Оврагами, зарослями камыша, вдоль илистых берегов степных речушек, иногда по пояс в гнилой болотной воде, пробирался Максим со своим отрядом к Екатеринодару.
Ночами, когда конный взвод Федьки Ступни ездил на хутора за зерном для коней и хлебом для бойцов, весь отряд лежал где–нибудь на дне заросшего кустарником Оврага, боясь разводить костер. Иногда раздавался цокот подков и приглушенный говор белого разъезда — тогда бойцы, затаив дыхание, прижимались к земле…
Через две недели отряд входил в город. Екатеринодарцы с удивлением смотрели на толпу вооруженных оборванцев с распухшими от комариных укусов лицами. За этим странным отрядом ехали всадники с красными лентами на лохматых папахах…
В крайкоме партии Максима увидел председатель ЦИК Северо — Кавказской республики Рубин. Узнав, что Максим привел из Каневской отряд, он позвал его к себе в гостиницу.
Во время рассказа Максима Рубин задумчиво барабанил тонкими, длинными пальцами по лежащей перед ним книге. Его бритое, худощавое лицо было спокойно, а умные карие глаза внимательно разглядывали Максима.
Максим закончил.
— Так ты говоришь, что отряд Семенного раньше вас ушел из Брюховецкой? — Рубин встал и, сделав несколько шагов, остановился против Максима. — А ты уверен в том, что он не увел свою сотню к белым?
Максим возмущенно вскочил.
Я за него ручаюсь, как за самого себя! Да и хлопцы у него такие, что их к кадетам ничем не сманишь.
Ну, хорошо, хорошо, успокойся! — По губам Рубина
промелькнула ласковая усмешка
Максим устало опустился и кресло. Очень хотелось спать. Последние сутки отряд не отдыхал, торопясь пробраться в город.
Рубин, присев к столу, быстро написал что–то на клочке бумаги.
— Вот, возьми, — протянул он Максиму две записки, — с этой пойдешь к товарищу Крайнему в крайком, а с этой — к Сафронову на склад, тут написан адрес. Там тебя оденут, а то ты, черт знает, на кого похож.
Максим задумчиво повертел мелко исписанную бумажку и положил ее на стол:
— Со мной отряд, товарищ Рубин. Они еще хуже меня
одеты.
Рубин улыбнулся уголком губ.
Твой отряд вольем в армию, там люди обмундируются. А ты пока останешься при крайкоме. — И, тепло глядя в растерянное лицо Максима, сказал: — Нам нужны, люди. Крепкие люди. Поработаешь здесь, а затем посмотрим.
Максим встал, взволнованно сдвинул на затылок фуражку, снял ее, вытерев платком мокрое от пота лицо. Жаль ему было бросать отряд: свыкся с ним за недели скитаний и боев, но спорить и настаивать на своем не решился.
Прошло несколько дней. Максим выполнял различные поручения крайкома. В течение дня его маленькую, крепкую фигуру можно было увидеть и на заводском митинге, и на вокзале на помосте над морем красноармейских голов, и еще в пяти–шести местах.
Возвращаясь ночью в свою маленькую комнату, он наскоро раздевался, валился на узкую кровать и засыпал крепким сном.
А город жил тревожной прифронтовой жизнью. По улицам проходили пешие и конные воинские части, грохотала по мостовой артиллерия, у штаба главкома толпились суетливые ординарцы. Ночью по пустынным, словно вымершим улицам рысили конные патрули.
Корниловское наступление на Екатеринодар провалилось. Разбитая, но не разгромленная до конца корниловская армия ушла в Сальские степи. Но на Дону уже маршировали немецкие батальоны. Банды генерала Краснова, поддержанные немцами, подошли к границам Кубани. Из Сальских степей, оправившись после разгрома, вооруженная до зубов Англией, хлынула дикая орда озверелой контрреволюции во главе с генералом Деникиным. Грязный поток контрреволюционных полчищ проник в молодую, еще не окрепшую Северо — Кавказскую советскую республику, в тылу у которой контрреволюция организовала массовые кулацкие восстания.
В это время бывший царский офицер эсер Сорокин ослабил оборону Екатеринодара, предательски сняв с фронта якобы для переформировки несколько крупных частей. Фронт поредел и под яростным натиском белых дивизий стремительно покатился к Екатеринодару. Бойцы, потеряв веру в пьянствующего со своим штабом главкома, подозревая измену, сопротивлялись с меньшим упорством, отдавая врагу новые и новые станицы. И если бы не комиссары частей да не кочергинская группа, наносившая подчас сокрушительные контрудары врагу, фронт перестал бы существовать.
Главком же Сорокин разрабатывал, сидя в Екатеринодаре, план новой перегруппировки сил, требовал от ЦИК и Реввоенсовета согласия на оставление Екатеринодара и на глубокий отход для «выравнивания фронта» вдали от противника.
… Прошла неделя. Возвратившись, как всегда, поздно ночью с работы, Максим снял сапоги, черкеску и с наслаждением улегся на кровать. Закрывая глаза, он радостно улыбнулся, вспомнив, что через два дня он едет на фронт комиссаром в один из полков Кочубея.
Уже не раз слышал Максим о прославленном комбриге и его конной бригаде, сформированной им из кубанских казаков и горцев. Когда бойцы Кочубея, рассыпаясь лавой, стремительно бросались в атаку, то не выдерживали даже самые крепкие деникинские офицерские полки, а генерал Шкуро нередко без боя уходил от своего бывшего урядника. Потеряв надежду переманить Кочубея на свою сторону, он обещал большую награду за его голову.
Где–то далеко слышались глухие удары не то грома, не то орудийных выстрелов.
«Гроза начинается», — подумал Максим, повернулся на другой бок и крепко заснул.
А гром продолжал греметь. Это подходили к городу дивизии Деникина.
… Получив приказ Реввоенсовета отходить за Кубань, Кочергин в один переход привел свои отряды в город, уже переполненный отступающими частями. Путь на Екатеринодар был открыт. У самого города еще дрались небольшие, разрозненные отряды, но и они под стремительными атаками конных лав Покровского и Шкуро с боем отступили в город.
Подойдя к городу, деникинцы открыли сильный артиллерийский огонь по рабочим кварталам. Несколько снарядов разорвалось и в центре.
Кочергинцы уходили последними. Сдерживая ожесточенный натиск белых, они медленно, в полном порядке отступали к центру.
Максим выскочил из гостиницы, когда кочергинцы, яростно отстреливаясь от наседавших на них конных сотен, отходили к мосту. Максим присоединился к ним. Кочергин, заняв удобную позицию за мостом, решил не пропустить белых через Кубань.
Целые сутки кочергинцы лежали за мостом под жестоким артиллерийским обстрелом, упорно отбивая многочисленные атаки. Но когда конная дивизия Покровского переплыла реку ниже занятой Кочергиным позиции и ударила с фланга, части Кочергина, не выдержав атаки, отступили к Эйнему и Белореченской.