Когда шофер ввалился в дом, там все спали. Впустившая его старуха — жена хозяина, ворча поставила на стул ночник и ушла за перегородку.
В комнате, около стола, спал на пышной перине однорукий.
Шофер потряс его за плечо.
— Что такое? — спросил он, поднимаясь и засовывая руку под подушку.
— Это я, Петр Иванович, Семен, — шопотом сказал шофер, присаживаясь на край перины.
Узнав Семена, инвалид снова лег.
— Ну, зачем пожаловал?
— Неприятности, Петр Иванович… — И шофер торопливо рассказал как он обнаружил в машине мальчика, как тот прикинулся „своим“, а потом, вместо того, чтобы лечь спать, куда-то исчез.
— Почему же ты решил, что он „свой“?
— Он же мне, Петр Иванович, пароль сказал, все как полагается — спросил время и насчет покурить. Я думал, что вы ему объяснили, когда он письмо носил.
— Причем тут письмо! Я его не знаю и ничего не говорил.
— Может быть, Воронов ему сказал? — предположил шофер.
— Воронов не станет первому встречному мальчишке доверять. Тут что-то другое. И письмо Воронова совсем бессмысленное, — рассуждал шопотом однорукий. — Ведь не случайно полоска на окне оказалась сорванной…
— Может быть, тот человек как-нибудь сообщил… искал подходящих людей, — высказал шофер догадку.
— Чушь! Тот человек был в городе всего два дня. Он сейчас далеко за фронтом и войдет в Ленинград вместе с немецкой армией. С какой стати ему связываться с мальчишками. Это ты, наверное, что-нибудь напутал.
— Да что вы, Петр Иванович! Не такое время, чтобы путать. Я же понимаю, что малейшая оплошность и конец…
Догадки и предположения шпионов прервал сильный стук в дверь. Оба вскочили и с тревогой переглянулись.
Однорукий, осторожно ступая, чтобы не скрипнула половица, вышел в сени. Он прильнул глазом к щели почтового ящика, специально для этого устроенного. В темноте он разглядел гостей: трех мужчин.
Все стало ясно опытному шпиону: побег загадочного мальчика, и полоска на окне Воронова, и его странное письмо. Однорукий вернулся в комнату и, плотно закрыв за собой дверь, громко сказал:
— Вставайте! Облава! Одевайтесь!
Стук повторился. Зажгли свет, и все обитатели дома, на ходу одеваясь, собрались вместе. Их оказалось пять человек: хозяин дома, обрусевший немец, его жена, сын и двое гостей — шофер и однорукий. Мужчины хмуро смотрели на однорукого, пока он надевал сапоги. Снова раздался настойчивый стук.
— Идите, Матильда Вильгельмовна, — приказал однорукий, — спросите кто там, и скажите, что мужа дома нет.
Старуха послушно направилась в сени.
— Кто там?
— Откройте, гражданка… как вас, Матильда Вильгельмовна.
— Кто вы такой?
— Неужели по голосу не узнали? Участковый инспектор.
— Приходите лучше утром. Мужа дома нет…
— Откройте. Важное дело.
— Я разбужу сына, пускай он вам открывает. Подождите несколько минут.
Когда старуха вернулась в комнату, однорукий был уже одет. Все осматривали пистолеты.
— Собирайтесь. Нужно уходить.
— Я никуда не пойду, — твердо заявила старуха.
Шпион прищурился и посмотрел на нее долгим холодным взглядом, но спорить не стал.
— Ваше дело, Матильда Вильгельмовна, а мы уйдем, пока время есть. Дверь не открывайте. Пускай ломают, — распоряжался однорукий.
Гуськом, с одноруким во главе, мужчины направились в сени. Они осторожно спустились во двор, открыли двери хлева, где стояла корова и несколько овец. Отсюда, через узкое окно хлева, можно было пролезть в огород и выйти на соседнюю глухую улицу.
— Карл, а где у тебя спрятаны те чемоданы? — тихо спросил однорукий.
— Под полом, между бочек. Взять их?
— Нет. Пускай остаются. Я с Семеном вернусь на несколько минут в дом. А вы выньте раму из окна. Только не шумите.
Шпион с шофером вернулись в дом. На кухне, около плиты, они откинули тяжелую крышку погреба и с лампой-ночником спустились в подпол. Здесь лежали мешки с картошкой, овощи, на полках стояли банки всевозможной величины, на земляном утрамбованном полу — бочки с квашеной капустой. Между бочками они сразу нашли три коричневых одинаковых чемодана.
Шофер помог своему начальнику вытащить чемоданы на средину подвала. Потом однорукий достал черные карманные, с золотым ободком, часы и внимательно взглянул на шофера.
— Сейчас четыре часа. Пока будут стучать, пока сломают дверь, — пройдет полчаса. Затем начнется обыск… Значит, полчаса достаточно. Поставим стрелки на пять часов. — С этими словами однорукий приподнял выступ на ободке часов и перевел его на пять часов. Затем осторожно открыл чемодан. В сером пакете сверху было круглое углубление, как раз для часов, закрытое планкой. Шпион осторожно отвел планку, вложил часы циферблатом вниз в это углубление и снова перевел планку. Она закрыла и прижала часы.
— В пять часов к этому дому подходить не рекомендуется, — усмехнувшись, сказал он. — Что делать? Приходится расходовать материалы не по назначению. Но куда спрятать остальные чемоданы? Разве в картошку?
Оба принялись разгребать картошку. Когда яма оказалась достаточно глубокой, однорукий поставил в нее два чемодана.
— Не много ли, Петр Иванович? — с тревогой спросил шофер.
— Ничего. Ставь, ставь… И смелей засыпай, не бойся. От сотрясения не взорвется.
В это время над головой раздался глухой стук.
— Что вы там нашли? — спросила старуха, заглядывая через открытый люк в подпол.
— Не нашли, а спрятали клад, Матильда Вильгельмовна. Вернемся, — половину вам отдадим, — сказал однорукий.
— Опять стучат!
— Пусть стучат! Пойдите, Матильда Вильгельмовна, успокойте их, а мы уйдем.
Старуха ушла. Однорукий и шофер вылезли из подпола и отправились в хлев.
— Я не могу вас пустить, — сердито говорила старуха через двери стоявшим на крыльце. — Приходите утром, когда будет светло.
Участковый настаивал.
— У меня срочное дело. Откройте, или придется сломать дверь.
— Тогда я буду кричать…
— Кричите! Вот упрямая старуха!..
— Я не желаю больше разговаривать с грубияном, — сказала старая немка и ушла в дом.
В это время грянули выстрелы где-то сзади дома, и раздался крик.
— Вот они куда направились, — спокойно сказан майор, стоявший на крыльце дома колониста.
— Товарищ майор, разрешите, я побегу туда, — попросился Бураков и спрыгнул с крыльца.
— Стрелять в ноги! — крикнул ему вдогонку майор. — Ломайте быстрее дверь!
Дверь затрещала под напором двух красноармейцев, но не открылась.
Снова за домом затрещали частые выстрелы автомата и в ответ ему — одиночные, из пистолетов. Майор оставил красноармейцев и быстро пошел в переулок к месту перестрелки.