ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДВИЖУЩИЕСЯ СКЕЛЕТ
Главный инженер, руководитель Института геолого-разведывательной техники Арам Григорьевич Геворкян остановился и замер на месте.
— Не понимаю… — тихо пробормотал он. — В чем дело? Скелет… Что такое? Да, скелет…
Действительно, сквозь мрак ночи в окне противоположного здания можно было различить странную картину…
***
Этому удивительному случаю предшествовало самое обычное.
…Кончился рабочий день. Сумерки сгущаются. Главный инженер в раздумье шагает по своему кабинету. Изредка подходит он к открытому окну, вдыхает полной грудью свежий воздух, а затем снова принимается мерить комнату из угла в угол. Глубоко засунув руки в карманы, отчего его высокая, сухопарая фигура кажется немного сутулой, бесшумно скользит он по ковру, покачивая головой в такт шагам.
— Стальные трубы… А если диаметр больше, а? Почему бы не больше? — слышится его монотонное бормотанье.
Главный инженер при этом останавливается и смотрит вопросительно в глубину комнаты, где в полумраке вырисовывается темный силуэт письменного стола.
— Пересчитаем, — говорит он твердо, принимаясь снова ходить по комнате. — Пересчитаем… пересчитаем… Трубы… трубы…
Главный инженер остановился у письменного стола и начал нервно барабанить по нему пальцами.
— На самолете! Пусть доставляют на самолете. Точка. Всё! — говорит он глухо, стремительно отрываясь от стола, как будто отдаляясь от невидимого оппонента. — Всё… Никаких возражений быть не может. Всё…
Геворкян любит рассуждать сам с собой. Бурный темперамент этого человека не выдерживает ни минуты покоя. Оставаясь наедине, он продолжает чувствовать себя в окружении множества воображаемых собеседников. Главный инженер мысленно спорит с ними, доказывает, спрашивает у них совета и сам же за них отвечает. Эта своеобразная форма творческого процесса, присущая некоторым людям, обострена у него до крайности. — Такие возможности!.. А мы? Что делаем мы!.. — продолжает он, ускоряя шаг.
Затем, резко повернувшись, направляется к выходу из кабинета.
Широко распахивается массивная дверь. Она остается открытой — Геворкян часто забывает ее закрыть, точно не желает преграждать дорогу своим воображаемым многочисленным собеседникам. Дверь прикрывает маленькая девушка, секретарь, хорошо знающая привычки своего начальника. Она некоторое время прислушивается к удаляющимся шагам, а затем медленно усаживается за свой столик.
Но вот вскоре из коридора доносятся еще чьи-то шаги. Они резки, уверенны, но не так торопливы, как у главного инженера. Открывается дверь. На пороге появляется приземистый, широкоплечий человек — секретарь парткома Батя.
Собственно, настоящая его фамилия — Хвыля, что по-украински значит «волна». Григорий Тимофеевич Хвыля. Но дружеская кличка «Батя», данная ему рабочими, его товарищами, за степенную рассудительность и добродушный вид, укоренилась за Хвылей очень давно.
— Добрый вечер! — говорит Батя, задерживаясь у дверей. — У себя?
— Добрый вечер, Григорий Тимофеевич… Только что вышел, — отвечает секретарша, подымаясь из-за стола.
— И куда же это он?
— Бродить пошел. — А-а-а…
Выражение «бродить пошел» хорошо известно обоим: это означает, что инженер ходит в раздумье по опустевшему институту, заглядывая во все уголки.
— Разыскать его?
— Не надо, — медленно говорит Батя. — Спокойной ночи.
Между тем главный инженер уже проходит по просторному залу, слабо освещенному дежурными лампочками. Он внимательно присматривается к сложным механизмам, расставленным на столах и специальных стендах. Некоторые машины видны лишь как контуры, поблескивающие никелем отдельных деталей. Главинж задерживается почти у каждой машины.
Медленно переходит он от одной машины к другой. Он напоминает полководца, осматривающего ночью расположение позиций и спящих бойцов. Завтра полководец появится среди войск во всем своем величии военного руководителя. А сегодня под покровом темноты он бродит, предаваясь размышлениям и строя планы будущих славных дел.
Пневматический бур… Гидротурбинный бур… Много других механизмов, расположенных в зале, предназначены для того, чтобы сверлить землю, углубляясь в нее как можно дальше.
У одной из машин главинж задерживается особенно долго.
— Корпус расширим… Так… — говорит он, разглядывая машину со всех сторон. — Очень неплохо…
Поднявшись на второй этаж, Геворкян идет по длинному коридору. Двери, ведущие в кабинет и лаборатории, медленно проплывают мимо него, одна за другой.
— Люди… Нужны люди… — бормочет он. — Как работают эти трое? Ребята, видно, неплохие. Может быть, поручить им? Правильно!
***
Новое, необыкновенное дело предстоит осуществить институту.
Именно поэтому главинж бродит ночами, не находя себе времени для отдыха.
В общих чертах проект новой машины почти готов в его голове. Это будет мощный турбобур, способный проникнуть на огромную глубину в толщу земли. Но не в этом только его преимущество перед остальными бурами. Он будет снабжен специальным радиолокационным прибором, вмонтированным в головку бура. Вместе со штангой на многие километры в глубь земли потянутся провода, соединяющие радиолокатор с поверхностью. Таким образом, находясь на поверхности, можно будет наблюдать на экране картину подземного мира. На тридцать-пятьдесят метров вокруг буровой скважины разойдутся радиоволны локатора, пронизывая толщу земли. Отраженные от геологических слоев, они вернутся к локатору, и на поверхность земли побегут по проводам электрические сигналы, превращающиеся здесь в видимое на экране изображение…
В конструкторском бюро, большой и хорошо освещенной комнате, главинж медленно обходит все столики. Над некоторыми из них на минуту склоняется, внимательно рассматривая чертежи. Иногда он берет в руки карандаш и делает какие-то пометки на толстой бумаге, приколотой кнопками.
— Где же они сидят?… Ага! — тихо говорит он, направляясь к трем столикам, стоящим несколько в стороне от остальных.
Он усаживается за одним из них и начинает просматривать бумаги.
— Что! — несется по залу его удивленный возглас. — Почему? Нет другого дела?
На бумаге с начатым чертежом он видит странное изображение, не имеющее никакого отношения к технике. Какое-то уродливое животное нарисовано в углу. Внизу, под чертежом, опять то же животное, оскалившее зубы.
У двух соседних столиков он видит опять на чертежах изображения непонятных животных. Как будто все трое сговорились нарисовать одно и то же. Это приводит главного инженера в ярость.
— Безобразие! — бормочет он, выходя из конструкторского бюро. — Возмутительно!
***
Вскоре главинж, как и ожидал Батя, действительно вошел в помещение парткома.
— Безобразие! — было его первое слово. — Игрушками у нас народ занимается во время работы!
— Притвори дверь-то сначала, — спокойно проговорил Батя, приподымаясь навстречу своему другу. — Кто, говоришь, занимается игрушками?
— Ты понимаешь, у меня не хватает людей! — продолжал главинж, расхаживая по комнате. — Вот эти трое, что недавно прибыли на практику… я на них надеялся. А они в рабочее время занимаются тем, что рисуют на чертежах каких-то, бегемотов.
— Бегемотов? — удивился Батя.
— Да, бегемотов… В зоологический сад их нужно было бы направить, а не к нам.
— И хорошо нарисованы? — улыбаясь, продолжал Батя.
Геворкян остановился на минуту, внимательно посмотрел на Батю, пожал плечами и начала снова ходить по комнате.
Он принялся излагать Бате все трудности, с какими уже встретился и, наверное, встретится в дальнейшем, при осуществлении нового проекта. Трудностей было так много, что говорить о них можно было бы очень долго. Но неожиданно в дверь постучали, и на пороге появился дежурный вахтер.
— Товарищ главный инженер, — проговорил он, косясь на Батю, — тут вот из окна видно, как двигается скелет… В шестой лаборатории… — Что? — удивился Геворкян.
— В неурочное время работают, — продолжал вахтер, хорошо известный всему институту старик Панферыч. — В темноте сидят и этим самым скелетом занижаются.
Геворкян вышел из комнаты вслед за вахтером.
Они проходили по длинному и слабо освещенному коридору. Гулко разносилось по нему эхо, повторяя шарканье шагов и пыхтение Панферыча. Наконец у одного из окон Панферыч остановился.
Остановился и Геворкян.
Напротив была видна темная стена соседнего корпуса, расположенного совсем рядом. В больших квадратных окнах здания кое-где отражались звезды. По-видимому, начинала всходить луна, так как соседняя крыша уже серебрилась слабым, чуть розоватым светом. В одном из окон, внизу, было отчетливо видно зеленоватое фосфоресцирующее сияние. Черные сильно увеличенные тени иногда появлялись в окне и быстро исчезали.
Но не фосфоресцирующее сияние и не тени удивляли главинжа. Его поражало нечто другое. В глубине комнаты виднелся скелет, зеленый, светящийся.
Позвоночник, ряд ребер и маленький череп беспрерывно двигались. Особенно широкими пульсирующими движениями извивался позвоночник. Череп же через равные промежутки времени совершал однообразные повороты. Геворкяну показалось, что он видит даже оскал зубов.
— Что за чертовщина! Пойдем туда, — проговорил он.
Они почти бегом спустились по лестнице. Но ближайшая выходная дверь оказалась закрытой. Пришлось снова подыматься наверх, бежать по коридору и опять спускаться по другой лестнице.
Теперь им осталось пересечь большой институтский двор, чтобы обогнуть корпус, из которого они только что вышли. Вот уже и вход в лабораторию. Главинж резко дергает дверную ручку. Но дверь не подается: она закрыта на ключ!
Через несколько минут, когда на место происшествия прибыл начальник институтской охраны с ключами и Геворкяну наконец удалось проникнуть в закрытое помещение, в нем никого не оказалось.