Новая Земля. Она появилась на ломающемся горизонте бушующего моря, сияющая девственными снегами своих гор. Над мачтами, в зените, в небесной полынье, среди дымящихся облаков, — радужные круги.
— К шторму, — делает вывод, взглянув на них, Журавлев, — к хорошему шторму круги.
„К хорошему шторму“… Море Баренца, кажется, хочет серьезно взять в работу „Седова“.
Спрашиваю о видах на шторм Воронина. Он отвечает уклончиво:
— Перспективы есть. Барометр падает. Но точно ничего не могу сказать. Море Баренца это… такое…
— Проклятое море, — подсказываю…
— Вот, вот. Викинги дали ему хорошую фамилию.
Воронин смеется, но лицо у него желтое, измученное. Полутора штормовых суток Воронин провел на мостике. Он мужественно принял на себя зеленую ярость проклятого моря.
* * *
С левого борта — унылые плоские коричневые берега. Гусиная земля. Большой полуостров на западе Новой Земли.
— Сюда летом промышленники ездят в шлюпках бить линных гусей, — объясняет Журавлев.
Он двенадцать раз „ночевал“ на Новой Земле. Он — превосходный, наблюдательный рассказчик. Новоземельский Брем, как зовут его.
На скалах Гусиной земли лежат грязные снега.
— На эти снега у обрывов и выгоняют линных гусей. Ух, — жмурится от приятных воспоминаний Журавлев, — на снегу их хоть руками бей.
Хребты Новой Земли.
Вон остров Базарный, — на нем птичий базар. Свое имя он получил от прилепившихся на его скалах гнезд — тысяч птичьих гнезд. К нему, обгоняя ледокол, несутся сотни птиц нелепого вида. У них белая грудь, черные спины и туловище обрубком. Кайры. Они напоминают аляповато раскрашенные маляром детские „чижики“. Резко вскрикивая, кайры бороздят поверхность моря во всех направлениях. Они летят так низко над морем, что обдают их пеной.