Валентин Леденцов стоял посреди комнаты в светлой пижаме и, зацепив большими пальцами подтяжки, то вытягивал их, то отпускал. Подтяжки хлопали по выпяченной груди в тот момент, когда он хотел подчеркнуть какое-то слово.
— Эх, мамаша! Вы сильно отстаете. Политика — это азартная игра, — говорил он, растягивая слова.
— Ах, Валечка. Жить надо тихо, незаметно, — робко говорила мать. — Зачем всё это? Отец твой человек скромный и жил спокойно…
— У вас, мамаша, ограничение мозгов. Вы не можете в таких масштабах соображать. «Что наша жизнь?.. Игра! Сегодня ты, а завтра я…» — продолжал Леденцов, не слушая мать. Будьте благонадежны, скоро мы в Европу поедем. Лицом в грязь не ударим. Что вы желаете? Шелковые чулки? Пожалуйста! Шелковое платье? Пожалуйста! Всякие штучки-дрючки? Пожалуйста!
— Ничего мне не надо, Валечка. Я только спокоя хочу, да чтобы тебе было хорошо.
— Всё будет! Ах, да! Чуть не забыл, — хлопнув себя по лбу, спохватился он. — Вот что, мамаша, завтра они будут яблоки в монастырском саду снимать. А-агромный урожай! Вы подготовьте тару, помещение…»
— А дадут? — оживилась мать.
— Кому другому не дадут, а я получу.
— Сколько же ты яблочек получишь?
— На вас двоих хватит.
— Вот бы хорошо побольше. Я бы намочила и посушила… Надо к Лукичу Морозову сходить. Он знает, как сохранить получше.
— К Морозову не ходите, мамаша, — нахмурился Леденцов. — У меня с ним еще старые счеты не сведены. Много он о себе воображает. Ванька со своей бандой всю жизнь мне проходу не давали. «Франт лихой, набит…» Я им покажу, чем я набит! — сквозь зубы процедил Леденцов и покраснел от злобы. — Не ходите к Морозовым, — строго закончил он.
— Ну не пойду. Бог с ними!
— И вообще держите себя по достоинству.
— Молод ты, Валечка.
— В том-то и беда, что молод, — с огорчением согласился Леденцов. — Он повернулся на каблуках и направился в соседнюю комнату.
— Пойду одеваться.
После прихода немцев Леденцов сильно изменился. В этом подлеце немцы нашли единственного во всем городе помощника. Он пошел к ним в переводчики и всячески старался выслужиться.
Выйдя на центральную улицу города, Леденцов увидел Василия Лукича, идущего навстречу. Оба невольно замедлили шаги, но, когда поровнялись, Леденцов загородил, дорогу и, вежливо приложив два пальца к козырьку, пристально посмотрел в лицо старика.
— Мое почтение, господин Морозов. Не узнали?
— Как не узнать? Узнал.
— Почему же не здороваетесь?
— Вы же теперь вроде как начальник. Боялся, что не понравится. Я ведь простой рабочий.
— Если я по-немецки научился говорить, то это всякий может. Никому не запрещено, — не поняв насмешки, сказал Леденцов. — Как поживаете? Мы давно не видались. Много нынче яблок сняли?
— Мало. На яблоки год неурожайный. Вредителей много.
— Это в каком смысле вредителей? — насторожился Леденцов.
— В самом обыкновенном. Червя было много.
— Та-ак… Ну, червя можно ножичком вырезать. Ты вот что, старик, — меняя тон, сказал Леденцов. — Сдай-ка мне половину урожая.
— Сдавать-то мне нечего.
— А если скроешь, хуже будет, — погрозил Леденцов пальцем. — Все до единого яблока немцам отдашь.
— Так ведь у вас в монастырском саду, наверно, яблок много, на всех хватит, — сказал старик, прищурив глаза.
— Монастырский сад тебя меньше всего касается. Ты его не садил.
— Нет у меня яблок.
— Нет? Поменьше слов, побольше дела, — сказал Леденцов и, повернувшись, добавил: — А насчет порванных брюк поговорим как-нибудь в другой раз.
Василий Лукич спокойно проводил взглядом удаляющуюся фигуру.
— Ну и гадёныш! — пробормотал он и пошел своей дорогой.
Выйдя на открытое поле, перед монастырем, Леденцов поежился. Погода стояла сухая и ясная, но холодный ветер пробирал до костей, особенно по утрам. Пора надевать пальто. Скоро начнутся дожди, слякоть, грязь.
Показав часовому пропуск, Леденцов свернул к саду. Закрыв за собой калитку, он повернулся и остолбенел. На деревьях не было ни одного яблочка. «Что это значит? Неужели за вчерашний день немцы успели снять урожай? Вот техника!» — с восхищением решил Леденцов. Он прошел в глубину сада и, окончательно убедившись, что здесь яблоками не пахнет, повернул назад. «Даже падаль на земле подобрали. Чисто работают». Пройдя на монастырский двор, он завернул на склад, рассчитывая увидеть там ящики с фруктами. Никаких признаков. «Неужели увезли?» — Леденцов с тревогой прошел в комендатуру и постучался в дверь.
Комендантом был длинноногий, худощавый немец с большим носом. Когда-то он учился в Петербурге и говорил по-русски.
— Господин комендант, — обратился Леденцов к сидевшему за столом немцу. — Разрешите задать вам вопрос?
— Что именно?
— Вы распорядились вчера снять яблоки?
— Какие яблоки?
— В соседнем… в нашем саду.
— Кто вам сказал?
— Я сам предполагаю.
— Нет. Никаких распоряжений из меня не поступало.
У Леденцова закололо в коленках. Он растерянно смотрел на большой нос коменданта и не мог поверить, что тот шутит. За три месяца не было случая, чтобы он пошутил. У немца совсем не было чувства юмора.
— Ну, что вы еще скажете?
— Я скажу… Я был сейчас в саду. Там нет яблок. Всё снято.
Пришла очередь удивляться немцу. Не сошел ли его переводчик с ума?
— Может быть, я не понял, что вы сказали? Повторите еще один раз.
— В саду нет яблок, — дрожащим от волнения голосом повторил Леденцов.
— Я не люблю, когда из себя строят дураков. Куда могло исчезнуть столько яблок?
— Украли.
— Как украли? Воровать можно часы, деньги, десять, сто яблок, а как воровать много тонн на глазах у охраны?
Еще не совсем доверяя сообщению, комендант в сопровождении адъютанта и Леденцова прошел в сад.
Убедившись, что яблоки исчезли из-под носа, они бросились в разные стороны на поиски следов и сейчас же натолкнулись на тропинку, ведущую к калитке. Около двери валялось несколько раздавленных яблок.
Всё ясно. Яблоки увезли по реке на этих днях.