Степан Васильевич, вернувшись из рейса, отдыхал. В дверь постучали сначала робко, потом смелей.
— Кто там еще? — сердито спросил машинист. — Поспать не дадут. Входите!
Дверь открылась. На пороге стоял улыбающийся мальчик. Степан Васильевич вскочил и сел на кровати.
— Ванюшка!
— Я, папа.
— Сынок! Откуда ты?
— Я на самолете прилетел. Здравствуй, папа.
Он подбежал к отцу, и тот, обняв, привлёк его к себе…
— Да как же ты через фронт прошел?
— Да я на самолете…
— Вырос-то… Давно приехал?
— Давно.
— Фу ты, какая история! Очухаться не могу.
— Как живешь, папа?
— Как я живу?.. Обыкновенно. Вы-то там как? Все живы?
— Живы. Дедушка ничего, только видеть хуже стал, а мама здорова.
— Вот и не знаю, что спросить, — засмеялся отец. — Садись, Ваня. Я ведь тогда за тобой прибегал домой.
— Знаю. Когда я на станцию вернулся, ты уже уехал.
— Чаем тебя угощать, что ли?
— Не хочу, папа. Я поел.
— Где ты кормишься? Где ночуешь?
Ваня коротко рассказал, как он устроился, где живет и что делает. Рассказал о знакомстве с Курнаковым, о предложении поступить на работу в Ботанический сад.
— Сад свой пока оставь. Не до сада теперь, сынок, — сказал отец. — Сейчас только самая война начинается. Людей на железной дороге нехватает, а работы по горло. Будешь работать со мной. Сегодня же сходим в контору. Насчет Гриши тоже поговорим. Долго он еще лечиться будет?
— Скоро выпишут.
— Тем лучше. Вместе и держитесь около меня.
Ваня не возражал. Он понимал, что отец прав. Время военное, и каждый должен искать такое место, откуда он может сильней бить по врагу. Железная дорога — как армия на передовой линии.
— Надо, сначала немцев разбить и чтоб вдребезги. Чтобы не поднимались больше.
— А примут меня? — нерешительно спросил Ваня.
— Почему не примут? Ты не малолетний. Недельку-другую поездишь и в помощники вытащу.
Первый раз Ваня так долго и задушевно говорил с отцом. Степан Васильевич рассказал, как он провел состав через линию окружения и попал в Ленинград. Как приходится ездить и под бомбежкой, и под обстрелами. Вспомнил голодную зиму.
Ваня передал всю историю гибели сада и собаки. Рассказал об освобождении арестованных и бегстве к партизанам на лодке.
Незаметно подошло время обеда, и Степан Васильевич повел Ваню в столовую.
— Ешь, сынок. Ты, наверно, давно не угощался такими конфетами. Теперь мы с тобой заживем. Душа за вас болела. Чего только не передумал.
В каждом жесте, в сдержанной улыбке чувствовалось, как был рад этот суровый человек появлению сына. Сейчас, как никогда, Ваня понял, что отец любит и гордится им.
— Степан! У тебя сын объявился, — сказал высокий человек с усами, подходя к столику.
— Точно! Вот он.
— Он и есть. А я думал шутит. Неужели правда, через фронт на самолете перемахнул?
— Он у меня никогда не врет.
— Молодец! Твой характер, значит. Ты проскочил, и он за тобой. Машинистом будешь? — спросил он мальчика.
— Буду.
— Ну что ж, давай, давай.
Подошли другие сослуживцы. Ване опять пришлось рассказывать о немцах, о партизанах и отвечать на вопросы.
Особенно интересовали всех партизаны.
— А ведь это нам большая помощь, товарищи. Это хорошо, что в тылу у фрицев партизаны действуют…
— Поезда под откос летят. Хорошо-о-о…
— Никогда бы не ожидал от Николая Павловича такой прыти, — сказал отец. — Начальник партизанского отряда!
— А кто он такой?
— Директором школы был. Коммунист. Ребятишек учил.
Вдруг от сильного удара подпрыгнула посуда на столе и зазвенели стекла.
— Опять фрицы развлекаются, — сказал усатый машинист, когда с треском разорвался снаряд.
— И нам скучать не дают.
После второго удара у Вани побежали по спине мурашки. Захотелось куда-то бежать, прятаться, но, посмотрев на лица сидевших кругом рабочих, он стал успокаиваться.
Радио прекратило передачу. Голос диктора сообщил, что район подвергается артиллерийскому обстрелу и населению следует укрыться.
— Это он депо наше нащупывает, — сказал отец.
— Говорят, что лучше всего прятаться там, куда он стреляет, — поднимаясь со стула, заметил черный от копоти и блестящий от масла рабочий с седой бородкой. — Пойду в депо.
Взрывы скоро стали утихать и потом совсем прекратились. Артиллерийский налет кончился, но прерванный разговор не клеился, и постепенно все разошлись.
— Ну пойдем, сынок, к начальнику.
— Уже сегодня?
— А чего ждать!
Прием Вани на работу был оформлен в один день. Уже под вечер Ваня расстался с отцом, пообещав пораньше с утра перебраться к нему в комнатушку.
С вокзала он проехал в Ботанический сад и рассказал Николаю Ивановичу о встрече с отцом и новом повороте в его жизни.
— Желаю успеха! — сказал садовод. — Для сравнения поработай и на паровозе. Проверишь, куда больше душа тянет. А меня не забывай. Парень ты хороший, а главное — у тебя чутье есть.
— Какое чутье? — спросил Ваня.
— Чутье садовода. Это ведь чувство особое. Растение понимать надо. С одного взгляда определить, что ему нужно. Почему, например, листья желтеют? Может, сухо? Может, нехватает азота или болезнь какая?
— Это практика.
— Практика практикой, а без чутья всё равно ничего не выйдет.
Поблагодарив Курнаковых за гостеприимство, Ваня отправился в штаб за документами, а потом в общежитие.
Лет десять тому назад Анна Алексеевна пришла к мужу на вокзал с маленьким сыном. Ваня с испугом таращил глаза на «щипящий дом с трубой», цепляясь за юбку матери. Вдруг рядом стоявший паровоз пронзительно засвистел и так испугал малыша, что он чуть не заболел. С тех пор у Вани осталась неприязнь к паровозу. Он не любил и побаивался этой громадной и сложной машины.
За это лето, под руководством отца, Ваня подробно изучил паровоз, и тот оказался послушным и совсем не таким сложным, каким выглядел со стороны.
А все-таки душа мальчика не лежала к паровозу.
С Гришей получилось иначе. Выписавшись из госпиталя, он перебрался к Морозовым. На другой день пошел на паровоз, и с этого дня решилось его будущее. Он влюбился в машину и ни о чем другом не хотел думать.
Степан Васильевич, видя такое рвение, охотно занимался с мальчиком и со временем начал ему давать сложные поручения при разборке и чистке отдельных частей паровоза.
Горько было сознавать отцу, что из сына не выходит хорошего машиниста. Он всячески пытался пробудить в нем любовь к машине, но ничего не помогало. Ваня внимательно слушал, послушно выполнял задания, безропотно не сходил с паровоза по неделям, как и отец, но думал о другом.
Перед глазами мальчика стояли любимые яблони.
Правда знакомство с техникой ему очень пригодилось. Он придумал и сделал в мастерской очень простую и удобную машинку для прививок и усовершенствовал распылитель.
В конце концов Степан Васильевич махнул рукой и всё внимание перенес на Гришу. Из Трубачова вырастал такой помощник, о каком можно было только мечтать.
В короткие перерывы в труде, которые были у Вани, он приходил в Ботанический сад и каждый раз узнавал что-нибудь новое.