Ленинград
Ваня шел по широкому проспекту города и на каждом шагу удивлялся. Какая масса каменных домов, и вся земля залита асфальтом. Рельсы. Проволока. Фонари. Вывески. На перекрестках улиц большие часы. Мальчика поражали масштабы. Раньше он много слышал о городе Ленина, но совсем другое дело — увидеть своими глазами то, что разглядывал когда-то на маленьких фотографиях. Блокада наложила тяжелый отпечаток на город, и Ваня понимал, что таких уродливых пристроек у витрин магазинов раньше не было. В одном доме помещается народу больше, чем на всей улице сто родного городка. Больше всего Ваню поразила Нева.
Речушка в его городе казалась маленьким ручейком по сравнению с этой громадной рекой. Правда, ему не понравился мертвый гранит набережных. Если бы на месте камня по берегам росли деревья и кустарники, это было бы приятней. Подстриженные деревья на площади Жертв революции удивили Ваню.
Он привык видеть естественные широкие раскидистые кроны и, глядя на эти шарообразные, хотя и запущенные деревья, думал: «Зачем это?»
Ваня возвращался из больницы, где лежал Гриша, и сделал большой крюк, чтобы посмотреть город. Обидно, что памятники были закрыты досками и засыпаны песком. Повернув голову, он неожиданно увидел дом с колоннами на втором этаже, который много раз попадался на фотографиях. Странно было видеть дом, очертания которого так хорошо знакомы. Словно встретил близкого человека.
Навстречу шел мужчина в форме железнодорожника. Ваня насторожился. Это был уже не первый железнодорожник, шагавший в этом направлении. В голове мелькнула смелая мысль: «А что если попытаться спросить об отце?» Как раз в это время его обогнала девушка в железнодорожной куртке. Ваня догнал ее и зашагал рядом.
— Скажите, пожалуйста, где здесь железнодорожная контора?
— Не знаю, мальчик, какую контору тебе надо. Здесь помещается Правление Октябрьской дороги.
— Видите ли, в чем дело. Мой отец работал машинистом, а во время наступления немцев уехал на паровозе в сторону Ленинграда.
Девушка оглядела Ваню с ног до головы и с улыбкой спросила:
— Ну так что?
— Где я могу справиться о нем?
— Зайди в отдел кадров.
Она свернула в подъезд большого серого здания. Ваня не отставал. Здесь его остановила дежурная.
— Ты куда?
— Мне надо по делу.
— Какое такое дело?
Ваня подробно рассказал, откуда приехал и что ему надо в Правлении дороги. Женщина стала расспрашивать о подробностях жизни в оккупированном городке, о партизанах, и только когда мальчик рассказал всё, что знал, пропустила наверх, указав номер комнаты, куда ему надо обратиться.
Надежда крепла. Если взрослые люди не видели ничего особенного в том, что он пытался разыскать отца, то, значит, это возможно. В конце темного коридора помещалась комната с указанным номером. Четыре женщины сидели над бумагами и писали.
— Тебе чего, мальчик?
Ваня сказал, зачем он пришел.
— У нас таких сведений нет. Нужно запрашивать Москву.
— Хорошо. Вы запросите, а я подожду, — наивно согласился Ваня.
Женщина с удивлением взглянула на него и, поняв, что он не шутит, рассмеялась.
— Ого, какой бойкий!
В этот момент дом вздрогнул, где-то недалеко ударил снаряд за ним другой, третий. Женщины переглянулись, но никакого страха на их лицах Ваня не увидел.
— Обстрел, Марья Васильевна.
— Слышу, не глухая.
— Опять, наверно, по трамвайной остановке.
Ваня уже успел заметить, что ленинградцы так привыкли к налетам авиации и обстрелам, что не обращали на них особого внимания. Больше всех тревожились милиционеры, дворники, на обязанности которых лежало заставлять жителей спускаться в бомбоубежища.
Снаряды рвались поблизости, дом поминутно вздрагивал, а женщины продолжали писать, как ни в чем не бывало.
— Как же мне быть? — спросил мальчик. — Меня партизаны на самолете сюда отправили.
Женщины бросили работы и окружили Ваню.
— Какие партизаны? Откуда ты приехал?
Женщины пригласили его за перегородку, усадили на стул, угостили чаем, не переставая задавать вопросы.
— А как же мне быть? — спросил снова Ваня, когда всё было рассказано.
— Ты насчет отца? Подожди, сейчас мы что-нибудь выясним. Как его фамилия?
— Морозов Степан Васильевич.
Высокая женщина записала на бумажке сведения и вышла из комнаты.
Обстрел кончился.
— А что ты думаешь здесь делать? — спросила пожилая.
— Не знаю. Учиться и работать.
— А где ты живешь?
— В общежитии.
— А кто тебе дает карточку?
Ваня замялся. В штабе его предупредили о военной тайне, и он боялся выболтать что-нибудь лишнее.
— Это военная тайна, — сказал он подумав.
Вернулась высокая.
— Вот какие дела, Ваня. Придется тебе сходить на Финляндский вокзал. Там ты можешь узнать об отце, если он здесь.
Она записала на бумажке, объяснив при этом, куда и к кому обратиться и как ехать до вокзала. Попрощавшись, Ваня вышел в коридор.
— Ну как дела, партизан? — спросила дежурная при выходе.
— Всё в порядке, — весело ответил мальчик.
— Нашел отца?
— Нет еще. Сейчас надо ехать на Финляндский вокзал.
— Ну счастливо!
Она сунула ему в карман пару лепешек.
— Держи, держи, не стесняйся.
На Финляндский вокзал в этот день Ваня не попал. Где-то был поврежден обстрелом путь, и трамвай пошел в обход. В вагоне было свободно. Ваня сел у окна и смотрел на мелькающие мимо него улицы, дома, каналы, мосты. Проехали большую площадь, всю перекопанную под огороды. Посредине ее расположилась зенитная батарея.
На остановке в вагон вошел невысокий старичок в больших очках и сел рядом с Ваней.
— Скажите, пожалуйста, как эта площадь называется? — вежливо обратился к нему Ваня.
— Раньше называлась Марсово Поле, а сейчас площадь Жертв революции, — охотно ответил сосед.
— А вот это памятник Суворову, — продолжал пояснять старичок, не дожидаясь вопроса.
Ваня с интересом слушал старичка. Тот постепенно увлекся и начал рассказывать любопытные подробности о событиях, связанных с местами, где они проезжали.
Проехав три остановки, старичок сказал:
— Сейчас будет площадь Льва Толстого. Ты знаешь, кто был Толстой?
— Понятно, знаю.
— Направо от площади будет Аптекарский остров, как назвали его еще при Петре. Он заложил там аптекарский огород. Сейчас на этом месте расположен Ботанический сад.
При этих словах Ваня встрепенулся.
— Значит, Ботанический сад тут близко. А у меня письмо туда есть…
Он вытащил сильно помятое письмо и направился к выходу.
— Спасибо вам, что сказали.
Трамвай затормозил на остановке, и Ваня вышел из вагона.
Спрашивая прохожих на каждом углу, он быстро дошел до входа в Ботанический сад. У ворот сидела пожилая женщина.
— Ты к кому, мальчик?
— Мне нужен Николай Иванович Курнаков. Я с письмом.
— Он в оранжерее, — сказала дежурная. — Я выпишу тебе пропуск.
Пока она писала, Ваня с бьющимся сердцем смотрел на дорожку, окаймленную узкими длинными клумбами, на которых уже распустились цветы. Слева, вдоль всей дорожки, помещалось низкое строение со стеклянной крышей, а справа рос крупный кустарник.
К воротам подошли двое. Один был в морской шинели и фуражке и говорил басом. Другой на ходу слушал, приложив ладонь к уху. Глаза у него были добрые, а на губах играла застенчивая улыбка. Разговор шел о какой-то выставке. Второй свернул в подъезд дома, а моряк подошел к Ване.
— Ты зачем сюда явился? — пробасил он строго.
— Я с письмом к Николаю Ивановичу, — испуганно сказал Ваня.
— С письмом? А ну, покажи!
Он взял протянутый конверт, повертел в руках и вернул назад.
— Смотри у меня! Чтобы ни-ни… Курить умеешь? — неожиданно спросил он всё тем же страшным басом.
— Нет.
— Ну то-то же, — погрозил он пальцем и ушел.
«Ну и голос!» — подумал Ваня: Он не понял, что значит «ни-ни» и «то-то же» и решил, что моряк шутил.
Получив пропуск и расспросив дорогу, Ваня направился на поиски Курнакова.
Под стеклянной крышей длинного строения он с удивлением увидел рассаду самых обыкновенных огурцов, лука, капусты. «Аптекарский огород», — вспомнил он разъяснение старичка. «Наверно, это новая капуста, лекарственная».
Строение заканчивалось аркой. Мальчик принял ее за ворота и, свернув, вышел на «северный двор». В конце виднелась высокая оранжерея с выбитыми стеклами. Поровнявшись с ней, он заметил через переплеты рам громадные папоротники, большие пальмы с толстыми мохнатыми стволами в зеленых кадках. Они стояли мертвые. Их засохшие листья беспомощно свисали до земли.
Разбитые стекла, поврежденные оранжереи, огромная воронка в саду дополняли картину.
Разве неясно, что тут случилось?
Немцы… немцы убили эти растения, разрушили оранжерею, бросили сюда бомбу. Потрясенный, смотрел он на огромные пальмы с засохшими листами. Кровную обиду за погубленное добро почувствовал здесь Ваня. Ведь это принадлежало ему, как и всем остальным гражданам страны. Он мог приходить сюда, знакомиться с растениями жарких стран, вести наблюдения, читать труды ученых, работающих здесь.
«Ну, ничего, — с каким-то упорством подумал Ваня, — всё оживет, и пальмы опять будут зеленеть. Обязательно будут…»