаполитанских лаццарони. Манеры его безукоризненны. Имя его Джордж Вильсон — он принадлежит, это я говорю со слов графини, к одной из лучших фамилий Нью—иорка. Он богат или, по крайней мере, кажется таким. Он показывает к графу живейшую привязанность, и мое изгнание оставило ему свободное поле действий. Каковы его планы? Почему он вошел в это семейство? Я еще не хочу знать этого, хотя боюсь, что угадываю. Я знаю только, что он очень почтителен с Бертой и что он выразил желание поближе познакомиться со мной.
"Это желание я также разделяю, потому что, рискуя показаться тебе совсем сумасшедшим, я скажу тебе, что инстинкт предостегает меня против него. Этот человек сообщник графини Листаль.
"Если есть сообщник, то значит есть и преступление. Но совершено–ли уже это преступление или еще должно совершиться? Я не знаю, но я знаю, что нашел след и дойду до цели.
"Этот человек не зовется Джордж Вильсон; он ждал госпожу Листаль в той гостиннице, где они остановились. Вот в чем я вполне уверен. Но каково его настоящее имя? Я узнаю это. Я угадываю, что они оба замышляют. О! все мое существо возмущено. Я не теряю ни минуты. Я хочу, во чтобы то ни стало, разорвать покрывало, закрывающее эту тайну, я уже дотронулся до него.
"P. S. Сейчас я получил записку от графини, которая просит меня придти, как можно скорее, в отель, так как ея муж желает говорить со мной. Это должно скрывать какую–нибудь новую неприятность. Но я готов и чувствую себя сильным для борьбы.
Твой М. С."