I
— Так, так! Наряжаешься!
Малыш с притворным неодобрением оглядывал товарища, а Кит сердился, тщетно стараясь расправить складки на только что надетых брюках.
— Для подержанных штанов сидят недурно, — продолжал Малыш. — Сколько ты дал за них?
— Сто пятьдесят долларов за весь костюм, — сказал Кит. — Владелец был почти такого же роста, как я: мне показалось, что это замечательно дешево. Чего ты веселишься?
— Кто? Я? Да просто так! Я только думал, как это идет человеку, который пришел в Даусон по льдинам, с одной сменой белья, в дырявых мокассинах, и в таких штанах, что, глядя на них, вспомнилось крушение «Гесперуса». Замечательно, просто замечательно! А скажи-ка мне…
— Чего тебе еще?
— Как ее зовут?
— Никак ее не зовут. Если хочешь знать, я приглашен на обед к полковнику Боди. А тебе, должно быть, завидно, что меня приглашают в общество, а тебя — нет.
— А ты не опоздаешь?
— Куда?
— На обед. Пожалуй, как раз к ужину попадешь.
Кит хотел было пуститься в саркастические объяснения, но подметил искорку в глазах Малыша. Он продолжал одеваться, но его пальцы потеряли былую гибкость — он с трудом завязал галстук под воротником своей бумажной сорочки.
— Какая жалость, — издевался Малыш, — что все мои крахмальные сорочки в стирке. А то я мог бы одолжить тебе одну.
Кит уже возился с башмаками. Шерстяные чулки были слишком толсты для них. Он умоляюще взглянул на Малыша, тот покачал головой.
— Ну, нет. Даже если бы у меня были тонкие носки, я бы тебе их не дал. Надень мокаосины. Ты останешься без пальцев, если пойдешь в этих башмаках.
— Я дал за них пятнадцать долларов, за подержанные, — простонал Кит.
— Да там все будут в мокассинах.
— Малыш, там верно будут дамы. Я буду сидеть за одним столом с настоящими живыми женщинами. С миссис Бови и другими.
— Что ж, твои мокассины не испортят им аппетита. Не понимаю, зачем ты понадобился полковнику?
— Я и сам не знаю. Должно быть, он слышал, что я открыл Озеро Неожиданностей. Чтобы осушить озеро, понадобиться целое состояние, а Гуггунгеймы ищут, куда бы вложить свои капиталы.
— В таком случае, иди в мокассинах. Слушай, костюм-то узковат. Ешь поменьше, а то он на тебе лопнет. Смотри, если дамы начнут там ронять на пол носовые платки, не поднимай их. Пусть себе лежат на полу. Вообще старайся поменьше нагибаться.
II
Полковник Бови, представитель крупного торгового дома Гуггенгеймов, жил в одном из самых лучших домов Даусона. Этот двухэтажный бревенчатый дом был так просторен, что в нем была даже отдельная, настоящая гостиная, не служившая ни для какой иной цели.
Большие медвежьи шкуры покрывали некрашеный досчатый пол этой гостиной, а стены были украшены рогами оленей и лосей. В камине и в большой набитой дровами печке весело трещал огонь.
Здесь Кит увидел сливки даусонского общества — не скороспелых миллионеров, а подлинный цвет золотопромышленного городка. Тут были такие люди, как Уорбэртон Джонс, исследователь Арктики и литератор, капитан Консадайн из канадской конной полиции, Хаскелл — комиссар канадского правительства, и барон фон-Шредер, любимец императора и знаменитый дуэлянт.
Здесь же, в бальном платье, сидела Джой Гастелл, которую Кит до сих пор встречал только в мехах и мокассинах. За обедом он сидел рядом с ней.
— Я чувствую себя, как рыба, вытащенная из воды, — признался он. — У вас у всех такой важный вид. Я никогда не предполагал, что в Клондайке существует такая восточная роскошь. Посмотрите хотя бы на фон-Шредера! На нем настоящая визитка! А Консадайн надел крахмальную рубашку. Правда, он все же: в мокассинах. А как вы находите мою обмундировку?
— Вы, как будто, пополнели за последнее время! — со смехом оказала Джой.
— Не догадались!
— Это не ваш костюм?
— Совершенно верно. Я купил его — за большие деньги у конторщика Аляскской компании.
— Как жаль, что у конторщиков такие узкие плечи! — сказала девушка. — А как вам нравится моя обмундировка?
— Я потрясен! — воскликнул Кит. — У меня нехватает слов! Я слишком долго жил в этих местах. Я совершенно позабыл, что у женщин есть руки и плечи. Ваш наряд ошеломил меня. В последний раз, когда я видел вас на Скьау-Крик…
— Там я была похожа на сквау — вставила Джой.
— Я не то хотел оказать. На Сквау-Крик я открыл, что у вас есть ноги.
— Я никогда не забуду, что обязана вам своим спасением, — сказала она. — С тех пор я все время хотела повидаться с вами, чтобы поблагодарить вас. (Кит умоляюще повел плечами.) И вот почему сегодня вечером вы здесь.
— Это вы предложили полковнику пригласить меня?
— Нет, не полковнику, а полковнице. Я же попросила ее посадить нас рядом. Все увлеклись разговором. Слушайте меня и не перебивайте. Вы знаете Моно-Крик?
— Да.
— Как оказалось, это необычайно богатое место. Каждая заявка там стоит миллион долларов и выше. Ра-зобрали эти заявки только на-днях.
— Я помню нашествие на этот ручей.
— Словом, весь ручей теперь покрыт заявочными столбами, и даже все его притоки. Но вдруг выяснилось, что участок номер три, ниже «Открытия», никем не занят. Ручей так далеко от Даусона, что комиссар предоставил шестидесятидневный срок для регистрации после фактической заявки, и все заявки, за исключением третьего номера, были зарегистрированы. Заявочные столбы на нем поставил Сайрус Джонсон. Но он исчез. Умер ли он, пошел ли вниз по реке — об этом никто не знает. Через шесть дней истекает срок подачи заявления. Человек, который поставит там столбы и первый зарегистрируется в Даусоне, получит этот участок.
— Миллион долларов! — пробормотал Кит.
— Джилкрист, которому принадлежит соседний участок, промыв один таз, получил золота на шестьсот долларов. А участки рядом еще богаче.
— Но почему же никто об этом не знает? — скептически спросил Кит.
— Скоро узнают все. Хорошая собачья упряжка через двадцать четыре часа будет стоить здесь бешеные деньги. Как только кончится обед, вы отправитесь в дорогу. Я все устроила. Придет индеец и принесет вам письмо. Вы прочтете письмо, притворитесь, что очень взволнованы, извинитесь и уйдете.
— Нет… Я не хочу расставаться с вами так скоро…
— Глупости! — шалотом воскликнула она. — Вы должны выехать сегодня же ночью. Надо достать собак. Я знаю две подходящие запряжки. Одна у Гансона — семь больших собак. Он просит по четыреста долларов за каждую. Сегодня это дорого, но завтра это будет дешевкой. Затем у Ситки Чарли есть восемь малемутов, за которых он просит три тысячи пятьсот. Завтра он Рассмеется, если ему предложить пять тысяч. У вас тоже есть собаки. Но не мешает скупить за ночь все лучшие запряжки. Вам предстоит путь в сто десять миль, и собак надо будет менять возможно чаще.
— Я вижу, вы хотите, чтобы я во что бы то ни стало принял участие в этой гонке.
— Если у вас нет денег на собак, то я…
Кит не дал ей договорить.
— Собак я могу купить сам. Но не думаете ли вы, что это азартная игра?
— После ваших подвигов на рулетке в «Лосином Роге» азарт вас едва ли испугает, но — это спорт. Гонка на приз в миллион долларов. Вам придется состязаться с лучшими здешними гонщиками. Большой Олаф в городе. Он — самый опасный ваш соперник. Аризона Билль тоже примет участие. Все внимание будет сосредоточено на них.
— И вы хотите, чтобы я выступил в роли темной лошадки?
— Конечно. В этом и заключается ваше преимущество. С вами не будут серьезно считаться. Ведь вас до сих пор считают чечако. Вы еще и года здесь не живете. Пока вы не придете первым к финишу, никто вас и не заметит.
— Значит, темной лошадке придется показать свой класс на финише? — сказал Кит.
Она утвердительно кивнула головой.
— Пока вы не выиграете заявки на Моно-Крике, я никогда не прощу себе, что я подвела вас на Сквау-Крике.
Кит почувствовал, что ее слова заставляют кровь быстрее двигаться по его жилам. В ее глазах он прочел весть более важную, чем весть об участке, на который Сайрус Джонсон не успел сделать заявку. Он пожал ей руку под скатертью.
«Что скажет Малыш?» — подумал он. Почти ревниво смотрел на фон-Шредера и Джонсона. Неужели они не замечают необыкновенной прелести этой девушки?
— Аризона Билль — белый индеец, — продолжала она. — А Большой Олаф — охотник на медведей, король снегов, могучий дикарь. Он выносливее любого индейца и никогда не знал другой жизни, кроме жизни в морозной пустыне.
— О ком вы говорите? — спросил через стол капитан Консадайн.
— О Большом Олафе, — ответила она. — Я рассказывала мистеру Беллью, какой он замечательный ездок.
— Вы правы, — прогудел капитан басом. — Большой Олаф лучший ездок на Юконе. В тысяча восемьсот девяносто пятом году он провез правительственные депеши после того, как два курьера замерзли в Чилькуте, а третий провалился в полынью на Тридцатой Миле.
III
Кит, не торопясь, ехал к Моно-Крику. Он боялся утомить своих собак до главной гонки. Кстати, он изучал каждую милю тропы и отмечал места, где ему придется менять собак. В этом состязании приняло участие столько народа, что все пространство в сто десять миль было похоже на один сплошной поселок. По всему пути были расположены пункты для смены собак. Фон-Шредер, принявший участие в состязании исключительно из спортивных видов, имел одиннадцать упряжек, то есть мог менять собак каждые десять миль. Аризона Билль удовлетворился восемью запряжками. У Большою Олафа было семь запряжек, — столько же, сколько у Кита. Кроме них, в состязании приняло участие сорок человек. Гонки с призом в миллион долларов случаются не каждый день. Цены на собак удвоились и учетверились в результате бешеной спекуляции.
Участок номер три ниже «Открытия» находился в десяти милях от устья Моно-Крика. Остальные сто миль надо было проехать по замерзшему руслу Юкона. На третьем номере было пятьдесят палаток и триста собак. Заявочные столбы, поставленные Сайрусом Джонсоном, все еще стояли на своих местах, и каждый участник состязания обходил весь номер третий десятки раз: дело в том, что скачке с собаками предшествовала скачка с препятствиями. Каждый должен был поставить сам свои заявочные столбы — два центральных и четыре боковых. Для этого надо было дважды пересечь резку и только после этого можно было гнать своих собак в Даусон.
Было постановлено, что участок откроется для новой заявки ровно в двенадцать часов ночи, в пятницу. До тех пор никто не имел права ставить столбы. Таково было распоряжение комиссара, и, чтобы оно выполнялось, капитан Коноадайн отправил на Моно-Крик отряд конной полиции. Время, во избежание споров, должен был установить, по своим часам, лейтенант Поллок.
Тропа шла по узкому руслу Моно-Крика и была похожа на канаву в неполных два фута ширины, так как по обеим ее сторонам возвышались огромные сугробы. Для всех было задачей, как по такой узкой дороге смогут тронуться со старта сорок саней и триста собак.
— Ну, и давка же будет тут, — говорил Малыш. — Тебе, Кит, придется пробиваться силой. Если бы даже речка была гладкая, как каток, и то на ней не разъехались бы и десять запряжек. Все смешаются в одну кучу прежде, чем тронутся в путь. Если кто-нибудь загородит тебе дорогу, дай мне расправиться с ним.
Кит расправил плечи и таинственно улыбнулся.
— Нет, нет! — встревоженно закричал Малыш, — что бы ни случилось, сам ты драться не должен. — Ведь ты не сможешь погонять собак, если повредишь суставы, а ты непременно повредишь руку, если вздумаешь разбить кому-нибудь морду.
Кит кивнул головой.
— Верно, Малыш, я не имею права рисковать.
— Запомни, первые десять миль собак буду догонять я, — продолжал Малыш. — А ты береги силы. Я довезу тебя до Юкона. Знаешь, что придумал Шредер? Он поставил свою первую смену за четверть мили вниз по ручью и узнает ее по зеленому фонарю. Мы устроимся не хуже. Я сторонник красного цвета.
IV
День был ясный и морозный, но к вечеру небо закрылось облаками, словно одеялом, и ночь пришла темная и теплая; надо было ждать снегопада. Термометр показывает пятнадцать градусов ниже нуля, а для Клондайка зимой это очень тепло.
За несколько минут до полуночи Кит оставил Малыша с собаками в пятистах ярдах ниже по речке и присоединился к золотоискателям, на участке номер три. У старта собралось сорок пять человек, жаждущих получить миллион, который Сайрус Джонсон оставил в промерзшем песке. Каждый золотоискатель, одетый в тяжелую парку из бумажной ткани, похожую на халат, тащил шесть кольев и большой деревянный молоток.
Лейтенант Поллок, в медвежьей шубе, посмотрел на часы при свете костра. До полуночи оставалась одна минута.
— Приготовьтесь! — сказал он, поднимая в правой руке револьвер, а в левой часы.
Сорок пять капюшонов было откинуто назад, сорок пять пар рукавиц снято, сорок пять пар ног, обутых в мокассины, уперлось в утоптанный снег. Сорок пять кольев воткнулось в землю, и сорок пять молотков взвились в воздух.
Раздался выстрел, и молотки опустились. Сайрус Джонсон потерял свои права на миллион. Во избежание давки, лейтенант Поллок распорядился, чтобы первым забивался нижний центральный кол, вторым — юго-восточный, затем остальные три угловые столба и, наконец, верхний, центральный.
Кит вбил свой кол и вместе с другими двинулся дальше. По углам участка горели костры, и возле них стояли полисмены со списками в руках и проверяли участников состязания. Каждый должен был назвать свою фамилию и показать полисмену лицо. Это делалось для того, чтобы избежать подставных лиц, которые могли вбивать столбы, в то время как настоящий хозяин уже мчался на регистрацию.
В первом углу Кит и фан-Шредер поставили свои столбы в одно время. Едва они стукнули молотками, каких окружила толпа переругивающихся людей. Пробившись сквозь толчею и назвав полисмену свое имя, Кит увидел, как барон столкнулся с чем-то и упал в снег. Но Кит должен был торопиться. Кто-то опередил его. При свете костра он увидел перед собой широкую спину Большого Олафа. На юго-западном углу он и Большой Олаф вбили свои колья рядом.
Не легка была эта предварительная скачка с препятствиями. Участок, в милю длиной, был усеян покрытыми снегом кочками. Все кругом спотыкались и падали, и Кит тоже не раз падал на четвереньки. Один раз Большой Олаф упал прямо перед ним и сбил его с ног.
Верхний центральный столб нужно было поставить на берегу; люди спустились с откоса, перебежали через речку по льду и начали взбираться на противоположный откос. Кит взбирался на крутой берег, когда вдруг чья-то рука схватила его за ногу и потащила вниз. Кит не мог разобрать, при мигающем свете отдаленного костра, кто сыграл над ним эту штуку. Но, к несчастью для себя, мошенник попробовал проделать такую же штуку с Аризоном Биллем. Аризона встал и изо всей силы ударил его кулаком по лицу. Кит попробовал подняться, но вдруг тоже получил удар по лицу и едва не лишился сознания. Ему все же удалось встать на ноги. Он уже приготовился было нанести ответный удар, но вспомнил советы Малыша и удержался. Тут чье-то падающее тело толкнуло его под колени и сбило с ног, и он снова покатился вниз.
Но все это было пустяками но сравнению с тем, что творилось возле саней. Люди скатывались с откоса и смешивались в кучу. Удары сыпались направо и налево, в воздухе стон стоял от ругани, и Кит, у которого перед глазами стояло лицо Джой Гастелл, молил небо только о том, чтобы они не вздумали пустить в ход деревянные молотки. Его несколько раз сбивали с ног, и несколько раз он терял и снова находил свои колья, наконец, он выкарабкался из гущи человеческих тел и стал подниматься на берег подальше в сторонке. Многие конкуренты успели определить его по дороге к северо-западному углу.
По дороге к четвертому углу он снова упал и потерял свой последний кол. Целых пять минут он искал его в темноте, и все время мимо него пробегали запыхавшиеся люди. От последнего угла он начал в свою очередь перегонять людей, для которых такая гонка на расстоянии мили были не по силам.
У старта творилось нечто невообразимое. Одни сани наезжали на другие, переворачивались, собаки бросались друг на дружку. Среди них суетились люди, разнимали сцепившихся собак и колотили их дубинками. Кит подумал, что даже среди гротесков Доре он не встречал ничего подобного.
Выбравшись на укатанную санями тропу ниже этой свалки, он пошел быстрее. Здесь рядом с тропой в сугробах вытоптаны были убежища, в которых люди с собаками дожидались отставших гонщиков. Сзади доносился лай и визг собак, и Кит едва успел соскочить с тропы в глубокий снег. — Сани вихрем пронеслись мимо, и Кит увидел стоящего в санях Большого Олафа.
Несколько саней уже пронеслись вперед. Кит увидел зеленый фонарь фон-Шредера и свой красный огонек. Двое людей с дубинками стерегли собак Шредера.
— Кит, сюда! — услышал он встревоженный голос Малыша.
— Иду! — закричал он.
При свете красного фонаря он увидел, что снег вокруг саней утоптан, а по тяжелому дыханию товарища понял, что здесь была драка. Он вскочил в сани. Малыш поднял бич.
— Вперед, черти, вперед! — завыл он.
Собаки налегли на грудные постромки и вынесли сани на дорогу. Это были крупные звери — Гансонова премированная упряжка из собак с Гудсонова залива — и Кит назначил их для первого перегона — десять миль от Моно-Крика до Юкона и десять миль вниз по Юкону.
— Сколько человек впереди нас? — спросил Кит.
— Закрой рот и береги дыхание! — ответил Малыш. — Эй вы, зверюги! Вперед!
Он бежал за санями, держась, как за буксир, за короткую веревку, Кит не мог видеть его, какие мог видеть и саней, в которых он лежал, вытянувшись во весь рост. Огни остались позади, и они мчались сквозь стену непроглядного мрака. Этот мрак был какой-то обволакивающий: он казался плотным, почти осязаемым.
Кит почувствовал, как сани накренились на бок на невидимом повороте. Он услышал впереди ругательства людей и рычание собак. Впоследствии это называли «свалкой Барнса-Слокума». Запряжки Барнса и Слокума налетели одна на другую, и в эту кучу врезались теперь семь огромных псов Кита. Собаки бросились друг на друга как бешеные волки. Клондайкских собак, которыми правят без вожжей, можно остановить только криком, и теперь, в шуме драки, прекратить эту свалку не было возможности. А сзади налетали все новые сани, увеличивая сумятицу.
— Мы должны во что бы то ни стало прорваться вперед! — заревел Малыш Киту на ухо. — Береги руки и положись на меня.
Как они вырвались из этого водоворота, Кит потом не мог вспомнить. Чей-то кулак хлопнул его по челюсти и чей-то бич хлестнул по плечу. Собачий клык вонзился ему в ногу, и он почувствовал, как в мокассин стекала теплая кровь. Наконец, шум свалки остался позади. Словно во сне Кит помог Малышу перепрячь собак. Одна из собак издохла, они обрезали постромки и в темноте, ощупью, починили упряжь.
— А теперь, ложись в сани и отдохни, — сказал Малыш.
Собаки снова понеслись вперед сквозь непроглядный мрак, сначала по Моно-Крику, а затем по Юкону.
Там, где Моно-Крик впадает в Юкон, горел костер, Малыш попрощался с Китом.
V
— Сколько саней впереди? — спросил Кит, сменяя на первой остановке своих утомленных собак и вскакивая в поджидавшие его новые сани.
— Одиннадцать, — крикнул ему в след человек, стороживший собак.
Эта упряжка должна была сделать пятнадцать миль и довезти его до устья Белой Реки. Это была самая слабая его запряжка, хотя в нее входило девять собак. Двадцать пять миль, загроможденных льдинами, между Белой Рекой и Шестидесятой милей, он разбил на два перегона и поставил на них две свои лучшие упряжки.
Он лежал на санях ничком, вытянувшись во весь рост, и держался обеими руками. Едва собаки замедляли бег, он вскакивал на колени и, держась одной рукой, хлестал их бичом. Как ни слаба была та упряжка, он все же обогнал на ней двух соперников. Вот, наконец, и Белая Река. Она застыла гладкой пеленой, и благодаря этому гонщики могли менять здесь собак на всем скаку.
— Билли! Билли! — закричал Кит.
Билли услышал и отозвался, и при — свете многочисленных костров на льду, Кит увидел — свою новую упряжку. Он перепрыгнул в сани Билла, а Билл отвел в сторону его утомленных собак.
— Где Большой Олаф? — закричал Кит.
— Идет первым! — ответил Билл, и Кит снова помчался вперед сквозь стену непроглядного мрака.
На этом, загроможденном заторами, перегоне ему удалось обогнать еще троих соперников. Здесь, в темноте, среди льдин, то и дело случались катастрофы, и Кит не раз слышал, как обрезали постромки с погибших собак и чинили упряжь.
На следующем перегоне, коротком, не загроможденном льдинами, он обогнал еще двоих. Тут одна из его собак вывихнула себе плечо и запуталась в сбруе.
Передовые собаки, озлобленные неудачей, набросились на нее, и Киту пришлось пустить в ход тяжелую рукоять своего бича.
В то время как он удалял из упряжки раненую собаку, он услышал позади лай собак и знакомый голос. Это был фон-Шредер. Кит закричал, чтобы предотвратить столкновение. Барон, погоняя собак и налегая на прикол, промчался в десяти футах от него. Было так темно, что Кит, слыша его окрик над самым ухом, ничего не мог разглядеть. На гладком льду близ фактории на Шестидесятой миле Кит обогнал еще две пары саней. Здесь все только что переменили собак и поэтому ехали почти рядом, стоя в санях на коленях, размахивая бичами и крича на обезумевших собак. Но Кит хорошо изучил этот участок пути и правил к высокой сосне на берегу, которая еще виднелась в свете костров. За этой сосной был не только мрак, за ней круто обрывалась гладкая дорога. Он знал, что дальше тропа суживается и сани смогут ехать по ней только гуськом.
Впереди раздался треск и грохот. Это столкнулись две запряжки. Кит свернул с дороги и погнал собак прямо через непримятый снег. Это было нечеловечески трудно, псы увязали в снегу по уши, но зато ему удалось оставить позади две пары столкнувшихся саней и выехать на укатанную дорогу.
VI
Для перегона после Шестидесятой мили Кит оставил самых плохих собак, и хотя дорога была равная, он сократил этот перегон до пятнадцати миль. Последние две упряжки примчат его в Даусон, к конторе инспектора, и для этих двух перегонов Кит выбрал лучших своих псов. Сам Ситка Чарли поджидал Кита со своими восемью малемутами, которые должны были перебросить его на двадцать миль вперед. А для финиша — пробег в пятнадцать миль — он назначил свою собственную упряжку, ту самую, на которой он добрался до Озера Неожиданностей.
На этом перегоне ему не удалось обогнать ни одной из трех упряжек, что шли впереди. Но и те гонщики, сани которых сбились а кучу у Шестидесятой мили, не догнали его. Собаки весело и дружно мчались вперед, подчиняясь малейшему окрику, и управлять ими было легко. Кит лежал ничком, крепко держась за передок. То полный мрак окружал его, то вспыхивал свет костров, мелькали закутанные в меха люди, держа наготове запряженных собак. Он покрывал милю за милей, прислушиваясь к однообразному визгу саней. Сани то кренились набок, то подскакивали в воздух, налетая на ледяные бугры, но Кит почти автоматически удерживался в санях.
По временам он забывался, и неизвестно почему три лица возникали тогда одно за другим в его сознании: лицо Джой Гастелл, смеющееся и отважное, лицо Малыша, осунувшееся и постаревшее во время гонки по Моно-Крику, и лицо Джона Беллью, суровое в резких морщинах, как бы выкованное из стали и непреклонное в своей суровости.
Ему хотелось петь и кричать, когда он вспоминал редакцию «Волны», цикл рассказов, который ему так и не удалось окончить, и всю прежнюю мишуру своей пустой и бессмысленной жизни.
Уже забрезжил рассвет, когда он сменил своих утомленных собак на восьмерку свежих малемутов Ситки Чарли. Эти легконогие псы могли бежать быстрее тяжеловесных гудсоновцев и были неутомимы и выносливы, как настоящие волки. Ситка Чарли назвал всех конкурентов Кита, шедших впереди. Первым несся Большой Олаф, вторым Аризона Билл и третьим — фон-Шредер. Это были лучшие гонщики во всей стране. Еще до отъезда Кита весь Даусон держал на них пари, называя их именно в этом порядке. Ни один человек не поставил на Кита: он, несмотря на свои подвиги, все еще считался новичком, которому предстоит учиться и учиться.
Когда совсем рассвело! Кит заметил перед собой сани и через полчаса нагнал их. Когда ездок оглянулся, он поздоровался с ним. Это был Аризона Билл. Очевидно, фон-Шредер опередил его. Дорога была так узка, что в продолжение получаса Кит не мог обогнать его и ехал за ним следом.
Но вскоре, обогнув огромную ледяную глыбу, они выехали на широкую гладкую дорогу. Кит вскочил на колени, взмахнул бичом, закричал на собак и полетел рядом — с Аризоной Биллем. Тут только он заметил, что правая рука соперника безжизненно повисла и что тот вынужден править левой рукой. Как это ни было неудобно — Билл не мог держаться левой рукой, — ему все же приходилось бросать бич и хвататься за передок саней, чтобы не вылететь из них. Кит вспомнил драку на Моно-Крике и все понял. Прав был Малыш, советуя ему избегать потасовок.
— Что случилось? — спросил он, обгоняя Билла.
— Не знаю. Должно быть, мне вывихнули плечо в драке.
Он отставал мало-помалу и, в конце концов, отстал на целые полмили. Перед Китом, почти рядом, шли Большой Олаф и фон-Шредер. Кит яростно гнал собак и, наконец, поравнялся с фон-Шредером. Три пары саней неслись рядом к полосе ровного льда, где их ждали люди и свежие собаки. До Даусона оставалось всего пятнадцать миль.
Фон-Шредер, который разбил весь путь на десятимильные перегоны, должен был сменить собак через пять миль. Большой Олаф и Кит на ходу сменили свои запряжки и живо догнали ушедшего было вперед барона. Впереди мчался Большой Олаф, за ним Кит.
— Хорошо, но бывает лучше, — перефразировал Кит выражение Спенсера.
Фон-Шредера, теперь отставшего, он не боялся, но впереди шел лучший гонщик Даусона. Перегнать его казалось невозможным. Много раз Кит заставлял своего передового пса сворачивать, чтобы объехать Олафа, но тот неизменно загораживал ему дорогу. Впрочем, Кит не терял надежды. Впереди еще пятнадцать миль, и мало ли что может случиться.
И действительно, в трех милях от Даусона произошло следующее: к удивлению Кита, Большой Олаф вдруг вскочил на ноги и, отчаянно ругаясь, принялся бешено стегать своих собак. К такому крайнему средству можно прибегать в ста ярдах от финиша, но не в трех милях. Это значило губить собак. Запряжка Кита шла превосходно. На всем Юконе не было лучших псов. Он долго жил со своими собаками, знал индивидуальные особенности каждой, умел заставить их работать хотя бы из последних сил, и они его понимали.
Они миновали небольшой затор и снова понеслись по гладкой поверхности. Большой Олаф был всего в каких-нибудь пятидесяти футах впереди. Вдруг сбоку выехали какие-то сани. Кит все понял. Большой Олаф приготовил себе запряжку на смену перед самым Даусоном. Он гнал собак для того, чтобы не дать опередить себя во время смены запряжек. Эта свежая упряжка была для всех сюрпризом. Даже те, кто ставил на Олафа, ничего об этом не знали.
Кит бешено погнал свою свору, и ему удалось покрыть те пятьдесят футов, которые отделяли его от соперника. Теперь он шел рядом с Олафом. По другую сторону шли сани, предназначенные для смены. При такой скорости Большой Олаф не решался перескочить на ходу. Бели он промахнется и упадет, Кит окажется впереди и Олаф проиграет состязание.
Большой Олаф все еще держался впереди, с необычайным искусством управляя санями, но и Кит не отставал. Так они промчались полмили, и только когда ровная дорога подходила к концу, Большой Олаф решился, наконец, на прыжок. Прыжок удался, он ловко стал на колени, погнал собак и опередил Кита. Дальше дорога была так узка, что Кит на время принужден был отказаться от попытки обогнать своего соперника, а расстояние между ними было не больше одного ядра. Собаки напрягали последние силы.
«Человек не побежден, пока его не победили», говорил себе Кит, и как Большой Олаф ни гнал собак, он не мог отвязаться от своего преследователя. Ни одна из тех упряжек, которые везли Кита ночью, не могла бы выдержать такой гонки и соперничать со свежими собаками противника; ни одна, кроме этой. Но и эти выдерживали гонку с трудом, и, огибая крутой берег у Клондайк-Сити, он чувствовал, что силы их убывают с каждой секундой. Его собаки начали отставать почти незаметно для глаз, и Большому Олафу удалось мало-помалу выиграть двадцать футов. Собравшееся на льду население Даусона встретило гонщиков громкими криками. Здесь Клондайк впадал в Юкон, а на расстоянии полумили впереди, на северном берегу Клондайка виднелся Даусон. Толпа разразилась бешеным ура, и только тут Кит заметил подъезжающие к нему сани. Он сразу узнал великолепных псов Джой Гастелл. И сама Джой погоняла их. Капюшон ее беличьей парки был откинут, и овал ее лица выделялся словно камея из темной массы волос. Рукавицы были сброшены, в одной руке она держала бич, другой ухватилась за сани.
— Прыгайте! — крикнула она Киту, когда их сани поравнялись.
Кит прыгнул и очутился позади нее. От тяжести его тела сани наклонились, но девушка удержалась на коленях, размахивая бичом.
— Гей, гей, вперед! — кричала она, и собаки завыли, изо всех сил стремясь перегнать Большого Олафа.
Кит, поровнявшись со своим соперником, ярд за ярдом, перегонял его, и толпа на берегу Даусона неистовствовала.
— Когда вы его перегоните, я соскочу с саней, — крикнула Джой через плечо.
Обе запряжки неслись рядом. Затем мало-помалу Кит стал выдвигаться вперед. Стоявшая на льду толпа пришла в неистовство. Ей передалась горячка этого безумного пробега в сто десять миль.
— Когда мы обгоним его, я соскочу с саней! — повторила Джой.
Кит пытался протестовать, но безуспешно.
— И не забывайте, что возле берега — полынья, — продолжала она.
Обе запряжки бежали рядом. В продолжение минуты Большому Олафу удавалась удерживать равновесие Но вот передовой пес Джой Гастелл стал выбираться вперед.
— Возьмите хлыст, — крикнула девушка, — я сейчас спрыгну.
Но в эту минуту передовой пес Олафа, разъяренный тем, что его обгоняют, запустил свои клыки в бок передового пса Джой. Собаки вцепились друг другу в горло. Сани наехали на дерущихся собак и перевернулись. Кит вскочил на ноги и стал поднимать Джой, но она оттолкнула его и крикнула:
— Бегите!
— Большой Олаф бежал к конторе инспектора. Кит нагнал его уже на берегу Даусона. Но Большой Олаф рванулся вперед и снова на двенадцать футов обогнал Кита.
До конторы инспектора оставалось пять кварталов. Улица была полна народу. Киту не легко было догнать гиганта-соперника, и, догнав, он не в состоянии был перегнать его. Бок о бок бежали они по узкому проходу в толпе одетых в меха беснующихся зрителей.
Если раньше гонка грозила гибелью их собакам, то теперь гибель угрожала им самим. Но ведь их ждал миллион и величайшие почести, какие только возможны на Юконе. Единственное, что успел заметить Кит во время этого бешеного бега и что поразило его — это, что в Клондайке так много народа. Он впервые видел все население сразу.
Кит снова начал отставать, и Олаф бежал на целый шаг впереди. Он не чувствовал ног под собой, и ему казалось, что они сами его несут, и сам не знал, как ему удалось поравняться со своим соперником.
Прямо перед ними были широко раскрыты двери инспекторской конторы. Они столкнулись на повороте и вместе упали на пол.
Они сели, но на ноги встать не могли. Большой Олаф задыхался, обливался потом, махал руками и тщетно пытался что-то сказать. Затем он протянул руку. Кит взял ее, и они обменялись рукопожатием.
— Вот это гонка! — как сквозь сон услышал Кит голос инспектора. — Вы оба выиграли. Вам придется делить между собой заявку. Вы — компаньоны.
— Подлый новичок! — пыхтя, произнес Большой Олаф, но в голосе его звучала восторженная нотка. — Как вы это проделали — не знаю, но вам это удалось.
Контора была переполнена. За дверью бушевала толпа. Кит чувствовал себя невообразимо слабым и качался, как пьяный.
Олаф, пошатываясь, подошел к нему.
— Мне досадно, что мои собаки напали на ваших.
— Ничего нельзя было поделать, — едва дыша ответил Кит. — Я слышал, как вы кричали.
— Послушайте, — Сверкая глазами, вдруг сказал Большой Олаф, — ведь эта девушка… дьявольски славная девушка, а?
— Дявольски славная девушка, — согласился Кит.