Вместе с роскошью прогрессивно увеличивалось растление нравов римских граждан. Выше мы уже видели, до какой степени разврата доходили римляне при первых императорах, — повторяем, ото зло шло crescendo и, наконец, действительно, приняло чудовищные размеры. Самые богатые и знаменитые граждане подражали императорскому двору, их жены и дочери следовали их примеру, а иногда и превосходили своих супругов и родителей. Низший класс народа — плебеи — были уже все окончательно развращены; они с презрением отворачивались от труда и жили лишь милостыней императорских празднеств; восторгались и аплодировали тем нравственным уродам, которые проливали потоки крови и позорили имя человека своим чудовищным развратом. Можно безошибочно сказать, что публичная жизнь, которую вели римляне, была вся в руках непотребных женщин, танцовщиц, куртизанок и т.д. Вместе с нравственным растлением увеличивалась и роскошь и, наконец, дошла до невероятных размеров. Пропивались буквально целые капиталы, выписывались вина по самой дорогой цене из отдаленнейших стран мира; столько же, если не более, тратилось на обеды и ужины, на духи, посуду, одежду и проч. Женщины носили в ушах целые капиталы: была какая-то мания расточительности. Устраивали сады, фонтаны, разбивали парки, огороды, цветники и т. д. Мужчины употребляли особого рода драгоценные духи в продолжении целого дня для того, чтобы возбудить нервы к вечеру. Мы уже говорили о богатстве домов; казалось бы, оно не могло увеличиться — однако на деле выходило, что изумительная роскошь римских домов также шла crescendo, как и растление нравов их владетелей. Трудно поверить, но это факт. Дома и портики римских богачей были настолько обширны, что легко могли помещать в себе целое народонаселение. В банях, сделанных из редкого, дорогого мрамора, господствовала необыкновенная роскошь: полы и ванны, а также и трубы, по которым струилась вода, были из серебра самой высокой пробы. Часть дня и всю ночь римляне проводили с куртизанками в обществе собутыльников. Туалет римлян, даже мужчин, продолжался несколько часов; мужчины красили себе бороды, натирали разными душистыми маслами свою кожу для того, чтобы сделать ее более нежною; часто переменялись одеждой с женщинами и отправлялись на прогулки по улицам, портикам, площадям, театрам и прочим публичным местам; переодевались кучерами, развозили любовные объяснения и, в конце концов, отправлялись к рабам, куртизанкам или в городские вертепы; женщины появлялись в публичных местах, летом, в самых неприличных костюмах, — их тело прикрывала тончайшая материя и та казалась для избалованных матрон тяжелою. Но, повторяем, в кухнях римлян господствовала положительно безумная роскошь. Каждый из патрициев напрягал свои умственные способности на то, чтобы выдумать такое блюдо, которое бы изумило приглашенных; сколько будет стоить это блюдо — не обращалось внимания. Подобный вельможа, затеявший званый ужин, ломал себе голову, каким образом его искусный повар приготовить кабана, птиц, торты и проч. Для таких затей, как мы уже знаем, из самых отдаленных стран выписывались редкие живые рыбы, устрицы, птицы и амфибии. В продолжении обеда или ужина рабы брызгали повсюду самыми дорогими и редкими духами, на столе и кругом расставлялись букеты редких цветов, хор красивых мальчиков цел соблазнительные песни, а полунагие балерины танцевали. Кушанья подавались на серебряных блюдах, кубки и вазы были из чистого золота; у стола прислуживали азиатские рабы, купленные чрезвычайно дорого. Они разносили блюда, разливали вина, и все это, несколько минут спустя, выбрасывалось из желудка в вомиториях. Выбрасывалось для того, чтобы снова есть, — говорит Сенека, — и для того, чтобы снова выбросить вон. Эти безумцы не заботились даже о том, чтобы дать время хотя мало-мальски перевариться пище, — они тут же принимали рвотное и бежали в вомитории. В банях, точно так же, как и во время ужинов, было очень развито пьянство. Такое поведение, само собою разумеется, делало римлян вялыми, слабыми, с упадшими нервами. Тем не менее порок приветствовался триумфом; тех, которые были в состоянии пить и есть в продолжении дня и ночи, приветствовали, как героев. Эти, так называемые, герои, чтобы быть достойными похвалы, залпом выпивали громадные кубки вина; выбросив его посредством рвотного, они отправлялись в бани, садились в горячие ванны и потели, и все это делалось ради того, чтоб снова пить и есть. Банкеты, вообще, доставляли популярность. Богачи, у которых на столе подавались редкие блюда и тонкие вина, славились среди народа. В царствование Нерона эти безумства доходили до апогея. На улицах и площадях прославляли тех, кто много пил и ел. Словом сказать, дело дошло до того, что если бы воскресли Лукулл и Апиций, их бы отправили в школу обжорства. Такая жизнь разорила многие семейства. Конкуренция стоила очень дорого, каждый хотел отличиться чем нибудь особенно редким, а это редкое стоило больших денег. Все стремились разбогатеть. Разоряли целые провинции, обворовывали богов, продавали свои души и производили всевозможные злодейства. Резали и отравляли отцов, жен, матерей; публично просили богов о смерти родственников, от которых ожидалось наследство. Для денег делались шпионами, доносчиками, сплетниками, лжесвидетелями, фабриковали фальшивые завещания, убивали родных, торговали собою, развращали своих дочерей, словом сказать, делали все, чтобы получить золото, которое, по выражению тогдашних римлян, всегда имело прекрасный запах. Приобретенное такими средствами богатство быстро истощалось на подкуп свидетелей, мужей, куртизанок и вообще всего того, что можно было купить; а в Риме было все продажно. Богатство носило имя святейшего и всемогущего; оно было причиной гения и добродетели. Стихи богатых поэтов производили фурор; богатые адвокаты выигрывали все дела; богатым дозволялись всевозможные преступления. Римляне говорили: «с богатыми — боги». Длинные и широкие улицы Рима постоянно, в продолжении целого дня, оглашались криками пьяных, ехавших на колесницах; а ночью на те же улицы высыпали толпы воров, грабивших прохожих. На форуме только и слышалось обвинение против родителей при свидетелях, купленных ценою золота. «Трудно перечесть все совершавшиеся преступления, — говорит философ Сенека, — для преступлений не хватало трибуналов: клятвопреступники, воры, грабители, поджигатели, отравители были явлением самым обыкновенным; и все эти преступления совершались открыто, беспрепятственно». Положительно невозможно, не нарушая нравственного чувства, описывать разврат, господствовавший во дворцах богачей и даже в священных храмах. Среди всего этого нравственного растления воспитывались маленькие дети, с самого раннего возраста заражаясь примером развращенных родителей, которые продавали своих дочерей таким же развратникам, как они сами. Пример безумного развратника Нерона принес свои плоды: беспрестанно устраивались свадьбы между мужчинами, празднуемые публично, с торжественностью, пением, свадебным покрывалом, приданым и банкетом с приглашенными друзьями. Самые древние фамилии Рима, которыми когда-то гордилась страна, были заражены этим страшным ядом разврата. Женщины, по свойству их натур, превосходили мужчин. Были знатные матроны, которые открыто делались куртизанками; другие забавлялись с плебеями, комедиантами и рабами. Женщины делали все, чтобы выставить на показ свою физическую красоту и, как было уже сказано выше, являлись в публику почти без одежды. Самое главное несчастье для таких женщин заключалось в последствиях и они, не задумываясь, прибегали к средствам, производящим выкидыши; пьянствовали, обжирались и принимали рвотное вместе с мужчинами. Если между богачами находился такой, в котором пробуждалось человеческое чувство, желание облегчить суровую долю рабов, такого вольнодумца осуждали все. Торговля людьми совершалась публично: покупались мужчины, женщины и дети, которые, со скованными ногами, должны были культивировать земли своих господ. Выше мы уже говорили, что привратник-раб был прикован на цепи, как собака, около двери. Богачи, тратившие несметные богатства на банкеты и игру, отказывали рабам в необходимой одежде, которая бы их прикрывала во время холода. Некоторые рабы дежурили в продолжении целой ночи без пищи и одежды и, ужас сказать! — избавляли себя от голодной смерти в вомиториях. Наказания рабов были ужасны. В каждом богатом доме, в подземельях, устраивались тюрьмы, куда бросали закованными несчастных. Многих в наказание вешали головою вниз. Изобретали всевозможные средства, чтобы продлить мучительную агонию смерти, сдирали кожу с провинившегося, обмазывали его медом, потом привязывали к корню дерева под муравейник для того, чтоб несчастного съели муравьи, многих распинали на кресте, разрывали на части колесами, сбрасывали с высоты, отравляли, жгли на медленном огне. И всем этим ужасам подвергался раб часто без всякой вины, просто по фантазии господина или по капризу женщины. К счастью человечества, среди всех этих развратников и злодеев были люди, поистине добродетельные и разумные. Конечно, они, как исключения, затеривались в общей массе, зараженной всем дурным; но они были, — это люди науки. К сожалению, к ним примешивалось немалое число шарлатанов, приехавших из Греции и Азии в Рим для наживы богатства. Они большею частью выдавали себя за философов, торговали софизмами, бесчестившими науку и ученых. Эти бродяги и вместе с тем тунеядцы жили на счет куртизанок и богачей; всегда являлись во дворцы, льстили хозяевам и шпионили единственно ради того, чтобы получить прибор за столом; другие, отпустив длинную бороду, проповедовали свои софизмы публично. Некоторые торжественно проезжали по улицам города на колесницах, окруженные толпою рабов, точно триумфаторы. Народ, не зная в чем дело, бежал за колесницами, аплодировал и выходило, что шарлатаны, действительно, удостаивались триумфа; многие лечили от лихорадки, глухоты и других болезней, торговали порошками против блох, комаров и мух. В школах декламации, так называемые, маэстро преподавали слушателям, как, в каких случаях хмурить лоб, рассматривать руки, складывать пальцы, распоряжаться дыханием и всеми этими способами проявлять свой ум. Это была целая наука: профессор объяснял, когда надо было выставлять правую или левую поту и какие при этом делать жесты; главное же, вызывать у слушателей аплодисменты сбрасыванием тоги, выражая тем страстное увлечение. Господа профессора не оставляли без внимания и одежду. Они объясняли, как должен быть одет тот, кто хочет показаться красноречивым: туника спереди должна доходить до колен, а сзади до пяток; при известной фразе оратор должен перебрасывать полу туники от правой руки к левой, при этом на указательном пальце непременно должен быть перстень; голос необходимо сообразовать со словами и чувствами. Эти профессора преподавали, что при публичном ораторстве надо всегда восхвалять действия императора, одобрять его смертные приговоры, хотя бы эти казни совершались только ради прихоти тирана. Затем в римском обществе было в большой моде чтение стихов. Первый ввел это в моду Азиний Поллион, который приглашал друзей к себе и читал им свои рукописи. Далее, император Август стал приглашать Поллиона к себе во дворец, после чего этот обычай привял характер эпидемический; стихи читали на площадях, на улицах, в портиках, в частных домах, словом, повсюду. Чтецам горячо аплодировали и приглашали их на богатые ужины. Предметом чтения были: трагедии, комедии, поэмы, лирические стихи, оды. В большой моде были также сатирические поэмы. Часто богатые вельможи, окруженные подобострастными прихлебателями, читали свои произведения и были очень довольны, когда им аплодировали. Сам Плиний очень любил читать публично. Но эти чтения скоро надоедали ветреным римлянам, и Плиний рассказывает много курьезных сцен по поводу публичных чтений. Надо знать, что в ту эпоху римское общество обуревала страсть стихописания. Стихи сочиняли все: богатые и бедные, молодые и старые, ученые и невежды, патриции и прихлебатели. Детское образование было вверено греческим педагогам. По этому поводу Люциан дает чрезвычайно интересные сведения. «Если подобный педагог, — говорит Люциан, — являлся на обед, его сажали в конце стола и блюда с кушаньями только проносили мимо него; обедающие бросали педагогу, точно собаке, объедки и кости. «Тебе не дадут, — говорили ему, — всего того, что подается гостям, разве какую нибудь курицу или старого голубя, которых нельзя разжевать». Когда другие пили прекрасное старое вино, педагогу подавали такое, которое нельзя было в рот взять. Педагогу дозволялось говорить только в таком случае, когда собеседники молчали. Сатиры Ювенала приносят большую пользу истории, — они дают полное понятие о нравах и привычках древних римлян. В этих сатирах мы читаем описание всей жизни древних римлян, от патриция до раба и от философа до падшей женщины, которая, забыв свой стыд, полуголой является на игры цирка. Кроме того, в сатире фигурируют и те, которые для того, чтоб обогатиться, отравили своих родных, сделались шпионами, фальсификаторами и продавали себя старухам; фигурируют и мужья, торговавшие своими женами, и вся безумная роскошь, публичный разврат, страсть к игре, — словом сказать, всевозможные преступления. Всех забавнее описание так называемых клиентов, по нашему прихлебателей, и обезьянство всему греческому: грамматике, риторике, геометрии, рисованию, медицине, предсказаниям, магии и другим наукам и профессиям. Клиенты всегда спешили к богатым вельможам, где по преимуществу исполняли роль шутов и шпионов. Евреи по большей части занимались нищенством, а в продолжение целого дня, ничего не делая, лежали в храмах и боскетах. Роман Апулея, озаглавленный «La Metamorfosi» или «l’Asino d'oro», есть длинная и кровавая история против женского пола. Роман странный, без связи, написанный тяжелым языком. Чего в нем нет? И мистицизм, и магия, и женский разврат. Автор не допускает в женщинах ничего, кроме дурного. По его мнению, все они — ведьмы, чудовищно-развратны и страшные злодейки. Затем Апулей рассказывает похождения человека, превратившегося в осла. Переходя от хозяина к хозяину, он имел возможность наблюдать все преступные действия людей. Марциал в своих эпиграммах также рисует обычаи римлян. Портреты магов, стремящихся сделать карьеру, весьма недурны; рядом с ними идут прихлебатели, употребляющие всевозможные средства, дабы получить прибор за столом, игроки, шпионы, куртизанки, публичные болтуны, шпионы, легальные развратницы, которые выходить замуж за каждого любовника и т. д.
Но, чтобы вполне верно нарисовать картину древнего Рима, следует упомянуть о разбоях и воровстве, совершавшихся среди белого дня на улицах города, не говоря уже о ночном времени. Ночью в грабежах и разбоях принимали участие некоторые юноши из знатных фамилий Рима; солдаты почти все занимались этим вольным ремеслом. Так называемые ведьмы, для своего гнусного ремесла, ночью бродили по кладбищам и вырывали из могил трупы; женщины открыто совещались с наемными убийцами и отравителями о средствах уничтожить мужей. Вот картина древнего Рима перед пришествием Христа Спасителя, которую рисует нам история.