В то время как на бизань-мачте «Корсара» развертывалась эта «игра», в других местах происходили сцены отчасти комического, отчасти трагического характера. Борьба между солдатами и матросами далеко еще не была окончена. Не один раз они обменивались оскорблениями и ударами.
Едва начались игры, как веселость покинула Корсара. Оживление его исчезло. Глаза не блестели уже шутливым огоньком и взгляд стал суровым и строгим. Было очевидно, что он погрузился в раздумье, которое часто посещало его. Корсар стал вдруг чуждым всему, происходившему вокруг.
Игры шли своим порядком. Вдруг среди шума послышался голос, выходивший как бы из океана.
— Кто окликает «Дельфина»? — спросил Уильдер, когда заметил, что этот голос не мог вывести командира из его задумчивости.
— Отец Нептун под вашим бимсом!
— Что желает морской бог?
— Он узнал, что некоторые иностранцы прибыли в его владения, и требует позволения явиться на борт, чтобы посмотреть их путевой журнал.
— Добро пожаловать! — ответил Уильдер.
Разговор окончился. Уильдер круто повернулся, словно ему была противна роль, которую он играл в этой комедии.
Скоро на палубе появился моряк атлетического сложения. Длинные пряди льна, с которых стекала морская вода, заменяли ему седые волосы; дикие травы, покрывавшие вокруг судна поверхность воды служили ему как бы плащом. В его руках находился сделанный из пики трезубец. Его окружала толпа нимф, одетых в такие же причудливые костюмы.
Уильдер должен был вступить с ним в разговор.
— Давно ли это прекрасное судно оставило землю?
— Около восьми дней.
— Я не буду спрашивать вас о порте, из которого вы вышли; я узнал на ваших якорях ньюпортский песок. У меня мало времени, чтобы рассматривать бумаги всех людей экипажа.
— Вы видите перед собою всех.
— Хорошо, хорошо. Кто эти дамы?
— Они обе уже были на море и, следовательно, могут избежать вашего допроса, — с живостью сказал Уильдер.
— Младшая достаточно прекрасна, чтобы родиться в моих владениях, — любезно ответил владыка морей, — но никто не может отказываться отвечать на вопрос, предложенный самим старым Нептуном. Итак, если это все равно вашей чести, я бы попросил эту особу лично ответить мне.
Не обращая ни малейшего внимания на гневный взгляд Уильдера, «представитель морских глубин» обратился непосредственно к Гертруде:
— Если, как говорят, прекрасная дама, вы уже видели море, то не скажете ли имя того корабля, на котором вы плавали?
Девушка изменилась в лице, но сейчас же овладела собою.
— Может-быть, это докажет вам, что я не новичок на море.
И ее рука опустила гинею в руку бога.
— Не могу понять, как я мог не узнать вас, но это объясняется обширностью и важностью моих занятий! — ответил моряк, кланяясь с грубой деликатностью и опуская в карман монету.
С этими словами он повернулся к гувернантке.
— А вы, сударыня, в первый раз в моих владениях?
— Ни первый, ни двадцатый. Я очень часто видела ваше величество.
— Старое знакомство! А под какою широтою мы в первый раз встретились?
— Кажется, под экватором, лет тридцать тому назад. Я была тогда на борту королевского корабля замечательной величины; он имел три палубы.
И бог получил еще одну гинею. Казалось, успех удвоил его жадность, и он намеревался попробовать, не удастся ли получить еще контрибуцию:
— Был флаг на этом судне?
— Да, на носу. Адмиральский.
— А не можете ли вы указать мне какую-нибудь подробность, одну из тех, которые легче запоминаются?
Веселость покинула гувернантку, и она глубоко задумалась. Ее взгляд устремился в пространство, когда она заговорила, как бы с трудом восстанавливая в памяти прошлое:
— Мне кажется, я вижу перед собою хитрое и лукавое лицо маленького шалуна восьми лет, сумевшего разрушить все хитрости мнимого Нептуна и сделать его посмешищем всего экипажа.
— Ему было всего восемь лет? — раздался близ нее сильный голос.
— Ему было восемь лет, но он был развитее своего возраста, — ответила мистрис Уиллис, вздрогнув, как бы внезапно пробужденная, и обернулась, чтобы взглянуть на Корсара.
— Хорошо, хорошо, — прервал Нептун, который больше не хотел продолжать разговора, в котором счел нужным принять участие командир. — Довольно, я посмотрю мой журнал.
С этими словами бог быстро прошел перед офицером и обратил свое внимание на солдат, которые столпились в одну кучу, чувствуя необходимость взаимной поддержки. Последовал шумный и длинный диспут. Затем слова противников стали сопровождаться враждебными жестами. Настала минута, когда внутренний мир корабля повис на волоске. Генерал счел нужным выступить на защиту дисциплины.
— Всякий, кто тронет хоть пальцем одного из моих людей, получит хороший удар, который научит его уважать мой отряд.
В эту минуту сильный удар, нанесенный сержантом богу, разбил ему нос и сразу доказал его земное происхождение…
Считая себя обязанным защищать свою честь, сильный моряк отвечал на удар ударом. Такой обмен вежливостей явился сигналом к нападению. Шум схватки привлек внимание Фида, который тотчас спустился вниз, оставив своего собеседника. Его примеру последовали все матросы. Через минуту было очевидно, что солдаты будут уничтожены благодаря подавляющему большинству противника. Матросы схватились за пики.
— Назад, все назад! — крикнул Уильдер, бросаясь в толпу с энергией, удвоившейся при мысли об опасности, которой подверглись бы женщины в случае падения дисциплины на судне. — Назад, если вы дорожите жизнью! А вы, сударь, хвастающийся тем, что вы — хороший солдат, прикажите вашим людям вернуться к своим обязанностям!
Генерал был слишком заинтересован сохранением порядка на судне, чтобы не откликнуться на призыв. Ему помогали второстепенные офицеры. Но они оказались не в силах остановить поток, так неожиданно выступивший из берегов. Ссора солдат с матросами каждую минуту могла обратиться в резню.
В течение этих нескольких минут человек, наиболее заинтересованный в поддержании дисциплины, казался странно равнодушным ко всему, что происходило вокруг. Скрестив на груди руки, устремив глаза на спокойное море, он стоял неподвижный, как мачта, к которой он прислонился. С давних пор привыкнув к шуму подобных сцен, он не придавал им большого значения.
Но другие офицеры были более энергичны. Уильдер уже заставил отступить самых смелых буянов. Воображая, что восстание усмирено, он схватил самого отчаянного из них, но двадцать рук мгновенно вырвали у него пленника.
— Кто этот человек, который строит из себя командира на «Дельфине»? — крикнул чей-то голос из толпы. — Как он попал на борт, и где он выучился своему ремеслу?
— Да, да, — раздался другой голос, — где этот купеческий корабль из Бристоля, который он должен был завлечь в наши сети и из-за которого мы потеряли лучшее время, стоя без дела на якоре?
Общий ропот поднялся среди матросов.
— В море интригана! В море его!
Но в эту минуту два человека одним прыжком оказались между Уильдером и его врагами. Одним ударом Фид свалил матроса. Негр последовал примеру товарища.
— Назад, негодяи! — кричал Фид, обрушивая страшные удары направо и налево. — Стыда у вас нет бросаться всем на одного! И на кого? На вашего офицера, такого офицера, какого вы никогда в жизни не видели!
— Уйдите, — закричал Уильдер, бросаясь между своими защитниками и врагами, — уйдите и оставьте меня одного с этими негодяями!
— В море! В море его и двух негодяев, которые его защищают! — кричали матросы. — Бросить их всех в море!
— Вы все будете молчать и смотреть, как на ваших глазах совершится ужасное злодейство? — вскричала мистрис Уиллис, бросаясь к Корсару и хватая его за плечо.
Он вздрогнул, как человек, внезапно пробужденный от глубокого сна, и пристально посмотрел на нее.
— Смотрите, — сказала она, указывая ему на бешеную толпу на палубе, — смотрите, они убивают вашего офицера, и нет никого, кто бы помог ему!
Покрывавшая лицо Корсара бледность исчезла, лишь только он взглянул на происходившую сцену. Он тотчас понял, что происходит, и его лицо вспыхнуло, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он схватил висевшую на снасти веревку и одним прыжком очутился среди толпы. Толпа раздалась на обе стороны, и глубокое, мгновенное молчание сменило шумные крики. Жестом приказав молчать, Корсар начал говорить, и голос его был менее громок и угрожающ, чем обыкновенно, но вместе с тем ни один оттенок его не остался непонятым самыми отдаленными слушателями.
— Возмущение? — говорил он с выражением презрения и иронии. — Возмущение явное, открытое, наглое, жаждущее крови? Вы устали жить, бездельники? Есть ли среди вас кто-нибудь, кто пожелает подать первый пример? Пусть он скажет, пусть посмотрит мне в лицо или осмелится показать мне жестом, знаком, движением, что он существует.
Он замолчал, и очарование его присутствия было так глубоко, что среди всей толпы не нашлось ни одного человека, осмелившегося возражать. Видя, что ни один голос не прозвучал в ответ, что никто не сделал ни малейшего движения, что даже ни один взор не поднялся навстречу его взору, твердому и блестящему, Корсар продолжал:
— Эго хорошо. Рассудок вернулся слишком поздно, но, к счастью для всех вас, он все же вернулся. Назад! Слышите? Вы позорите палубу!
Матросы отшатнулись в обе стороны.
— Положите оружие на место! Будет время воспользоваться им, когда я сочту это нужным. А! Вы решились взять пики без позволения? Берегитесь, чтобы они не сожгли ваших рук!
Дюжина пик сразу упала на палубу.
— Есть ли барабанщик на этом корабле? Пусть он покажется!
Какое-то трепещущее существо, едва держась на ногах, явилось со своим инструментом.
— Ну, я посмотрю, командую ли я сбродом или дисциплинированными солдатами!
При первых звуках барабана толпа разделилась, и виновные молча удалились.
Во все это время Корсар не обнаружил ни гнева, ни нетерпения. Офицеры подошли к нему и отдали свой рапорт. Затем он подозвал Уильдера и потребовал объяснений.
Уильдер откровенно и без утайки рассказал ему все.
— Однажды они уже сделали на моем корабле живое применение евангельских слов: «первые да будут последними и последние — первыми». Я застал весь мой экипаж в разгаре попойки, в то время как офицеры были заперты в трюме.
— Я удивляюсь, как вы могли установить дисциплину.
— Я был среди них один и безоружный. Но мне довольно только места, чтобы поставить ногу и протянуть руку. Они меня хорошо узнали, и между нами редко бывают недоразумения.
Покинув своего лейтенанта, Корсар пошел на палубу и потребовал виновных. Когда они явились, он заговорил с ними; в голосе его звучало обычное спокойствие. Среди них нашелся только один, который, ободренный, быть-может, своими прежними заслугами, осмелился произнести несколько слов в свое оправдание.
— Что касается, ваша честь, лица, которое вы поставили…
— Я один могу судить об его заслугах! — резко прервал его командир. — Идите и приведите мне тех двух людей, которые так благородно бросились на помощь к своему офицеру против бунтовщиков!
Фид скоро явился в сопровождении негра.
— Вы с товарищем хорошо вели себя сегодня… Давно вы неразлучны?
— Да, ваша честь, уже двадцать четыре года, как мы втроем вместе: я, Гвинея и хозяин Гарри.
— А, вы двадцать четыре года с мистером Уильдером? — сказал Корсар и добавил:- Ваши услуги не будут забыты. Вот золото. Разделите его, как товарищи, и всегда надейтесь на мое покровительство.
Он протянул горсть золота негру. Сципион отшатнулся.
— Не обращайте внимания на манеры этого малого, — сказал Фид с величайшим хладнокровием, протягивая руку и опуская деньги в карман, — но я могу сказать за него, что он благодарит вашу честь.
Корсар, сделав им рукою знак удалиться, повернулся и увидел подходящего Уильдера. Корсар заговорил с ним о его друзьях, потом отдал ему распоряжение приказать бить отбой. После этого Корсар удалился с палубы.