(52

поблднветь отъ испуга; какъ страшно тогда взме—

тутся твои моря: со стономъ подъемлются и шлють

на бой съ дружины черныхъ волнъ, одн•Б

свирвп•ве другихъ....

Какъ не любить тебя, вдохновительницу поэтовъ!

Ты не сурва, не грозна, какъ твой брать,

Кавказъ; твое чело не блвдно, твоя высота не недо—

ступна—но говорить о неб. ...

И скажите: есть ли мьсто, съ котораго вы смо—

трвли и не любовались Тавридой? Когда вы захо—

тите летвть туда на крыльяхъ парохода, и остави—

те Одессу, этотъ цввтокъ гражданской жизни сре—

ди пустынь, эту новую Ольто, какъ будто не вы—

строенную на нашей памяти, а открытую среш глу—

хой степи, какъ тогда привевтно загорится первый

маякъ Тавриды и невольно перенесетъ васъ отъ пу-

стыни мора и неба въ среду людей, кь родной

землв; а на утро, едва займется сввтъ, уже белвет—

ся другой маяк“ь, и за нимъ монастьтрь

спускается съ своими садами, и переходами

кь берегу моря, которое бьется о подводные камни

и плещетъ на стьны скаль. Когда ;ке кругомъ

все потонуло въ туманв, и слышны одди всплески

волнъ и шумъ колесъ, и вдругъ, будто изъ неве

домой страны, донесется заунывный благоввстъ иона—

стырскаго колокола: какъ много онъ пробудить

грустныхъ думъ!... Но вотъ и Ялтинская гавань и юж—

ный берегъ, какимъ—то обращенный изъ

дикихъ скаль и пустьщнаго взморья въ цввтуиџй

садъ, оживленный дачами, бес•вдками, Фонтанами, и—-

то иловидныии и затвиливыми домиками, то вшко—