Трубецкой стоял на том берегу, за Москва-рекой,
где и Хоткевич,— близ Крымского брода.
Нижегородцы — на этом берегу.
Трубецкой прислал послов. Он обещал
действовать против поляков заодно с нижегородцами и дал
слово ударить полякам в тыл. Трубецкой просил
воинской помощи у нижегородцев. Он уверял, что с
честью послужит земскому делу.
Пожарский согласился. Он не послушался
Козьмы, который убеждал его не верить Трубецкому,
человеку ненадежному. Пожарский отобрал пять сотен
самых храбрых казаков и отправил их на ту сторону
Москва-реки, к Трубецкому.
Рано утром Замоскворечье огласилось воем
резких,- пронзительных фанфар... Выло в этом что-то
страшное, зловещее, новое для слуха нижегородцев.
Грянули выстели пушек, дерзко, вызывающе...
Минин и Пожарский стояли на сторожевой
вышке. Им видно было, как по противоположному берегу
стала приближаться к реке блеснувшая железом
огромная масса польского войска. Грозно сверкало
оружие в лучах восходящего солнца. Всадники, имея
за спиной но одному пехотинцу, спустились в воду
первые. За ними поползли через реку громадные,
сооруженные за ночь плоты с остальной пехртой.
Непривычно было видеть реку, покрытую лесом копий и
знамен.
В действиях гетманского войска чувствовались
сила и уверенность в собственной непобедимости.
Хорошо вооруженное, закованное в заморскую
броню, увенчанное славой прежних побед, оно
красовалось перед нижегородцами своей отвагой,
открыто, на виду у неприятеля, совершая переправу через
реку.
Трубецкой бездействовал.
Он и не думал мешать гетману переправляться
через реку, равнодушно наблюдая за тем, как поляки
перебираются на московский берег. Его
приближенные позволили себе даже издеваться над гонцами
Пожарского, говоря:
— Богаты вы пришли из Ярославля, сами и
отражайте гетмана...
Трубецкой не сдержал своего слова. Минин
оказался прав: атаман далее не шевельнулся, когда более
искусная польская и венгерская конница стала
теснить бросившихся ей навстречу всадников
нижегородского ополчения.
На Девичьем иоле произошло первое
столкновение нижегородцев с поляками.
Пожарский видел, что ополченским всадникам не
побороть превосходной конницы поляков и венгерцев,
и отдал приказ спешиться.
Началась жестокая сеча. Польские гусары
набросились с саблями на пеших нижегородцев. Но
пригнувшиеся к земле ополченцы, пронзая вражеских
коней своими длинными копьями, создали великое
замешательство в эскадронах противника. Кони
опрокидывались на спину, давили людей.
В самый разгар боя и полякам пришлось
спешиться: тучи стрел, выпускаемых татарскими,
мордовскими и чувашскими наездниками, мешали сидеть
на конях. Брошенные седоками лошади бешено
заметались в толпе, становясь на дыбы, брыкаясь
задними ногами, наводя ужас на сражающихся.
Хоткевич бросал в бой все новые и новые
подкрепления.
Бой разгорался. Пились врукопашную до полного
уничтожения друг друга.
При этой сече пушкарям делать было нечего.
Гаврилка с кучей своих земляков-смолян тоже пошел
врукопашную. Увидели группу шляхтичей,
подкрались незаметно, хоронясь среди конских трупов,
и вдруг, по команде Гаврилки, грянули из
самопалов.
Шляхтичи вскрикнули, лошади их взбесились,
поскакали прочь, теряя по пути всадников.
В это время выбежала толпа венгерцев. Черные,
разъяренные, со сверкающими белками, ловкие и
беспощадные, они набросились на смолян. Тут только
ребята поняли, в какую западню они попали.
Венгерцы дрались саблями, смоляне — копьями,
мечами и кистенями. И те и другие озверели.
Рослый воин, у которого Гаврилка мечом вышиб саблю,
вцепился ему в руку зубами, рычал, как зверь.
Силой этот человек обладал необычайной. Гаврилка
изловчился и уложил венгерца кистенем.
Несколько смолян пали в этой стычке.
Была солнечная, тихая погода. Звон железа,
стоны и вопли разносились далеко по окрестностям.
Нижегородское войско отступило к Чертольским
воротам.
Присланные Пожарским в помощь Трубецкому
пять сотен казаков, увидав, в каком опасном
положении находятся нижегородцы, переправились через
Москва-реку и вновь пристали к ополченцам. Вслед
за ними на глазах Трубецкого лучшие его атаманы
Филат Межеков, Афанасий Коломна и другие с
большой толпой казаков тоже бросились вплавь на ту
сторону Москва-реки в помощь Пожарскому. Они
наказали товарищам передать Трубецкому: «По вашим
ссорам настает гибель Московскому государству и
войску».
Дружно врезались казаки в толпу поляков с
правого фланга, остановив их наступление. Польские
эскадроны принуждены были снова убраться в свой
лагерь.
Тут сделали вылазку в тыл нижегородскому
ополчению осажденные в Кремле поляки. Собрав
последние силы, худые, с бледными лицами, похожие на
скелеты, с факелами в руках, как пьяные
пошатываясь, пошли они на ополченцев. Их крики, похожие
скорее на стоны тяжело больных, в ночной тишине
напугали ополченцев хуже всяких стрел и мечей.
Втискиваясь в толпу ратников, костлявые рейтары
падали от собственных ударов — так обессилены были
они голодом.
Лишь только ополченцы сами двинулись на
нападающих, как остатки их в ужасе побежали обратно.
Немногим, из них удалось скрыться в Кремле.