Черенки погибали. Ваня хранил их в подвале под избой и часто смачивал мох, которым были обложены срезы, но время уходило, а ни одной яблони в селе он не нашел.
Перед окнами изб росли только береза и рябина. Даже ягодных кустарников: смородины, крыжовника не было в огородах. Почему? Неужели колхозники не любят фруктов или ягод?
— Потому что не умеют разводить, — сказал коротко Прохор. — Вот если бы кто пример показал!
Ваня согласился. Действительно, наглядный пример убедителен. Он вспомнил о кружке мичуринцев. Можно много читать о Мичурине, слушать доклады и лекции и остаться равнодушным к практике садоводства. Но стоит кому-нибудь завести яблоню, как у всех появляется такое же желание.
Раненый Гриша лежал в доме, где жил Николай Павлович, и очень этим гордился. Учитель сам лечил его: перевязывал рану, давал какие-то лекарства, но всё это плохо помогало. Рана не затягивалась и слабость не проходила. Видимо, Гриша потерял очень много крови. Требовалась серьезная медицинская помощь.
— Ты что, садовод, грустишь? — спросил Николай Павлович, когда Ваня пришел навестить приятеля. — За Гришу беспокоишься? По дому скучаешь?
— А поправится Гриша? — с тревогой спросил Ваня.
— Поправится. Обязательно вылечим. А тебе тут дело найдем.
Ваня помолчал, но потом решился поделиться еще одной тревогой.
— Что такое? Ну-ка расскажи подробнее.
Ваня рассказал всю историю с черенками. Николай Павлович с большим интересом и удивлением выслушал мальчика.
— Вот оно что!.. Молодчина, Иван. Такому делу надо помочь. Не унывай, что-нибудь придумаем.
В тот же вечер он прислал за Ваней.
В комнате горела маленькая керосиновая лампочка. Николай Павлович что-то писал за столом, а напротив сидел старик Завьялов, который служил раньше в городе на мельнице.
— Садись, Ваня. Я сейчас кончу, — сказал начальник, кивнув головой на скамейку.
Ваня подошел к деревянной кровати, на которой лежал Гриша.
— Садись, Ваня, — тихо сказал тот. — Ты в город поедешь.
— Что ты!
— Верно, верно. Завьялов должен привезти для меня доктора, а ты увезешь черенки.
Пока Николай Павлович писал, Ваня еле сидел на месте. Он не очень доверял словам приятеля, думая, что тот что-нибудь перепутал.
— Вот это письмо ты передашь ему в руки, — сказал Николай Павлович старику, подсушивая чернила над стеклом лампы. — А это тебе попутчик. Его с подводой ты оставишь в Заречье у Митрохиных. Он пойдет по своим делам. Сколько тебе времени надо, Ваня?
«Садовод» задумался. От Заречья до обрыва в лесу, где растет дичок, расстояние не маленькое. «Часа два прошагаешь, — соображал Ваня. — Да обратно два… На прививку час».
— Часов пять, — уверенно сказал он.
— Будем считать семь. К утру вы доберетесь до Заречья?
— К восходу как раз попадем, — согласился Завьялов.
— Значит, в ночь можно назад выезжать. Если доктора дома нет, подожди. В больницу к нему не ходи. Нарвешься еще на немцев. Они сейчас настороже.
— Не сомневайтесь, Николай Павлович. Сделаю всё аккуратно. Комар носа не подточит. Только поедет ли доктор?
— Поедет, — твердо сказал начальник и встал. — Можно собираться, и трогайтесь. Не послать ли с вами еще кого-нибудь?
— Не надо. Лошади тяжело. Дороги в лесу не просохли.
Попрощавшись с учителем и раненым другом, Ваня сбегал домой за черенками, и, когда вернулся назад, лошадь, запряженная в телегу, уже поджидала у дома Завьяловых. Старик внимательно проверил упряжку, подложил сена и сунул под него свой мешочек.
— Ну, садись, что ли!
Ваня забрался на телегу, и они тронулись.
Лошадь бежала бойко. Телегу встряхивало так, что один раз Ваня чуть не откусил язык.
— Ты чей? — спросил старик.
— Я Морозов.
— Василия Морозова внук, что ли?
— Да.
— Вот оно что. Мы с ним ровесники. Давно не видались.
— Вы его знаете? — обрадовался Ваня.
— Ну, как не знать!..
— Я вас очень прошу… Если вы увидите дедушку… расскажите про меня. А маму мою вы знаете? Анну Алексеевну.
— Знаю, как же…
— И ей расскажите…
— А чего рассказать?
— Ну, что я живой и здоровый.
— Так тебе лучше самому сходить.
— Мне нельзя, — с тоской сказал мальчик. — Немцы поймать могут. Вот если бы ночью потихоньку через пустырь пробраться…
На вид Завьялов казался угрюмым, молчаливым человеком, а на самом деле оказался отзывчивым, добродушным и очень разговорчивым. Всю ночь старик без устали говорил о немцах, с которыми воевал в первую мировую войну, о колхозе и, наконец, о пчелах, которым посвятил остаток жизни.
Ваня дремал и мало понимал из того, что рассказывал старик, и только когда он заговорил о пчелах, мальчик заинтересовался. Он не представлял себе фруктовые сады без пчел. Всегда в его воображении где-то между, рядами яблонь стояли чистенькие разноцветные домики-ульи.
Пчелы нужны садоводу как опылители. Они переносят пыльцу с цветка на цветок. Кроме того, они дают много меда.
Ваня внимательно слушал, пока сон не свалил его.
Заметив, что мальчик крепко спит, старик уже не мог остановиться. Он продолжал говорить, обращаясь к лошади.
Как и предполагали, к восходу солнца приехали в Заречье.
Митрохин до прихода немцев работал на мельнице, дружил с Завьяловым и встретил его с радостью.
Несмотря на ранний час, быстро вскипятили самовар и ради редких гостей Митрохин выставил на стол всё лучшее, что нашлось в доме.
Завьялов крякал от удовольствия, не спеша принимаясь за еду. Ваня торопился. Наскоро выпив чай, он сунул в карман пару лепешек, взял узелок с черенками и вышел со двора.
Заречье раскинулось на пригорке, и, отсюда хорошо был виден город.
Тоскливо посмотрел Ваня на крыши родного города, разыскал глазами свой дом, вздохнул и отправился в путь.
В лес немцы запрещали ходить под страхом смертной казни. Ваня знал, что если его увидят немцы, то расстреляют без всякого предупреждения. Такие случаи уже бывали. Наивные горожане платились жизнью за то, что ходили в лес за шишками или валежником.
Ваня обогнул речку и подошел к опушке. Неожиданно за спиной раздался крик.
— Эй! Стой!
Вместо того чтобы остановиться, мальчик сорвался с места и бросился в лес, словно его хлестнули кнутом. Бежал он без оглядки, петляя из стороны в сторону. Ветки больно царапали лицо, но он ничего не замечал.
Попав к партизанам, он считал, что перешел невидимую линию фронта и никаким запретам, немецким указам не должен подчиняться. Наоборот, он должен бороться и при всякой возможности вредить врагу.
Противное чувство ждать выстрела в спину. Он уже познакомился со свистом пуль тогда, в саду.
Нет. Ничего. Никто не стрелял. Ваня остановился. Погони не слышно. Кругом на разные лады мирно распевали зяблики и синички. Лесная тишина успокоила мальчика, и он уверенно зашагал к цели. Ему нужно было сделать большой крюк, обогнуть половину города, чтобы выйти на дорогу к оврагу. Мальчика не переставало тревожить положение в доме. «Не случилось ли чего с матерью и дедом? Может быть, зайти к Володе Журавлеву, который живет на самой окраине, у оврага?» И все-таки он отбросил эту мысль. «Нельзя, Николай Павлович строго приказал не показываться в городе».
Солнце стояло уже высоко, когда Ваня вышел к оврагу. Яблонька была цела и словно поджидала его. За прошлое лето она дала сильный прирост и заметно раскинула крону. Благодаря оврагу лес не закрывал от нее солнце, и яблоня чувствовала себя прекрасно.
Несмотря на усталость, Ваня сразу принялся за дело. От черенков срезал концы до второй почки, боясь, что они отмерли. Прививал опять копулировкой в расщеп. Он считал этот способ лучшим из всех. Однажды дед привил таким способом большую ветку с плодовыми почками. Она легко прижилась и в первый же год дала нормальный прирост.
Минут через сорок все черенки были привиты и лишние ветки на дереве обрезаны. Юный садовод облегченно вздохнул.
— Живи счастливо! — прошептал он, обращаясь к дереву. — Ты теперь спряталась от немцев в лесу. Настоящая партизанка.
«Вот замечательное название для нового сорта. Если плоды окажутся хорошими, он назовет свой сорт «партизанкой».
Надо было бы заняться яблоней серьезно: взрыхлить землю, перевернуть дерн, основательно подкормить навозом. Но без лопаты ничего не сделаешь. Ваня руками нагреб прошлогодних листьев и уложил их вокруг яблони.
— Ну, прощай, «партизанка», — сказал он, полюбовавшись на деревцо. — Но я вернусь. Обязательно вернусь.
На обратном пути Ваня несколько раз отдыхал. Сказывалась бессонная ночь. В Заречье пришел к вечеру, еле передвигая ноги. Его уже поджидали.
— Долго ты гулял. Мы было на поиски собрались.
— Устал очень, — сознался мальчик.
— Ясно, устал. Такую дорогу пробежал. Садись, поешь.
— Не хочется.
— А ты приневоль себя.
— Пускай он лучше полежит, — вмешался Митрохин.
Ваня лег на диван и моментально заснул.
Часа через три его разбудили. В комнате было уже темно. Из предосторожности, лампу не зажигали. Плохо соображая, что происходит, Ваня машинально поел и вышел во двор. Завьялов возился с упряжкой, а около телеги стоял человек.
— Надо ехать. Пока луна не взошла, — сказал старик. — Садись, доктор, устраивайся. А ты чего стоишь? Не проснулся еще?
Свежий воздух прогнал остатки сна, и Ваня подошел к хозяину поблагодарить и попрощаться.
— Вы знаете Морозовых? — спросил он Митрохина.
— Ну, как же не знаю!
— Я вас очень прошу… Если вы увидите деда или маму, скажите, что я жив и здоров и все черенки привил. Но домой мне заходить нельзя: Николай Павлович не велел.
— Я к ним обязательно зайду, — охотно согласился Митрохин.
— Большое вам спасибо.
— Ладно. Чего тут! Залезай в телегу да спи. Не холодно тебе?
— Нет.
Доктора, ехавшего с ним, Ваня знал по школьным осмотрам. Леонид Григорьевич волновался. Он беспрерывно крутил цыгарки, и как только одна догорала, от нее прикуривал вторую и снова начинал дымить.