Городок Чапакур
С помощью Яхши-Мухаммеда Афанасий нашёл работу на постройке дворца. Джигит попрощался с Афанасием и Юшей и поскакал в Бухару. Опять остались они одни, в чужом краю.
Нанялся Никитин добывать глину для кирпичей. Выкопали ямы. С утра он влезал туда и до захода солнца копал глину и насыпал её в телячьи бурдюки. Товарищ его, худой и неразговорчивый перс, вытягивал бурдюки воротом наверх. Другие рабочие месили ногами глину, прибавляли к ней рубленую солому и делали кирпичи. Потом из этих кирпичей выводили стены и обмазывали их глиной.
По вечерам Никитин сколачивал из обрезков досок и брёвен хибарку на окраине города. Он возвращался домой усталый, ел похлёбку из бобов, сваренную Юшей, и тотчас же засыпал.
Надвигалась зима, и Никитин опасался чапакуровских дождей.
Но Афанасию повезло. Управитель перевёл его на строительство дворца.
Сначала Никитин никак не поспевал за товарищами — он не умел работать с персидским топором.
— Неладное орудие, — жаловался он Юше, — зовут «табар», совсем как наш топор, а на деле не то. Топорик махонький, ручка, длинная, как у заступа. Машешь, машешь, а бревно не подаётся.
Он раздобыл себе топор по вкусу, сам вырезал топорище и сразу же стал обгонять других плотников. Работа была совсем чистая и маленьких персидских денежек Никитин теперь приносил домой больше. А Юша приноровился рыбачить. С утра уходил он с удочкой за город, до полудня сидел на гладком чёрном камне недалеко от берега и возвращался домой со связкой рыбы.
Сначала персидские мальчишки дразнили Юшу. Завидев его, кричали; «Хурус!» «Хурус» — по-персидски «петух». Слово это похоже на «урус» — русский. Персидским мальчишкам нравилось дразнить Юшу петухом.
Но потом они подружились. Юша показал чапакурским ребятам, как на Волге, в родном Нижнем Новгороде, ставят силки на птиц, а чапакурцы научили его, как отличать хорошую морскую рыбу от ядовитой и горькой.
По пятницам персы не работали. В этот день отдыхал и Афанасий. С утра возился он по дому: чинил одежду, точил топор и обучал Юшу грамоте.
— Учись, с грамотой на Руси не пропадёшь, — говорил он, усаживаясь в тени около хибарки. — Мало у нас грамотных-то, а везде грамотеи нужны — и при княжеском дворе, и у воеводы, и на торгу, и в монастыре. Вот, гляди, это «аз», видишь? Вот «буки», вот «веди», вот «глаголь».
Сначала Юша старался внимательно слушать Никитина, смотрел, как тот чертит палочкой на песке буквы. Но скоро это занятие ему надоедало, и он начинал глазеть по сторонам: следить за хлопотливой зелёной птичкой, сновавшей вверх и вниз по стволу тополя, или за чёрным жуком, грузно и важно перебиравшимся через соломинку.
Пробовал Афанасий учить мальчика торговому делу, но и купеческая наука не давалась Юше. Он вдруг прерывал Никитина:
— Дяденька Афанасий, а дяденька Афанасий! Иду я вчера с берега к майдану, к торгу к ихнему. Вижу, бегут все, кричат. Побежал и я, а там народу видимо-невидимо. Протолкался. Вижу, лежит на майдане зверь убитый, огромный, с виду вроде кота. Как зовут зверя этого? А ещё скажи: вот джигит баял, нельзя волчью шкуру близко к барабану подносить, а то овечья шкура на барабане со страху заверещит.
Видя, что ученье опять не идёт Юше впрок, Никитин вставал и, надев купленную уже в Чапакуре туркменскую барашковую папаху, уходил в город.
Он бродил по майдану, присматривался к торгу.
Базар Чапакура был маленький и бедный. Торговали на нём бараниной, дынями, оружием. Пряностей продавали мало. Самоцветов, кроме бирюзы, совсем не было.
Никитин прислушивался к речам на майдане. Ему хотелось научиться говорить по-персидски. Татарского языка здесь почти никто не знал, и Никитину трудно было объясняться.
На работе и по дороге домой он твердил разные персидские слова:
— Белое — сефид, вода — аб, малый — кучик, река — руд… Ну и труден язык, ох, труден! — прерывал он сам себя и опять начинал: — Серебряный — гюмиш, красный — сурх, город — абад…
Но трудный язык давался ему довольно легко, и скоро Никитин кое-как начал говорить по-персидски.
Постройка ханского дворца подходила к концу. Стены уже были давно возведены, и теперь рабочие занимались отделкой дворца. На окна натянули промасленную бумагу.
Яму, где брали глину, обложили камнем и провели туда проточную воду. Получился хоуз — пруд, столь любимый персианами. Потом пришли садовники и посадили на внутреннем дворе розы, жасмин и яблони.
К тому времени наступила тёплая, сырая зима Мазандарана[16]. Шли дожди. Иногда холодало и ложился снег, но он быстро таял. Всюду было грязно, сыро. Рыба стала ловиться хуже.
— Ушла от нашего берега к туркменам, — объясняли Юше товарищи по рыбной ловле.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как Никитин и Юша высадились в Чапакуре. Они уже довольно хорошо могли объясняться по-персидски. Афанасий завёл знакомство среди купцов. Он приценивался к товарам и всё изумлялся, как дорого продают в персидской земле русские товары, которые привозили сюда перекупщики — астраханские татары и шемаханцы, и как дёшевы здесь шелка, сахар, тесьма.
— Поживём здесь с годок, накоплю денег и поеду в большой город Ормуз, куплю тамошних товаров, повезу на Русь. На Руси татары и бухарцы десять денежек берут за то, что здесь в денежку обходится. Вот посмотри, через год поедем на Русь с товаром, — говорил он Юше.